 |
Сор в контекстах ежедневного взаимодействия
|
|
|
|
Место и время выбрасывания сора
Освоенность пространства, превращение его в объект культурной деятельности предполагали удаление из него периодически накапливающегося сора; в частности, это могло обуславливаться представлениями о доме как о храме, в котором не было места никакой «нечистоте»: «Як лягают спать, до метут хату через те, що ангол ходытыме; а як неметена хата, то туда вiн не прыйде»[4]; «Накануне пятницы чисто метут полы в избах, по поверью, что Пятница всегда посещает в это время жилища людей»[5].
Место, куда выбрасывался сор, понималось как обязательно «грязное» — либо изначально (что, собственно, и делало возможным выбрасывать на него мусор, например, болото), либо становившееся таковым в результате контакта с мусором. «В Болгарии запрещали детям даже ходить к мусорной куче, а хозяйки не выбрасывали мусор, стоя лицом на восток или навстречу солнцу, иначе считалось, что скотина станет яловой»[6]. Перед выбрасыванием сор мог сжигаться, однако, похоже, у славян не существовало единой практики в этом отношении: в некоторых локальных традициях это широко практиковалось[7], в других же существовал запрет бросать сор в огонь (с мотивировкой, снова имеющей отношение к сельскохозяйственной магии: например, «у овец появятся струпья»[8]).
Помимо места важно было и время выбрасывания сора. Хорошо известный запрет «не выноси сор из избы» может быть редукцией полной формы выражения «не выноси сор из избы после захода солнца». Внутренние мотивировки данного запрета могут быть распределены на две группы:
1) уйдет благополучие дома: «замести можно счастье или прибыль дома»[9]; «скотина во дворе начнет дохнуть»[10]; не будет молока у коровы (Полесье)[11];
|
|
|
2) возникнет угроза жизни и здоровью человека: «ребенок спать не буде» (Полесье); «весной нападет слепота»[12], «в селе появятся бешеные собаки»[13] и проч.
Рис.
Очевидно, что при всех различиях в «результативной направленности», понимаемой как «объяснение, которое дают... носители (исполнители) обряда... обрядовому действию»[14], данные запреты связаны с окончанием дневного цикла, предполагавшего полное «собирание дома», от членов семьи до вещей, являющихся его принадлежностью, — в противном случае пространство дома как бы «размыкалось» вовне в пограничное время (ночь), когда был наиболее вероятен контакт с чужим и потенциально опасным внешним началом.
Сор в сельскохозяйственной маши
В силу культурных ассоциаций мусора со «всеми видами нечисти»[15] выбрасывание мусора могло осмысляться как акт избавления от насекомых и мелких вредителей: «в Чистый понедельник относят выметенный мусор на чужую межу, говорят "Вот тебе блохи и клопы!" и бегут домой, не оглядываясь»[16], «пепел от сожженного мусора в полночь накануне Троицы высыпают на крышу чужого скотного двора, приговаривая: "как водились у меня блохи, так водитесь и у него"»[17].
Обрядовые действия с сором, основанные на его уподоблении сорнякам, позволяют говорить о восприятии поля, хотя и находящегося за пределами дома и двора, как одного из освоенных, «человеческих» локусов. В связи с этими действиями, совершаемыми в доме, можно было оказывать влияние на будущий урожай[18]. Так, в собственной хате, особенно в начале года, в период от Рождества до Крещения, старались не мусорить, чтобы потом в поле вырос чистый лен[19].
Однако помимо качества «вредоносности» сор, особенно собранный в отмеченные периоды времени (например, в Пасху, на Рождество), мог наделяться и противоположным признаком сакральности. Кроме того, сор, образующийся внутри своего дома, мог восприниматься в качестве его атрибута и продолжения, что позволяло использовать его как средство продуцирующей магии: «Для защиты посевов от червей, гусениц и т. п. в Мазовше под Рождество после захода солнца выметают сор из четырех углов и выбрасывают его за границы своих полей, а в районе Кракова — выносят на развилку дорог»[20].
|
|
|
Таким образом происходило как бы распространение силы «обжитого», «окультуренного», которая должна была противостоять вторжению «извне». Для подобных действий могла быть значима и семантика множественности: сор высыпали под фруктовые деревья, чтобы «было столько фруктов, сколько мусора»[21], или клали в гнездо наседки, чтобы она несла побольше яиц (Полесье).
В разбрасывании сора по огороду, видимо, имплицитно выражена и его связь с навозом, удобрениями; обрядовый контекст, таким образом, актуализирует этимологический смысл слова сор.
Сор и нечистая сила
Двойственное восприятия сора в полной мере проявляется и в представлениях о его связи с нечистой силой и связанных с ними обрядовыми действиями по взаимодействию с ней.
С одной стороны, сор мог считаться «жилищем» нечистых («одно из мест обитания кикиморы — угол, куда сметают мусор»[22]), а также обладать для них особой притягательной силой: «если по всем пяткам Великого поста собирать по одной тресочке [щепочке. — А. К.] со сметья и в Пасху перед рассветом все 8 тресочек запалить, тогда непременно придет ведьма запалить огня»[23]. С сором связывалась оборотническая сила ведьмы, превращавшейся в различных животных (собаку, свинью и т. д.) «тилько на смитныку» [т. е. на мусорной куче. — А. К.] [24], а также возможность ее опознавания: «Полить теплым, свежим из-под коровы молоком сор на дворе, — ведьма немедленно прибежит на то место, потому что иначе "вона так нудытымытця, що хвора зробытця" [начинает тосковать и заболевает. — А. К.]»[25]. На сору мог происходить обмен с миром нечистого: «чтобы вернуть подмененного нечистой силой ребенка, подменыша относили на мусорную кучу и били веником»[26].
Вместе с тем как квинтэссенция «внутреннего, освоенного» сор мог употребляться в качестве отгонного средства против нечисти; так, например, «у западных славян, чтобы ребенок не плакал по ночам... метут мусор и кладут его под голову ребенку»[27]. Как нам кажется, в подобных контекстах прежде всего реализуется семантика сора не просто как «своего», но и как «старого», находившегося в пространстве человека какое-то определенное время. Можно заметить в этой связи, что апотропейной (отгонной, защитной) силой в культуре могли обладать как «максимально новые» вещи, так и то, что, наоборот, было маркировано по признаку «старости»[28].
|
|
|
Сор и лечение
«Двуприродность» сора, возможность одновременного его осмысления как «своего» и «чужого» определяет его место в лечебной практике традиционной культуры — в той мере, насколько последняя также производна от обмена между «внутренним» и «внешним» пространствами.
Так, сор мог восприниматься как причина болезни: «Если переступить через мусор, висипка по телу высыпае» (Полесье), а также быть проводником недуга, например «болезни-подвенечницы», т. е. чесотки «от сора, прильнувшего к ногам... во время бракосочетания»[29]. Сор может уподобляться и самой болезни, как в следующем заговоре: «На Латыре камне сидит царь и царица. У царицы девица, она с шелковым веником. Царь вели и царица вели, а девица мети с раба божия щепоту ломоту»[30].
Рис.
В то же время, в соответствии с принципом изгнания «подобного подобным», сор использовался как средство избавления от болезни: «Если младенец начинает чахнуть, для исцеления больного молятся порогу, а также сору: "сор-пересор, исцели его болезнь"»[31], «Як побачыш пэрший раз молодика [молодой месяц. — А. К.], да возьми з под правой ноги пэсок (чы смэття) и потри тым бородауки — и оны пропадут» (Полесье).
Сор мог выступать активным элементом такого лечения; так, у белорусов для снятия порчи с ребенка «по захождении солнца, из дому больного высылается дитя не старше девяти, или же старуха не моложе шестидесяти лет, преимущественно "сдящинившiя" [уже не рожающая. — А. К.]. Не останавливаясь, не заглядывая по "бокам" и ни с кем не заговаривая, посланец бежит на соседний с правой стороны "шуметник" и правою рукою "хапáицъ шу´мы [сора. — А. К.], сколько ухапиць"; потом... бежит к "шуметнику" соседа с левой стороны и "хапáицъ шу´мы " левою рукою. Когда же посланец взбежит на собственный двор, то на ходу "хапаиць" шумы обеими руками и вручает принесенное матери у самой "колысцы". Эту "шуму" нужно "топиць", отваром поить больное дитя, а "вытопками" подкуривать его»[32]. В данном примере сила главного действующего элемента, сора, возрастает пропорционально количеству дворов, с которых он был собран; то, что это должно было происходить быстро и исключать контакт с посторонними, как и то, что совершающий этот обряд должен находиться в нефертильном возрасте, свидетельствует об опасности контакта с ним.
|
|
|
В других случаях сор мог быть и тем пассивным веществом, на которое переходила болезнь с человека: «предметы, на которые были перенесены бородавки, выбрасывают на дорогу, закапывают в навоз, землю, в мокром или грязном месте, например, в хлеву (особенно в свинарнике), под помойным ведром»[33]. Еду и питье больного, которые он не в состоянии был употребить, могли выбрасывать в мусор — чтобы избежать заболевания здоровых членов семьи: «Як больны не допыу соль с медом ци неслы на смитник до схода сонца и выливали» (Полесье).
Сор в контекстах ежедневного взаимодействия
1. Внутри дома (между членами семьи) сор функционирует как воплощение совокупной доли ее членов; действия с мусором в данных контекстах можно описать как модель перераспределения этой доли.
Связь между домашним мусором и обитателями дома находит выражение в следующих поверьях: «после отъезда кого-либо из домашних не пашут три дня полу — а выпашешь, уехавший не воротится»[34], «а в армию бяруць дак три дни не мятуць» (Полесье), «Если случится, что в доме есть больной... то изба и вовсе не метется, потому что, выметая сор, можно и хворого вымести»[35]. Выметание мусора из дома мыслится, таким образом, как удаление доли покинувшего дом человека, прерывание связи, их соединяющей. Движение сора внутри дома также могло влиять на количество доли, получаемой кем-либо из членов семьи: «Если кого-нибудь в доме притесняют, то надо незаметно для других подмести избу в обратном направлении — от порога к куту, тогда он останется жить в доме»[36].
В представлении о том, что «пахать пол во время обеда — к убытку»[37], выражается отношение к трапезе как наиболее наглядному образу распределения доли; кроме того, в данном случае важно было не осквернить стол и пищу соприкосновением с «нечистотой». По этой же причине «когда хлебы сидят в печке, не метут пол, чтобы не вымести спорину»[38]: приготовление хлеба, являющегося воплощением благосостояния всего дома и каждого живущего в нем, предполагало максимальную закрытость, предохраняющую от возможного ухода вовне; сакральность хлеба требовала его удаления от повседневной грязи.
|
|
|
2. При перемещении на новое место. «С переходом в новый дом или на квартиру, на прежней выметают и выбрасывают сор... а затем горсть сора переносят в новый дом и бросают его в передний угол»[39]. При том что сор осмыслялся также как вместилище душ умерших (об этом далее), данное действие можно описать как реализацию идеи тотальной преемственности и передачи определенного количества доли во времени, как среди живых, так и между живыми и умершими.
3. Взаимодействие с посторонними. Для ликвидации последствий опасных контактов «бросали угли из своей печи, домашний мусор, соломинки вслед нежеланному посетителю или встречному на улице»[40] — очевидно, выброшенный мусор создавал определенную границу, «отгораживал» от того, что могло быть опасным. Если же чужие не представляли опасности для дома, действовало то же правило, что и в отношении домашних: «Если гости, то в этот день не пашешь — из избы гостей выпашешь» (Полесье).
Сор и ссора
Многочисленные соположения сора и ссоры, например, в приметах очевидно обусловлены общеязыковой образностью, в рамках которой регулярно происходит осмысление «конфликтного», и, в частности, ссоры как «грязи», «нечистоты». Попытка В. И. Даля объяснить происхождение слова ссора из выражения «Сорное дело, грязное, неправое»[41]скорее всего является народной этимологией.
Значимость звуковых аналогий двух слов подтверждается и следующим текстом, построенным на аттракции слов сметте и смех. «Це малада — ей жэ не дают хаты мести. Хату ана вымете, а сметте не давали выносить. Люди будут смеяцца, николи не давали сметте выносить. Шоб смеху ниякого из хаты не было. Шо у хате гамонять — то ана будет на людех разносить» (Полесье). Выставление на всеобщий показ того, что происходит внутри семьи, размыкание приватных границ пространства дома может изменить всю структуру обмена между внутренним и внешним. Поскольку причиной такого нарушения на уровне представлений может являться выметаемый за порог сор, неслучаен и метафорический перенос, закрепленный внутри семантического поля слова дрязг: 'сор, хлам, дрянь', а также 'сплетни, пересуды... или пустые ссоры и перекоры'[42].
Подобно сору, накапливающемуся в пространстве дома и мешающему его нормальной жизнедеятельности, ссора также может быть описана в терминах «раздражающего, создающего препятствия»; аналогия сора и ссоры может доходить до их почти полного отождествления: «Нэ можно палыты дэркача [веник. — А. К.], бо будэ сор [ссора] у хатэ... А як смиття у хатэ, то, кажуть, спалы дэркачэ, то будут сварытыса у хатэ» (Полесье); ср. также слово засорность в значении 'размолвка, ссора'[43]. Очевидно, что именно поэтому действия с сором могли «моделировать», провоцировать конфликты. Отсюда — большое число запретов по типу следующих: «Як подмитаеш хату, не моуна кидать на половину. Кажуть, шо поссоришся с человеком» (Полесье); «От чэрез парог неззя сметте перэкидать... Бо лаица будэш» (Полесье). Данные примеры сходны с ситуациями подбрасывания сора соседям, хотя ссора здесь не является результатом намеренного действия, а нарушивший запрет сам становится ее участником.
Сор в гаданиях
Двойственное положение сора между «своим» и «чужим» позволяет использовать его в качестве медиаторa взаимодействия между миром людей и не людей. При гадании, представляющем собой подобный контакт, сор мог использоваться как одно из средств создания необходимой лиминальной (пороговой, пограничной) ситуации, как временного, так и пространственного характера.
Рис.
Приведем несколько примеров. «На Крэшчэнне, пад трэтю куттю у ноч гадают. С трох кутей сабрать нада сметте, як мятеш хату. И мы пабегли на росстани, расхрэстни [перекресток. — А. К.]. На пятачок кинь смете, где дароги расходяца. Як кинеш сметте — гляди, где шум, яка тябе судьба» (Полесье); в новогоднюю коляду «выметают избу, собранную "шуму"[44] выносят за околицу на заслон. Высыпав сор, гадающая становится на заслону и прислушивается к собачьему лаю: с какой стороны послышится таковой, в ту сторону придется выйти замуж»[45]. Расширение «пространства гадания» (выход за пределы дома, а возможно и деревни) открывает дополнительные «информационные» возможности контакта с миром «иного» и может быть описано как потенциальное увеличение доли гадающей, возможное именно в этот период ее жизни.
Представление о соре как о носителе идеи доли лежит в основе следующего обрядового действия: в сочельник выносили мусор на перекресток и говорили: «сметаем мусор, молодцев, вдовцов, пусть придет, кто хочет; с запада, с востока, спереди, сзади, через сад — в амбар»[46]. Чем с большей территории был собран сор, тем больший выбор женихов имела гадающая; вынесение сора за пределы дома сопровождается здесь словесной формулой, основанной на идее тождественности этого акта с «заметанием» женихов в обратном направлении: перекресток — сад — амбар. Иногда последнее могло реализовываться и на операциональном уровне обряда: «незаметно от всех вметают сор с улицы в избу и заметают его в передний угол... приговаривая: Гоню я в избу свою молодцов, не воров, наезжайте ко мне женихи с чужих дворов»[47]. Реализация семантики «прибавления, увеличения» в акте «метения внутрь» достаточно очевидна; несколько забегая вперед, можно привести пример обращения с сором во время свадебного сговора, когда после ухода свахи «если жених невесте нравился. [она] брала веник и начинала мести избу в передний угол, к иконам»[48]. Метение сора по направлению к наиболее сакральному локусу в доме означало, таким образом, согласие невесты на брак, «принятие» ею своей новой доли.
|
|
|
