 |
А ведь несколько дней назад он и подумать о подобном не мог. 4 глава
|
|
|
|
Однажды Северус почти решился. С отчаянием отворил дверь в кабинет директора, собираясь рассказать обо всем. Будь что будет. Он не мог и дальше жить с этим. Однако, как всегда, вмешался Случай. Кто-то из тех, кем Дамблдор дорожил, попал в клинику Святого Мунго – последствия задержания одного из Пожирателей, и директор попросил Северуса сопровождать его в клинику.
Зачем? Северус тогда так и не понял, но перечить не стал. Вот и удобный момент. В экипаже наедине можно поговорить. Но профессор Дамблдор тут же задремал, и Северусу ничего не оставалось делать, кроме как молча терзаться всю дорогу. Не будить же директора, в самом деле. У того и так в последнее время почти не было возможности отдохнуть. Юноша вздохнул. Значит, еще не время.
В клинике Северус слегка отстал, заглядевшись на объявление о семинаре зельеваров. Подумал, что нужно отпроситься у Дамблдора, и тут же одернул себя. В Азкабане ему вряд ли понадобятся навыки зельевара. Однако маленькую копию объявления сорвал и, читая, пошел по коридору.
– А это наш новый преподаватель зельеварения – Северус Снейп.
Северус удивленно вскинул голову, услышав, как его на глазах повысили, представляя кому-то. Да так и замер. Потому что напротив него с чуть насмешливой улыбкой стояла та самая дама, которой он нагрубил на приеме у Люциуса.
Ну вот и все. Вот и решилась его дилемма. Судя по тону Дамблдора, тот давно был знаком с этой женщиной. Вот сейчас она произнесет что-нибудь вроде «Да мы не раз виделись в компании Темного Лорда», – и все.
В тот миг Северус понял, что хуже правды может быть только правда, поведанная не тобой.
Он судорожно сглотнул.
– Властимила, – женщина протянула руку.
|
|
|
Северус автоматически принял теплую ладонь и отметил, что ее рукопожатие было необычно сильным для женщины. Но даже не слишком удивился – так шокирован он был.
– Властимила финансирует отделение, занимающееся сложными случаями, – пояснил ни о чем не подозревающий Дамблдор.
А Северус смотрел на женщину напротив и терялся в догадках. От неожиданности он даже не подумал использовать легилименцию. Просто пытался просчитать последствия ее молчания. Уходя, Северус кожей ощущал ее насмешливый взгляд. Он был сбит с толку, а личный опыт подсказывал, что теперь от него потребуют что-то взамен.
Но был во всем этом и положительный момент: Северус решился. Все его метания показались смешными. Близость разоблачения словно открыла шлюзы в его душе, выпустив страх. Да, он готов ответить за то, что совершил. Нарцисса останется без поддержки, но она сильная. Справится. Северус сделал для нее все, что мог. Теперь осталось полагаться на Мерлина. К тому же есть эта девчонка – Мариса. То, что она не нравится лично Северусу, еще не значит, что она плоха. Вполне сообразительна, чуть ветрена, но со временем пройдет. Да и Нарцисса с ней ладит. У них все будет хорошо.
Садясь в экипаж, Северус молча закатал рукав мантии и показал левое предплечье Дамблдору. Наступила тишина. Вязкая, давящая, ощущаемая всей кожей напряженная тишина, когда любое действие, любой звук воспринимается с облегчением. Неважно, что он принесет, – любая определенность является благом. А пока этого нет – мир замирает, заглушая все звуки. Северус молча смотрел в лицо волшебника, не пытаясь отвести глаз. Сейчас он был открыт, подобно книге. Он решился – пути назад нет. Наконец Дамблдор кашлянул, а потом негромко произнес:
– А я все думал, когда же ты решишься.
– Вы знали? – глухо спросил Северус.
Хотя, конечно, его скромные успехи по блокированию разума смешны для такого мастера. Но почему-то казалось, что Дамблдор знает не поэтому.
|
|
|
– Я догадывался, – признался волшебник. – Порой ты странно себя вел, исчезал неизвестно куда, а возвращался всегда измученным и сердитым. Всего лишь наблюдение. Наблюдательный человек владеет миром.
Их взгляды снова встретились.
– Профессор, я… не могу об этом говорить. Я попросил бы вас…
Дамблдор все понял. Северус почувствовал чужое вмешательство в собственный разум, но противиться не стал. Словно со стороны он видел отрывки из собственной жизни. Вот последний прием Люциуса. Насмешливая улыбка Властимилы. Разговор с Нарциссой. Потрясение, боль, шок. Вот он спорит с Марисой. Вот готовит зелья в своей лаборатории.
– Ты талантлив, Северус, – в голосе Темного Лорда любопытство.
Словно поток – разноцветный поток его жизни вытекал из сознания. А вот и самый первый поход с Пожирателями, который, впрочем, стал последним. Черная Метка над лекарской лавкой мистера Олвана и тошнота, а еще ненависть к этим людям. На его разговоре с Нарциссой Северус почувствовал, что сознание освободилось от чужого присутствия.
Дело за малым. Северус Снейп тяжело дыша, посмотрел на Дамблдора. Пожалуй, из подобных заклятий вышла бы неплохая пытка. Круцио ломает и выворачивает тело. А это – душу. Северус чувствовал себя вывернутым наизнанку. Но вместе с опустошенностью пришло облегчение. Ему больше нечего скрывать. Впервые за несколько лет. Он чист перед своей совестью и этим человеком. Дело за ним.
Дамблдор молчал долго, а потом вдруг произнес:
– Я ошибся в тебе, Северус.
Сердце нехорошо подскочило.
– Я никогда не мог подумать, что ты окажешься способным на подобный шаг ради другого человека. Жизнь состоит из поступков. Какими-то из них мы можем гордиться впоследствии, каких-то – стыдиться. Ты сделал чудовищный шаг, согласившись принять Метку, но ты можешь им гордиться.
Северус неверяще посмотрел на Дамблдора. Неужели, прожив столько лет на свете, можно продолжать верить лишь в хорошее? Это казалось невероятным, но так было. Северус потрясенно покачал головой.
– Тебя ждет наказание, – проговорил старый волшебник.
– Я знаю, – спокойно отозвался он.
– Ты готов к нему?
– Не уверен, – Северус усмехнулся. – Но меня никто не спрашивает.
|
|
|
– Я спрашиваю. Я не могу стереть Метку с твоей кожи, но я могу свидетельствовать в твою защиту. Обратной дороги не будет. Ты готов?
– Что значит «не будет»?
– Ты не сможешь вернуться к прежней жизни, если вдруг захочешь. Однако это не значит, что ты будешь ограничен в чем-то. Ты сможешь по-прежнему видеться с миссис Малфой, ты сможешь поступать так, как сочтешь нужным. Никто не будет тебя контролировать.
Северус недоуменно вскинул голову.
– Ты будешь отвечать перед своей совестью. И все.
Юноша откинулся на спинку сиденья. Дамблдор – интересный человек. В самых простых вещая он умудряется найти такое… А ведь он прав. Самые суровые судьи – мы сами.
* * *
Наступает момент, когда новое платье уже не радует. Властимила вежливо улыбнулась продавщице, заворачивающей дорогую покупку, с тоской посмотрела в окно. За огромной витриной практически ничего не было видно – все застилала пелена дождя. Что же за погода этим летом! Женщина поблагодарила продавщицу и направилась на улицу. Не в магазине же торчать. Увидела напротив кафе и решила переждать дождь там. Сесть спиной к окну, не видеть хмурого неба и серых потоков.
Она расположилась за уютным столиком и оглядела кафе. Взгляд сразу же зацепился за… Северуса Снейпа. Судьба издевается?
Мальчишка ссутулился за соседним столиком. Он грел руки о чашку чая и что-то читал, не обращая внимания на окружающих людей. Его нахохлившийся вид что-то затронул в душе. А еще… она уже видела мальчика, который точно так же грел руки о горячую кружку.
Властимила принялась разглядывать этого человека. Бледный, тщедушный. Он не относился к той породе молодых людей, на которых задерживался взгляд. Но за таких взгляд цеплялся. Невольно.
Женщина улыбнулась, когда поняла, что он почувствовал, как она на него смотрит. Напрягся, поерзал на стуле и наконец оглянулся. Тут же что-то пробормотал. Властимила с интересом изучала его реакцию. Уйдет? Смутится? Однако мальчик встал и направился к ее столику. В душе поселилось разочарование. И этот такой же, как все. Ободрился ее взглядом и… вот сейчас скажет какую-нибудь банальность, которая испортит первое впечатление или… Она еще не успела до конца продумать все варианты его поведения, как мальчик бесцеремонно уселся напротив и отрывисто произнес:
|
|
|
– Издеваетесь?
Властимила удивленно приподняла бровь. Это что-то новенькое.
– Объяснитесь.
– Нет, это вы объяснитесь! Эта наша третья встреча за последние несколько дней!
«Четвертая. Мы виделись вчера в книжном магазине, но ты так зачитался, что не замечал ничего вокруг». Вслух же она холодно произнесла:
– Вы обвиняете меня в том, что я подстраиваю встречи с вами, мистер Снейп?
Мальчик удивленно моргнул и задумался. А потом, видимо, осознал, насколько нелепо прозвучало его обвинение. Неужели женщина, подобная ей, будет искать встреч с мальчишкой без роду и племени? Он нервно передернул плечами. Однако не извинился. Властимила с удивлением осознала, что мальчишка производит на нее все большее впечатление. Было в нем что-то… Она окинула его внимательным взглядом. Мальчик некоторое время молчал, а потом заявил:
– Почему вы не сказали Дамблдору, что мы знакомы?
– Тогда вы против этого не возражали.
– Я растерялся, – без обиняков признался он.
– Непростительная слабость – вы должны уметь выходить из подобных ситуаций.
– Я не желаю из них выходить. Я все рассказал Дамблдору.
– Даже так?
Он не ответил на ее улыбку.
– Но если говорить серьезно, то мы не были знакомы, мистер Снейп. Дамблдор первый нас представил.
Он усмехнулся.
– Мне не нравится находиться в положении обязанного. Всегда есть риск, что вы попросите об ответной услуге.
Властимила отрывисто рассмеялась. Он забавлял ее все больше своей непривычной прямотой. Она отвыкла от подобного.
– Я избавлю вас от неопределенности. Попрошу оказать услугу прямо сейчас.
Женщина замолчала, наслаждаясь эффектом от этой фразы. Мальчик выдержал с минуту и наконец произнес:
– И?
Властимила сделала глоток коктейля и посмотрела в его глаза.
– Что это будет за услуга? – нетерпеливо спросил он.
– Проводите меня.
– В смысле?
– О, в самом прямом, мистер Снейп. Я прошу вас проводить меня до дома. Я не люблю дождь, знаете ли.
С этим словами женщина поднялась из-за стола. Ее собеседник тоже встал и, кажется, еще не до конца осознав предложение, по инерции последовал за ней. Властимила не стала дожидаться от него хороших манер и сама распахнула входную дверь. Вышла под струи холодного дождя, набросив капюшон мантии.
– Не люблю дождь, – громко повторила она.
– Боитесь промокнуть?
У его мантии не оказалось капюшона, и дождь вмиг заставил мокрые пряди прилипнуть к щекам.
|
|
|
– Можно сказать и так. Идемте?
Мальчик пожал плечами и двинулся по дороге.
– Не туда, мистер Снейп.
Властимила быстро перебежала дорогу и распахнула дверцу своего экипажа. Спустя несколько секунд раздосадованный мальчик последовал за ней.
– У вас экипаж! – обвиняюще произнес он.
– Это говорит лишь о том, что вашу нелегкую участь скрасит путешествие с комфортом.
Женщина со смехом заняла свое место. Мальчик не спешил следовать ее примеру. Он упрямо стоял под дождем, сверля сердитым взглядом фамильный герб на дверце.
– Мистер Снейп, входите же наконец!
Он нехотя забрался в экипаж и устроился на противоположном сидении. Это упрямство и демонстрация недовольства жутко развеселили Властимилу. Давно ей не было так легко в дождь.
Экипаж тронулся.
– Под вашим сиденьем есть плед. Вы промокли.
– Спасибо, мне и так хорошо.
Женщина пожала плечами и откинулась на спинку сиденья, полуприкрыв глаза и украдкой поглядывая на человека напротив. Зачем ей это? Властимила решила довериться Судьбе и просто плыть по течению. Если Жизнь начала их сталкивать, значит, в этом есть смысл. Возможно, Судьба дает ей шанс исправить однажды сделанную ошибку – нежность к мальчику без сердца. А может, это очередное испытание. Она подумает об этом позже.
Мерное покачивание кареты, стук дождя по крыше и недовольство спутника. Чудесный вечер.
Экипаж остановился перед одним из домов, принадлежащих Властимиле. Она любила этот дом больше остальных. Почему? И сама не знала. Он не был огромным, не был шикарным. Он был… теплым. И не из-за множества каминов или яркого убранства некоторых комнат. В нем жила душа. Души нескольких поколений ее предков слились в единую ауру, оберегая этот дом от напастей и невзгод. Находясь в его стенах, Властимила почти всегда верила в то, что она обычный человек, что в этой жизни еще осталось что-то, на что можно надеяться.
Северус Снейп вышел первым и протянул руку, помогая даме. Его пальцы были холодны, как лед.
– Пойдемте, я угощу вас кофе.
– Нет, спасибо. Мне неловко вас затруднять, – в его голосе было столько фальшивой учтивости, что сомнений в желании уйти подальше не возникало.
– Я не отпущу вас в таком состоянии. Не хочу, чтобы вы пропустили начало учебного года из-за болезни.
Юноша покорился. У него не было выбора.
Двадцать минут спустя Властимила изображала из себя гостеприимную хозяйку, в то время как ее гость с плохо скрываемым любопытством рассматривал книжные полки. Она пригласила его в библиотеку. Почему-то была уверена, что именно это место произведет на него наибольшее впечатление. И не ошиблась. Северус Снейп с благоговением снимал с полок древние трактаты по зельям, бережно их просматривая. Властимила улыбалась про себя. Когда он не хмурился и не изображал обиженного на весь мир, он был милым мальчиком. Было в нем что-то трогательное, несмотря на жесткий взгляд и язвительные речи. Например, он трогательно потирал мочку уха, когда задумывался или смешно прижимал палец к губам, читая составы зелий. Словно опасаясь произнести вслух.
– Чай, кофе, вино?
– Мне все равно, – последовал ответ.
Кофейник дрогнул в руке Властимилы.
– Я не расслышала, мистер Снейп.
Мальчик обернулся и громче повторил:
– Мне все равно.
Властимила налила вторую чашку кофе. Том терпеть не мог кофе, в остальном же ему всегда было все-рав-но.
* * *
И жизнь потекла, подобно реке, не замедляясь и не останавливаясь, смывая прошлые ошибки и старые обиды, давая шанс начать все с чистого листа. Минуты сплетались в часы, а часы плавно перетекали в дни. Дни сливались в недели, отмеряя земной век людей.
В волшебном мире постепенно утихали страсти, и люди привыкали к спокойной жизни. Волна нападений Пожирателей Смерти постепенно схлынула. Большая часть этих людей была осуждена, некоторые оправданы. Прошлые годы стали забываться, подобно страшному сну. Люди хотели праздника. Чемпионат мира по квиддичу, костюмированные выступления, выставки. О плохом не говорилось и не вспоминалось. Ведь началась новая жизнь. В этом мире появился человек, который смог остановить Зло. Символ победы, символ счастья. И неважно, что он едва научился ступать по этой земле своими маленькими ножками. Его имя стало легендой. В него верили. А он даже не знал о своей избранности. Его время еще не пришло. Его дни были однообразны и безрадостны, но пока он и этого не понимал. Хотя по однообразности и безрадостности существования с ним мог поспорить человек, некогда поднимавший его над алтарем и принимавший на себя священные обязанности крестного отца. Наверное, он смог бы заменить крестнику отца. Смог бы украсить его серый мирок красками радости и света. Но Жизнь распорядилась по-своему. Жизнь равнодушно наблюдала за взрослением малыша Гарри, за пронизанными тоской днями Сириуса Блэка, за одиночеством Ремуса Люпина и выдуманной жизнью Нарциссы Малфой, за искуплением Фриды Форсби и иллюзией благополучия Люциуса Малфоя. Жизнь играла шахматную партию, случайно сбивая одни фигуры другими, замещая, вытесняя. И только сердца этих людей были неподвластны законам Жизни. Сердца бились так же, как и прежде, переполняемые теми же страстями. Пусть все сложилось не так, как виделось в юности, но Надежда бежала по венам и пронизывала их Судьбы насквозь.
Властимила смотрела на человека напротив. Северус Снейп сидел за столом и что-то писал. Наверное, отвечал на письмо Дамблдору или же дописывал свой труд по зельям. Она не знала. Просто знала, что ей нравится сидеть на террасе своего любимого дома и видеть рядом этого мальчика, забавно потирающего мочку уха, подбирая слова. Се-ве-рус. У него было странное имя. Холодное и нежное одновременно. Как и он сам. Летний ветерок играл воротом его расстегнутой рубашки, то скрывая бледную ключицу от глаз Властимилы, то снова обнажая. Они встречались третий год. Встречались... громко сказано. Порой она убегала на край света, как девчонка, чтобы там убедить себя в том, что это наваждение, и все скоро закончится. Но потом все равно возвращалась и писала письмо, начиная его всегда одним и тем же именем. «Северус». Она никогда не писала «дорогой», «милый» или «мой». «Милым» его можно было назвать только на расстоянии, как он сам про себя говорил. «И на очень большом», – со смехом добавляла она. «Мой?» Он принадлежал только себе. А точнее тому неведомому миру, что гнездился в его душе, заставляя в минуту задумчивости хмуриться, вздыхать или же раздражаться на пустом месте. «Дорогой?» О том, что он ей дорог, он никогда не узнает. Властимила отправляла письмо и ждала ответа. Как девчонка, посылая эльфов в совятню каждые десять минут. Порой он отвечал быстро, порой она ждала ответа по несколько часов. Но, в конце концов, он появлялся на пороге ее дома. Наверное, это похоже на семью, когда можно вот так сидеть: он работает, а она просто смотрит на него и курит.
Она знала, что он терпеть не может эту ее привычку. «Но уж придется потерпеть, мальчик. Я ведь приобрела ее задолго до твоего рождения», – говорила она себе, забавляясь его недовольным взглядом.
Зачем он ей? На этот вопрос Властимила перестала искать ответ, когда поняла, что два дорогих человека в ее жизни слились в одного. Да, кому-то это могло показаться безумием, но два мальчика – Том и Северус – стали в ее душе единым целым. Они были поразительно похожи в этом наивном для многих возрасте «чуть за двадцать». Нет, не внешностью. Том был красив, знал это, пользовался этим. Северуса же нельзя было назвать красавцем в полном смысле этого слова. И он прекрасно это знал, и, как следствие, очень критично относился к себе. Но все это рассказы для молоденьких девочек, потому что красота не в изгибе бровей и очертании губ. Красота внутри. В том, как он смотрит, как он поводит плечами или улыбается. А в этих инстинктивных жестах два мальчика были поразительно похожи.
Порой Властимила не могла понять, кого же из них она любит, а кого ненавидит. Да, это была любовь. Странная, глупая, неправильная, но любовь. Лорд Волдеморт едва не разрушил мир. Нет, не так. Он едва не бросил мир к своим ногам. И Властимила ненавидела его за это. Но она не могла перестать любить мальчика Тома, который много лет назад так дерзко обратил на себя ее внимание. Она могла до хруста в сжатых кулаках злиться на Северуса, но при этом готова была простить все его показное равнодушие и язвительность за такие вот моменты, когда он работал на ее террасе, а она могла просто наблюдать за этим.
Жизнь давала ей шанс еще раз пережить молодость, любовь, но она же губила ее неопределенностью и страхом за то, что пройдет время, и мальчик станет мужчиной, а потом исчезнет с этой земли. А она останется… Вечность – это так много.
А еще ее интриговала тайна Северуса. Кто та женщина, о которой он думает? Чем она, Властимила, может уступать любой смертной? То, что его мысли заняты женщиной, видно невооруженным взглядом. Тем более с таким опытом, какой был у Властимилы.
Она отдала бы многое, чтобы узнать, кто эта женщина, посмотреть ей в глаза и убедиться в том, что превосходство выдумано Северусом. А еще понять, в чем эта иллюзия, и разбить, растоптать. Она же не знала, что проиграла эту борьбу, еще не вступив в битву. Потому что нельзя занять в сердце место ушедшего человека. Ушедший всегда будет лучше… Честнее, чище, желаннее. Потому что он уже не сможет совершить ошибки, которые непременно совершишь ты. Не сможет разочаровать.
Но Властимила не знала правду. Поэтому она просто присматривалась к окружению Северуса. Со стороны. Незаметно. Иначе не могла – об их связи никто не знал. Они нигде не появлялись вместе, живя каждый своей жизнью и встречаясь лишь в ее доме. Он никогда не приглашал ее к себе, хотя и жил один. А она считала недостойным самой напрашиваться в гости. Он же просто молчал. И Властимиле было невдомек, что ни одна женщина не переступит порог дома, который предназначался той. Властимилу это задевало, но показывать обиду она считала ниже своего достоинства. Вот и собирала картину его жизни по крупицам. Круг знакомых женщин сошелся на двух.
Мариса Делоре. Сестра Люциуса Малфоя. Властимила как-то увидела их в кафе за очень оживленной беседой. Однако, присмотревшись, почти отмела свои подозрения насчет Марисы. Почти, потому что нельзя быть уверенным ни в чем на сто процентов. Но они не производили впечатления людей, связанных близкими отношениями. Девушка хмурилась и что-то доказывала, а Северус явно ее распекал. Наверное, так он вводит в оцепенение своих учеников. Миссис Делоре в оцепенение впадать не собиралась. Наоборот, спорила и что-то доказывала.
Властимила тогда быстро вышла из кафе, решив понаблюдать за девочкой.
Но потом надобность отпала, потому что, прибыв на обед к Люциусу Малфою, Властимила увидела картину, заставившую на миг позабыть о зрелом возрасте от разочарования.
Неужели Северус считает эту… лучше нее? Нарцисса Малфой. Властимила не могла подобрать слов, чтобы составить для себя образ этой девчонки. Из достоинств? Пожалуй, лишь кровь вейлы, придающая той необычную красоту. Да, скрепя сердце, Властимила готова была признать, что миссис Малфой была красива. И… все. На взгляд Властимилы, достоинства девчонки на этом заканчивались. Та почти никогда не раскрывала рта. Вежливо отвечала на вопросы, играла роль гостеприимной хозяйки, но не было в ней задора, не было огонька, позволившего бы свести с ума мужчину. Была лишь убийственная вежливость и безупречность – ничего более.
Вот уже чего Властимила никак не могла ожидать от Северуса. Но так и было.
Иначе чем объяснить теплоту, появлявшуюся в его взгляде, когда он находился рядом с этой девчонкой. Нежность, которую никогда не видела Властимила. А еще в такие моменты в нем была искренность. Он искреннее смеялся и злился тоже искренне, когда говорил с Нарциссой. Властимила несколько раз издали наблюдала эту картину.
– Они вместе учились, – как-то ответил на ее вопрос Фред Забини.
И, наверное, не только учились. Властимила была готова поспорить на что угодно. В ее возрасте, с ее опытом ревновать к девчонке?
Но кто может измерить силу любви, глубину глупости или нелепость ревности?
У таких проявлений нет возраста. Властимила однажды поймет, что не сможет занять место этой девчонки в сердце Северуса. Признать это будет нелегко. Но на то дана мудрость. Властимила все же станет единственной женщиной в жизни Северуса в чем-то самом главном. Вот только он узнает об этом лишь через много-много лет.
* * *
Люциус Малфой постучал молоточком, прикрепленным к ручке большой двери. Особняк семьи Забини был почти таким же древним, как и поместье Малфоев. Только выглядел он совсем иначе. Люциус с детства не мог понять, что же в нем не так. Доброта и Свет заглядывали в стены этого старого замка гораздо чаще, чем во многие подобные дома. Наверное, поэтому дети, выросшие здесь, несколько отличались от своих сверстников.
Домовой эльф отворил двери, поклонился до земли и принял трость Люциуса.
Мужчина сбросил мантию и расправил плечи. Вечеринка Фреда, похоже, была в разгаре. Точнее не Фреда. Его жене Алин исполнялось двадцать восемь лет. О возрасте дамы не говорят, но то, что она была гораздо моложе всех жен в кругу их общения, позволяло ей не скрывать годы. Люциус редко видел супругу Фреда. В основном на подобных семейных торжествах, посему отношения с ней сложились учтиво-вежливые – не более.
Люциус улыбнулся имениннице, взмахом волшебной палочки заставляя коробки с подарками подплыть к Алин. Вежливые речи, фальшивые восторги.
Он проходил это миллионы раз. Процедура не менялась год от года и не изменится из века в век. Люциус с улыбкой выслушивал благодарности, а сам с замиранием сердца вглядывался в каждую входящую в гостиную женщину. Он знал, что Фрида будет здесь. Чувствовал. Иначе не может быть. Ну не может она всю жизнь избегать его. Это должно когда-то закончиться. Люциус рассеянно взглянул на двенадцатилетнюю дочь Фреда и Алин – огненно-рыжую бестию по имени Блез. Та была отчего-то недовольна. Вежливо поздоровалась и тут же испарилась. Проблема. Это милое создание станет женой его сына. Люциус про себя вздохнул. Тут с одним неизвестно, что делать, а еще вторая неуправляемая особа. А все потому, что Фред слишком много позволяет своей любимице.
– Нарцисса сейчас во Франции. Но она передает искренние поздравления с наилучшими пожеланиями, – Люциус заученно произнес вежливую фразу, одновременно здороваясь с кем-то из гостей.
Где же она? Где? Он успел войти в обеденный зал, успел занять свое место за огромным столом, успел смять красивую карточку с его именем, успел уронить вилку и прослушать, кажется, все новости этого чертова мира. А ее все не было. Взгляд серых глаз скользил от одного знакомого лица к другому, отчаянно надеясь увидеть темные волосы и глаза цвета Надежды. Так когда-то он назвал их.
Да, нелепо, смешно и неправильно. Но Люциус Малфой чертовски устал оттого, что приходилось сворачивать горы и опрокидывать небо. И все это без какой-то цели. Просто, чтобы жить в этом мире. Своеобразная плата за спокойствие семьи и незапятнанность репутации. Он старался не задумываться над тем, как жил. Старался не замечать, что под одной с ним крышей живет чужая женщина. За тринадцать лет брака его удивительно красивая жена стала совершенно чужим человеком. От некогда импульсивной и непредсказуемой девочки не осталось и следа. Порой Люциус ловил себя на мысли, что та Нарцисса, которая могла выкрикивать в его лицо оскорбления, была гораздо ближе и дороже ему, потому, что являлась ниточкой к прошлому.
Комната девушек шестого курса факультета Слизерин и белокурая девочка с серебристыми косичками в его объятиях. И его просьба: «…пожалуйста, не давай мне повода причинять тебе зло. Хорошо?». Как давно это было! Время стерло эту девочку с лица земли, как стерло и его самого. Нарцисса исполнила просьбу. Она не давала повода причинять ей боль. Порой Люциус сомневался, что она вообще может чувствовать эту самую боль. Все, что он видел, – лучезарная улыбка. Как же он ненавидел безупречность! Их жизни... именно два разных потока, а не единая река, текли в параллельных плоскостях. Люциус появлялся на работе, выезжал на охоту, проводил время на светских раутах, встречался с любовницами. Нарцисса с головой окунулась в благотворительность. Взяла под свое крыло какой-то приют и отделение Святого Мунго для пострадавших от непростительных заклятий. Она посещала выставки и организовывала благотворительные вечера.
Две такие разные жизни пересекались изредка в одной точке – поместье Малфоев – за обедом, ужином или светским приемом. И еще в их доме была третья жизнь, протекающая также сама по себе. Люциус некогда мечтал, что эта жизнь будет подчинена ему, но теперь признавал свое поражение. Признавал лишь наедине с собой – никто другой об этом знать не должен. Но себе врать глупо. Поэтому Люциус свыкся с мыслью, что жизнь его сына не принадлежит ему. Она также течет в параллельной плоскости, где есть место скаутскому лагерю, полетам на метле, блестящим успехам по зельям и отвратительным – по травологии. Радовало одно – жизнь его сына не пересекалась и с жизнью Нарциссы. Драко вырос… странным. Он предпочитал быть один. Не раз Люциус замечал его уезжающим в одиночестве верхом прочь от стен замка. И это в двенадцать лет! Сам Люциус в его годы ненавидел одиночество, потому что слишком близко был с ним знаком. А Драко к этому привык.
Почему так вышло? В чем ошибка отца? Детям нужно с самого детства определить круг дозволенного, как когда-то самому Люциусу. Тогда выйдет толк. Будет уважение, почтение, страх… Хотя… Люциус пытался держать Драко в строгости и повиновении. Вот только наказания не приводили к послушанию. Непостижимо, но он не видел в сыне страха, не видел раболепия, почтения. Люциус воспитывал сына по своему образу и подобию, теми же методами, какими воспитывали его, но не видел результатов. В чем-то Люциус даже заткнул за пояс Эдвина. Порой, наказывая Драко, он понимал, что к нему в детстве относились не столь сурово, но, как отец, страстно желал почувствовать отклик, ответ. Ему иногда хотелось встряхнуть сына за плечи, накричать на него – лишь бы увидеть хоть что-то в серых глазах. Однако он помнил, что сам больше всего боялся тихого голоса Эдвина, поэтому не позволял порыву возобладать над разумом – высказывал недовольство тихо и холодно. И… ничего. Хотя нет, одну привычку Драко приобрел. Он стал говорить еле слышно лет с шести. Первое время Люциус воспринимал это как проявление почтения и покорности и лишь спустя несколько лет осознал, что таким образом сын просто старается не выдать то, что на душе. Фраза из детства, которую первой слышит юный отпрыск, достигая осознанного возраста: «ты – Малфой, ты должен уметь сдерживать свои эмоции», наглядно воплощалась в жизнь. Драко не радовался при Люциусе, не шумел, не плакал. Хотя Люциус вообще не видел сына плачущим, ну разве что в далеком детстве. Ребенок отдалялся от отца, загораживаясь тихой речью и исполнительностью. Да, он не перечил. Но это не радовало. Это, наоборот, пугало. Люциус никогда не признался бы вслух, но он терялся, не зная, что делать с мальчиком. Теплых отношений он не мог представить. Для него сын и отец всегда стояли на недостижимых друг для друга ступенях. Лишь подчинение и уважение – так воспитывали Люциуса, ну почему же с его сыном это не получалось? Заклятие? Люциус так надеялся, что с течением времени оно исчезнет, растворится, и Драко станет обычным мальчишкой, который будет бояться наказаний и беспрекословно слушаться отца. Смешно, но Люциус Малфой так и не понял, что дело здесь не только в заклятии.
|
|
|
