 |
Сор в похоронно-поминальной обрядности
|
|
|
|
Похоронно-поминальная обрядность является одним из наиболее важных ритуальных контекстов использования сора; действия, производимые с сором в операциональном плане ритуала, отождествлялись с действиями, совершаемыми в отношении самого покойного.
Повсеместно, пока покойник еще находился в доме, метение сора было под запретом[65]. В ситуации, когда граница с миром мертвых временно открывается, пространство живых старается, насколько это возможно, «собраться», замкнуться изнутри, чтобы не подвергать живых смертельной опасности: «До выноса покойника в доме пола не метут: если выметешь сор, то всех выносишь из дома»[66]. Снимался запрет на метение только тогда, когда сначала сам покойник, а затем и его душа покидали дом: «Иногда мели на следующий день после похорон, а под лавкой покойника — не мели несколько дней (до 12), или же мели, но не выносили этот сор, и он лежал в углу хаты все эти 12 дней (т. к. душа эти 12 дней находится в хате)»[67]. Важным в это время было и направление метения: «пока покойник оставался в доме, мести следовало от порога к столу (или лавке, где стоял гроб)»[68] — т. е. как бы «приметая» к покойнику его «смертную долю».
Сор в славянской традиции вообще осмысляется как вместилище душ умерших родственников, подтверждением чему служит следующий пример: «По окончании погребения присутствующие располагаются около могилы умершего и в честь его начинается общее угощение, делают наверху могилы ямку, кладут в нее куски хлеба, мяса, льют вино и брагу. Возвращаясь с похорон домой, родственники умершего останавливаются у только что сваленной кучи сора из избы покойного, кидают в нее кусочки съестных припасов и гроши, после чего кланяются до земли щепам». При этом они «чувствуют такой страх к вывезенному из избы сору, что боятся дотронуться до него, и если кому случится нечаянно коснуться щепы, тот считает себя самым несчастным и ждет на свою голову всяких бед»[69]. Интересен практически полный параллелизм могилы и кучи сора — и на ту, и на другую кладут съестную жертву (ср. обычай «кормления могилы»); в некотором смысле покойный так же «присутствует» в куче сора, как и в могиле — поэтому ей «поклоняются» как самой могиле. Важно также, что эту кучу сваливают сразу после того, как покойный покидает дом, т. е. его путь на кладбище дублируется на уровне обрядового действия с сором. Сор фактически становится ритуальным двойником своего умершего «носителя» (ср. поговорку «Живет та пора, что с сором идти со двора»[70]) — именно этим объясняется страх коснуться сора после возвращения с кладбища: это было бы равносильно повторному контакту с мертвым.
|
|
|
Действия с сором, производимые после похорон, преследовали цель не только очищения дома от всего, что связано со смертью (а для этого, в частности, вместе с покойным выбрасывались щепки от его гроба, веник, которым мели пол, выливалась вода, которой обмывали тело), но и восстановления прежней границы между пространством живых и мертвых, их баланса теперь уже в новом состоянии. Для этого требовалось, чтобы покойник «возвращался» к людям только в специально отведенное для этого время, что являлось основой обмена между живыми и умершими.
Чтобы предотвратить неурочный приход «неправильных» покойников (например, утопленников или самоубийц), на их могилы кидали всевозможную «накидь» — старую солому, щепки, хлам и пр. Это действие объяснялось представлениями о том, что так можно было «засорить» им глаза, ослепить, чтобы они не нашли дороги с кладбища. Могилы же людей, умерших естественной смертью и похороненных в соответствии со всеми правилами ритуала, наоборот, надо было чистить, особенно в поминальные дни — называлось это «глаза у родителей прочищать»[71]. Эту же цель преследовали и запреты на метение мусора по субботам: «это пукойникам глаза засыпаеш да замазуаеш» (Полесье).
|
|
|
Одним из наиболее значимых периодов, когда происходило посещение умершими живых, было время на границе старого и нового года, когда происходил «синтез» всех аспектов противопоставления «свой — чужой»[72]. Во многих локальных традициях существовал обычай не выбрасывать домашний мусор и сжигать накопленное либо на сам Новый год, либо в крещенский сочельник[73]. Объясняется это представлениями о том, что именно в это время в дом приходят души умерших предков, и таким образом «вымести мусор в это время означало бы выгнать из дому пришедших "погостить"»[74].
В этой связи интересен описанный Д. К. Зелениным обряд «греть покойников», в котором усопшие родители приходят греться к обрядовому костру, где сжигается старая солома и навоз, отождествляемые автором с «сором на дворе»[75]. Сор, таким образом, снова становится медиатором живых и мертвых, средством поддержания «вертикальной» преемственности между ними.
Данная работа представляет собой наброски к семиотическому описанию сора в славянской культуре. В соответствии с традиционными представлениями двойственная природа сора, его способность одновременно быть принадлежностью «своего», «домашнего», «окультуренного» и атрибутом «чужого», «иноприродного» позволяла ему служить средством диалога как внутри пространства людей, так и при взаимодействии людей с миром мертвых и «нечистой силой». Характер и ритм действий, производимых с домашним сором, являлся отражением тех разнообразных отношений, в которые вступают живущие в этом доме между собой и с миром за его пределами.
Следует особо подчеркнуть, что высокая символическая значимость сора раскрывается лишь при его включении в парадигму обрядовых действий, что делает необходимым функциональное осмысление его аксиологического статуса.
*Расширенный вариант статьи («Сор в славянской традиции: на границе "своего" и "чужого"») см. в сборнике: Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. науч. трудов. Вып. I / Европейский ун-т в Санкт-Петербурге. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 240—272.
|
|
|
[1] См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Ред. А. И. Бодуэн де Куртенэ. М.: Терра, 1998; Словарь русских народных говоров (далее — СРНГ). Т. 3 (Л.: Наука, 1968), Т. 6 (Л.: Наука, 1970), Т. 8 (Л.: Наука, 1972), Т. 11 (Л.: Наука, 1976), Т. 29 (Л.: Наука, 1995).
[2] В. И. Даль понимает сор как «все что выметают из жилья или выкидывают как негодное», включая «пыль, пушину, обрезки, просохлую грязь, обивки, мелкую щепу и кору» (Даль В. И. Указ. соч. Т. 4. С. 405—406), а также выделяет значение 'навоз'. В связи с этим ср. гипотезу о том, что старшим значением слова было 'экскременты': глагол сорить впервые появляется в 1704 году и «несомненно находится в связи с вульг. серу» (Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. Т. 2. М.: Русский язык, 1994. С. 188) (о возможной связи с греч. аксхтоа 'кал, нечистоты' см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. Т. III. СПб.: Азбука, 1996. С. 720). Вероятно, первоначальное значение 'естественные отходы организма' постепенно расширяется и начинает осмысляться как «грязное» вообще.
[3] И в этом — одно из его отличий от мусора как более крупных, например строительных, отходов. Этимологически сор и мусор, похоже, неродственны, последнее скорее всего восходит к тюркскому бусор(ь), бусырь 'хлам, старье' (Фасмер М. Указ. соч. С. 17). Впрочем, во многих обрядовых контекстах эти слова часто взаимозаменяемы.
[4] Чубинский П. П. Труды Этнографическо-статистической экспедиции в Западно-русский край. Т. I. Вып. II. СПб., 1872. С. 114.
[5] Селиванов А. И. Этнографические очерки Воронежской губернии. Народные приметы и поверья // Воронеж. юбил. сб. в память трехсотлетия Воронежа. Т. I. Воронеж, 1886. С. 71.
[6] Славянские древности: Этнолингвистический словарь (далее — СД). / Под ред. Н. И. Толстого. Т. 1. М.: Международные отношения, 1995. С. 269.
[7] Косталовский И. В. Из народных суеверий, примет и обычаев Еремейцевской вол. Рыбинского у. // Этнографическое обозрение. 1891. № 3. С. 25; Виноградова Л. Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования / Под ред. Н. И. Толстого. М.: Наука, 1982. С. 210.
|
|
|
[8] Славянская мифология: Энциклопедический словарь (далее — СМ). М.: Эллис Лак, 1995. С. 269.
[9] Косталовский. Указ. соч. С. 135.
[10] Малыхин П. Быт крестьян Воронежской губ. Нижнедевицкого у. // Этнографический сборник Русского географического общества. Вып. 1. СПб., 1853. С. 217.
[11] Материалы Полесского архива Института славяноведения и балканистики РАН (Москва). Примеры, приводимые в статье, относятся к Брестской, Гольмельской, Житомирской, Ровенской и Черниговской областям.
[12] Боцяновский В. Ф. Заговоры против болезней, разные поверья и приметы (Житомирский уезд) // Живая старина / Под ред. В. И. Ламанского. Вып. III—IV. СПб., 1895. С. 504.
[13] СД. Т. 1. С. 175.
[14] Толстой Н. И. Из «грамматики» славянских обрядов // Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 75.
[15] СД. Т. 3. М.: Международные отношения, 2004. С. 337.
[16] Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Индрик, 1997. С. 428.
[17] Там же. С. 428.
[18] Поскольку домашний сор нередко является собственно землей, пылью, примечателен глагол пахать в значении 'мести' и употребление слова пол в значении 'земля, поле' («у дороги всю пшеницу сбили в пол») (Словарь областного Архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении / Сост. А. Подвысоцкий. СПб.: Изд. 2-го отд. Имп. Акад. наук, 1898. С. 118).
[19] Владимирская Н. Т. Материалы к описанию полесских народных представлений, связанных с ткачеством. Снование // Полесский этнолингвистический сборник / Под ред. Н. И. Толстого. М.: Наука, 1983. С. 242-243; СД. Т. 1. С. 229.
[20] СД. Т. 1. С. 375.
[21] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 210.
[22] Новичкова Т. А. Сор и золото в фольклоре // Канун. Полярность в культуре / Под ред. Д. С. Лихачева. СПб.: ИРЛИ, 1996. С. 150.
[23] Зеленин Д. К. Описание рукописей научного архива Императорского Русского географического общества. Т. I. Пг.: мператорское Русское географическое общество, 1914. С. 275.
[24] Сказки, пословицы и т. п., записанные в Екатеринославской и Харьковской губ. И. И. Манжурою // Сб. Харьковского Историко-филологического общества. Т. 2. Вып. II. Харьков, 1890. С. 136.
[25] Иванов П. Народные рассказы о ведьмах и упырях (материалы для характеристики миросозерцания крестьянского населения Купянского уезда) // Там же. С. 165.
[26] СД. Т. 1. С. 139.
[27] Гура А. В. Указ. соч. С. 198.
[28] Ср. многочисленные примеры с «обыденными», т. е. изготовленными в течение одного дня, «максимально новыми» вещами (напр.: Зеленин Д. К. «Обыденные» полотенца и обыденные храмы (Русские народные обычаи)» // Зеленин Д. К. Избр. труды. Труды по духовной культуре. 1901-1913. М.: Индрик, 1994. С. 194, 195 и далее.
|
|
|
[29] Ильинский В. Свадебные обычаи в Ряговском приходе, Каргопольского уезда // Олонецкий сб. Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Вып. 3. Петрозаводск: Изд. Олонец. губ. стат. ком., 1894. С. 353.
[30] Познанский Н. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. Пг., 1917. С. 226.
[31] Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 1022. Д. 61. Л. 112—113.
[32] Никифоровский Н. Я. Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах / Собрал в Витебской Белоруссии Н. Я. Никифоровский. Витебск: Губ. типо-литогр., 1897. С. 268.
[33] СД. Т. 1. С. 234.
[34] Словарь областного Архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении / Сост. А. Подвысоцкий. СПб.: Изд. 2-го отд. Имп. Акад. наук, 1898. С. 118.
[35] РГИА. Ф. 1022. Д. 61. Л. 146.
[36] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 212.
[37] Словарь областного Архангельского наречия... С. 118.
[38] РГИА. Ф. 1022. Д. 61. Л. 330.
[39] Сумцов Н. Ф. Культурные переживания. Киев: Изд. журн. «Киевская старина», 1890. С. 97.
[40] СД. Т. 1. С. 263.
[41] Даль В. И. Указ. соч. Т. 4. С. 400.
[42] Там же. Т. 1. С. 1237.
[43]СРНГ. Т. 11. С. 50.
[44] В связи со словом шума (вар. шум 'сор' — Даль В. И. Указ. соч. Т. 4. С. 1482) примечательно, что «ответ» гадающей чаще всего приходит в форме какого-либо звука, хотя маловероятно, что существует прямая связь между шумом как одним из локальных названий сора и преобладанием звукового кода в подобного рода гаданиях.
[45] Никифоровский Н. Я. Указ. соч. С. 51.
[46] СМ. С. 268.
[47] Великорусские заклинания. Сб. Л. Н. Майкова. СПб.: Европейский дом, 1992. С. 24.
[48] Виноградов Н. Народная свадьба в Костромском уезде // Сборник народных юридических обычаев / Под ред. П. А. Матвеева. Т. I. СПб., 1878. C. 130.
[49] Подюков И. А. Сны, приметы, загадки, поговорки / Сост. И. А. Подюков. Пермь: Перм. обл. творч. центр, 1994. С. 28.
[50] Подвысоцкий А. Указ. соч. С. 118.
[51] Там же.
[52] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 213; СД. Т. 1. С. 476.
[53] Зеленин Д. К. Описание рукописей научного архива Императорского Русского географического общества. Т. II. Пг.: Императорское Русское географическое общество, 1915. С. 771, 744.
[54] Сумцов Н. Ф. Символика славянских обрядов. М.: Восточная литература, 1996. С. 149—150.
[55] Данковская Р. С. Свадебные обряды у малороссов Грайворонскаго уезда // Этнографическое обозрение. 1909. № 1. С. 158.
[56] Терещенко А. Быт русского народа: народность, жилища, домоводство, образ жизни, музыка, свадьба, времяисчисление, крещение и пр. Ч. II. СПб., 1848. С. 204.
[57] Зеленин Д. К. Указ. соч. С. 545.
[58] Там же. С. 61.
[59] Анимелле Н. Быт белорусских крестьян // Этнографический сборник Императорского Русского географического общества, Собрание местных этнографических описаний России. Вып. II. СПб., 1854. С. 187.
[60] См., например: Казимир Е. П. Из свадебных и родильных обычаев Хотинского уезда Бессарабской губ. // Этнографическое обозрение. 1907. № 1-2. С. 207.
[61] Осипов И. О. Ритуал сибирской свадьбы (Курганский округ, Утякской волости) // Живая старина / Под ред. В. И. Ламанского. Вып. I. СПб., 1893. С. 112.
[62] СРНГ. Т. 3. С. 196.
[63] СД. Т. 1. С. 311.
[64] Зеленин Д. К. Указ. соч. С. 217.
[65] Там же. С. 755.
[66] Там же.
[67] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 212.
[68] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 212.
[69] Минх А. Н.Народные обычаи, суеверия, предрассудки и обряды крестьян Саратовский губ. 1861-1888. СПб., 1890. С. 135.
[70]РГИА. Ф. 1022. Д. 56. Л. 89.
[71] СД. Т. 1. С. 501.
[72] См.: Байбурин А. К. Ритуал: старое и новое // Историко-этнографические исследования по фольклору. М.: Восточная литература, 1994. С. 37 и далее.
[73] Сумцов Н. Ф. Культурные переживания. С. 97; Минх А. Н. Указ. соч. С. 93 и др.
[74] Виноградова Л. Н. Указ. соч. С. 212.
[75] Зеленин Д. К. Народный обычай «греть покойников» // Зеленин Д. К. Избр. труды. Труды по духовной культуре. С. 173.
|
|
|
