Все, что нужно — это любовь

1967 был удивительным годом, потому что в течение одного роскошного лета мы действительно верили в то, что «все, что нужно — это любовь». И что любовь — это все. Что любовь способна изменить мир.

Говоря «мы», я имею в виду всякого молодого человека, который купил себе кафтан, или носил бусы, или вешал на шею звонкие индийские колокольчики, или пел «San Francisco (Flowers In Your Hair)» — «Сан-Франциско (Цветы В Твоих Волосах)» Скотта Маккензи (Scott McKenzie). «Мы» — это те, кто глотал сахарные кубики с LSD, вставлял цветы в дула винтовок солдат, охранявших Пентагон, участвовал в «би-инах» или «лав-инах», занимался любовью под открытым небом под чарующие звуки «A White Shade Of Pale» («Белее Бледного») группы Procol Harum, бродил по Монтерею во время первого великого поп-фестиваля и первой крупной сходки одноплеменников -обдолбанный или просто под легким «естественным кайфом» от ощущения своей молодости, испытывая любовь и чувствуя себя любимым, — и все это в атмосфере музыки.

И совсем не важно, что не каждый прошел через все это, ибо то было коллективное переживание. Как сказал в 1978 Джерри Рубин — бывший революционер-йиппи: «Мы действительно чувствовали, что все люди на Земле наши братья и сестры. И что мы можем изменить мир... В 60-х мы произносили слово «любовь», думая, что LSD или сигарета с марихуаной, или просто произнесение этого слова может принести любовь...»

Это была эпоха идеализма и антиматериализма, стремления создать альтернативное общество, основанное на всеобщем равенстве. Столицей этого нового общества был район Сан-Франциско в границах Haight Street и Ashbury Street. Здесь молодые люди, «выпавшие» из конвенционального общества, собирались в небольшие компании, чтобы покурить «дурь», поторговаться в лавках, где продавалась всяческая психоделия, испытать новое сексуальное переживание и, обрядившись в измятые мадрасские х/б одежды, участвовать в совместном опыте молодежного трайбализма в одном из просторных танцевальных залов Сан-Франциско.

Танцевальные залы сыграли громадную роль в музыкальном взрыве, произошедшем в Сан-Франциско (а затем распространившемся по всей стране) с середины 60-х до начала 70-х годов. В 1965 творческое объединение The Family Dog организовало в городском зале «Лонгшормен» танцы с участием группы Lovin` Spoonful из Нью-Йорка, а также местных ансамблей из «Фриско» — Warlocks (будущие Grateful Dead), Charlatans, Jefferson Airplane. Но это были очень необычные танцы. Ральф Глисон назвал их «первыми взрослыми рок-танцами», где публика получила возможность участвовать в представлении и физически выражать то, что означала для них музыка. Поп-шоу прежних лет представляли собой «концерты», парады исполнителей, выступавших по очереди перед сидячей аудиторией. И как бы ни визжали, как бы ни извивались девочки, как бы ни «освобождались» сексуально или иными путями («в зале не оставалось ни одного сухого места» — шутили тогда), — все равно между выступавшими и зрителями существовал барьер. За публикой следили надзиратели, приравнивавшие танцы в проходах к хулиганству.

Однако, начиная с мероприятий Family Dog, превратившихся в хэппенинги, случилось то, что Глисон окрестил «танцевальным ренессансом». Затем центральной фигурой на сан-францисской сцене сделался импресарио Билл Грэм, который арендовал, а впоследствии приобрел в собственность зал Fillmore Auditorium, вскоре ставший Меккой для групп.

Вспоминая те годы, Глисон заключает: «Филлмор и Грэм привлекли в Сан-Франциско невероятное количество интересных исполнителей. Это были, по сути, краткосрочные курсы американской популярной музыки, без которых культурная жизнь Сан-Франциско и Штатов (ибо этот город задавал тон) была бы намного беднее».

Концерты в Филлморе, местные группы, коммунары из Хэйт-Эшбери, LSD, запрещенный лишь в конце 1966, the pot («травка»), рекламные плакаты, художники вроде Robert»a Crumb»a, журнал Rolling Stone, основанный в ноябре 1967 и ставший хроникером местных событий, — все это, вместе взятое, помогло создать «Сан-Францисскую сцену». А сцементировала все музыка. Под влиянием LSD музыка менялась, она утрачивала стандартную структуру рока и расщеплялась. Так зарождался Acid Rock («кислотный рок») Западного Побережья.

Вскоре Сан-Франциско отобрал у Лондона титул Музыкальной Столицы Мира. Сформированная в 1965 году группа Jefferson Airplane   в начале следующего года записала альбом «JEFFERSON AIRPLANE TAKES OFF» и стала первой группой новой волны, попавшей в национальные хит-парады. «TAKES OFF» стал золотым диском. Следующий альбом «SURREALISTIC PILLOW» имел еще больший успех (даже названия обоих альбомов показывают, в каком направлении шли дела: «takes off» — кайф от вдыхания через нос дыма от сигареты с марихуаной; «surrealistic pillow» — cюрреалистическая подушка), а две песни оттуда стали крупными хитами: «Somebody To Love» и «White Rabbit», причем последняя («Белый Кролик») являлась аллюзией из Льюиса Кэрролла и представляла собой слабо замаскированный гимн наркоте. На примере сей песни видно, как наивны и несведущи были тогда люди в этих делах: «White Rabbit» без всяких проблем проникла в американские хит-парады. Но когда в середине 1967 Битлз выпустили «Sgt PEPPER»a, народ был уже настолько сведущ в наркотиках, что ВВС запретила транслировать «A Day In The Life». Особенно возражали они против следующих строчек: «Забрался наверх, закурил. Кто-то что-то сказал, и я погрузился в грезы». Пол настаивал, что речь идет о сигаретах, но господа из ВВС были убеждены, что сигареты те содержали «кое-какие вещества».

Из творческого котла Хэйт-Эшбери вышли также Big Brother and the Holding Company, с которыми выступала самая интересная певица того периода Janis Joplin  . Как и многие музыканты, выросшие в районе Калифорнийского залива, она воспитывалась на блюзе и фолке. Но летом 1967 переработки блюзовых номеров все чаще перемежались солнечными фантазиями мягкого рока, а затем музыка стала более тяжелой, более резкой.