Необычные пристрастия, интересы и влечения

Ранимость, тревожность аутичных детей часто сочетаются с неудержимым стремлением к особым стереотипным действиям, с непонятными пристрастиями, странными влечениями. Эта про­блема всегда беспокоит родителей, ведь именно этим ребенок особенно отличается от окружающих, вызывает у них недоуме­ние, раздражение, неприятие.

Диапазон подобных пристрастий очень широк. Часть из них имеет форму особых интересов, постоянных увлечений ребенка, которые не вызывают отрицательной оценки посторонних, но могут утомлять и раздражать близких (бесконечные монологи на одну и ту же тему, одни и те же навязчивые вопросы, на кото­рые ребенок как бы не слышит ответа; требования месяцами од­ной и той же книжки, пластинки, мультфильма, календаря и при этом категорический отказ от попыток родителей как-то «расши­рить репертуар»).

В других случаях это повторение одних и тех же действий, часто кажущихся бессмысленными, непонятными: открывание и закрывание дверей, потряхивание палочками, перебирание вере­вочек, шуршание целлофановыми пакетами, листание книжных страниц, разрывание бумаги и т.д. Ребенок бывает полностью по­глощен этими действиями: когда он их совершает, у него сосре­доточенное, даже одухотворенное выражение лица. Он явно стре­мится к получению совершенно определенного сенсорного эф­фекта, мастерски подбирая для этого предметы нужного свойства (определенной жесткости и длины палочки для потряхивания, только одной толщины и фактуры бумага для разрывания и т.д.). Может наблюдаться стремление к воспроизведению и более слож­ных аффективных действий, таких, как стереотипное коверкание слов, выкладывание геометрических орнаментов, совершение бес­конечных счетных операций.

Для некоторых детей характерно пристрастие к какому-то одному предмету, с которым они не могут расстаться ни при каких обстоятельствах. Часто такие привязанности возникают уже в раннем возрасте. Это может быть одна пустышка, бутылочка, игрушка (что выглядит вполне адекватным), а может быть и элек­трическая лампочка или определенная коробочка из-под йогур­та, которая становится сильно потрепанной, но оставить ее ре­бенок не может: он с ней спит, гуляет, садится на горшок. И это не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Так, с мальчиком, для которого была характерна эта странная привя­занность, невозможно было выйти из дома в холодную погоду, потому что он должен был держать эту коробочку в голой руке; его невозможно было искупать, потому что нельзя намочить ко­робочку, невозможно было вложить ему в руку ложку или каран­даш, потому что она всегда была занята.

Наибольшие переживания близких ребенка связаны с его вле­чениями к неприятному, страшному, грязному (интерес к помой­кам, подвалам, похоронам, пожарам и т.п.), особенно пугают родителей агрессивные и сексуальные влечения (навязчивое же­лание дергать за волосы, раздирать пальцы на руке, онанирова­ние, проявление сексуального влечения к матери).

Чаще всего с подобными пристрастиями дома ведется борь­ба. Ребенка пытаются отвлечь от совершаемых действий, нало­жить на них запрет, наказать. Понятно, что близких ребенка му­чает не только асоциальность его поведения, но и то, что, страс­тно привязываясь к чему-то одному, он не допускает ничего дру­гого и тем самым закрывает путь своему дальнейшему развитию. Поэтому после длительного периода неудачных попыток переклю­чить внимание ребенка родители часто решаются на крайние меры, например убрать объект особого интереса — проигрыватель (надеясь подсунуть взамен пластинок какую-либо книгу), отобрать любимую веревочку, строго прикрикнуть и т. д. Иногда это дает непродолжительный положительный эффект, но обычно вскоре появляется новое пристрастие, которое может оказаться еще ме­нее приемлемым для окружающих. В случае более грубых влече­ний попытка прямого пресечения приводит к их неизбежному усилению.

Следует понять, что эти особые действия, пристрастия, вле­чения, фантазии играют важную роль в патологическом приспо­соблении аутичных детей к окружающему. По существу, они вы­полняют функцию аугостимуляции: заглушают неприятные впе­чатления, успокаивают, взбадривают, регулируют активность ребенка. Просто лишить ребенка впечатлений, которых он всячес­ки ищет, либо пытаться их подменить другими, не сопоставимы­ми с ними по силе, к сожалению, невозможно.

Конечно, мы должны дифференцированно относиться к при­страстиям ребенка. С наиболее грубыми из них, которые могут расцениваться как патологические влечения (например, онаниро­вание, напряженное трясение чем-то, разрывание), немедленно справиться невозможно. Временно приходится их игнорировать, потому что любая отрицательная реакция взрослого (наказание, запрет, окрик) еще более их фиксирует. Отвлечь, переключить ребенка на другое впечатление тоже далеко не всегда удается. При длительной коррекционной работе влечения могут становиться менее напряженными и даже совсем исчезать, если день ребен­ка хорошо организован и наполнен достаточно насыщенными развернутыми эмоциональными впечатлениями.

Крайне осторожно следует обращаться с настойчивым стрем­лением ребенка спровоцировать своими действиями отрицатель­ную эмоциональную реакцию взрослого (негодование, крик): рас­сыпать крупу, разлить воду, замазать обои, написать в чужую кровать, произнести неприличное слово и т. п. Если ребенок до­стигает желаемого эффекта, он получает нужное острое ощуще­ние, и эти действия прочно закрепляются. Таким образом, роди­тели не устраняют их, а, напротив, постоянно подкрепляют своей реакцией и тем самым усиливают. В такой ситуации единствен­но правильным для взрослого является сдерживание своей непос­редственной аффективной реакции на «провокационное» пове­дение ребенка. Но это не значит, что мы делаем вид, что ничего не произошло, акцент делается на устранение неприятных послед­ствий, в которые активно вовлекается и сам ребенок (надо убрать, вытереть и т. п.).

Особенно много страданий близким ребенка доставляют уже упоминавшиеся проявления сексуальных влечений, часто направ­ленных на мать. Более всего они проявляются в напряженной для ребенка ситуации, при повышенном внимании к нему окружаю­щих, при обсуждении при нем проблем его асоциального пове­дения, а также при возросшей тревоге и беспокойстве матери. Пытаясь восстановить вместе с родителями историю возникно­вения извращенных стремлений ребенка, мы нередко обнаружи­ваем, что в их основе лежит страх. В ряде случаев можно наблю­дать, что именно после попыток мамы осуществить насильственную организацию его поведения (шлепка, резкого окрика, угро­зы) ребенок может броситься к ней, рвать на ней волосы, одеж­ду, требовать обнажиться. В подобных ситуациях недостаточно простого игнорирования неправильного поведения: оно хотя и не подкрепляет последнее, но и не снижает напряжения ребенка, не дает ему возможности справиться с дискомфортом. Необходимо проанализировать, какие ситуации взаимодействия близких с ребенком наиболее напряженны и почему. Возможно, требования, предъявляемые к нему родителями, не соответствуют его реаль­ным возможностям.

Менее грубые пристрастия ребенка мы пытаемся использо­вать. Часто они представляют собой тот единственный канал, через который можно установить контакт с ребенком, а затем и продолжительное время удерживать его в общем со взрослым занятии или в разговоре. Мы не можем упускать ни малейшей возможности связать его внутренние ощущения с внешним ми­ром и стараемся постепенно преобразовывать примитивную аутостимуляционную активность в осмысленную игру, в исследова­ние окружающего. Конечно, из того набора особых пристрастий, которые демонстрирует ребенок, мы должны выбирать наименее его захватывающие. Невозможно пытаться что-то добавить, вне­сти какой-то дополнительный смысл во влечения, связанные с особыми, слишком сильными для ребенка телесными ощущени­ями; также невозможно «подключиться» к самым значимым для него впечатлениям, которые он активно ищет, а получив, мгно­венно пресыщается и реагирует агрессией. Например, так проис­ходит, когда ребенок навязчиво просит что-то определенное на­рисовать, вырезать — и сразу же выбрасывает, разрывает желан­ную вещь, или когда он без конца умоляет взрослого свистнуть, а услышав свист, моментально бьет его или себя по губам.

Степень погруженности в свои ощущения, захваченности объектом, переживанием какой-либо ситуации индивидуальна для каждого ребенка. Более того, одни и те же манипуляции, фанта­зии могут в большей или меньшей степени поглощать его в за­висимости от состояния и от комфортности той ситуации, в ко­торой мы пытаемся устанавливать с ним взаимодействие. Одна­ко всегда можно найти возможность «подключиться» и попытать­ся с помощью эмоционального комментирования придать новый смысл тому, на что он в данную минуту смотрит, или тому, что он сейчас делает, о чем говорит. Этот новый смысл должен быть все же отчасти знаком ребенку, чем-то ему близок. Например, влечение к размазыванию красок может быть превращено в вос­поминание о летней поездке на море или о коврике, который лежит около его кроватки, или о грядках, которые он помогал поливать бабушке на даче.

Агрессия

Агрессивные тенденции, так же как и страхи, не должны рас­цениваться как однозначно отрицательные. Они могут отражать разлаженность поведения ребенка, его расторможенность, прояв­ляться в форме влечений, выполнять функцию зашиты от непе­реносимых воздействий, исходящих от окружения, но могут сви­детельствовать и о положительном росте активности ребенка, представляя собой спонтанные попытки преодоления страха, вы­хода на контакт. В каждом из этих случаев требуется свой коррекционный подход.

У детей первой группы единственно возможная форма про­явления агрессии — самоагрессия. Чаще всего она выражается в импульсивном кусании собственной руки (у многих детей на за­пястье образуется характерная мозоль). Причиной самоагрессии в данном случае являются слишком настойчивые попытки взрос­лого наладить взаимодействие с таким ребенком, втянуть его в какую-либо целенаправленную деятельность без учета его повы­шенной пресыщаемости. При возникновении самоагрессии нужно прежде всего уменьшить интенсивность попыток произвольной организации ребенка.

Вместе с тем необходимо постараться объяснить ребенку си­туацию взаимодействия с ним как неопасную, подчеркнуть свою заинтересованность в контакте. Иногда аутичный ребенок первой группы может попытаться снять напряженность ситуации, при­бегая к наиболее примитивным способам аутостимуляции (рас­качиванию, постукиванию, интонированию), которые, однако, недостаточно развиты у таких детей. Способы эти, безусловно, патологичны, но являются показателем положительной динами­ки состояния ребенка, так как говорят о его активизации и об усложнении способов адаптации к окружающему миру. В такой экстремальной ситуации следует пытаться обучать ребенка и бо­лее сложным формам протеста: стукнуть по столу, крикнуть, от­толкнуть руку взрослого, бросить игрушку.

В поведении детей второй группы преобладают активное от­вержение и заглушение окружающего, в рамках которых и рас­цветают проявления физической аутостимуляции и агрессивных разрядов, направленных на объекты окружения, на других людей и на самих себя. Рассмотрим эти варианты.

Самоагрессия

Проявления самоагрессии встречаются у ребенка второй группы достаточно часто. Они возникают при ломке привычного жизнен­ного стереотипа — единственно возможного для него условия существования: например, при изменении привычной обстановки в комнате, смене педагога, запрещении обычно дозволенного действия и т. д. Внешне самоагрессия обретает форму характер­ных для ребенка разрядов аутостимуляции, доведенных до силь­ных болезненных ощущений. Например, увеличивая амплитуду раскачиваний, он с силой ударяется головой об стену. Самоагрес­сия здесь вырастает из защитной (заглушающей внешние отри­цательные воздействия) аутостимуляции в тех случаях, когда дис­комфорт настолько силен для ребенка, что обычная доза аутостимуляционных приемов не может его нейтрализовать.

В такой ситуации бессмысленно обращаться к ребенку с уго­ворами, запретами, пытаться отвлечь его — все это лишь усили­вает его напряжение и ужесточает самоагрессию. Вместе с тем ее надо срочно купировать, так как часто она опасна для ребенка. Если это возможно, следует быстро восстановить измененный стереотип, т. е. исправить катастрофическую для ребенка ситуа­цию. Однако в большинстве случаев изменение, доставляющее столько страданий аутичному ребенку второй группы, бывает вынужденным, и устранить его сложно (заболел педагог, к кото­рому привык ребенок, сломалась любимая игрушка и т.д.). Кро­ме того, взрослый не всегда может догадаться, что именно из из­менившихся деталей особенно расстроило ребенка.

Как показывает опыт коррекционной работы, наиболее дей­ственным оказывается следующий способ оказания «скорой по­мощи»: взрослый начинает сопереживать ребенку, «голося» вме­сте с ним в унисон его отрицательным переживаниям, обозначая подходящими словами его состояние («ой-ой-ой, какая беда»). В такой ситуации перенасыщения отрицательным аффектом ребе­нок почти всегда на время успокаивается, и, что особенно ценно, может принять формулировку взрослого и использовать ее в другой ситуации острого дискомфорта.

Ребенку, с которым уже налажен тактильный контакт, в та­кой ситуации можно помочь, просто крепко его обняв, удержи­вая и объясняя: «Ни за что не позволю, чтобы такому хорошему мальчику было больно». В этом случае происходит более нормаль­ное успокоение ребенка.