 |
Нахалам настала теперь благодать,
|
|
|
|
Пред старшими шеи не гнутся,
Ребята отцам рассуждают под стать,
О розге ж не смей заикнуться.
Грабителям разным такое житьё,
Что в сказке не снилось, ни в были,
Одно затвердили словечко: моё,
Твоё же совсем позабыли.
Бывало измену земле и царям
Карали батоги да казни,
Теперь, хоть всю Русь продавай по фунтам,
Не зная стыда и боязни.
А если изменник, убийца и вор
Случайно в тюрьму попадётся,
Есть слово, что всякий откроет затвор;
Амнистией это зовётся.
В крамоле – грядущего блага заря,
И в смуте геройство позорной,
А те, кто за веру, за Русь, и царя,
Те сотнею прозваны чёрной.
И в царскую Думу, на горе земли,
Под кличкой чужой: делегаты,
Обманом в избранье народном прошли
Лихие враги – супостаты.
Я помню, мне сваталась дочка твоя,
Да честь отклонил я такую;
Теперь же меня, коль захочет в зятья,
Взять в жены готов я любую.
Хоть мне не привычны повадки её,
Да будет женой она верной,
У нас же от рук всё отбилось бабьё
И стало чудить беспримерно,
Мужскую фуражку надвинув на лоб,
Разводят политику бабы,
А муж не глава, а лишь женский холоп,
Чтоб сглаживать жизни ухабы.
На сходке, что митингом ныне зовут,
Затеяв сумбурное дело
О равенстве громкие речи ведут –
И спорят нахально и смело:
«Ума ли нам меньше природой дано?
Известна, чай, женская смётка!
Чем хуже мужчин мы?» Ох плачет давно
По ним домостроева плётка.
Как будто с цепи все сорвались долой,
И вот, от их гама и воя,
Не в силах терпеть больше дури земной,
Я в царство спустился морское.
Чтоб здесь отдохнуть от всех вздорных речей
От общего всем беснованья
|
|
|
В незыблемом мире державы твоей
И в рыбьем покорном молчанье.
1907г. С. 71
Очнись Святая Русь!
Очнись, Святая Русь, очнись!
Не время спор вести кровавый:
Твои враги уж поднялись,
Готовит месть их сонм лукавый!
Края, что кровью и мечом
Покорены в годины славы,
Восстать стремятся, мятежом
Сломив оплот твоей Державы!
Затем ли верные сыны
Ни сил, ни жизни не жалели
Н, пылкой доблести полны,
На поле бранное летели?
Удача им неслась во след,
Пред ними недруги дрожали,
Затем ли, чтоб плоды побед
Назад без боя мы отдали?
Любовью к Родине горя,
Мы пламень заглушим раздора:
Сплотимся дружно вкруг Царя,
России в Нем Одном опора!
Пусть под его высокий стяг
Его приверженцы сойдутся,
Н враг Царя им будет враг,
Пока сердца их жизнью бьются.
Железным сомкнутым кольцом,
Восстанем мы непобедимо, -
Лишь тесно слитая с Царем
Святая Русь неразделима.
Кровавой куплены ценой
Ее державные владенья:
Наследья старины родной
Мы не дадим на расхищенье!
Пусть всякий, кто Отчизну чтит,
Кто верит в Русь, идет за нами!
Господний Промысл - нам щит,
Престолу верность - наше знамя!
Объединясь теперь под ним,
В борьбу за Русь мы смело вступим,
Ее основы отстоим
И стойкостью победу купим.
1907 с.100
Русь идет!
Довольно смута ликовала,
Глумясь над нами в час беды.
Довольно! Родина устала
От нестроенья и вражды.
Рассеяв лживые обманы
И отряхнув тяжелый гнет,
Чтоб залечить Отчизны раны,
В строю сомкнутом Русь идет.
***
В борьбе коварной и неравной,
Изнемогал наш край родной,
В пыли был попран стяг державный,
Крамол мятежною пятой.
Но день настал, страна прозрела,
Пришел к сознанию народ,
И кличь врагам кидает смело:
«Долой С дороги! Русь идет!»
***
Идет та Русь, что в дни былые,
Невзгоды вынося не раз,
Ярмо преемнику Батыя
Сломить сумела в добрый час,
Русь, отражавшая без страха
Племен враждующих налет,
Донского Русь, Русь Мономаха
И Русь Пожарского идет.
|
|
|
***
На подвиг доблестный спасенья
Ее Господь благословил,
Дал ей залогом одоленья
Живой прилив народных сил. Хоругвь - ее родное знамя,
И крест святой - ее оплот,
Вперед сомкнутыми рядами,
Неудержимо Русь идет.
1907 с.190
В дни смуты
В дни смуты и борьбы тяжелой, Как хищник, тучный чуя лов, Восстала гнусная крамола С подпольной сворою врагов.
Не прямо, с поднятым забралом На честный бой она пошла: Везде своим змеиным жалом Она разит из – за угла.
И гибнут жертвой произвола России лучшие сыны. И слуги верные престола Судьбою злой обречены.
За годы службы неподкупной Удар убийц награда им, И молодушно и преступно Перед злодейством мы молчим.
Застыла кровь, уснула совесть, С бессильно – никнувшим челом Кровавую мы слышим повесть, В оцепененье роковом.
И гибнет в судоргах бесправья Наш край, измученный в конец, А мы плетём себе бесславья В грядущем пагубный венец…
Проснись же Русь! Стряхни оковы Тебя позорившего сна; Чтобы спасти свои основы – Былые вспомни времена!
В отпор лихому наважденью, Подняв карательную длань. Как ангел праведного мщенья, Перед злодеями предстань.
1907 г. с. 199
Царевна Софья ( вНоводевичьем
монастыре)
Алой лентой, в тумане горя,
Занялась на востоке заря,
3а решетчатым узким окном
В темной келье, мерцая в углу,
Свет лампады дрожит на полу
Красноватым неясным пятном.
Все безмолвно и тихо вокруг.
Сбросив наземь высокий клобук
Спит царевна, как призрак бледна,
Прислоняясь к подушкам челом,
Беспокойным и трепетным сном
Лишь под утро забылась она.
Всю мучительно долгую ночь
Не могла она страх превозмочь,
И ходила то взад, то вперед,
Голова вся горела в огне
И мороз пробегал по спине
Руки холодны были как лед.
Иногда прижимаясь к стеклу,
В непроглядную черную мглу
Долгим взором смотрела она,
И ей мнилось вдали у реки.
Загорались во тьме огоньки
И немая жила ·тишина.
В эту ночь столько тягостных дум
Её гордый тревожили ум
И во мраке вставали пред ней
Расписные покои дворца
и сиянье златого венца
В переливах блестящих огней.
Ей мерещился ласковый взор,
Страстный шепот, живой разговор,
Вспоминался ей Васенька-Свет,
И тот терем, где, счастья, полна,
Ночи с ним коротала она,
|
|
|
Пока даль зарумянит рассвет.
Но, как сон пред десницей Петра,
Миновала блаженства пора,
И в монашеский мрачный убор
Против воли ее облекли,
Из дворца в монастырь увезли
В подневольный и строгий затвор.
Как орлицей ей келья тесна,
Как могила неволя темна,
Тяжелее железных цепей
На плечах черной мантии гнет
И клобук чело давит и жжет,
Как кольцо раскаленное ей.
Но хоть казни Петра и страшны,
Ей стрельцы оставались верны.
Не забыла Царевны Москва.
Для неё не жалеют голов,
И о них сквозь запоры замков
До неё доходила молва.
Несмотря на усердный надзор
Между ними воник заговор
И на утро он вспыхнуть готов...
Все рвсчитано верно вперед,
Петр далеко измены не ждёт усмиренных покорных стрельцов.
Только ночь пережить ей теперь
И широко раскроется дверь,
Снова воля и власть и любовь
3а порогом тюрьмы ее ждут...
Все быстрей её мысли бегут,
Все сильнее волнуется кровь.
Эта ночь бесконечно длинна...
Наконец, утомилась она,
Пред зарей одолел ее сон,.
И лишь утром, когда ясный день
Разогнал над землей ночи тень,
Разбудил монастырский трезвон.
Она быстро очнулась от сна
И к узорчатой раме окна
Подошла... вдруг пронзительный крик
Прозвучал среди кельи пустой,
И трепещущей звонкой волной
Далеко по проходам проник.
Там, где крепкой стеной вдоль окон,
Монастырь высоко обнесен,
В восходящего солнца лучах,
На белевшие вздеты зубцы,
Неподвижно висели стрельцы
С челобитьями в мертвых руках.
1903 с.33
Казнь. Монса.
День угасал, бледнели небеса, И тишиной земля была объята.
На западе алела полоса
Холодного осеннего заката.
На берегу застывших Невеких вод
Вчерашней казни памятник кровавый
Чернел досчатый мрачный эшафот,
И на помосте труп лежал безглавый.
Высокий шест, с воткнутой головой
Позолочен - последними лучами, Стоял над ним, как грозный часовой
С открытыми стеклянными очами.
Безлюден был большой Царицын луг,
ужасный вид окровавленной плахи
Всех - разогнал, и: смолкло все вокруг,
Оцепенев в тупом безмерном страхе. Но вот вдали раздался шум копыт, Что по земле замерзшей ударяли,
Сверкал под ними искрами гранит,
Царя коляску кони быстро мчали,
|
|
|
В ней Петр сидел невесел и угрюм.
Глядели строго пламенные очи
Под гнетом тяжким - и ревнивых
дум.
Он был мрачней ненастной темной ночи,
А рядом с ним покорная жена,
Взгляд опустив вся бледная молчала,
Старалась бодрость сохранить она,
Но дрожь ее невольно пронимала,
Душа рвалась тоскливей и больней...
Все ближе, ближе страшная картина …
Царь, приказав замедлить ход коней,
Проговорил: "Смотри Екатерина!"
И на нее он устремил в упор,
Ловя её малейшее движенье,
Всепроницающий неумолимый взор,
Исполненный тревогой подозренья.
Но в этот краткий и ужасный миг
Она себе: ничем не изменила,
Готовый с уст сорваться страстный
крик,
Усильем воли быстро заглушила.
На длинный шест с кровавой головой,
Вокруг которой закружились птицы,
Взор подняла в холодный и немой,
Лишь чуть заметно дрогнули ресницы,
Когда, взглянув на облик мертвеца,
Что бледность смерти тенью покрывала,
Она черты любимого лица.
Перед собою снова увидала.
Потом неспешно очи отвела
И голосом спокойным без боязни Смотря в лицо Петру произнесла:
"Ты прав, он был достоин лютой казни!"
Царь Петр вздохнул свободней и вольней.
И приказал вернуться улыбаясь,
И вновь раздался мерный бег коней, От места казни спешно удаляясь,
Все отдалённее и глуше он звучал...
Окутанный вечерними тенями
Мертвец недвижными стеклянными глазами
Коляску царскую, казалось, провожал.
1903 с.38
Зерно
В горячем блеске дня ликующей красою
Не всем цвести дано;
Таится глубоко под влажною землёю
Смиренное зерно.
И ласки солнечных лучей оно не знает, Лелея свой росток;
Но из него высокий стебель расцветает - Грядущего залог.
Купаться в радужном сиянье громкой славы, Пусть мне не суждено: Я не махровый цвет, не венчик величавый, Я скромное зерно.
Среди дорог широких узкий путь проторен
Мне властною судьбой;
Я лёгкое зерно между бессчётных зёрен
Безвестности людской.
04.05. 1908 г. М.в. № 103,
Васильки
Как сквозь струю глубокой
Стремительной реки,
Таясь во ржи высокой
Синеют васильки.
От взоров беспокойных
Лазурный их наряд
Ряды колосьев стройных
Ревниво сторожат,
И гнутся в зыбкой ласке,
И золотом блестя,
Таинственные сказки
Им шепчут, шелестя.
1905 с.72
Все в мире суета, все минет, все пройдет,
Минутной славы шум, цветов роскошных краски,
Людская жизнь мелькнет, как миг волшебной сказки,
И лето ясное, как юность отцветет.
Но за зарей угасшей вновь заря взойдет,
Цвесть будут для других весна, любовь и розы,
К чему же жалкий бред, обманы лживой грезы?
Все в мире суета, все минет, все пройдет.
|
|
|
1905 С.86
***
Дремлет степь тихой ночью морозной,
Скрыта снежным пушистым ковром,
И над нею раскинулся звездный
Свод небес златотканым шатром.
Стушевались дня яркие краски,
Замер мир, далеко, далеко,
Словно в царстве чарующей сказки
Все прозрачно вокруг и легко.
Даль сливается с дымкою мглистой,
Путь под белым покровом исчез,
И кругом только снег серебристый,
Звезд алмазы да бархат небес.
1905 с.92
Апрель
Апрель – дитя! То смех, то слёзы,
То дождь, то яркая лазурь,
То преждевременные грозы,
То возвращенье снежных бурь.
В апреле нет надежды ласки,
Он обмануть всегда готов,
Он весь причудлив, как окраски
Его бесчисленных цветов.
То щеголяет белизною
Цвет нежных яблонь, груш и слив,
То тёмно-синей глубиною
Манит подснежников отлив.
Садам и рощам перемену
Апрель приносит что ни день,
Цветам черёмухи на смену
Идёт лиловая сирень.
Едва на взрыхленных куртинах
Встал гиацинтов пёстрый строй,
А на болотах и низинах
Зацвёл уж лютик золотой.
Их аромат, благоухая,
Наполнил воздух, словно хмель,
И с красотою юной мая
Слился младенческий апрель
|
|
|
