B) Определенное отношение причинности
1. Тождество причины с собой в ее действии есть снятие ее мощи и отрицательности, и потому есть безразличное к различиям формы единство, содержание. — Последнее поэтому лишь в себе соотнесено с формой, в данном случае — с причинностью. Они тем самым положены как разные, и форма есть по отношению к содержанию лишь непосредственно действительная форма, некоторая случайная причинность. Далее, содержание, взятое, таким образом, как определенное, есть некоторое разное содержание в себе самом; и причина определена по своему содержанию, а тем самым и действие также определено таким образом. — Так как здесь рефлектированность есть также и непосредственная действительность, то содержание есть постольку действительная, но конечная субстанция. Таково теперь отношение причинности в его реальности и конечности. Как формальное, оно есть бесконечное отношение абсолютной мощи, содержанием которой служит чистое проявление или необходимость. Напротив, как конечная причинность, оно имеет некоторое данное содержание и исчерпывается внешним различием, имеющимся на этом тождественном, которое в своих определениях есть одна и та же субстанция. В силу такого тождества содержания, эта причинность представляет собой аналитическое предложение. Одна и та же вещь оказывается в одном случае причиной, а в другом действием, там — самостоятельным устойчивым наличием, здесь — положенностью или определением в некотором другом. Так как эти определения формы суть внешняя рефлексия, то, когда определяют некоторое явление как действие и восходят от него к его причине для того, чтобы постигнуть и объяснить его, это представляет собою по существу дела тавтологическое рассмотрение субъективным рассудком; одно и то же содержание лишь повторяется дважды; в причине не имеется ничего, чего нет в действии. — Например, дождь есть причина мокроты, которая есть его действие; «дождь производит мокроту», это есть аналитическое предложение; та же самая вода, которая составляет дождь, и есть мокрота; но как дождь, эта вода существует в форме особой вещи, а как мокрота или влажность, она есть как бы прилагательное, нечто положенное, которое, как предполагается, уже не имеет своего устойчивого наличия в себе самом; и как одно, так и другое определение одинаково внешни воде. — Подобным же образом причина этого цвета есть нечто окрашивающее, пигмент, который есть одна и та же действительность, выступающая в одном случае во внешней ей форме чего-то действующего, т. е. как связанная внешними образом с отличным от нее действующим, а во втором случае — в столь же внешнем для нее определении некоторого действия. — Причиной какого-либо деяния служит внутреннее умонастроение некоторого действующего субъекта, которое, как внешнее наличное бытие, сообщаемое ему (этому умонастроению) поступком, представляет собою то же самое содержание и ту же самую ценность. Если движение какого-либо тела рассматривается, как действие, то причиной его служит некоторая толкающая сила; но и до и после толчка имеется одно и то же количество движения, одно и то же существование, содержавшееся в толкающем теле и сообщенное им толкаемому; и сколько оно сообщает, столько же оно само и теряет.
Причина, например живописец или толкающее тело, имеет, правда, еще и другое содержание; живописец имеет еще и другое содержание помимо красок и их формы, соединяющей краски и образующей из них картину, а толкающее тело имеет еще другое содержание помимо движения определенной силы и определенного направления. Но это дальнейшее содержание есть случайный придаток, не касающийся причины; какие бы другие качества живописец ни содержал в себе, если мы берем его абстрагируясь от того обстоятельства, что он есть живописец данной картины, — это не входит в состав нашей картины; лишь те из его свойств, которые сказываются в действии, присущи ему как причине; по прочим же своим свойствам он не есть причина. Точно так же, есть ли толкающее тело камень или дерево, зеленое ли оно, желтое и т. п., это не соучаствует в его толчке, и постольку это тело не есть причина.
По поводу этой тавтологичности отношения причинности следует заметить, что оно может показаться не содержащим в себе тавтологии в тех случаях, когда указываются не ближайшие, а отдаленные причины какого-либо действия. Изменение формы, претерпеваемое лежащей в основании вещью в этом переходе через многие промежуточные члены, прикрывает собою то тождество, которое при этом удерживается самой вещью. Вместе с тем в этом умножении причин, вдвигающихся между нею и окончательным действием, она связывается с другими вещами и обстоятельствами, так что не то первое, которое признается в этом случае причиной, а лишь все эти многие причины вместе взятые заключают в себе полное действие. — Так например, если человек попал в обстоятельства, при которых развился его талант, вследствие того, что он потерял своего отца, убитого пулей в сражении, то можно указывать на этот выстрел (или, если итти еще далее назад, на войну или некоторую причину войны и т. д. до бесконечности), как на причину мастерства этого человека. Но ясно, что, например, не этот выстрел есть сам по себе причина, а причиной служит лишь соединение его с другими действующими определениями. Или, правильнее сказать, он вообще есть не причина, а лишь отдельный момент в обстоятельствах, сделавших возможным результат. Затем следует главным образом обратить еще внимание на недопустимое применение отношения причинности к обстоятельствам физико-органической и духовной жизни. Здесь то, что называется причиной, оказывается, конечно, имеющим другое содержание, чем действие, но это происходит оттого, что то, что действует на живое, самостоятельно определяется, изменяется и преобразуется последним, ибо живое не дает причине дойти до ее действия, т. е. упраздняет ее как причину. Так например, недопустимо говорить, что пища есть причина крови, или что такие-то кушанья или холод, сырость суть причины лихорадки и т. п.; так же недопустимо указывать на климат Ионии как на причину творений Гомера, или на честолюбие Цезаря как на причину падения республиканского строя в Риме. Вообще в истории действуют и определяют друг друга духовные массы и индивидуумы; природе же духа еще в более высоком смысле, чем характеру живого вообще, скорее свойственно не принимать в себя другого первоначального или, иначе говоря, не допускать продолжения в нем (в духе) какой-либо причины, а, наоборот, прерывать и преобразовывать ее. — Но такого рода отношения принадлежат области идеи и имеют быть рассмотрены лишь тогда, когда дойдем до нее. — Здесь же можно заметить еще то, что, поскольку допускается отношение причины и действия хотя бы и не в собственном смысле, действие не может быть больше, чем причина; ибо действие есть не что иное, как проявление причины. В истории стало обычным острое словцо, что из малых причин происходят большие действия, и поэтому для объяснения широко и глубоко захватывающего события приводят какой-нибудь анекдот как первую причину. Такая так называемая причина должна рассматриваться лишь как повод, лишь как внешнее возбуждение, в котором внутренний дух события и не нуждался бы или вместо которого он мог бы воспользоваться бесчисленным множеством других поводов, чтобы начать с них в явлении, пробить себе путь и проявиться. Скорее наоборот, лишь самим этим внутренним духом события такого рода нечто, само по себе мелкое и случайное, было определено к тому, чтобы стать вызвавшим его поводом. Эта арабескная манера излагать историю, согласно которой из ничтожного зыбкого стебля вырастает какой-либо большой образ (Gestalt), представляет собою поэтому хотя и остроумную, но в высшей степени поверхностную трактовку истории. В этом возникновении великого из малого имеет, правда, вообще место операция оборачивания, которую дух проделывает над внешним; но именно потому это внешнее не есть причина внутри его (духа), или, иначе сказать, самое это оборачивание снимает отношение причинности.
2. Но эта определенность отношения причинности, состоящая в том, что содержание и форма разны и безразличны, простирается далее. Определение формы есть также и определение содержания; причина и действие, обе стороны отношения, суть поэтому так же и другое содержание. Или, иначе говоря, содержание, ввиду того, что оно дано лишь как содержание некоторой формы, имеет в себе самом различие этой формы и существенно разно. Но так как эта его форма есть отношение причинности, которое есть некоторое тождественное в причине и действии содержание, то разное содержание связано внешним образом, с одной стороны, с причиной, а с другой — с действием; оно, стало быть, не входит само в процесс действия (in das Wirken) и в отношение. Таким образом, это внешнее содержание лишено отношения; оно есть некоторое непосредственное существование; или, иначе говоря, так как оно как содержание есть в-себе-сущее тождество причины и действия, то оно равным образом есть непосредственное, сущее тождество. Это есть поэтому некоторая вещь, имеющая многообразные определения своего наличного бытия и между прочим также и то определение, что она в каком-нибудь отношении есть причина или также и действие. Определения формы — причина и действие — имеют в этой вещи свой субстрат, т. е. свое существенное устойчивое наличие, и притом каждое из них свое особое, ибо их тождество есть их устойчивое наличие; но вместе с тем она [вышеуказанная вещь] есть их непосредственное устойчивое наличие, а не их устойчивое наличие как единство формы или как отношение. Но эта вещь есть не только субстрат, а также и субстанция, ибо она есть тождественное устойчивое наличие лишь как устойчивое наличие отношения. Далее, она есть конечная субстанция, ибо она определена как непосредственная по отношению к ее причинности. Но она вместе с тем обладает причинностью, так как она равным образом есть тождественное лишь как тождественное этого отношения. — Как причина, этот субстрат есть отрицательное соотношение с собой. Но он сам, с которым он соотносится, есть, во-первых, некоторая положенность, так как он определен как непосредственно -действительное; эта положенность, как содержание, есть какое-либо определение вообще. — Во-вторых, причинность ему внешня; она, стало быть, сама образует его положенность. Поскольку же он есть причинная субстанция, его причинность состоит в том, что он соотносится отрицательно с собой и, следовательно, со своей положенностью и с внешней причинностью. Процесс действия этой субстанции начинает поэтому с некоторого внешнего, освобождается от этого внешнего определения, и его возвращение в себя есть сохранение своего непосредственного существования и снятие своей положенной причинности и тем самым своей причинности вообще.
Так например, находящийся в движении камень есть причина; его движение есть некоторое обладаемое им определение, помимо которого, однако, он содержит в себе еще многие другие определения цвета, фигуры и т. д., не входящие в состав его причинности. Так как его непосредственное существование отделено от его соотношения формы, а именно, от причинности, то последняя есть нечто внешнее; его движение и присущая ему в этом движении причинность суть в нем лишь положенность. — Но причинность есть также и его собственная причинность; это сказывается в том, что его субстанциальное устойчивое наличие есть его тождественное соотношение с собой, а последнее теперь определено как положенность; оно есть, следовательно, вместе с тем отрицательное соотношение с собой. — Поэтому присущая камню причинность, направляющаяся на себя как на положенность или как на некоторое внешнее, состоит в том, что она снимает это внешнее и возвращается в себя через его удаление; тем самым она постольку состоит не в том, чтобы быть тождественной с собой в своей положенности, а лишь в том, что она восстанавливает свою абстрактную первоначальность. — Или, например, дождь есть причина мокроты, которая есть та же самая вода, что и он. Эта вода имеет определение быть дождем и причиной вследствие того, что оно положено в ней некоторым другим; другая сила (или что бы там ни было) подняла ее в воздух и собрала в такую массу, тяжесть которой заставляет ее падать вниз. Ее удаление от земли есть определение, чуждое ее первоначальному тождеству с собой, т. е. тяжести; ее причинность состоит в том, что она устраняет это чуждое ей определение и вновь восстанавливает первоначальное тождество, но тем самым также и упраздняет свою причинность. Рассматриваемая теперь вторая определенность причинности касается формы; это отношение есть причинность как внешняя себе самой, как такая первоначальность, которая вместе с тем есть в ней самой также и положенность или действие. Это соединение противоположных определений в сущем субстрате образует собой бесконечный регресс от причин к причинам. — Начинают с действия; оно как таковое имеет некоторую причину, последняя в свою очередь имеет некоторую причину и т. д. Почему причина имеет в свою очередь некоторую причину? То есть почему та самая сторона, которая ранее была определена как причина, теперь определяется как действие, вследствие чего возникает вопрос о некоторой новой причине? — Потому, что причина есть вообще некоторое конечное, определенное; она определена как один момент формы, противостоящий действию; таким образом, она имеет свою определенность или отрицание вне себя; но именно вследствие этого сама она конечна, имеет свою определенность в самой себе и тем самым представляет собою положенность или действие. Это ее тождество также положено, но оно есть некоторое третье, непосредственный субстрат; причинность внешня самой себе потому, что здесь ее первоначальность есть непосредственность. Различие формы есть поэтому первая определенность, определенность, еще не положенная как определенность; оно есть сущее инобытие. Конечная рефлексия, с одной стороны, задерживается на этом непосредственном, отстраняет от него единство формы и признает, что оно в одном отношении есть причина, а в другом — действие; с другой стороны, она перемещает единство формы в бесконечное и продолжающимся без конца все далее и далее движением выражает свое бессилие достигнуть и удержать его. Точно так же обстоит дело с действием; или, правильнее сказать, бесконечный прогресс от действия к действию есть совершенно то же, что и регресс от причины к причине. В последнем причина становилась действием, в свою очередь имеющим некоторую другую причину; и точно так же обратно действие становится причиной, в свою очередь имеющей некоторое другое действие. — Рассмотренная нами определенная причина начинает с какой-либо внешности и в своем действии не возвращается обратно в себя как причина, а скорее теряет в нем причинность. Но и, обратно, действие приходит к такому субстрату, который есть субстанция, первоначально соотносящееся с собой устойчивое наличие; в нем поэтому эта положенность становится положенностью, т. е. эта субстанция, когда в ней полагается действие, ведет себя как причина. Но то первое действие или, иначе сказать, та положенность, которая внешним образом приходит к субстанции, есть нечто другое, чем второе, производимое ею действие; ибо это второе действие определено как ее рефлексия в себя, а то первое — как нечто внешнее в ней. — Но так как здесь каузальность есть внешняя самой себе причинность, то и в своем действии она не возвращается обратно в себя; она становится в этом действии внешней себе; ее действие становится снова положенностью в некотором субстрате как в некоторой другой субстанции, которая, однако, точно так же делает эту положенность положенностью, или, иначе говоря, проявляет себя как причину, снова отталкивает от себя свое действие и т. д. до дурной бесконечности. 3. Теперь мы должны посмотреть, что получилось в результате движения определенного отношения причинности. — Формальная причинность потухает в действии; благодаря этому возникла тождественность обоих этих моментов, но тем самым лишь как единство в себе причины и действия, в котором соотношение формы внешне. — Вследствие этого указанная тождественность также непосредственна по обоим определениям непосредственности, во-первых, как в-себе-бытие, некоторое такое содержание, в котором причинность протекает внешне; во-вторых, как некоторый существующий субстрат, которому присущи причина и действие, как различенные определения формы. Последние суть при этом в себе одно, но в силу этого в-себе-бытия или внешности формы каждое из них внешне самому себе и поэтому в своем единстве с другим определено относительно него также и как другое. Поэтому, хотя причина имеет действие и вместе с тем сама есть действие, а действие не только имеет некоторую причину, но и само есть также и причина, однако действие, которое имеет причину, и действие, которое есть причина, разны, а равным образом разны между собой причина, имеющая действие, и причина, которая есть действие. Но через движение определенного отношения причинности получилось теперь то, что причина не только потухает в действии, а тем самым потухает и действие, — как это было в формальной причинности, — но что причинность в своем потухании, т. е. в действии, вновь возникает и что действие, исчезая в причине, равным образом вновь возникает в ней. Каждое из этих определений упраздняет себя в своем полагании и полагает себя в своем упразднении; здесь имеется не внешний переход причинности от одного субстрата на другой, а это их становление другими есть вместе с тем их собственное полагание. Причинность, следовательно, предполагает сама себя или обусловливает себя. Тождество, бывшее прежде лишь в-себе-сущим тождеством, субстратом, теперь определено поэтому как пред-положение или положено в противоположность действующей причинности, и рефлексия, бывшая прежде лишь внешней для тождественного, теперь находится к нему в отношении.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|