Часть вторая. Шторм и штиль

Джеймс Крюс. Тим Талер, или Проданный смех

--------------------------------------------------------------- OCR: Библиотека Анонимуса--------------------------------------------------------------- Дорогие маленькие и большие читатели! В этой книге говорится про смех и про деньги. Смех объединяет людей всего мира. И в московском метро, и внью-йоркском смеются точно так же, как в парижском. Остроумной шутке также весело улыбнутся в Токио, Каире и Праге, как в Мадриде, Копенгагене иСтокгольме. К настоящим богатствам, таким, как счастье, мир, человечность,деньги никакого отношения не имеют. А вот смех имеет, да еще какое! Когда кто-нибудь вот так, как в этой книге, променяет свой смех наденьги, это очень печально. Ведь это значит, что он променял настоящеебогатство на фальшивое - счастье на роскошь, и пожертвовал свободой,которую дарит нам смех. Смейтесь, дорогие читатели, над теми, кто считает,что все на свете продается за деньги, и их оружие заржавеет и придет внегодность! А теперь запаситесь вниманием и терпением, и вы узнаете, какой трудный,запутанный и горький путь прошел один мальчик - звали его Тим Талер, -прежде чем понял, как дорог смех и даже самая обыкновенная улыбка. Джеймс Крюс. Эту историю рассказал мне один человек лет пятидесяти; я познакомился сним в Лейпциге, в типографии, куда он так же, как и я, заходил узнавать,подвигается ли дело с печатанием его книги. (Речь в этой книге, если неошибаюсь, шла о кукольном театре.) Человек этот поразил меня тем, что,несмотря на свой возраст, смеялся так сердечно и заразительно, словнодесятилетний мальчик. Кто был этот человек, я могу только догадываться. И рассказчик, и времядействия, и многое другое в этой истории так и осталось для меня загадкой.(Впрочем, судя по некоторым приметам, главные ее события развернулисьоколо 1930 года.) Мне хотелось бы упомянуть, что записывал я эту историю в перерывахмежду работой на оборотной стороне бракованных гранок - длинных-предлинныхлистов второсортной бумаги. Потому и книга разделена не на главы, а на"листы", но листы эти, собственно говоря, и есть не что иное, как главы. И еще одно предупреждение. Хотя в этой книге говорится про смех,смеяться читателю придется не так уж часто. Но, пробираясь ее путямисквозь темноту, он будет, сколько бы ни кружил, все ближе и ближеподходить к свету.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОТЕРЯННЫЙ СМЕХ

Что ж, по рукам, король! Но, право, верь, Смех означает: человек не зверь Так человек природой награжден Когда смешно, смеяться может он! Из пролога кукольной комедии "Гусь, гусь - приклеюсь, как возьмусь!"

МАЛЬЧИК ИЗ ПЕРЕУЛКА

В больших городах с широкими улицами и теперь еще встречаются переулкитакие узкие, что можно, высунувшись из окошка, пожать руку соседу изокошка напротив. Иностранные туристы, которые путешествуют по свету сбольшим запасом денег и чувств, случайно очутившись в таком переулочке,всегда восклицают: "Как живописно!" А дамы вздыхают: "Какая идиллия! Какая романтика!" Но эта идиллия и романтика - однавидимость, потому что в таких переулках обычно живут люди, у которыхсовсем мало денег. А тот, у кого в большом богатом городе так мало денег,нередко становится угрюмым и завистливым. И дело тут не только в людях,тут дело в самих переулках. Маленький Тим поселился в таком переулке, когда ему было три года. Еговеселая круглолицая мама тогда уже умерла, а отцу пришлось нанятьсяподсобным рабочим на стройку, потому что в те времена не так-то легко былонайти хоть какую-нибудь работу. И вот отец с сыном переехали из светлойкомнаты с окнами на городской сад в узкий переулок, вымощенный булыжником,где всегда пахло перцем, тмином и анисом: в переулке этом стоялаединственная во всем городе мельница, на которой мололи пряности. Вскоре уТима появилась худощавая мачеха, похожая на мышь, да еще сводный брат,наглый, избалованный и такой бледный, словно лицо ему вымазали мелом. Хотя Тиму только исполнилось три года, он был крепким и вполнесамостоятельным пареньком, мог без всякой посторонней помощи управлятьокеанским пароходом из табуреток и автомашиной из диванных подушек и наредкость заразительно смеялся. Когда его мама была еще жива, она хохоталадо слез, слушая, как Тим, пустившись в далекое путешествие по воде и посуше на своих подушках и табуретках, весело выкрикивает: "Ту-ту-ту! Стоп!Аме-е-рика!" А от мачехи он за то же самое получал шлепки и колотушки. Ипонять этого Тим не мог. Да и сводного брата Эрвина он понимал с трудом. Свою братскую любовьтот проявлял весьма странным способом: то кидался щепками для растопки, томазал Тима сажей, чернилами или сливовым джемом. И уж совсем непонятнобыло, почему доставалось за это не Эрвину, а Тиму. Из-за всех этихнепонятных вещей, приключившихся с ним на новой квартире в переулке, Тимпочти совсем разучился смеяться. Только когда отец бывал дома, звучал ещеиногда его тоненький, заливистый, захлебывающийся смех. Но чаще всего отца Тима не было дома. Стройка, на которую он нанялся,находилась на другом конце города, и почти все свободное время уходило унего на дорогу. Он и женился-то во второй раз главным образом для того,чтобы Тим не сидел целый день дома один. Только по воскресеньям емуудавалось теперь побывать вдвоем со своим сыном. В этот день он брал Тимаза руку и говорил мачехе: - Мы пошли гулять. Но на самом деле он шел вместе с Тимом на ипподром и ставил накакую-нибудь лошадь, совсем немного, мелочишку, то, что удалось скопить занеделю потихоньку от жены. Он мечтал, что в один прекрасный день выиграетцелую кучу денег и опять переберется с семьей из узкого переулка в светлуюквартиру. Но, как и многие другие, он напрасно надеялся на выигрыш. Почтивсякий раз он проигрывал, а если и выигрывал, то выигрыша едва хватало накружку пива, на трамвай да на кулек леденцов для Тима. Тиму скачки не доставляли особого удовольствия. Лошади и наездникимелькали так далеко и так быстро проносились мимо, а впереди всегда стоялотак много людей, что, даже сидя на плечах у отца, он почти ничего неуспевал разглядеть. Но хотя Тиму было мало дела и до лошадей и до наездников, он оченьскоро разобрался в том, что такое скачки. Когда он ехал с отцом домой натрамвае, держа в руках кулек с разноцветными леденцами, это значило, чтоони выиграли. Когда же отец сажал его на плечи и они отправлялись домойпешком, это значило, что они проиграли. Тиму было все равно, выиграли они или проиграли. Ему так же весело былосидеть на плечах у отца, как и ехать в трамвае, даже, по правде сказать,еще веселее. А самое веселое было то, что сегодня воскресенье и они вдвоем, а Эрвинс мачехой далеко-далеко, так далеко, словно их и вовсе нет на свете. Но, к сожалению, кроме воскресенья, в неделе еще целых шесть дней. Ивсе эти дни Тиму жилось так, как тем детям в сказках, у которых злаямачеха. Только немного похуже, потому что сказка - это сказка, начинаетсяона на первой странице и кончается, ну, скажем, на двенадцатой. А такоевот мучение изо дня в день целый год, да еще не один год, а много летподряд, - попробуй-ка его вытерпи! Тим так привык упорствовать, дерзить,стоять на своем, что, не будь на свете воскресений, он наверняка - простоиз одного упрямства - превратился бы в отпетого сорванца и грубияна. Нотак как, к счастью, воскресенья все-таки есть на свете, он осталсяобыкновенным мальчиком. Даже смех его звучал по-прежнему: он словноподымался откуда-то из глубины и заканчивался счастливым, захлебывающимсясмешком. Правда, его смех раздавался теперь все реже и реже. Тим стал замкнутыми гордым, невероятно гордым. Только так он и мог защищаться от нападокмачехи, пилившей его весь день без передышки, хотя иной раз и без всякогозлого умысла. Тим очень радовался, когда пошел в школу. Теперь он с раннего утра досамого обеда был вдали от своего переулка - не за полкилометра, а затридевять земель. Здесь в свой первый учебный год он стал снова частосмеяться, и случалось, учитель, взглянув на него, забывал, за чтособирался сделать ему замечание. Теперь Тим и сам старался помириться смачехой. Стоило ей разок похвалить его за то, что он притащил один тяжелуюсумку картошки, и он чувствовал себя совершенно счастливым, становилсяпокладистым и сговорчивым и готов был помогать ей с утра до вечера. Но,снова получив нагоняй, он опять замыкался, мрачнел и надевал маскугордеца. Тогда к нему было не подступиться. Ссоры с мачехой сказывались на его школьных занятиях. Тим, хоть и былкуда сметливее многих в классе, часто получал отметки хуже других ребят,потому что невнимательно слушал, когда учитель объяснял урок. И еще из-задомашних заданий. Делать дома уроки ему было очень трудно. Только он садился со своейгрифельной доской за кухонный стол, как появлялась мачеха и прогоняла егов детскую - комнату, где он спал вместе с Эрвином. Но детская былацарством его сводного брата, а тот ни на секунду не оставлял Тима в покое:то требовал, чтобы Тим с ним играл, и злился, когда тот отказывался; торасставлял на столе свой конструктор, и Тиму даже некуда было положитьтетрадку. Как-то раз Тим, окончательно выведенный из терпения, укусилЭрвина в руку. Это не прошло ему даром. Увидев кровь на руке своеголюбимца, мачеха принялась вопить, что Тим преступник, коварный злодей,разбойник с большой дороги. Отец не проронил за ужином ни единого слова. Сэтого дня Тим перестал бороться со сводным братом и готовил уроки,пробравшись тайком в спальню родителей. Но Эрвин выследил его и донес, аодна из заповедей мачехи гласила: "В спальне родителей детям делатьнечего!" Теперь Тиму ничего не оставалось, как готовить уроки в обществе Эрвина.Если тот занимал единственный столик, стоявший в комнате, Тим садился накровать и писал, положив тетрадку на тумбочку. Но сидел ли он за столомили примостившись у тумбочки, он все равно, как ни старался, не могсосредоточиться на задаче. Только по средам, когда Эрвин ходил в школу вовторую смену, Тиму удавалось сделать уроки так, как ему хотелось. А емухотелось, чтобы учитель остался им доволен. Да и вообще ему хотелось житьв дружбе и добром согласии со всем миром. Но, как это ни печально, его домашние работы с каждым годом нравилисьучителю все меньше и меньше. "Светлая голова, - говорил учитель, - нолентяй и совершенно не собран". Как он мог догадаться, что Тиму приходитсякаждый день заново отвоевывать себе место для приготовления уроков? Тим нерассказывал ему об этом: он был уверен, что учитель и сам все знает. Такслучилось, что и школа подсказала Тиму все тот же грустный вывод: жизньнепонятна, а все взрослые - конечно, за исключением его отца -несправедливы. Но и этот единственный справедливый человек его покинул. Через четырегода после того, как Тим в первый раз пошел в школу - все эти годы он струдом перебирался из класса в класс, - отец погиб на стройке: на негосвалилась доска, упавшая с огромной высоты. Это было самое непостижимое из всего, что случилось до сих пор в жизниТима. Сначала он просто не хотел этому верить. Только в день похорон, когдакрасная, зареванная мачеха дала ему пощечину за то, что он забыл почиститьее туфли, он вдруг ясно понял, как он теперь одинок. Ведь сегодня было воскресенье. В этот день Тим впервые заплакал. Он плакал об отце, и о себе, и о том,как плохо устроен мир, и сквозь плач он услышал, как мачеха в первый разсказала: "Прости меня, Тим". Час, проведенный на кладбище, был словно дурной сон, который хочешьпоскорее забыть и от которого остается лишь смутное, щемящее чувство. Тимненавидел всех этих людей, стоявших вокруг него и говоривших что-то, ипевших, и читавших молитвы. Его раздражала плаксивая болтовня мачехи, тутже переходившая в причитания, если кто-нибудь приближался к ней, чтобывыразить "глубочайшее соболезнование". Он был один со своим горем и нехотел делить его ни с кем. И как только толпа начала расходиться, он тутже убежал. Без всякой цели бродил Тим по улицам, и когда он очутился возлегородского сада и прошел мимо окон той квартиры, где совсем еще маленькимсмеялся и кричал: "Ту-ту-ту!", его охватило такое отчаяние, что ему чутьне стало дурно. Из окна его прежней комнаты выглянула чужая девочка с нарядной куклойна руках и, заметив, что Тим смотрит в ее сторону, высунула ему язык. Тимбыстро пошел дальше. "Если бы у меня было очень много денег, - думал он, бродя по улицам, -я снял бы большую квартиру, у меня была бы там отдельная комната и каждыйдень я давал бы Эрвину на карманные расходы, сколько он ни попросит. Амать могла бы покупать себе все, что захочет". Но это были только мечты, и Тим это знал. Сам того не замечая, он шагал теперь в сторону ипподрома, туда, гдепроводил раньше с отцом счастливые воскресенья. Когда отец был еще жив.

ГОСПОДИН В КЛЕТЧАТОМ

Тим добрался до ипподрома, когда первый заезд уже близился к концу.Зрители кричали и свистели, выкликая все громче, все чаще одно только имя:"Ветер!" Тим стоял, с трудом переводя дыхание: во-первых, он только что бежал, аво-вторых, ему вдруг показалось, что где-то тут, среди этих кричащих иаплодирующих людей, стоит и его отец. У него неожиданно возникло чувство,что здесь он у себя дома. Это было то место, где он всегда оставалсянаедине с отцом. Без мачехи и без Эрвина. Все воскресенья, проведенные сотцом, стоял он в этой толпе, среди шума и выкриков. На душе у Тима сталовдруг удивительно спокойно, почти весело. И когда ликующая толпа внезапновыкрикнула многоголосым хором: "Ветер!" - Тим даже рассмеялся своимзвонким, заливистым смехом. Он вспомнил, как отец однажды сказал: "Ветереще слишком молод, Тим. Но вот увидишь, придет день, когда о немзаговорят". И сегодня о нем заговорили. Но отец этого уже не слышит. Тим и сам незнал, чему он рассмеялся, но он и не задумывался над этим. Он был еще не втом возрасте, когда люди много размышляют о самих себе и о своихпоступках. Какой-то человек, стоявший неподалеку от Тима, услыхав его смех, резкоповернул голову и принялся внимательно его разглядывать, задумчивопоглаживая рукой свой длинный подбородок. Затем, словно внезапнорешившись, он направился прямо к Тиму, но, приблизившись к нему, быстропрошел мимо, наступив ему при этом на ногу. - Прости, малыш, - сказал он, не останавливаясь, - я нечаянно! - Ничего, - улыбнулся Тим, - все равно у меня ботинки грязные. Говоряэто, он взглянул себе под ноги и вдруг увидел в траве блестящую монетку впять марок. Человек быстрым шагом уходил все дальше и дальше; поблизостиникого больше не было. Тим поспешно наступил на монету, оглянулся посторонам и, сделав вид, что хочет завязать шнурок, украдкой поднял ее исунул в карман. Потом, стараясь идти как можно медленней, он побрел в сторону выхода.Вдруг какой-то длинный, худощавый господин в клетчатом костюме остановилего и спросил: - Ну что, Тим, хочешь поставить на какую-нибудь лошадку? Мальчикрастерянно взглянул на незнакомца. Он и не заметил, что это тот же самыйчеловек, который всего несколько минут тому назад наступил ему на ногу.Рот у незнакомца был словно узенькая полосочка, нос - тонкий, крючковатый,а под носом - черные усики. Из-под клетчатой кепки, низко надвинутой налоб, глядели колючие водянисто-голубые глаза. Когда этот человек неожиданно обратился к Тиму, тот почувствовал, что унего пересохло в горле. - Я... У меня нет денег... - выговорил он наконец, запинаясь. - Нет, есть. Пять марок, - сказал незнакомец. И, словно между прочим,добавил: - Я случайно видел, как ты нашел монету. Если ты собираешьсяставить на какую-нибудь лошадь, бери-ка вот эту квитанцию. Я ее ужезаполнил. Верный выигрыш! Тим слушал его, то краснея, то бледнея, потом понемногу пришел в себя,и лицо его снова приняло свой обычный смуглый оттенок. (Цвет лица онунаследовал от матери.) - Детям ведь, кажется, не разрешается играть на скачках, - проговорилон наконец и снова запнулся. Но незнакомец не отставал. - Этот ипподром, - заявил он, - один из немногих, где не так уж строгопридерживаются этого правила. Не то чтобы это разрешалось официально, ноздесь на это смотрят сквозь пальцы. Так что же ты думаешь о моемпредложении, Тим? - Я вас совсем не знаю, - тихо ответил Тим. Только сейчас он заметил,что господин этот называет его по имени. - Зато я о тебе много чего знаю, - заявил незнакомец. - Ведь явстречался с твоим отцом. Это решило дело. Правда, у Тима как-то плохо укладывалось в голове, чтоотец его водил знакомство с таким странным, хорошо одетым господином; нораз незнакомец знает, как зовут Тима, значит, уж каким-то образом он былзнаком с его отцом. Постояв еще немного в нерешительности, Тим взял заполненную квитанциюи, достав из кармана свою монету, пошел к кассе. В этот моментгромкоговоритель объявил, что начинается второй заезд. Незнакомец крикнул: - Давай скорее, пока не закрыли окошка! Вот увидишь, я принесу тебесчастье! Тим протянул кассирше деньги и квитанцию, взял отрывной талончик иобернулся, ища глазами господина в клетчатом. Но тот уже исчез. Второй заезд кончился, и лошадь, на которую поставил Тим, пришла кфинишу первой, на три корпуса обойдя другую. Тим получил в окошке свой выигрыш: такой кучи ассигнаций он никогда ещене видел. И опять то краснея, то бледнея, только на этот раз от радости игордости, стоял Тим у кассы и с сияющими от счастья глазами показывал всемлюбопытным выигранные деньги. Радость и горе всегда живут рядом. На Тимавдруг снова нахлынули воспоминания об отце, которого сегодня похоронили:никогда он не выигрывал столько денег! Слезы сами потекли по лицу Тима, ион расплакался у всех на глазах. - Э, парень, кому привалило такое счастье, тому уж хныкать не след, -раздался вдруг у него над ухом скрипучий гортанный голос. Тим увидел сквозь слезы человека в помятом костюме и с помятым лицом.Слева от него какой-то рыжий верзила с высоты своего роста внимательноразглядывал Тима. Справа стоял низенький, лысый, элегантно одетыйгосподин; он смотрел на Тима с живым участием. Все трое, казалось, держались вместе; во всяком случае, они в одинголос спросили, не хочет ли Тим выпить вместе с ними лимонаду, чтобыотпраздновать выигрыш. Тим, пораженный такой доброжелательностью не меньше, чем счастьем,неожиданно выпавшим на его долю, кивнул в знак согласия и, всхлипнув ещеразок, сказал: - Я хотел бы посидеть за столиком вон там, в саду. Сколько раз он сиделздесь с отцом и пил лимонад! - Хорошо, малыш, в саду так в саду, - опять сказали в один голос всетрое. И через минуту они уже сидели вместе с Тимом за столиком в тенибольшого каштана. Господин в клетчатом, который принес Тиму счастье, больше не появлялся,и вскоре Тим совсем позабыл о нем, тем более что трое новых приятелей,заказав себе пива, а мальчику - лимонаду, принялись развлекать виновникаторжества всякими фокусами. Рыжий верзила, поставив себе на нос стакан спивом, долго балансировал с ним, не пролив при этом ни капли; человек впомятом костюме и с помятым лицом всякий раз вытаскивал из колоды ту самуюкарту, которую наобум называл Тим, а низенький лысый господин проделывалвсевозможные смешные штуки с деньгами Тима. Он заворачивал их в носовойплаток, свертывал его, потом расправлял, и... платок оказывался пустым. Лысый хихикал и говорил: - А теперь, мальчик, сунь-ка руку в левый карман твоей курточки! Тимлез в карман и, к своему изумлению, находил там все свои деньги. Да, этобыло удивительное воскресенье! Еще три часа назад Тим, бесконечнонесчастный, бродил один по городу, а теперь он то и дело смеялся, да таквесело, как уж давно не смеялся, даже несколько раз подавился от смехалимонадом. Его новые товарищи необычайно нравились ему. Он был горд, чтонашел себе настоящих друзей, да еще с такими редкими профессиями:"помятый" оказался чеканщиком монет, рыжий - кошелечных дел мастером, алысый - специалистом по каким-то кассовым книгам, - Тим не совсем егопонял. Когда Тим попытался было широким жестом оплатить счет, принесенныйкельнером, все трое, улыбаясь, решительно замахали на него руками.Низенький лысый господин сам заплатил за все, в том числе и за лимонад,выпитый Тимом; и когда Тим распрощался со своими новыми друзьями, вкармане его лежал нетронутым весь выигрыш. Тим собирался уже вскочить в трамвай, как вдруг столкнулся носом к носус господином в клетчатом. Без всякого предисловия тот заявил: - Эх, Тим, Тим, ну и глупый же ты мальчик! Теперь у тебя не осталось нигроша! - Ошибаетесь, господин, - рассмеялся Тим. - Вот мой выигрыш! Он вытащилиз кармана пачку денег, показал ее незнакомцу и, немного помолчав,добавил: - Они ваши. - Деньги, которые ты держишь в руке, - презрительно сказал незнакомец,- просто разноцветные бумажки. Они ничего не стоят! - Я получил их в кассе! - крикнул Тим. - Это уж совершенно точно! - В кассе, дружок, ты получил настоящие деньги. А эта троица, с которойты сидел в саду, наверняка обменяла их на фальшивые. Я их хорошо знаю.Жаль, я слишком поздно увидел тебя в их компании. Только я хотел подойти,а их уж и след простыл. Ведь это самые настоящие мошенники! - Ошибаетесь, господин! Один из них - кошелечных дел мастер... - Ну, ясно, ворует кошельки! - Ворует кошельки? - растерянно переспросил Тим. - А что же тогдаделает чеканщик? - Печатает фальшивые деньги. Он фальшивомонетчик. - А третий? Специалист по кассовым книгам?.. - Этот продает здесь поддельные талоны. Короче говоря, мошенничает наскачках! Нет, Тим не хотел этому верить. Тогда господин в клетчатом достал изсвоего бумажника ассигнацию и сравнил ее с ассигнацией Тима. И правда, нина одной из ассигнаций Тима, сколько Тим ни смотрел через них на свет,нельзя было отыскать водяных знаков. Тим удрученно кивнул. И вдруг, швырнув бумажки на землю, принялся вбешенстве топтать их ногами. Какой-то старичок, проходивший мимо,удивленно взглянул сперва на Тима, потом на деньги, потом на господина вклетчатом и вдруг бросился бежать, словно увидел черта. Господин в клетчатом немного помолчал, потом вытащил из кармана монетув пять марок и, протянув ее ошарашенному Тиму, предложил ему прийти сюдаснова в следующее воскресенье. Затем он поспешно удалился. "Интересно, почему он сам не играет на скачках?" - подумал Тим. Но тутже забыл про этот вопрос и, сунув деньги в карман, пошел пешком домой - всвой переулок. Фальшивые деньги так и остались валяться на земле. Мачеха, как ни странно, на этот раз не отлупила Тима, хотя он удрал спохорон и так поздно вернулся домой. Она только оставила его без ужина и,не сказав ни слова, тут же отправила спать. Зато Эрвину было разрешеносегодня лечь попозже и посидеть еще немного с гостями; гости молчапроводили Тима неприязненными взглядами. За этим странным воскресеньем последовала длинная печальная неделя.Тим, как всегда, получал затрещины и колотушки дома и еще чаще, чемвсегда, замечания и предупреждения в школе. И все время он раздумывал надтем, идти ли ему в воскресенье на ипподром или остаться дома. Монету онспрятал - засунул в щель в стене соседнего дома, чтобы ее случайно ненашел Эрвин. И всякий раз, проходя мимо этого дома, он невольно улыбался: мысль, чтоему, может быть, еще раз посчастливится выиграть на скачках, доставлялаему тайную радость.

ВЫИГРЫШ И ПРОИГРЫШ

Когда наступило долгожданное воскресенье, Тим знал уже с самого утра,что после обеда пойдет на скачки. Не успели старинные часы в гостинойпробить три раза, как он потихоньку выскользнул за дверь, выковырял изщели в стене соседнего дома свою монету и со всех ног помчался наипподром. У входа он с разбегу налетел на какого-то человека, и человек этотоказался не кем иным, как господином в клетчатом. - Оп-ля! - воскликнул господин в клетчатом. - Ты, я вижу, еле дождался! - Ой, извините, пожалуйста! - запыхавшись, пробормотал Тим. - Ничего, малыш! А я тебя тут как раз дожидаюсь. Вот получи-каквитанцию. Пять марок не потерял? Тим отрицательно покачал головой и достал из кармана монету. - Молодец! Тогда иди к окошку. Если выиграешь, подожди меня потом здесьу входа. Я хочу с тобой кое о чем побеседовать. - Хорошо! Тим снова поставил на ту лошадь, имя которой написал в квитанциинезнакомец, и, когда скачки кончились, оказалось, что он, как и в прошлоевоскресенье, выиграл целую кучу денег. На этот раз он быстро отошел от кассы, никому не показав своеговыигрыша. Ассигнации он засунул во внутренний карман куртки и, стараясьпридать своему лицу выражение полного равнодушия, поспешно покинулипподром через дырку в заборе. Ему не хотелось встречаться с господином вклетчатом: при виде этого человека ему всякий раз становилось как-то не посебе. И потом, ведь незнакомец сам подарил ему квитанцию и деньги. Значит,Тим ничего ему не должен. Позади ипподрома за забором расстилался луг, и на нем росло нескольковысоких дубов. Тим лег на траву под самым большим дубом и стал думать отом, что ему делать со своим богатством. Хорошо бы оно помогло емуподружиться со всеми - с мачехой, и с братом, и с учителем, и с товарищамипо школе. А отцу он поставит мраморную плиту на могилу, и на ней будетнадпись золотыми буквами: "От твоего сына Тима, который никогда тебя незабудет". Если останутся деньги, Тим купит себе самокат, как у сына булочника, -с гудком и надувными шинами. Он все грезил и грезил наяву, пока наконец не уснул. О господине в клетчатом Тим так больше ни разу и не вспомнил. Если быон увидел его сейчас, то наверняка бы очень удивился: странный незнакомецбеседовал с тремя жуликами, которые в прошлое воскресенье угощали Тималимонадом. Но, к счастью или, вернее, к несчастью, Тим этого не видел. Он спал. Его разбудил резкий голос - голос господина в клетчатом. Он стоялздесь, под дубом, рядом с Тимом. Глядя на Тима в упор, он спросил неслишком приветливо: - Ну что, выспался? Тим кивнул, еще не совсем проснувшись, приподнялся и на всякий случайощупал снаружи внутренний карман своей куртки. Карман показался емустранно пустым. Тим быстро сунул в него руку и вдруг окончательнопроснулся: карман и в самом деле был пуст - деньги исчезли. Господин в клетчатом насмешливо прищурился. - А де-де-деньги у вас? - запинаясь, пробормотал Тим. - Ну нет, соня! Деньги у одного из троих мошенников, с которыми тыкутил в прошлое воскресенье. Он тебя выследил. Видно, такая уж у менясудьба: всегда я прихожу слишком поздно! Только он меня завидел, сразупустился наутек. Так-то мне и удалось тебя обнаружить. - В какую сторону он побежал? Надо позвать полицию! - Не очень-то я уважаю этих голубчиков... - Незнакомец поморщился. - Намой вкус, они слишком плохо воспитаны. А жулик все равно уже за тридевятьземель. Ну, а теперь вставай-ка, братец, да отправляйся домой. В следующеевоскресенье придешь опять! - Я, наверное, больше не приду, - сказал Тим. - Так не бывает, чтобывсе везло да везло. Это мне отец говорил. - Счастье и беда всегда приходят трижды. Слыхал такую пословицу? А тыведь наверняка хотел себе что-нибудь купить, правда? Тим кивнул. - Ну вот. И все это у тебя будет, если ты опять придешь сюда ввоскресенье и заключишь со мной одну сделку. Незнакомец взглянул на часы и вдруг заторопился. - До следующего воскресенья! - поспешно сказал он. И быстро пошелпрочь. Тим медленно побрел в сторону своего переулка; в голове у него былполный сумбур. Мачеха, как всегда, задала ему трепку; сводный брат, как всегда,злорадствовал. И опять потянулась длинная неделя. Но в эту неделю Тим не унывал. Хотя господин в клетчатом и не вызывал унего особого доверия, он твердо решил заключить с ним сделку. Потому чтосделка, думал Тим, это что-то вполне солидное и законное, не то чтосостояние, выигранное на подобранную монетку. Тут каждый что-то дает иполучает что-то взамен. И каждый оказывается в выигрыше. Может, конечно,показаться странным, что мальчик из пятого класса размышлял о подобныхвещах, но в узких переулках, где взрослым волей-неволей приходится считатькаждую копейку, дети рано начинают серьезно относиться к деньгам. Мысль о воскресенье помогла Тиму справиться со всеми неприятностями иогорчениями недели. Иногда ему думалось, что, может быть, это отецпопросил господина в клетчатом последить за сыном и помочь ему, если с нимчто-нибудь случится. Но потом ему приходило в голову, что отец, наверное,выбрал бы для такого поручения кого-нибудь посимпатичнее. Так или иначе, Тим был вполне готов заключить сделку с незнакомцем;мало того, эта сделка его очень радовала. Он снова стал часто смеятьсясвоим прежним детским смехом, и смех его всем нравился. У него вдругпоявилось множество друзей - гораздо больше, чем когда-либо раньше. Странно: чего только он прежде не делал, чтобы добиться дружбы, какихтолько не прилагал усилий! Добровольно брался за любые поручения, помогалвсем и во всем... А теперь каждый сам хотел стать его другом. И право же,он ничего для этого не предпринимал, только смеялся. Теперь ему охотнопрощали все то, за что раньше бранили. Один раз, например, на урокеарифметики Тиму вспомнилось, как он налетел второпях на господина вклетчатом, и он вдруг рассмеялся своим звонким, заливистым,захлебывающимся смехом. И тут же испуганно зажал рот рукой. Но учителю и вголову не пришло рассердиться. Смех прозвучал так весело и забавно, чторасхохотался весь класс, а вместе с ним и учитель. Потом учитель поднялпалец вверх и сказал: "Из всех взрывов я признаю только взрывы смеха, Тим.И то не на уроке!.." С тех пор Тима прозвали "взрывным", и многие ребята не хотели ни с кем,кроме него, играть на переменке. Даже на мачеху и Эрвина действовалзаразительный смех Тима - теперь и они иногда смеялись. В общем, с Тимом творилось что-то непонятное, и виною тому был господинв клетчатом. Но Тим не отдавал себе в этом отчета. Как ни велик был егогорький опыт, вынесенный из жизни в узком переулке, он все равно оставалсяпростодушным и доверчивым мальчиком. Он и не замечал, как нравится всемего смех; он забыл, что со дня смерти отца прятал от всех свой смех, какскряга - сокровища. Он просто думал, что после всех злоключений наипподроме стал намного умнее и научился отлично ладить с людьми. А ведьесли бы он уже тогда знал, как дорог его смех, ему бы не пришлось, бытьможет, вытерпеть столько бед. Однажды, возвращаясь из школы, Тим повстречался на улице с господином вклетчатом. Как раз за минуту до этого Тим следил за шмелем, кружившим надухом спящей кошки; шмель, словно маленький самолет, выбирал место, чтобыприземлиться. Это выглядело так забавно, что Тим громко рассмеялся. Но кактолько он узнал незнакомца с ипподрома, всю его веселость словно рукойсняло. Вежливо поклонившись, он сказал: - Добрый день! Однако незнакомец сделал вид, будто не заметил Тима. Он только буркнул,проходя мимо: - На улице мы не знакомы! И, не оглядываясь, пошел дальше. "Наверно, так надо для заключения сделки", - подумал Тим. И тут жеснова рассмеялся, потому что кошка, проснувшись, испуганно дернула ухом,на котором сидел шмель. Рассерженно жужжа, маленький самолет полетелпрочь, а Тим, насвистывая, свернул в свой переулок.

ПРОДАННЫЙ СМЕХ

В это воскресенье Тим хотел поскорее улизнуть из дому и пораньше прийтина ипподром. Но около половины третьего взгляд мачехи случайно упал накалендарь, висевший на стене, и она вдруг вспомнила, что сегодня годовщинаее свадьбы: как раз в этот день она вышла замуж за отца Тима. Она немноговсплакнула (теперь это случалось с ней частенько), и вдруг оказалось, чтодел по горло: надо отнести цветы на могилу, сбегать в булочную за тортом,намолоть кофе и пригласить соседку, переодеться, а значит, сначалапогладить платье; Тиму было приказано вычистить всю обувь, а Эрвину идтиза цветами. Тиму очень хотелось, чтобы ему поручили отнести цветы на могилу отца.Если бы он поторопился, он поспел бы еще к началу скачек. Но когда мачехабыла чем-нибудь расстроена (а она теперь только и делала, чторасстраивалась), она не терпела никаких возражений: если ей перечили, онарасстраивалась еще больше и с громким плачем валилась в кресло, так что вконце концов все равно приходилось ей уступать. Поэтому Тим и не пыталсяей возражать и покорно отправился в булочную. - Стучись с черного хода! Три раза! Скажи, очень важное дело! Хозяйка булочной встретила Тима хмуро, но это его не обескуражило("Пусть ворчит сколько влезет... Смотри не уходи с пустыми руками!.. Сместа не сходи, пока старая карга тебе не отпустит!.."). Тим передал заказ мачехи в точности ("Шесть кусков орехового торта!..Пусть отрежет от самого свежего!"). К своему огорчению, он услышал от хозяйки булочной ответ, к которомумачеха его совсем не подготовила. Фрау Бебер - так звали булочницу -сказала: - Сперва надо расплатиться за старое, а тогда уж я опять начнузаписывать в долг. Так и передай дома. У кого нет денег, может и безтортов обойтись. Так и скажи! На двадцать шесть марок сдобы накупили!Интересно, кто это у вас там все поедает?! Для директора водокачки и тостолько не заказывают! А уж у них-то в семье любят полакомиться -кому-кому, а мне это хорошо известно! Тим онемел от удивления. Правда, изредка он получал от мачехи кусочеккренделя или коврижки. Но... на двадцать шесть марок сдобы! Да ведь этоцелые горы! Пирогов, пирожных, печенья, плюшек! Неужели мачеха съедает всеэто тайком от него и от Эрвина, когда соседка приходит к ней пить кофе? Онзнал, что приятельницы часто болтают на кухне, когда они с Эрвином уходятв школу. А может, это Эрвин тайно наведывается сюда за пирожками? - Это мой брат покупает у вас в долг пироги? - спросил Тим. - Бывает, что и он, - буркнула фрау Бебер. - Но чаще всего сдобу беретк завтраку твоя мать. Ах да, ведь она тебе, кажется, мачеха... Да ты,никак, ничего об этом не знаешь? - Нет, почему же, - поспешно возразил Тим, - конечно, знаю! Но на самом деле он ничего не знал. Эта новость не возмутила его и дажене рассердила. Ему только стало грустно, что мачеха лакомится потихонькуот него и от брата, а долг все растет. - Так-то, - сказала фрау Бебер, давая понять, что разговор окончен, - атеперь отправляйся-ка домой и передай, что я тебе велела. Понял? Но Тим недвигался с места. - Сегодня, - сказал Тим, - годовщина того дня, как отец женился наматери, то есть на мачехе. А потом... - Тим вдруг вспомнил про сделку,которую он заключит сегодня на ипподроме с господином в клетчатом, ипоспешно добавил: - А потом, фрау Бебер, я отдам вам деньги сегоднявечером. И за ореховый торт тоже. Это уж точно! - Сегодня вечером? Фрау Бебер постояла с минуту в нерешительности, но в голосе Тима былочто-то такое, что ее убедило. Ей почему-то вдруг показалось, что онобязательно вернет ей сегодня вечером весь долг. Или хотя бы часть. Для верности она все-таки спросила: - А где ты возьмешь деньги? Тим состроил мрачную гримасу, словно разбойник на сцене, и ответилбасом: - Украду, фрау Бебер! У директора водокачки! Он так похоже изобразил разбойника, что фрау Бебер рассмеялась,подобрела и отпустила ему шесть кусков орехового торта да еще и седьмой впридачу - просто так, бесплатно. Мачеха стояла в дверях, с нетерпением дожидаясь Тима. Казалось, она всееще (а может быть, уже опять) была чем-то расстроена. И не успел Тимподойти, как она затараторила без передышки: - Лучше бы уж я сама пошла! Ореховый торт принес? А про долг оначто-нибудь говорила? Да что же ты молчишь? Тим скорее откусил бы себе язык, чем передал ей свой разговор с фрауБебер. Кроме того, он спешил на скачки, а для объяснений с мачехойпотребовалось бы немало времени. - Она мне один кусок даром дала... Можно, я пойду играть, ма? (Ему ещени разу не удалось выговорить до конца слово "мама".) Мачеха тут же разрешила ему идти и даже дала на дорогу кусок торта. - Какой тебе интерес слушать наши пересуды! Иди-ка лучше поиграй!Только смотри возвращайся вовремя! Не позже шести! Тим со всех ног помчался на ипподром, жуя на ходу торт. Всего лишь трикапли крема упали по дороге на землю да одна на воскресные синие штаны. Господин в клетчатом стоял у входа. Хотя первый заезд давно начался, онне проявлял ни малейшего нетерпения и был, казалось, совершенно спокоен.Сегодня он выглядел приветливей, чем обычно. Он пригласил Тима выпить сним лимонаду в саду за столиком и съесть кусок орехового торта. "Видно,такое уж сегодня воскресенье, - решил Тим. - Что ни шаг, то кусок торта". Между тем незнакомец с убийственно серьезным лицом отпускал такиезабавные шутки, что Тим то и дело покатывался со смеху. "А все-таки он приятный человек, - подумал Тим. - Теперь я понимаю,почему отец с ним дружил". Незнакомец приветливо смотрел на него ласковыми карими глазами. БудьТим чуть-чуть понаблюдательней, он бы вспомнил, что еще в прошлоевоскресенье у господина в клетчатом были водянисто-голубые глаза,холодные, как у рыбы. Но Тим не отличался особой наблюдательностью. Жизньеще мало чему его научила. Наконец господин в клетчатом заговорил о сделке. - Дорогой Тим, - начал он, - я хочу предложить тебе столько денег,сколько

123Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: