 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 7 глава
|
|
|
|
— Нет. — Сколот ощутил сосущую пустоту в солнечном сплетении.
— Тогда и знать не нужно… В общем, Мамонта обнаружили в Швейцарии, со струной на шее. От гавайской гитары… Китайцы опознали его как члена их делегации. Были сообщения в газетах — дескать, суицид.
— Вранье, не верю! Отец любил жизнь, а его любила Валькирия! И держала над ним обережный круг…
— В самоубийство никто и не верит.
— То есть его убили?
— Больше ничего не знаю… А теперь отпусти меня!
— Езжай, — равнодушно обронил он, дабы не выдать, что творится в душе. — Сказал же: не держу.
Дара нехотя стала надевать маленькие ботинки.
— Что у тебя с ногами? — прямо спросил Сколот.
— Отморозила пальцы. — Дара встала. — И сама чуть не замерзла. Мамонт отогрел и назвал Зазнобой. В шутку. А мне понравилось… Я тебя не оставлю, Сколот. И постараюсь помочь.
— Как тебя звали? Настоящее имя? Может, я слышал…
— Инга, — отозвалась она уже на ходу. — Ты обо мне ничего не мог слышать.
— Благодарю тебя, Инга! — крикнул Сколот ей вслед.
Она пропала за деревьями, и уже снизу донесся ее голос:
— Блаженный!.. Я навещу тебя! Чтоб ты шерстью не оброс…
Он застиг Роксану в самый последний момент, когда она, связав простыни, пыталась спуститься с балкона второго этажа и была уже за парапетом. Успел схватить за волосы, как утопающую, несмотря на верткое, кошачье сопротивление, втащил на балкон и скомкал, словно лист бумаги.
— Ненавижу тебя! — прошипела она, сверкая глазами. — Как ты посмел прикасаться к моим космам?!
Между пальцев Марата остались ее локоны…
Трехмесячная игра в супружескую жизнь произвела в нем невероятные перемены, и вообще вся эта операция по наблюдению за Алхимиком незаметно превратилась в личную драму. Только поселившись с Роксаной в одной квартире, он вдруг понял, что подбирал напарницу по своему вкусу — не гению будущую любовницу и совратительницу, а словно и впрямь себе жену. И с неведомым для холостяка ужасом думал о своей роли рогоносца, о ее неотвратимой неверности и о том, как, согласно легенде, станет обучать ее искусству соблазнения. То есть сделается при Роксане сутенером, толкнет на измену: руководство требовало натуральности, чтобы доказать вину в любом суде. Допустить насилие Корсаков никак не мог даже из самых высших соображений полезности и самовольно приказал «жене» спровоцировать лишь попытку. Но даже и в этом случае ощущал некое омерзение от своих требований, объясняя агентессе, что и как она должна делать, чтобы гений оставил как можно больше специфических следов на их телах и месте преступления.
|
|
|
А она усыпляла его бдительность ежедневными докладами о том, что аскетичный Алхимик якобы не обращает на нее внимания, не откликается ни на какие манки, не понимает явных намеков, и вообще, уж не импотент ли он? Или голубой, которого не возбуждают девушки? Потом воспользовалась отсутствием Марата, заманила Алхимика к себе в квартиру и отдалась ему самым подлым образом, как последняя проститутка. Да еще и при этом попыталась скрыть следы своих плотских развлечений — де-мол, гений всего лишь исполнил таинственный ритуал, расчесал волосы золотым гребнем!
Роксана не подозревала, что в ее спальне установлена видеокамера и все пишется со звуком. После просмотра пленки Корсаков испытал чувства, как если бы она и в самом деле была ему жена. Естественно, подобная порнографическая картина с участием романтической героини и Алхимика в доказательство изнасилования не годилась, разве что раскрывала предательство агентессы.
Марат ощутил полную растерянность и слабость, до тошноты и головокружения, потом готов был ее растерзать, пожалуй впервые утратив профессиональное хладнокровие. В конце концов все эти чувства перелились в желание отомстить им обоим и самым неожиданным образом: невзирая ни на что, завершить операцию. Заставить, вынудить Роксану подтвердить изнасилование, и тем самым взять гения на короткий поводок — следы насилия и обоюдной любовной страсти практически не различимы.
|
|
|
Но после вмешательства уникального психолога, который и должен был внушить, что и как говорить следователю, «жена», по сути, стала невменяемой. Конечно, и это состояние можно было использовать, объяснив его как сильное нервное потрясение, полученное в результате надругательства над женской природой. Однако обезоруживало внезапное исчезновение Алхимика.
Сейчас же попытка Роксаны спуститься с балкона вдруг натолкнула Корсакова на мысль о ее сговоре с объектом — не исключено, что неверная жена знает, где искать гения, они могли заранее условиться о месте встречи в случае чего, а это шанс! Остается организовать контролируемый побег…
— Отпусти! — прошипела Роксана. — Все равно уйду!
Корсаков внес ее в квартиру, бросил на диван и, заперев дверь, достал наручники.
— От меня не уйдешь.
Она заплакала, спрятала руки за спину и вжалась в стену.
— Марат!.. Не надо, Марат!
Кинулась к нему на шею, обняла, прижалась лицом, чем на мгновение ввела в замешательство. И этого хватило — впилась зубами в горло! Корсаков с трудом разжал ей челюсти, оторвал от себя, швырнул на диван и зажал рану ладонью. Боли он не почуял, впрочем как и гнева, — вдруг изумила и напугала кровь, брызнувшая под напором, словно из шприца. Он зажимал место укуса, однако чувствовал, как горячая струя потекла за воротник рубашки, красное пятно стремительно расширялось, намокли брюки, закапало на пол. И хорошо подоспели сыщики: «жена» вновь устремилась на балкон и теперь норовила спрыгнуть с него.
Роксану вернули в комнату, пристегнули наручником к батарее и только потом взялись за рану Корсакова. Вызывать неотложку было нельзя — и так наделали много шума, всполошили беготней и свисающими с балкона простынями весь подъезд. На лестнице уже слышались голоса — жильцы спрашивали, что происходит. У майора в снаряжении оказался спецпакет для остановки кровотечения, шею забинтовали, и пока сыщики зачем-то затирали паркет, Марат начал приходить в себя.
|
|
|
— Ты что делаешь?! — запоздало и как-то несуразно возмутился он. — Ты сошла с ума…
И словно сирену включил — дикая, всклокоченная Роксана завизжала на весь дом, забилась, как лишенный воли звереныш. Батарея соскочила с крепления, начали гнуться трубы, и усмирить ее оказалось нечем!
— Ну, всё, всё, — попробовал урезонить ее Корсаков, испугавшись такого неистовства. — Успокойся. Тебя никто не трогает… Майор, ну что ты встал?! Ищи с ней контакт, без грубостей! Ты же конфликтолог!
Тот сделал к Роксане шаг и боязливо отшатнулся.
— Не подходи! — Она выставила свободную когтистую руку. — Корсаков, будь человеком, дай мне ножницы. Пожалуйста…
— Ножницы?
— Да, ножницы!
— Не давайте ничего острого и колющего! — встрял майор. — От нее неизвестно чего ожидать.
Роксана рванула батарею и пронзительно закричала:
— Люди! Помогите, люди! Дайте мне ножницы!
— Хватит орать! — бессильно и зло просипел Марат. — Заткнем рот!
— Тогда отдай мой венец! Верни немедленно! Ножницы и венец!
Разговаривать с ней, приводить в чувство угрозами становилось бессмысленно, и следовало бы эвакуировать ее отсюда, но у подъезда уже сновали люди, таращились на окна второго этажа, кто-то снимал на телефон. Сфотографируют, выложат в Интернет с описанием происшествия — и скандал вокруг шефа обеспечен…
Пригибаясь, Марат сам втащил простыни, запер дверь балкона, хотя крик явно слышали на улице. Операция проводилась с соблюдением конспирации, дабы не привлекать внимания соседей, милиции и тем паче прессы, — это был приказ Сторчака. На случай непредвиденных обстоятельств в группу включили майора из спецподразделения охраны Осколкова, специалиста-конфликтолога, то есть переговорщика, который так и не успел показать свои таланты и теперь носил на лице отметины полной профессиональной бездарности. На Роксану навалились вчетвером, удалось пристегнуть вторую руку, но всунуть в рот тряпку или завязать его оказалось невозможно. В результате она чуть не отгрызла майору палец, все же свернула батарею, и на паркет потекла горячая вода.
|
|
|
От крика уже звенело в ушах, безумную ретивую пленницу пришлось снять с трубы и перетащить в спальню, где Корсаков находиться не мог в принципе, ибо повсюду стояли кактусы. Вновь приковывать к батарее побоялись, а отпускать, хоть и в наручниках, вовсе было рискованно. И тогда Корсаков бросил ей золотой гребень. Несмотря на скованные руки, Роксана поймала его на лету, оборвав крик, и поцеловала, словно ребенок любимую игрушку, после чего забралась на кровать прямо в туфлях и принялась раздирать свалянные, мокрые волосы.
Марата вдруг передернуло от некоего внутреннего испуга, вновь засвербило в носу, и он закрыл комнату, приказав присматривать одному из сыщиков.
Тем часом во входную дверь зазвонили и застучали.
— Откройте! Милиция!
Во дворе оказалось сразу два автомобиля с мигалками. Под балконом, укрываясь за машиной, автоматчик выцеливал окна, жильцов отогнали за угол и, похоже, дом оцепили.
Корсаков приготовил удостоверение, выставил майора вперед, поскольку тот был единственный в форме, и велел открывать. Конфликтолог замешкался, перевязывая кровоточащий палец, и только откинул задвижку, как полетел назад, получив тяжелым бронещитом удар в лицо и грудь. Падая, он достал головой Марата, и тот едва удержался на ногах.
— Свои! Спецоперация!.. — успел крикнуть он.
Однако никто не слушал, тренированные бойцы с безумными глазами, с ревом и матом ворвались в прихожую и сначала приткнули Марата и сыщиков стволами к стенам, а сбитого, стонущего майора затоптали ботинками. Все произошло стремительно и жестко: через пять секунд разоружили, еще через пять вывернули карманы, заковали в наручники и уложили на пол. Выбитое из руки удостоверение Корсакова куда-то улетело, а сам он оказался под дверью спальни. Кто-то перепрыгнул через него, ворвался к Роксане в комнату и тотчас последовал короткий допрос, из коего стало ясно: Корсакова с помощниками приняли за похитителей, а ее — за жертву похищения или заложницу террористов.
И тут Марату пришло в голову, что лучшего способа эвакуации из растревоженного дома не придумать — пусть их увезут на милицейских машинах. Только бы не начали разбираться, кто есть кто, составлять протоколы и приглашать поняты́х из числа соседей…
Между тем горячая вода из сорванной батареи топила гостиную, вытекала в коридор и должна была бы заставить бойцов поскорее отсюда убраться, но они вызвали сантехника, чтобы перекрыл стояк, и стали рыскать по комнатам — шерстили шкафы и что-то высматривали. Наручники с Роксаны сняли, попробовали вывести ее из квартиры, однако она заупрямилась, а потом и вовсе, словно разглядев непрошеных гостей, вдруг закричала:
|
|
|
— Что вы здесь делаете?! Кто такие?! Пошли отсюда вон! Я здесь хозяйка!
И стала выталкивать бойцов из спальни. Те, отступая, ее успокаивали, и тут Роксана запнулась о Корсакова, перекрывшего вход своим телом, и мгновенно рассвирепела.
— Подлец! — начала пинать его в бок. — Подонок! Как ты посмел прикасаться ко мне?! Я тебе за все отомщу!
Остроносые туфли впивались в ребра, Марат уворачивался, отползал в горячую, па́рящую лужу. После некоторого замешательства бойцы хотели оттащить ее назад, в спальню, но Роксана отбивалась от них, норовя всадить когти.
— Не трогайте, не подходите! — шипела по-кошачьи. — Он пытался меня изнасиловать! Он разлучил меня с любимым!
Потом схватила горшок с кактусом и принялась тыкать колючим шаром в голову Корсакова — он едва успевал отворачивать лицо.
— Да уберите же ее! — крикнул сдавленно. — Она сумасшедшая! Больная!..
Наконец кто-то разглядел ее безумный, горящий взор, на Роксану ловко накинули одеяло и поволокли из квартиры.
— Всех в машину! — раздалась долгожданная команда.
Марата вывели вслед за майором, запихнули в зарешеченный отсек микроавтобуса, спустя минуту туда же загрузили обоих сыщиков. Оттесненные к углу дома, соседи смотрели пугливо и с любопытством, но вряд ли успели что-то разглядеть. Роксана все-таки достала его кактусом, левую щеку жгло, как от горчичника, пробитый было нос вновь заложило, и навернулись слезы. Больше всего, конечно, досталось майору-конфликтологу — исцарапанное, разбитое щитом, окровавленное лицо распухло в безобразную маску, рот не закрывался, а в верхней челюсти зияла дыра от выбитых зубов. И совсем не пострадали хитрые, дипломатичные сыщики, если не считать мокрых, грязных пиджаков. А это ведь по их вине Алхимик словно растворился в пространстве!
Машина мчалась с мигалкой и отвратительной по звуку крякалкой, скорее всего по встречной полосе. Ехать в милицию и там еще терпеть унижения, разборки, а потом глупые, циничные извинения не было никакого желания.
— Кто из вас старший? — сипло спросил Корсаков, перекрывая шумы.
Стриженые мокрые затылки бойцов впереди застыли, словно кактусы в горшках, хоть бы один обернулся. Тогда он постучал плечом в решетку.
— Я спрашиваю: кто старший?
— Заткнись, — был ответ.
— Я подполковник Корсаков, служба безопасности, — представился он. — Мы проводили спецоперацию!
— Мы тоже.
— Наши документы у вас!
— Разберемся!
Он всегда относился к милиционерам с откровенной брезгливостью, легко перерастающей в ненависть, и скорее всего, эти чувства были взаимными. Бойцы спецподразделения — а половина из них явно офицеры, — вероятнее всего, понимали, что перед ними не бандиты и свидетельств тому достаточно, однако представился случай показать, что и милиция кое-что значит в этом мире, и хоть на час-другой ощутить собственное превосходство, потешить вечно униженное самолюбие. Притом не понести никакого наказания!
Марат спорить не стал, поклявшись самому себе, что непременно отомстит этим стриженым, колючим, в наростах, затылкам. Даже несмотря на то что они случайно организовали прикрытие и помогли не выказывать себя перед жильцами подъезда. Благо, что обошлось без прикормленной прессы, которая тенью следует за милицией, словно шакалье за хищником. После пожара в Осколкове журналистов туда не подпускали на выстрел, сотрудники не давали интервью и вообще никак не светились. Если все пройдет гладко, можно использовать ментов еще раз — списать на их вмешательство срыв операции и побег Алхимика. И еще есть возможность оправдаться перед шефом и даже надавить на него. Вместе со стратегией Сторчак взял под свой контроль и тактику — всю оперативную разведработу и кадровую политику, требуя заниматься конкретно только гением и его топливом; это он разыскал и включил в группу лучших сыщиков с Лубянки, которые оказались вялыми, безынициативными и лишь надували щеки. А самое главное — он запретил разрабатывать тему таланта, то есть изучать, исследовать саму природу гениальности Алхимика. Ведь тот откуда-то появился в Москве, где-то получил образование, набрался знаний и опыта, наконец, как-то изготовил это топливо!
Смотрящему, впрочем как и Осколу, требовался скорый и конкретный результат.
Арестованных привезли в районный отдел; излишне строжась, перегнали из машины в обезьянник и напрочь забыли о них часа на два. И это лишь подтверждало выводы Корсакова: сейчас менты строчили бумаги, готовили себе отмазку, по какой причине влезли в операцию спецслужб. Отбрешутся легко — мол, получили сообщение от граждан: неизвестные похитили и пытают женщину, которая и в самом деле была обнаружена по указанному адресу, в наручниках и в невменяемом состоянии…
К концу второго часа отсидки за решеткой явился какой-то лысый капитан, вернул документы, оружие и телефоны.
— Согласовывать надо, — сказал надменно, — когда вторгаетесь на чужую территорию.
Марат запомнил и его плешивую голову, но не стал расточать сладострастие будущей мести.
— Где моя жена? — спросил деловито.
— Якобы ваша жена отправлена на «скорой» в больницу, — блеснул информированностью капитан. — В психиатрическую. Покусала наших сотрудников. Она случайно не бешеная?
— Столбняк обеспечен, — невыразительно отозвался Корсаков. — Гребень остался при ней?
— Какой гребень? — мгновенно возмутился капитан. — Достали уже с этим гребнем! Да я его в глаза не видел! Ее взяли в одном халате, в нем и сдали в психушку!
В этот миг у Корсакова проскользнула мысль, что милицию в дом на Заморенова вызвали вовсе не обеспокоенные шумом граждане — она появилась там сама, наперед зная о негласных спецмероприятиях. Слишком самоуверенно вели себя и бойцы, осуществлявшие захват, и этот капитан — не опросили задержанных, не попытались разобраться, не удосужились даже принести извинения, хотя бы формально. Скорее всего, спецназ антитеррора использовали втемную, не раскрывая подробностей и деталей, иначе гребень отняли бы или попытались отнять.
Но если кто-то позаботился таким образом организовать прикрытие, дабы соседи ничего не заподозрили, то кто он? Это ведь надо было непосредственно отслеживать весь ход операции, координироваться с милицией, чтобы в нужный момент вызвать две машины с бойцами…
Взгляд Корсакова зацепился за побитого майора, единственного чужого в группе, человека, навязанного Сторчаком, возможно с подачи Церковера, поскольку охрана технопарка подчинялась президенту компании. Специалист-конфликтолог появился в Осколкове сразу после пожара, якобы для работы в первую очередь с молодыми дарованиями фабрики — внутренней безопасностью компании занималась также охрана, а будущим гениям в одной среде ужиться оказалось трудно, начинались тихая грызня и стукачество. Кроме того, конфликтолог требовался, чтобы ладить с журналистами, местными властями и прочими любопытствующими субъектами типа депутатов и представителей общественности. В ходе операции этот специалист профессионально никак себя не проявил — напротив, даже мешал, путался под ногами. Уже сидя в обезьяннике, Марат хотел потребовать, чтобы майору вызвали неотложку, и лишний раз покачать права — у подчиненного явно было сотрясение мозга, — однако тот наотрез отказался. Вероятно, чтобы постоянно присутствовать в группе и не потерять контроля…
И совсем кстати вспомнилось, что приглашенная для Роксаны психологиня тоже появилась по рекомендации Церковера!
Корсаков записал телефон и адрес больницы, куда поместили Роксану, отказался от любезного предложения капитана воспользоваться милицейским автомобилем и вывел свою команду из вонючей камеры. Уже на улице, глядя, как сыщики заботливо чистят и охлопывают друг другу подсохшие пиджаки, он вдруг подумал, что на майоре свет клином не сошелся, кто-нибудь из этих двоих вполне мог его заменить. Они тоже относительно чужие, хоть и работают в группе уже семь месяцев, но профессионально так и не раскрылись, всё через пень-колоду. Как они упустили Алхимика?
Сыщики почуяли его тяжелое недовольство.
— У вас кровь проступила сквозь бинт, — угодливо заметил один, но с видом, словно хотел вцепиться в горло. — Рана открылась.
— Надо показаться врачу, — поддержал другой. — Мало ли что, рядом сонная артерия…
— Отправляйте майора в медсанчасть, — приказал Марат. — Потом заберете машины на Заморенова — и всем на базу.
— А вы? — чуть ли не в голос спросили сыщики.
— Врачу покажусь!
Тут же, возле милиции, он поймал такси и поехал сначала домой, переодеться, поскольку рубашка, пиджак и даже брюки заскорузли от крови. Доклад, по каким причинам сорвалась операция, выстраивался сам собой: теперь он реально ощущал вмешательство некой третьей силы, контролирующей все действия оперативной службы технопарка. Или она, эта сила, действовала параллельно и явно управлялась Церковером, то есть президент кукурузной компании вел двойную игру по своим правилам, используя Корсакова как некий внешний и грубый раздражитель.
И когда в приемном покое психбольницы заявили, что Роксана сбежала из запертой на ключ палаты через двадцать минут после того, как ее туда поместили, Корсаков ничуть тому не удивился. Напротив, появилась уверенность, что и Алхимик давно уже в Осколкове, сидит где-нибудь в секретных комнатах офиса, дает показания и там же вся его алхимическая лаборатория.
То ли от напряжения, то ли, наоборот, от минутного расслабления у него вдруг открылась рана на горле и вновь хлынула кровь. Хорошо, случилось это прямо в кабинете главврача психушки — сбежались доктора и сестры, но остановить кровоток из раны никак не удавалось, и все равно пришлось вызывать «скорую». Корсакова отвезли в Склиф, там зашили сосуд, но из-за потери крови и слабости оставили до утра. Утром же в отдельную палату Марата вошел какой-то специалист по укусам, курирующий несчастные случаи, связанные с собаками, осмотрел рану и сказал:
— Типичный поцелуй Карны. Редкостный случай, известен по описанию древнеиранских авторов… Кто вас укусил, милейший?
* * *
Весь двадцатиминутный доклад Сторчак с Церковером выслушали молча, как-то отстраненно, с частыми многозначительными переглядками, и Корсаков был почти уверен: гений и романтическая героиня уже здесь и в полном распоряжении руководства — люди Филина успели «принять» беглецов. Сам начальник разведки присутствовал тут же, но с отсутствующим видом — сидел и гладил корявыми пальцами толстый старый портфель, с которым не расставался, как президент с «ядерным чемоданчиком». Создавалось впечатление, будто руководство знает, как проходила операция, причем из своих, надежных источников, и заранее определилось во мнениях, либо заготовило какое-то конкретное решение, например уволить Марата за профнепригодность. На такой случай, если Алхимик и Роксана все же каким-то образом исчезли и ответственность за провал попытаются взвалить на него, Корсаков припас веские аргументы, однако как опытный игрок не показывал козырей и представлял, как станет прессовать ими самоуверенных начальников. Смотрящий конечно же отмахнется, если предъявить ему его же поспешность — именно он приказал брать Алхимика под уголовную статью, — но Оскола можно бить наповал его кадрами: вмешательство уникального психолога на китайских ножках способствовало сумасшествию спецагента и, скорее всего, побегу гения. Как-то уж очень загадочно они оба растворились на лестнице подъезда, и кстати, оба ушли из-под носа «лучших» сыщиков, навязанных лично Сторчаком.
Иными словами, дело не обошлось без некой чертовщины, именуемой и признаваемой как гипноз или иное, возможно, психотропное воздействие. И тут налицо влияние третьей силы, которую не следует отвергать как не существующую — просто она скрыта от Корсакова, если ею управляет сам Оскол. Если же нет никаких дублирующих, параллельных действий и руководство об этом слышит впервые, то тщательно ее изучать.
У Марата была еще одна карта, можно сказать, примирительная, которую в заключение он и выложил. Суть состояла в следующем: ни личные качества и таланты, ни кадровые сыщики не могли спасти положения. Слишком сложным, темным, неисследованным оказался сам объект оперативного внимания, а надо, чтобы сознание и профессионализм сотрудников соответствовали ему по всем параметрам, как, например, вся энергоструктура должна соответствовать виду топлива. То есть для того, чтобы взять Алхимика и использовать его гений, необходимо иметь мозги Алхимика, иначе будут повторяться аналогичные пожары. И тем самым он ввел руководство в некий транс, по крайней мере заставил выслушать — так показалось, ибо начальственного гнева, впрочем как и скорых оргвыводов, не последовало. Возникла даже небольшая пауза, расценить которую можно было как замешательство самоуверенных людей. И пока она длилась, Филин подергал расшатанный, явно неисправный замок на портфеле, кое-как открыл его и, вынув несколько листков, положил перед Осколом.
— Пожалуй, вы правы, Марат, — интеллигентно заметил тот, глядя в бумажки начальника разведки. — Нам всем необходимо менять отношение к предмету. Мы столкнулись с особым образом мышления, с иной поведенческой реакцией. Придется искать новые подходы. Угроза уголовной ответственности в данном случае не сработала…
Сторчак, по инициативе которого и затеяли операцию с изнасилованием, хотел ему возразить, однако посмотрел в бумажки, поданные Церковером, недоуменно хмыкнул и промолчал. А Корсаков уже не сомневался: гений каким-то образом был захвачен людьми Филина и находится в Осколкове. В крайнем случае остался под наблюдением и контролем — слишком уж они невозмутимые после такого провала.
Если это не так, тогда произошло невероятное: руководство образумилось, наконец-то пересилило собственное самолюбие и жажду быстрого, реального результата, кукурузный девиз «Догоним и перегоним китайцев!», еще недавно довлевший над их умами, потерял актуальность.
— Где гребень? — хмуро спросил Смотрящий. И вынудил оправдываться.
— У спецагента Роксаны.
— Зачем же ты его оставил? Не видел, в каком она состоянии?
— Потому и оставил! — огрызнулся Марат. — Нечем было усмирить. Так складывались обстоятельства…
Здесь уж точно он должен был получить выговор, но Оскол сгладил и такую ситуацию:
— Этой вещицы у нее не оказалось. Вам предстоит выяснить, где она сейчас, и по возможности осторожно изъять. Только следует подумать, как и где это сделать.
Тем самым он подтвердил, что и Роксана бежала из больницы прямо в его руки.
— Тут надо аккуратно, — не согласился Сторчак. — Может, вы сами проведете эту операцию?
Оскол, который еще недавно намекал, что, несмотря на почтенный возраст, может уговорить любую девицу на что угодно, и уговаривал, по всей видимости, за счет дорогих подарков, в этом случае сдался:
— Должен признать поражение. Да, старость… Надеюсь, у Марата Петровича получится.
А у того уже не было никакой охоты возиться с Роксаной, даже из профессиональных соображений. Трехмесячная «семейная» жизнь помимо воли внедрила в сознание мысль, будто она и впрямь была ему женой, потом подло, коварно изменила с соседом и теперь вызывала отвращение, злость, странным образом совмещенные с тоской безвозвратности потери — настоящие чувства обманутого мужа.
— Вариант не проходит, — заявил он и показал укушенную шею. — Роксана отрицательно реагирует на меня… Проще говоря, ненавидит.
— У нас другая информация, — отозвался Оскол, косясь на Филина. — Вы единственный мужчина, кому она доверяет. Несмотря ни на что… Да, парадоксы женского мышления. Она даже благодарна вам, так сказать, за сводничество. И теперь сожалеет о содеянном, выражает стойкое чувство вины.
Филин согласно покивал, хотя вид у него был отстраненным.
— Это новость, — обронил Марат.
— Так что у вас еще не все потеряно. Только необходима беззаботная обстановка, расслабуха. То есть осуществление мечты, хотя бы частично… Марат Петрович, о чем Роксана мечтала?
— Пожить на берегу моря, — безнадежно отозвался тот.
— Ну, об этом они все мечтают!..
Договорить Осколу не дал начальник разведки: молча положил еще один листок перед шефом и погрузился в свое полудремотное, отстраненное состояние, обняв портфель. Оскол прочитал что-то на бумажке и подал ее Смотрящему. Тот ознакомился и остался недоволен.
— Опять филькина грамота…
— Это резонно, — заключил Церковер.
Параллельно у них шла еще какая-то работа, согласование и обсуждение неведомых вопросов, возможно никак не связанных с делами текущими. Филин забрал листок и спрятал в портфель.
— Пусть он отдохнет на пару с этой подругой, — вдруг предложил Сторчак, — после тяжких трудов… Например, в Болгарии. Тут хоть не надо готовить легенду, конспиративную квартиру…
Церковер пропустил мимо ушей его язвительный тон, адресованный Корсакову. А тот вдруг понял, что было на листке, — рекомендации начальника разведки!
— Пожалуй, да, — согласился Оскол, чем и подтвердил догадку. — В Болгарии. Девицу сейчас приводят в чувство, кусать вас она больше не будет.
— Кто приводит? — машинально и настороженно спросил Корсаков.
— Уже не психолог, — упредил дальнейшие вопросы мудрый Оскол и тем самым признал свою вину. — Уже настоящий доктор, психотерапевт с большим опытом работы.
— У психолога тоже был опыт. Сводить людей с ума.
— Да, к нашему сожалению. — Непогрешимый Церковер неожиданно сделался нервным и самокритичным. — Не отрицаю своего промаха. Не поверите, я знаю эту даму больше трех лет. Не раз прибегал к ее услугам в вопросах более щепетильных. Представляете, после ее визита Чингиз вернул мне танкеры!
— Какие танкеры? — не понял Марат и потряс головой, думая, что старик заговаривается.
— Танкеры с нефтью! Выплатил неустойку, а как извинялся!.. И все сделала эта очаровательная женщина с маленькой ножкой.
— Разрешите мне поработать с ней, — попросил Марат. — Нужны только начальные данные, хотя бы имя, телефон. Сам разыщу.
— Как — поработать? — настороженно спросил Оскол. — В каком смысле?
— Возьму в оперативную разработку. Я чувствую, концы нужно искать в личности этой дамы. Очень уж походка ее нравится, говорят — как у китаянки…
— Как же, вам только отдай даму! — с чего-то вдруг захихикал Оскол. — Вы ее разработаете!.. Уверяю вас, к китайцам она отношения не имеет. Просто ножки такие маленькие. — Он по-прежнему не хотел подпускать Корсакова к своим секретам и связям. Даже в такой критической ситуации.
— Вообще кто-нибудь этим занимается? — с хмурым вызовом спросил Марат, глядя на дремлющего Филина. — Из вашей службы?
— Не волнуйтесь, занимаются, — многозначительно вымолвил Церковер, тоже взирая на начальника разведки. — И сам лично когда-то курировал… Поверьте, наблюдал поразительные результаты.
— И здесь результат налицо, — не удержался от сарказма Корсаков. — Еще вечером Роксана была в нормальном, вменяемом состоянии.
|
|
|
