Пути выхода из экологического кризиса

Определить контуры схемы будущего развития всегда легче, чем разработать план действий и тем более создать программу этих действий с построением дерева целей. К сожалению, эта истина недостаточно усвоена в нашей стране, поэтому сразу идет разработка «программ» (в том числе экологических), которые при ближайшем рассмотрении оказываются сводом благих пожеланий, поставленных труднодостижимых целей и определенных малореальных сроков, не объединяемых в единую систему оценкой имеющихся материальных, трудовых и прочих возможностей. Все создаваемые в нашей стране «программы» невыполнимы потому, что они непрограммны. И составить их невозможно из-за отсутствия соответствующей научной и информационной базы, экономической и законодательно-юридической основы. Можно лишь наметить общие черты экоразвития в условно глобальном, региональном, локальном и точечном масштабах. Логически и по существу следовало бы начать с нижнего уровня иерархии, но для текстового описания удобней обратный путь.
Начнем с экополитики. По словам В. И. Вернадского, человечество еще в конце прошлого века стало глобальной геологической силой. Доступные ему естественные ресурсы почти полностью вовлечены в хозяйственный оборот. Нередко наблюдается их переэксплуатация, что и является основой экологического кризиса. Товарный рынок стал общепланетным. В него так или иначе включены глобальные естественные ресурсы, хотя многие из них считаются всемирным нетоварным достоянием. Отсутствие формальной цены у солнечного света, воздуха атмосферы и морской воды не означает, что она нулевая. Это следует хотя бы из того, что для сохранения прозрачности атмосферы (от чего зависит интенсивность потока энергии, доходящего до поверхности Земли от Солнца), ее чистоты (стабильного газового состава) и качества морских вод уже требуются значительные усилия, а следовательно, трудовые и материально-денежные затраты. Они различны у разных стран, но мировое сообщество постепенно приходит к мысли, что Земля и ее ресурсы принадлежат всем планетянам — людям. И все естественные богатства так или иначе глобально распределяются между всеми, особенно экологические условия обитания. Лодка планеты одна на всех. Она мала и стала ненадежной под ударами техники, антропогенным давлением.
А если это все так, если дым и газовые выбросы над Европой или Америкой, аукаются смогом в Арктике и озоновыми дырами в Антарктиде, то сразу возникают многие запреты и логические вопросы. Один из запретов совершенно очевиден: атомная и любая другая широкомасштабная война при существующем экологическом напряжении безусловно станет гибельной для человечества. Даже если она не приведет к одномоментной гибели, у человечества не будет достаточно средств для устранения возникших экологических угроз. Оно постепенно деградирует вкупе с разрушающейся природой.
Второй запрет также очевиден — опасное загрязнение, ведущее к глобальным последствиям, равно пагубно для того, кто допустил это загрязнение, как и для других. Не плюй в колодец...

Третье — так ли важны и нужны государственные границы «на замке», если экологически (а, кстати, и демографически) они не существуют? И можно ли получить какие-то преимущества, кроме, конечно, политических, изменив эти границы?*. Мир превратился в сверхорганизм, пронизанный товарным рынком и экологической взаимозависимостью людей. В такой системе, как и в любом другом целостном образовании нет ничего лишнего, и чем больше ты стремишься что-то отнять у соседа, тем значительнее общие и твои собственные потери. Это показало послевоенное время. Побежденные страны — Япония, Италия и Германия (в лице ФРГ) оказались в более выигрышном положении, чем многие страны — победительницы. Социально-экономически они выиграли войну прежде всего потому, что надолго выбыли из гонки вооружений. Теперь они легче смогут решить и экологические проблемы, так как имеют для этого больше средств и технических возможностей. Но к чему тогда были послевоенная гонка вооружений, все жертвы и потрясения войны? Бессмысленность их совершенно очевидна. И это не случайность, а общая закономерность. Эпоха «выгодности» войн позади.
Идеология конфронтации неминуемо уходит в прошлое. Она запрещена экологически и невыгодна экономически. Всякое абсолютное политическое разделение мира — бессмыслица, поскольку мир — не пирог, а система, уподобившаяся нашему телу: куда не уколешь — всюду больно, и из любого места пойдет кровь. Это почувствуют все и каждый. Нет безболезненных участков. А отсюда лишь взаимодействие и взаимопомощь, а не конфронтация пригодны для общения и совместной жизни на планете. Групповой эгоизм уходит в прошлое. Однако это не значит, что какие-то группы должны жертвовать своим благополучием ради других, для «всех». Эта демагогия как раз и указывает на конфронтационное мышление. Именно через «групповой эгоизм» в кавычках проходит магистральный путь развития. Лучше мне — значит лучше и тебе, а не если тебе будет хуже, станет мне лучше. Ситуация как в организме. Печень не может быть «заинтересована» в уменьшении размеров сердца или желудка. И наоборот. Для всех органов есть предел оптимальности в верхнюю и нижнюю сторону. Хирургически можно лишиться части желудка или даже его нацело. Но это не «в интересах» других органов. Выигрышно лишь удаление больных тканей. Этого кардинального изменения нашего бытия многие до сих пор не осознали. Все еще кажется, что что-то можно получить за счет других. Локальные войны и внутренние потрясения нашего времени явно показывают ошибочность такого подхода. Войны несут лишь разрушения.
Конечно принцип «лучше тебе, значит лучше мне» осуществить непросто. Человеку свойственно тащить одеяло на себя. Национальные и государственные границы слишком долго объявлялись «священными», чтобы от них было легко отказаться под давлением эколого-экономических инноваций. К тому же разница в развитии экономики отдельных стран очень велика, поэтому просто так открывать границы иногда даже опасно. Это будет напоминать рухнувшую плотину на реке. Сначала необходимо уравнять социально-экономические условия. И в этом заинтересованы все.
На современном этапе национальный сепаратизм, даже суверенитет малых образований, вплоть до кажущихся нелепыми отдельностей, единственный путь... объединения мира. Вновь напомним структуру органов тела. Если бы они не были «сепаратны», никогда не возникла бы особь. Аморфная масса клеток ее бы не дала. Физиологически органы тела «равны», но ни один из них не открывает свои «границы» иначе, как гуморально. Саморегуляция целого неизбежна, иначе оно не будет существовать. Лишнее исчезнет само собой. Таковы законы эволюции. Пределы развития в конечном итоге едины для всего мира. Имеются флуктуации, связанные с неравномерностью распределения природных ресурсов и социально-экономического развития. Если нельзя изменить обилие природных богатств на тех или иных территориях, то направление социально-экономического развития вполне управляемо. Решаемы и экологические проблемы. Однако нет ясного понимания того, как это делается.

Даже известные на сегодня способы улучшения экологического положения оказываются различными*. Инженерная мысль предлагает одни рецепты, а научная — другие. За годы промышленного и технического развития глубоко въелось представление, что все экологические проблемы следует решать техническими методами и только ими — рытьем каналов, созданием космических городов и тому подобными инженерными ухищрениями. Между тем это только часть предстоящей деятельности. Возможно, даже не основная, а иногда и уводящая с верной дороги. Например, телевидение и видеосалоны привлекают людей к совсем не такой уж полезной форме рекреации. Конечно, было бы полным абсурдом отрицать эти достижения техники. Виноваты не они, а их передозировка. Но она, во-первых, возникла от технократического давления, и, во-вторых, отвлекает средства общества и сокращает вложения в другие формы рекреации, в том числе в элементарную физическую культуру (впрочем, тут большая часть вины ложится на неограниченное и абсурдное развитие элитарного спорта).
Власть технократов не так уже быстро переходит в руки синтетически мыслящих, высококультурных политиков. Смена вех развития — не моментальный процесс. К тому же она идет по-разному в каждой стране, в каждом регионе мира. У них неодинаковая степень экологического и социального благополучия, исторической зрелости. Многим странам и регионам для того, чтобы сознательно влиться в эколого-экономический организм мира, необходимо сначала отделиться, стать самостоятельными. Эпоха деколонизации еще не завершилась временем дробления всех великих империй и жестких союзов. Политическая власть по-прежнему доминирует над экономическими связями. Экологический императив до сих пор глубоко не осознан. Авторитет власти еще не подмят властью авторитета. Человечество пока остается в фазе Homo faber (человек деятельный) и не стало полностью разумным. Оно действует по шаблонам вчерашнего, а не завтрашнего дня.
Экологическая политика должна стать доминирующей во всей мировой политике, так как определяет возможности и пути выживания человечества в целом, всех и каждого. Сегодня же, с учетом всех пут инерционности развития, она очень медленно и неохотно поворачивается лицом к людям не как к обезличенным гражданам и трудовым ресурсам, а именно как к людям с их потребностями, горестями и радостями. И эта антропоэкологизация — знамение времени. Людям нет дела в каких «-измах» они живут. Их больше интересует личная свобода, обилие товаров, чистый воздух, прозрачная вода, лес для отдыха, бассейны для купания, благополучие в семье. Но сколь глубоко они бы ни понимали экологических ограничений развития, без механизмов, автоматически направляющих технику в сторону экономии ресурсов и малоотходности, а демографические процессы к отрицательному росту, глобальные проблемы не будут решены. Только саморегуляция может вывести человечество на путь благополучия. И тут огромное поле для деятельности экологической экономики (или, если угодно, экономической экологии) и экологической демографии.
Прогрессирующее мировоззрение, потребности общества требуют развития наук, ибо мировоззренческий лозунг еще не указывает путей его реализации. Кризисные же явления так глубоки и широки, что возникает сомнение — не разрушатся ли экосистемы планеты до того, как человечество естественным образом станет саморегулируемой системой. Да и можно ли пассивно смотреть на формирование механизмов саморегуляции? Она всегда идет самыми бесчеловечными, жестокими путями, поскольку этот природный механизм изначально лишен гуманности по самой своей сути, по определению. Совершенно очевидно, что едва ли человечество обойдется без попыток создать искусственный механизм управления, способствующий реализовать саморегуляцию наименее разрушительным способом. Это было бы крайне бесчеловечно по отношению к себе и своим собственным потомкам. Такая глобальная задача и формирует весь цикл социально-экологического знания. Она же разрешается в ходе современной экологической революции, переводящей постиндустриальное человеческое общество из научно-технической в научно-гуманистическую, экологизированную фазу.
Нехватка времени стала угрожающей. Первая фаза экологического кризиса была связана с техническим прогрессом тех стран, которые принято называть развитыми. Они начали борьбу с загрязнениями, проводят с горем пополам экологическую политику сохранения природы, в них стабилизировался рост народонаселения, даже иногда наступает спасительная депопуляция. Однако в то же самое время начался «вывоз загрязнений», будто от перемены мест слагаемых в глобальной системе жизнеобеспечения может измениться неблагоприятная сумма. Процветает и вывоз устаревших, а то и просто амбициозных технологий.
В то же самое время поднимается волна второй фазы глобального экологического кризиса, обуславливаемого индустриализацией стран «третьего мира». Они слишком бедны, чтобы обращать внимание на разрушение среды жизни и ее загрязнение. Вместе с тем численность их населения на порядок больше, чем была в развитых странах в период промышленной и научно-технической революции (только в Китае и на Индостанском полуострове обитает значительно больше 2 млрд человек). Удельное давление на среду жизни этого огромного населения в ходе индустриализации будет не намного отличаться от наблюдавшегося в прошлом в развитых странах, а может оказаться неизмеримо большим. Следовательно, общее воздействие на биосферу окажется почти на порядок выше, чем на первой фазе экологического кризиса. Нет никакой уверенности, что биосфера и экосфера планеты выдержат такое давление (хотя это не исключено и в это хотелось бы верить).
Научно-техническое развитие без надлежащей культуры вызывает опасность появления бандитской в своей основе идеологии захвата накопленных богатств. У безответственных людей оказывается в руках мощь оружия и возникают аппетиты на имущество близлежащих стран. Идея «экспроприации экспроприаторов» с легкостью победила в ходе свержения капитализма в нашей стране. Она в значительной мере обеспечила успех октябрьскому перевороту и породила многие псевдосоциалистические режимы. Она очень популистична, как показывают недавние события на Ближнем Востоке. Мировое сообщество еще не созрело для того, чтобы перенести непосредственную ответственность на руководителей государств. Региональные конфликты отвлекают внимание мирового сообщества от экологических нужд. Человечество теряет шанс на всеобщее выживание, решая частные, узкорегиональные проблемы. И не решать их оно не может: отдельные нарывы могут вызывать всеобщее заражение крови.
Война превратилась в тяжелейшее экологическое преступление, которое не приносит благ агрессору и угрожает всему человечеству. Любая война становится мировой в смысле воздействия на Земной шар. Эта новая ипостась войны еще окончательно не осознана. В период второго этапа экологического кризиса это должно стать достоянием не только всех политических умов, но и всех граждан планеты.
Наука, политика и идеология в данном случае идут рука об руку. Экология оказывается инструментом, формирующим мировоззрение экологического этапа развития общечеловеческой культуры. Такой вывод подтверждается сменой тональности обобщающих международных докладов об экологических проблемах. Достаточно сравнить «Земля только одна» (Барбара Уорд, Рене Дюбо. М: Прогресс, 1975. 319 с.) и «Наше общее будущее. Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию» (М.: Прогресс, 1989. 376 с.). Однако и в этих работах нет анализа того, с чем же, с какими экологическими структурами имеет дело человечество и каким естественным законам подчиняется мир людей в мире природы.
Анализ законов развития или хотя бы их перечень приведен в главе 3. Сейчас целесообразно тезисно изложить основные позиции современной экополитики (в виде отдельного сжатого документа основы экополитики изложены в приложении). Как кажется, они следующие.
Прежде всего, нужна тщательная инвентаризация природных ресурсов, включая естественные условия жизни на Земле, в ее экосистемах по всей их иерархии. Глобальный банк натурных данных ныне абсолютно необходим. Он должен включать как констатации количества и качества
ресурсов, так и динамику их изменения, реакции экосистем на антропогенное давление. Если несоблюдение принципа Ле Шателье — Брауна в биосфере Земли — реальность, значит человечество стоит перед краем пропасти или уже падает в нее. Мониторинг может указывать на скорость сползания к пропасти, но не пути спасения. Инвентаризация же должна обеспечивать обратную связь, ибо знать, откуда исходит угроза, значит быть готовым к ее отражению.
Одним из основных путей выживания человечества следует считать создание механизма превентивного сохранения природных ресурсов и условий на рыночной основе. Пока цена природных ресурсов и оценка ущербов от изменения среды жизни (тоже ресурсный фактор, но обычно выделяемый в особую категорию) определяются на базе различных подходов. Имеется ресурсный рынок, регулируемый национальными законами, мировыми конъюнктурами и региональными договоренностями. Продажа права на сэкономленное загрязнение происходит на государственном или локальном, даже точечном уровне. Международной практики подобного рода не существует. Нет и согласованных нормативов. И они едва ли возможны в условиях, когда научное и техническое развитие стран очень различно. Даже заключенные соглашения с обязательствами снижения трансграничного переноса загрязнений не могут быть выполнены, например, нашей страной ввиду ее тяжелого экономического состояния. Не удается договориться и о значительном улучшении экологического положения мирового океана. Высокоразвитые страны не хотят делать вложения в общее дело, не получая от этого реального выигрыша. Сиюминутные интересы оказываются выше долговременных целей.
Подобная ситуация делается угрожающей. Не удается выполнить второе важнейшее экологическое требование — привести темпы эксплуатации природных систем в равенство с интенсивностью самовосстановления этих систем. Природно-ресурсный потенциал должен быть равен или больше уровня изъятия ресурсов и темпов изменения среды жизни. Однако увеличивающееся опустынивание говорит об обратном. Антропогенные возмущения в биосфере выше ее способности к саморегуляции.
Следовательно, должны возникнуть глобальные нормативы и сложиться мировые цены на все природные ресурсы (и условия, включая загрязнения), мировой их рынок. Его регулирующим механизмом будет дифференциальная рента, уровень дефицитности и начальная цена, сложившаяся с учетом исторического прошлого человечества. Нулевой оценки природных ресурсов давно уже нет. Любая часть «организма» природы что-то стоит для человечества, хотя бы потому, что для всех желающих ресурсов уже нет.
Квоты изъятия ресурсов и изменений среды жизни, как правило, не установлены ни для стран, ни для их частей. К чему это может привести, показывает пример Сахеля и Приаралья, морей Северного Ледовитого океана в пределах России и отчасти Северного моря. Подобная трагедия скоро может произойти в Южной Америке, Китае и на Индостанском полуострове. С одной стороны, очень сложно договориться о квотах для государств, а с другой, использование ресурсов на своих территориях — внутреннее дело этих государств, в которое не имеет права вмешиваться международное сообщество. Оно может лишь следить за положением в мире — налаживать мониторинг.
Санкции в данном случае не могут быть сколько-нибудь эффективными. Если ситуация в стране тяжелая, она легче от международных санкций не станет. Нужен механизм поощрения. В международной практике наметились два позитивных направления, которые, надо надеяться, вытеснят негативный процесс «вывоза загрязнений», о котором говорилось выше. Первый механизм — обновление технологий отсталых стран за счет развитых с постепенной расплатой, т. е. техническое «кредитование» под экономические и экологические условия. Это стимулирует стремление к улучшению среды жизни. «Экологические» кредиты позволяют и странам, дающим эти кредиты, улучшить среду жизни в своих границах.
Второй путь, уже упоминавшийся в разделе 6.4, — выкуп долгов развивающихся стран за счет организаций развитых стран с условием консервации природных ресурсов стран-должников. Пока в. этом направлении сделаны лишь первые шаги. Например, в Боливии был выкуплен ее долг в размере 650 тыс. долл. по цене 15 центов за доллар организацией Международная охрана (штаб-квартира в Вашингтоне) под обязательство правительства Боливии выделить 1,5 млн га тропического леса в качестве особо охраняемой территории (туда входит биосферный заповедник Бени и места проживания индейцев племени шиманов). Подобная же сделка была совершена в Коста-Рике, где за 1 млн долларов выкуплен долг в 5,4 млн долларов. Рынок долговых обязательств постепенно расширяется*.

Видимо, из-за явной неспособности многих стран выплатить долги последние пойдут под частичное финансирование охраны природы и станут побудительным механизмом согласия на квоты использования природных ресурсов.
Область, где необходимо ввести жесткие экономические санкции, — возмещение международному сообществу экологических ущербов, нанесенных развязанной войной. «Экологическая контрибуция» ныне стала эколого-политической неизбежностью. Ее реальная угроза может существенно умерить агрессивные намерения руководителей стран. И ООН должна неуклонно требовать выполнения обязательств стран и правительств перед миром. Эпоха экологической безответственности объективно уходит в прошлое.
В силу физического единства мира каждый его гражданин «владеет» определенной частью глобального природно-ресурсного потенциала. При высокой степени развития страны он может нацело использовать эту часть, а иногда и «брать взаймы» у граждан менее развитых государств. Так, расхожими стали утверждения, что США обеспечивает себя кислородом лишь на 60%, а страны Европы «съедают» атмосферные ресурсы, в несколько раз превышающие размер естественной компенсации, производимой на их территории. Это не значит, что развитие страны должны полностью выплачивать развивающимся образующуюся разницу доходов от эксплуатации природно-ресурсного потенциала мира: образуемый интеллектуальный задел и техническое развитие в конечном итоге становятся достоянием всего мира. И он тоже должен быть оплачен. Однако отсутствие всемирного фонда и банка сохранения природы оказывается равно опасным для всех землян. Без отчислений в такой фонд и кредитов упомянутого банка человечество не обойдется. Очевидно, они возникнут.
«Продажа загрязнений», вероятно, станет международной практикой. Столь же возможны будут «продажа чистоты» — потенциала аккумуляции загрязнений — и компенсация за поддержание экологического баланса. Она уже происходит в виде платы за рекреационные ресурсы из доходов от местного и международного туризма.
Конкретный механизм социально-экономической регуляции системы «природа — человек» требует скорейшей разработки. Он должен быть построен на взаимовыгодных для всех стран и народов основаниях. С учетом, естественно, интересов будущих поколений.
Очевидно, на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в 1992 г. (Рио-де-Жанейро) будет поставлен ряд вопросов экополитики. Едва ли они будут легко решены, но выработка политических и экономических механизмов сохранения природы ради спасения людей необходима и неизбежна. Иного пути нет.
Технологические экоподходы очень множественны. Остановимся на наиболее очевидных.
Это, прежде всего, интенсификация использования природных ресурсов при условии сохранения среды жизни и увеличения темпов экономического роста. Задача эта кажется сродни басенному «по шкурке, так и быть, возьмите». Но в большинстве случаев она выполнима. Один из путей — более полное извлечение минеральных ресурсов, например нефти, иногда теряемой в размере до 70%. То же касается сельхозресурсов. Экологическое планирование сельского хозяйства позволяет избежать экологического урона при повышении экономической отдачи. Эта задача легко решаема в Средней Азии, если заменить неоправданную монокультуру хлопка (цена на низкосортный хлопок на мировом рынке очень низка) на другие культуры. Такой же процесс возможен и в лесном хозяйстве, где сейчас идет хищническая вырубка леса. Выборочное изъятие леса с помощью специальной техники, как показывает опыт Финляндии и др. развитых стран, может увеличить прирост древесины в полтора раза и сохранить лесную среду на десятки лет (разд. 4.5). В ряде мест страны производство сувениров и мелких изделий из древесины во много раз эффективнее вырубки леса на кругляк. Вообще во всех недостаточно развитых странах лесное хозяйство пока крайне нерационально — с пользой утилизируется не более одной десятой части объема вырубаемой древесины.
В некоторых случаях природоохранным целям служит развитие рекреационного потенциала. На побережьях теплых морей бывшего СССР в настоящее время ежегодно отдыхает и лечится около 9,4 млн человек (25% общей численности рекреантов страны). Конечно, едва ли можно согласиться с мнением, что потенциал рекреации побережий равен 190 млн человек в зоне Каспийского, 150 млн — Азово-Черноморского, 60 млн — Балтийского и 17 млн — Японского морей*. Однако, безусловно возможно многократное расширение рекреационных зон (разд. 4.8), а с ним и лучшая забота о природе.

Большие резервы заключены в массиве вторичных ресурсов. В Чехо-Словакии, например, лом черных металлов используют на 90%, цветных — от 15 до 85, бумажные отходы на 50, отходы текстильного производства на 65, стекольного — свыше 30, пластмассового на 20 и резинового на 12% (в СССР эти показатели были в 2 — 3 раза ниже). Расходы энергии на переработку лома черных и цветных металлов намного меньше, чем из руды. Наша страна буквально завалена ржавеющим металлом. На побережьях морей, озер, вдоль рек лежат останки тысяч погибших или вышедших из строя кораблей, лодок и т. п. Города замусорены железным хламом. Даже в сельской местности многие тонны отслужившего металла приходятся на 1 га территории. На Севере валяются тысячи и тысячи отслуживших бочек. Бумагу и ее производные мы в основном сжигаем или гноим, тогда как уже сейчас в мире вторичная бумага составляет 1/3 всего производства (75 млн т бумаги в год рециклируется).
Внутренний ресурсный круг, не вовлекающий природные запасы извне, из природы, невозможен, но в ряде случаев, он может занять ведущее место. Дело лишь за удешевлением использования вторичных ресурсов хотя бы на топливо. В США, например, собирают в год 220 млн т промышленных и бытовых отходов. Из них 209 млн т размещают на мусорных свалках и 11 млн т сжигают. Если бы сжигали весь мусор, оставалось бы около 90 млн т золы. А цена энергетической утилизации мусора была бы выше, чем складирования*. Однако дефицит мест для устройства полигонов и «старые грехи», когда захоранивались опасные отходы в недопустимых местах (а таких точек тысячи), превращает индустрию переработки отходов в социально неизбежную отрасль хозяйства, хотя пока и малорентабельную.

Как сказано выше, у современного экологического кризиса есть два синдрома — слона в посудной лавке и кулиги саранчи на поле. Хозяйственные сверхгиганты и мириады мелких источников загрязнения нарушают среду жизни. Разумная достаточность в числе и размере предприятий совершенно необходима. Одновременно следует стремиться, чтобы изделия были по возможности миниатюрными, чтобы забирать минимум ресурсов. Оптимизация числа и размеров хозяйственных единиц и их продукции — еще один путь облегчения экологической ситуации. В очередной раз следует напомнить, что гигантизм — начало конца. Это общесистемный закон.
Экономия энергии и смена ее источников на водород и солнечные батареи неизбежны, хотя это произойдет не скоро — поколения энергоисточников заменяются не чаще, чем через 30 — 40 лет. Важно то, что эта смена будет идти по линии использования того тепла и света, которое поступает к Земле и рассеивается, а не того, что концентрируется и изымается из недр, т. е. по пути уменьшения, а не увеличения тепловой нагрузки. Иначе произойдет тепловой (или термодинамический) кризис, который фактически уже начался. Количество ГЭС, АЭС и ТЭС уже превысило..предел разумной достаточности. Дальнейшее их развитие опасно, даже если удастся улавливать отходящие газы ТЭС и АЭС. Все эти энергоисточники добавляют много непродуктивного тепла в биосферу Земли. К тому же ГЭС, разрывая экологические цепи «река — водоем», ведут к непредсказуемым изменениям в экосистемах моря, усугубляемым подкислением мелковод-дий кислотными дождями, радиоактивным распадом и выделением ядовитых веществ у дна океана от все еще продолжающегося демпинга опасных отходов.
Значительным управленческим моментом становится экологическая стандартизация и сертификация технологий, техники и продукции всего хозяйственного комплекса (разд. 6.4). Введение стандартов и сертификация должны производиться высокопрофессионально, так как они будут направлять банки, страховые компании, а следовательйоки всю экономическую жизнь в сторону экологизации.
Существенной отраслью в сфере воспроизводства природной среды выступает поддержание экологического равновесия. Это многозначный Термин и понятие, но его общая суть в том, что необходимо сохранять определенное соотношение между количеством и качеством экологических компонентов — энергией, водой, воздухом, почво-субстратами, растениями, животными и микроорганизмами (глава 5). Иначе говоря, нельзя безнаказанно распахать весь мир, пагубно использовать сверхтяжелые сельскохозяйственные машины, делать открытые разрезы для добычи полезных ископаемых, в результате чего образуются воронки депрессии подземных вод, охватывающие территорию в радиусе 150 — 200 км и т. п. Поддержание экологического баланса — огромная сфера науки и практики — сепортологии. Известны методы этого поддержания — компонентный и территориальный. Существует теория и практика оптимизации промыслов, сельского хозяйства и всего природопользования, метод эко- или геоэквивалентов, теория особо охраняемых территорий (заповедников, заказников, лесов специального назначения и т. п.). Общество неминуемо будет во все большей степени принимать на вооружение достижения сепортологии — иначе оно встретится с очень тяжелым кризисом экологического дисбаланса (дополнительные сведения см. в главе 5).
Будет продолжаться процесс экологизации в области биологии человека, социальной экологии и того раздела экологии, который называют эндоэкологией, т, е. экологией внутренней среды организма. Медицина перейдет на экологические рельсы. При этом она откажется от многих своих постулатов и в еще большей степени займется предотвращением заболеваний (у нас в стране санитарно-эпидемиологическая служба из рук вон плоха и экологически абсолютно безграмотна). Резко расширится рекреационный комплекс. Спортивное «гладиаторство» с выплатой огромных сумм в ближайшее время станет обычным, рутинным, а потому малопривлекательным зрелищем — оно достигло аномальных размеров.
В целом медленно, но верно комплекс воспроизводства человека становится существенным экономическим сектором, занимая все большую часть сферы услуг. Вместе с тем он нередко обесценивается транспортными затруднениями, переутомлением отдыхающих, низкой культурой обслуживания и антиэкологичностью самих курортных комплексов. Огромные скопления народа делают пляжи очень мало пригодными для отдыха и центрами антисанитарии. Необходима деконцентрация рекреации.
Серьезные изменения происходят в сельском хозяйстве. Необходимость отказаться от пестицидов уже осознана. Но как это сделать, никто не знает. Очевидно, борьба с вредителями будет осуществляться с помощью перекрывания экологических ниш, т. е. своеобразными биологическими методами вытеснения вредителей, превращением их в «друзей».
Применение минеральных удобрений также превысило порог разумной достаточности. Переход к биологическому, или экологическому, земледелию предопределен, но пока его сдерживает отсутствие специальных сортов растений. Кроме того, безусловно, резко будет расти площадь закрытого грунта и вообще условно закрытое пространство как земледельческой, так и животноводческой продукции. Возрастает роль аква- и марикультуры.
В ходе сертификации и стандартизации технологий по экологическому принципу, такой же оценки всего экономического развития будут выбраны наиболее общественно выгодные пути прогресса. Поскольку экономика — наука об относительных процессах (цена — переменная величина, зависящая от многих параметров), а экология — наука об относительной пользе, но имеющей абсолютные рамки выживания человека и человечества, экологические лимиты все больше будут учитываться в экономических решениях. Доминанта социальной ценности жизни над ее экономической оценкой будет возрастать.
Порождать жизнь ради ее уничтожения явно неразумно. Демографическое планирование становится на повестку дня. Оно возможно лишь на базе социально-экономических компенсаций, изменения самой основы воспроизводства населения. Это уже происходит в развитых странах, имеющих низкий или отрицательный прирост населения. Его база — высочайшая социальная защищенность и материальная обеспеченность людей, приемлемое качество жизни, высокая общая культура, чувство собственного достоинства и уважение прав человека, уверенность в своем завтрашнем дне и будущем немногочисленных потомков. Экологизация в этой области (впрочем, как и везде) неотрывна от повышения экономического благополучия, которое в свою очередь сейчас прямо связано с уровнем просвещения и образования. Наукоемкое производство требует высокой квалификации, профессионализма, чувства цели и ощущения ее достижимости. Еще раз повторим, что не масса ресурсов, а умелые руки и умные головы сейчас решающее условие успеха, хотя и важность наличия ресурсов не уменьшается. Чем больше стран будет достигать значительных успехов в экономике, тем относительно меньше будет расти население, и таким образом постепенно станет снижаться давление на среду. При этом производительность труда и его эффективность будут заменять прирост числа рабочих рук до равновесия, уровень которого будет непрерывно снижаться. Просвещенный народ не стремится к эффекту саранчи.
В 1978 г. лишь 45 правительств считали рост народонаселения в своих странах слишком высоким. Через 10 лет программы планирования семьи осуществляли 125 государств. Но эти программы оказались в основном малоэффективными, поскольку не были направлены на создание внутренних стимулов к сокращению рождаемости. По самым последним прогнозам, к 2025 г. на Земле будет 8,467 млрд человек. Однако этого же срока достаточно, чтобы от СПИДа и других новых заболеваний вымерло практически все человечество. Требуется решительная демографическая политика.