Глава II. Греческие вооружение и тактика

 

Основная масса греческого войска в период Персидских войн состояла из снабженной панцирем пехоты, вооруженной копьями длиной примерно в 2 м17, словом, из гоплитов.

Предохранительное вооружение гоплита состояло из шлема, панциря18, поножей и щита; короткий меч служил вспомогательным оружием.

Гоплиты составляют тесно сомкнутое тактическое построение - фалангу, фалангой называется непрерывное линейное построение во много шеренг19.

Глубина фаланги меняется; очень часто нам приходится слышать о глубине в 8 чел., являющейся, по-видимому, своего рода нормой построения; но приходится слышать также о глубине в 12 и даже в 25 чел.20.

Непосредственно в бою в подобной фаланге могут принимать участие максимально две шеренги, причем вторая шеренга в момент столкновения заполняет прорывы, образовавшиеся в первой шеренге. Дальнейшие шеренги служат для немедленной замены убитых и раненых, но главное их назначение оказывать физическое и моральное давление на передовых бойцов. Более глубокая фаланга победит более мелкую, хотя бы даже непосредственно в рукопашной схватке принимало участие одинаковое число воинов.

Если бы не преимущества этого давления, то было бы много выгоднее удлинить боевой порядок так, чтобы сделать свой фронт длиннее неприятельского и в момент столкновения совершить охват с обоих флангов. Но при равных силах такой охват возможен лишь за счет глубины построения, и хотя от момента столкновения фронтов до полного окружения должно пройти лишь несколько минут, этого времени, по всей вероятности, окажется достаточно для того, чтобы более глубокая неприятельская фаланга противника опрокинула мелкий центр своего противника и этим разрушила все его построение.

Следовательно, тут основанием служат два диаметрально противоположных принципа: глубина, придающая мощь удару, и длина, облегчающая возможность охвата. Дело военачальника - определить длину и глубину фаланги в зависимости от обстоятельств, относительной численности, качества обоих войск и условий местности. Очень большое войско усиливается больше в глубину, чем в длину, так как очень длинную шеренгу чрезвычайно трудно передвигать в каком бы то ни было порядке и хоть сколько-нибудь организованно, в глубокой же колонне, наоборот, порядок нарушается не так легко.

Ввиду того, что задние шеренги фаланги почти никогда не доходят до применения оружия, могло бы показаться излишним снабжать полным вооружением бойцов примерно дальше четвертой шеренги. Однако относительно греков не дошло никаких сведений о том, чтобы такое различие проводилось в жизнь. Человек без панциря не может сражаться с человеком в панцире. Следовательно, установка нескольких шеренг бойцов без панцирей за бойцами в панцирях явилась бы лишь своего рода маскировкой. Сознание же у воинов в передних шеренгах, что сзади стоящие не могут оказать им действительной поддержки, несомненно, в сильной мере ослабило бы давление задних шеренг на передние, тогда как в этом давлении, в подталкивании вперед, и заключается вся ценность задних шеренг. А если бы действительно на каком-либо участке, вследствие случайного прорыва фаланги, вооруженный неприятель добрался до невооруженных задних шеренг, то последние были бы немедленно отброшены, и бегство одних легко повлекло бы за собой бегство всего остального войска.

Поэтому меньше всего следовало бы ставить в задние шеренги фаланги не совсем надежных людей, рабов. Они не приносили бы там никакой пользы, но легко могли бы преждевременным или даже злонамеренным бегством вызвать панику среди гоплитов.

Все это, конечно, не исключает обратного положения: если есть менее хорошо вооруженные бойцы, то их надо ставить в задние шеренги. Такие легко или неполно вооруженные люди могут быть полезными, оказывая помощь своим раненым и добивая или забирая в плен раненых врагов. Но это лишь второстепенные услуги, а фаланга, как таковая, требует возможно полнее вооруженных воинов для всех своих рядов.

При подобном способе сражения чрезвычайно важно качество бойцов, поставленных в первой шеренге. Как часто Тиртей в своих военных песнях восхваляет воинов, сражающихся в первых рядах "ε ’ν προμά χοισι"21. Позднейшие теоретики советуют полководцу ставить в первую и последнюю шеренги наиболее надежных людей, чтобы удержать целостность всей фаланги. Один привлеченный к суду афинский гражданин ссылался перед судьями на то, что в опасном бою он добровольно стал в первую шеренгу22.

Если в Лакедемоне спартиаты и периойки одинаково шли в армию гоплитами, - между тем как спартиаты, будучи профессиональными бойцами, имели несравненно большую ценность, нежели периойки, занимавшиеся в обычное время своими хозяйственными делами, - то это лучше всего объясняется тем, что первые шеренги фаланги составлялись преимущественно из спартиатов23.

Дальнобойное оружие лишь в очень незначительной мере связывается с гоплитской фалангой. Лук издавна пользовался у греков почетом. Национальный герой Геракл был лучником. Во время платейского похода у афинян упоминается особый отряд лучников. Но с тех пор как копьеносцы образовали фалангу, лучники оказались оттесненными на задний план, ибо эти два рода оружия если и не совершенно исключают друг друга, то все же плохо сочетаются один с другим. Лучников, пращников, метателей дротиков можно себе представить лишь впереди, сбоку или позади фаланги. Если же они высыпают перед строем, то затем до столкновения обеих фаланг они должны скрыться, т.е. обойти фланги своей фаланги. Если бы они захотели пройти сквозь саму фалангу, то вызванные этим беспорядок и промедление принесли бы слишком большой вред, не компенсируемый тем ущербом, который их стрельба причинила бы врагу. Чтобы спокойно обойти оба фланга, стрелки должны были бы начинать отступление в то время, когда фаланги находятся еще на расстоянии в несколько сот шагов друг от друга. Если неприятель совсем не имеет стрелков и ему навстречу посылают легковооруженных, беспрерывно обстреливающих его при его приближении, то это, конечно, может нанести ему существенный ущерб. Если же стрелки имеются у обеих сторон, то они будут главным образом обстреливать друг друга, а это не окажет никакого влияния на бой между фалангами, которому принадлежит решающая роль. Большое количество стрелков, обстреливая надвигающегося неприятеля наискось с обоих флангов гоплитской фаланги, могло бы еще оказать известное влияние на ход сражения. Но нигде, даже в последних греческих сражениях, мы не находим никаких следов подобной тактики.

Если, наконец, поставить лучников позади фаланги, то они могли бы стрелять оттуда незадолго до столкновения; но такая стрельба, без настоящего прицеливания, при крутой траектории выпущенных стрел, не могла бы принести больших результатов, в особенности если, как это обычно бывало, собственная фаланга скорым шагом шла навстречу неприятелю. Действительно, с подобным применением стрелков мы чаще встречаемся в теории24. Практически же оно проводилось в жизнь очень редко, например в сражении, которое Фрасибул дал 30 тиранам на улицах Перея (Ксенофонт, II, 4). Но здесь воины Фрасибула стояли лишь в 10 шеренг на возвышении и ждали неприятеля, подвигавшегося в гору фалангою в 50 щитов глубиною. Следовательно, выстрелы, направленные сверху в плотную массу противника, могли при этих особых обстоятельствах сослужить немалую службу.

Но, как правило, стрелки являлись лишь вспомогательным родом оружия. Настоящие же боевые войска греков в Персидских войнах состояли исключительно из гоплитов.

Несмотря на это, Геродот, говоря о Персидских войнах, считает на каждого гоплита по одному невооруженному (угХоф и причисляет их к войскам при подсчете боевых сил. Позднейшие греческие историки тоже часто упоминают о больших массах невооруженных, но не причисляют их к настоящим бойцам, - вполне основательно, как мы уже имели случай убедиться, так как с этим родом оружия почти совсем не приходилось считаться: роль его в бою была ничтожна. Здесь мы сталкиваемся с затруднением, с которым нам неоднократно придется встречаться и дальше, особенно в рыцарских войсках Средневековья. Строгое различие между бойцами и небойцами, которое кажется нам теперь чем-то само собой разумеющимся, в действительности бывает довольно трудно провести. Греческому гоплиту было очень тяжело нести свое вооружение, да еще за то короткое время, какое длился обычно поход, он сам должен был заботиться о своем пропитании. Большинство гоплитов были люди состоятельные и не совсем молодые. Поэтому им трудно было обходиться без помощника, служившего им оруженосцем, фуражиром, поваром, а в случае ранения - братом милосердия.

Каждый гоплит должен был иметь при себе какого-нибудь другого человека - будь то сын, брат, сосед или хотя бы надежный раб. Этот спутник не был совсем безоружен: он имел по меньшей мере кинжал на поясе или топорик, а, может быть, также и легкое копье. Если вставал вопрос о том, чтобы опустошить неприятельские земли, когда противник уклоняется от боя, то невооруженным было легче это сделать, чем тяжеловесным гоплитам. В бою часть из них могла зайти во фланг неприятельской фаланги, чтобы киданием камней и метанием копий затруднить врагу продвижение; другая часть могла идти за фалангой для того, чтобы немедленно подбирать раненых и подавать им первую помощь, а попавшихся в руки раненых врагов брать в плен или добивать. Итак, эти невооруженные не являлись просто обозными - на них лежали также известные боевые функции. Но все же получится искаженная картина, если их считать вместе с гоплитами при определении боевых сил. Гораздо вернее (как это большей частью делали сами греки) считать только гоплитов, а также всадников и стрелков, которых обозначить особо. Но в то же время не надо упускать из виду, что было примерно такое же количество обозных, несших известные второстепенные боевые функции.

Кавалерии греки совсем не применяли против персов.

Слабость фаланги гоплитов - в ее флангах. Если противнику удалось охватить фалангу хотя бы с одного фланга, в то время как фронт занят, то она погибла. Незначительное количество бойцов из крайних рядов едва ли смогло бы выдержать натиск неприятеля. В то время, когда они вынуждены остановиться и поворачиваться к неприятелю, они или заставляют этим остановиться всю фалангу, отнимая у всех задних рядов возможность выполнять свою основную задачу - напирать на передние ряды, - или же происходит разрыв фаланги, и враг захлестывает ее с фланга.

Очень наглядно это показано в описании одного сражения под Керкирой в 373 г.25. Спартанцы, осаждавшие город, отбили вылазку. Тогда из ворот города им во фланг ударил другой отряд керкирян, "выстроенных в фаланги по 8 чел. в глубину"; лакедемоняне, - рассказывает дальше Ксенофонт, - "решили, что фланг (то акроу, т.е. дословно "острие") слишком слаб, и попытались повернуть кругом". Последние ряды пробовали еще построиться покоем и образовать новый фронт. Неприятель, усмотрев в этом маневре начало бегства, надавил на них сильнее, перестроения провести не удалось, и одна часть за другой в самом деле бросились в бегство.

Особенно опасна для фаланги кавалерия, когда она, хотя бы даже очень слабо, атакует во фланг. Тогда сила фаланги может быть немедленно сломлена, так как она не сможет наступать, сохраняя порядок.

Вопрос о происхождении фаланги как тактического построения или, другими словами, о том, как развивался из умноженного единоборства бой единым тактическим целым, мы исключили из рамок этой книги и повели наше изложение от того времени, когда в греческих городах- государствах тактическое целое фаланги гоплитов уже несомненно существовало и успело доказать свою жизнеспособность. Но некоторые указания относительно предыдущего периода я все же хотел бы дать.

Многое указывает на то, что доряне, покорившие себе часть пелопоннесских земель, были первыми, которые не только признали важность крепкого единения бойцов, но стали также практически и с успехом проводить его в жизнь. В легендарных рассказах о Мессенских войнах в том виде, как они сохранились до нас у Павсания (VI, 8, 11), говорится, что лакедемоняне не преследовали неприятеля, потому что им важнее было сохранить свой порядок, чем убить того или другого из беглецов26. Почти совершенно одинаково звучат (Арнет, Мария Терезия - Arneth, Maria Theresia, V, 171) заметки императора Франциска I о военном деле пруссаков, написанные им для его брата Карла Лотарингского в 1757 г. "Они (пруссаки) лишь редко умели извлекать значительные выгоды из выигранных сражений. Причина заключалась в том, что они ничего так не боялись, как внести беспорядок в свои ряды, и потому большей частью избегали стремительного натиска".

Старейшее воспоминание о происхождении фаланги дает легенда, которую мы находим у Полиэна (I, 10).

Когда Гераклиды воевали со Спартой, неприятель напал на них однажды во время жертвоприношения. Но они не поддались панике и приказали выступить вперед своим флейтистам. Флейтисты дули в флейты и шли вперед, гоплиты же, подвигаясь в такт мелодии, образовали и сохранили в целости боевой порядок и победили.

Этот опыт научил лакедемонян, чтобы в бой их всегда вели флейтисты, и бог возвестил им, что они всегда будут победителями, пока будут сражаться с флейтистами, но не против них. При этом флейтисты означают не что иное, как тактический порядок; толпа отдельно дерущихся героев не марширует в такт, но своим беспорядочным шумом она заглушила бы даже флейты.

1. Плутарх (Ликург, гл. 22) и Фукидид (V, 70) также рассказывают, что лакедемоняне медленно шли в бой под ритм и мелодию многочисленных флейт.

Но из этого неправильно выведено заключение (Liers, S. 177), что спартанцы придерживались этого шага до самого момента столкновения, не делая подобно афинянам разбега. Приближение под музыку размеренным шагом безусловно сочетается с конечной атакой форсированным маршем, как того требует природа, или, если можно так сказать, психология вещей.

Также и Полибий (IV, 20, 6) сообщает, что в древности критяне и лакедемоняне вместо трубы ввели на войне au^ov KaipuS^ov (флейту и ритм), т.е. ровную, ритмическую игру флейты.

2. Если внимательно отнестись к песням Тиртея, то в некоторых отрывках, как уже вполне правильно отметил Ад. Бауэр (а. а. О. р. 242, 2-е изд., 304), можно найти указания на то, что перед певцом проносились сомкнутые ряды, именно (примеч. 10, 15 у Bergk): "Сражайтесь, оставаясь друг возле друга". Другие места, конечно, указывают скорее на единоборство, как в Илиаде - например, обращение к гимнетам в конце No 11, но существование тактического целого отнюдь не исключает единоборства и даже частого единоборства.

3. В гражданской присяге афинян было особо подчеркнуто: "И не покину товарища, с которым буду идти рядом в строю".

К этим цитатам Ольсен (Olsen) в своей "Schlacht bei Р^дд" ("Progr., Greifswald", 1903 г., S. 15) прибавил еще следующие две прекрасные ссылки: Софокл "Антигона", стих 670: "Он не покинет своего поста во время сражения - доблестный и справедливый боевой товарищ" и Фукидид, II, 119, речь Архидама: "Следуйте повсюду, куда бы вас ни повели. Прежде всего соблюдайте порядок и сохраняйте бдительность. Дело идет лучше всего и безопасность повышается тогда, когда многие готовы подчиняться одному порядку".

4. На основе чрезвычайно тщательно проведенного сопоставления и сравнения литературных источников с дошедшими до нас изображениями на вазах, Гельбиг27 пытался недавно доказать, что в Греции (за исключением Фессалии) до Персидских войн вообще не было кавалерии, а тех (ллет^, о которых так часто упоминается и чьи изображения мы встречаем не раз, следует рассматривать как конных гоплитов.

Вопрос идет о времени, значительно предшествующем исходному моменту моего исследования, однако я должен заметить, что доказательства Гельбига не кажутся мне убедительными и что против них имеется много веских возражений. Прежде всего самое представление о пехоте и кавалерии слишком современно, т.е. если брать его так подчеркнуто; кто прочтет III том этого исследования, тот увидит, что бывали воины пешие и конные, к которым нельзя было применить ни слово "пехота", ни слово "кавалерия". Поэтому и гельбиговское понятие "конной пехоты" безусловно подлежит оспариванию, - и это не только простой спор о словах, но на это понятие опирается все его исследование; дело в том, что при толковании различных сцен вазовой живописи, где изображены кони и вооруженные люди, целиком предоставляется нашему выбору видеть в них кавалеристов и пехотинцев. Кто достаточно вник в самую сущность средневековых рыцарских сражений, тот поймет, что изображения на греческих вазах часто допускают другое толкование, чем то, которое дает им Гельбиг, когда он, например, так излагает сцену сражения (рис. 37, стр. 255): два конных гоплита подверглись нападению, прежде чем успели перед боем соскочить с лошадей; я готов скорее предположить, что они подверглись нападению и не успели вскочить на седло для того, чтобы ринуться в бой верхом или же ускакать. Также и толкование на стр. 188 кажется мне недопустимым, равно как и многие другие.

Гельбигу представляется, что граждан с лошадью, даже с двумя лошадьми, вербовали на войну для того, чтобы в случае сражения они вступили в фалангу в качестве гоплитов, а после сражения опять садились на лошадь и преследовали врага. Мне это представляется неприемлемым. Что состоятельный человек, назначенный участвовать в походе, садился на лошадь для того, чтобы не утруждать себя бегом, а потом сражался в качестве гоплита, - это, конечно, могло случиться; что обладатели лошадей сейчас же после исхода фалангового сражения стремительно вскакивали на своих коней и преследовали побежденного врага, это также могло происходить, хотя для более древнего периода греческой истории у нас нет никаких указаний на существование самого понятия о подобном преследовании, и едва ли оно вязалось бы с ним. Но с уверенностью можно утверждать, что в подобных целях институт конных гоплитов не мог бы быть организован государством. С другой стороны, многие случаи показывают нам, что конные воины значительно больше могут повлиять на исход сражения, если остаются в седле и атакуют неприятельскую фалангу во фланг.

Применяя современное понятие "кавалерия", Гельбиг считает необходимым (стр. 169), чтобы всадники собирались для совместных упражнений, причем он вполне основательно сомневается в исполнимости этого требования. Но те два всадника, которых должен был поставить каждый округ (навкрария) Аттики не составляли эскадрона численностью в 96 чел., а были попросту 96-ю отдельными всадниками или, если угодно, рыцарями, так же мало думавшими о совместных упражнениях, как и средневековые рыцари.

Что эти рыцари при известных обстоятельствах вступали гоплитами в фалангу, вполне естественно; ведь и средневековые рыцари зачастую сражались пешими, и не только тогда, когда обстоятельства не благоприятствовали бою на конях, но также и для оказания моральной поддержки прочим пешим бойцам; и подобно тому, как это ставилось в большую заслугу афинским всадникам28, так же точно прославлялось это и рыцарями XV в. (Г. Дельбрюк, т. III, стр. 468 и 549 нем. текста). Во время Персидских войн, когда горсточка греческих всадников оказалась бы совершенно бессильной против многочисленной персидской конницы, знатные афиняне, само собою разумеется, сражались в рядах гоплитов, а потому заключение Гельбига (стр. 160), что отсутствие кавалерии у греков при Марафоне и Платее доказывает, будто у них ее и вовсе не было, никак не убедительно.

Для нас излишне входить в детали сделанного Гельбигом исследования; поскольку они касаются интересующего нас периода, они относятся больше к области "древностей". Здесь последнее слово должно быть сказано новым исследованием. Ибо, если я и не могу согласиться с основной мыслью и выводом

Гельбига, все же он безусловно прав в том, что в наших преданиях таятся противоречия, остававшиеся до сих пор незамеченными. Сама постановка вопроса, собрание воедино разбросанного материала, остроумный его подбор - все это само по себе составляет большую заслугу. Вопрос же о конечном выводе остается открытым, а загадки так и остались загадками.

Особенно удивительным для нашего восприятия является сообщение Павсания (I, 18; указано Гельбигом на стр. 180), что в одном из афинских храмов находились статуи диоскуров, изображавшие господ пешими, а их слуг на конях. В наше время это можно было бы рассматривать как опрокинутый мир (die verkehrte Welt).

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: