 |
«Ордынские мученики»
|
|
|
|
Михаил Всеволодович, владевший Черниговом, вслед за другими отправился в ставку Бату-хана просить подтверждения своего статуса.
По обычаю всякий, кто являлся к монгольскому государю, должен был прошествовать меж двух костров, а затем почтительно поклониться какому-то изваянию (вероятно, Чингисхана или бога Тенгри). Этот ритуал, по убеждению степняков, оберегал хана от злых помыслов. Ничего нарочито унизительного в этом обряде не было, через него проходили все, но набожный Михаил Всеволодович, узрев в странной процедуре огнепоклонство вкупе с идолопоклонством, решительно отказался. «Тебе, царь, кланяюсь, потому что Бог поручил тебе царствовать на этом свете. А тому, чему велишь поклониться, – не поклонюсь», – согласно русскому «Сказанию» якобы молвил хану князь, хотя это вообще-то маловероятно, потому что к Бату после столь подозрительного отказа его никто бы не подпустил.
Монголы, естественно, вообразили, что русский не хочет подвергнуться сакральной проверке, поскольку замышляет недоброе, и предали его немедленной смерти. Впрочем, здесь неважно, что стороны друг друга неправильно поняли, – важно, что Михаил Черниговский обладал твердыми убеждениями, которые были для него дороже жизни. Православная церковь канонизировала его как мученика за веру, каковым он безусловно и являлся.
Четвертью века позднее, в 1270 году, в правление Менгу-Тимура, Роман Олегович Рязанский прогневил хана тем, что бранил языческую веру монголов. Уважительно относясь к чужим религиям, ордынцы тем более требовали почтительного отношения к своей. Они стали добиваться от хулителя вероотступничества: «начаша нудити его к вере их». В Никоновской летописи рассказывается, что Роман Олегович ответил: «Христианин есмь, и воистину христианскаа вера – свята есть, и ваша Татарскаа вера – погана есть! » Неудивительно, что после этого его предали истязаниям и лютой казни. Он тоже был канонизирован.
|
|
|
Если рассказ о непреклонном Романе Олеговиче похож на благочестивое предание, то в летописном рассказе о гибели Дмитрия Михайловича Грозные Очи нет никакой назидательности, и тут всё исторический факт (я опишу обстоятельства этого важного события в своем месте). Молодой князь Дмитрий был сыном Михаила Тверского, убитого в Орде по оговору Юрия Московского. Встретив своего врага в ставке хана Узбека, Дмитрий вспылил, выхватил меч и зарубил интригана на месте. Это было неслыханной дерзостью, за которую смельчак поплатился жизнью.
Самый страшный и мучительный период монгольского владычества, который с полным основанием можно называть «игом», завершился с того момента, когда захватчики начали передоверять сбор «выхода» местным князьям. Эта перемена впервые наметилась в середине 1260-х годов – в то время, когда Золотая Орда сама превратилась из улуса великой империи в самостоятельное государство.
С этой поры хаос на Руси заканчивается и начинается медленный, трудный, непоследовательный – два шага вперед, шаг назад – и все же бесповоротный путь к возрождению.
Князья Рюриковичи погубили Древнюю Русь своими раздорами, алчностью и борьбой честолюбий. Но из этой же среды вышли правители, избавившие страну от ига.
Ярослав Всеволодович
Третий сын Всеволода Большое Гнездо и брат владимирского великого князя Юрия, павшего на реке Сити, Ярослав (1191–1246) до Нашествия жил так же, как другие князья: ссорился с родственниками и, норовя занять стол побогаче, все время перемещался с места на место.
Еще ребенком он стал номинальным правителем Переяславля Южного, но был изгнан оттуда соперником; в подростковом возрасте уже участвовал в междоусобице; юношей управлял немаленьким Рязанским княжеством; затем получил от отца стратегически важное княжество Переяславль-Залесское, которое отныне превратилось в основную базу этой ветви потомков Большого Гнезда.
|
|
|
Женившись на дочери известного нам Мстислава Удатного, Ярослав успел и подружить, и повраждовать с этим неугомонным авантюристом. Некоторое время побыл великим князем киевским, однако ушел оттуда, когда в 1238 году освободилось владимирское княжение – Киев давно уже стоял ниже Владимира.
Несмотря на все эти метания, главным интересом Ярослава в течение всей его жизни являлся Новгород, с которым князя связывали очень непростые отношения. Четырежды правил он в этом богатом, но своенравном городе. Его приглашали в князья, потом изгоняли за покушение на местные вольности, потом, когда Новгород нуждался в защитнике, приглашали вновь. При всей неровности отношений с купеческой республикой он не только до конца своих дней оставался главным ее покровителем, но и на целый век обеспечил своим потомкам фактическую монополию на новгородское княжение.
Ярослав славился воинской доблестью. Защищая Новгородчину, он одержал несколько побед над литовцами, финнами и немцами. Самой крупной и славной победой был описанный в одной из предыдущих глав разгром Ордена меченосцев в сражении на Омовже в 1234 году.
В 1238 году, после гибели старшего брата и разорения великого княжества, Ярослав приехал на пепелище – как пишет Карамзин, «господствовать над развалинами и трупами».
Наследство было незавидное. Города лежали в руинах, деревни стояли пустые, потому что люди были убиты, угнаны в рабство или попрятались по лесам. О сопротивлении монголам думать не приходилось – всё войско погибло, сражаться было некому.
Первым из русских князей Ярослав понял, что единственный выход – наладить отношения с победителями. Право на наследование великокняжеского стола, полагавшееся Ярославу по старшинству, в новых условиях ничего не значило. Требовалось просить ярлык в Орде.
Ярослав приехал к Бату-хану раньше всех, был милостиво принят и объявлен старшим средь русских князей. «Так Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров», – сетует Карамзин. Однако можно взглянуть на дело и иначе. Благодаря тому, что Ярослав оказался умнее прочих Рюриковичей, именно его род получил меж ними первенство и впоследствии возглавил российское государство, добыв себе царский венец. Иного же пути кроме как «склонить выю» в тех обстоятельствах у русских князей все равно не было.
|
|
|
Мы уже знаем, что Ярослав сумел завоевать симпатию и уважение хана, который даже послал его на великий курултай, где выбирали Гуюка и куда сам Бату ехать поопасался.
Перед самым отъездом из Каракорума в обратную дорогу великий князь внезапно умер. Его тело странно посинело, и поползли слухи, будто Ярослава отравили. Об этом, в частности, пишет Плано Карпини, сообщая, что все подозревали в злодеянии «мать императора» (знаменитую Туракину-хатун), которая якобы дала князю прощальную чашу из своих рук. Версия эта выглядит сомнительной. Дистанция между великой государыней и вассалом ее вассала была столь огромна, что при желании ханша могла сделать с князем что угодно, не прибегая к подобным ухищрениям. «Моголы, сильные мечом, не имели нужды действовать ядом, орудием злодеев слабых», – резонно замечает Карамзин. Если Ярослава Всеволодовича и отравили, то не ханша, а кто-нибудь рангом пониже.
Вероятно, если бы Ярослав, исполнив свою дипломатическую миссию, благополучно вернулся в ставку Бату, он сумел бы добиться для Руси перехода от оккупационного режима к автономии и монгольское иго закончилось бы много раньше. Положение Батыева любимца облегчило бы Ярославу эту задачу. Но князь умер и облегчения не произошло.
Историческая заслуга Ярослава Всеволодовича исчерпывается тем, что он обозначил стратегию, которую развил и довел до завершения его великий сын.
Александр Ярославич Невский
У Ярослава было еще больше сыновей, чем у Всеволода Большое Гнездо, – в летописях упоминаются десять. Старшим из доживших до зрелого возраста был Александр, родившийся в 1221 году.
|
|
|
У Александра в массовой культуре и общественном сознании сложилась репутация, искажающая представление об истинном историческом значении и главном достижении этого выдающегося исторического деятеля. Прежде всего он воспринимается как великий полководец, победитель шведов и немцев. Орден Александра Невского – единственный знак отличия, существовавший и в Российской империи, и в Советском Союзе, а теперь перенесенный в наградную систему Российской Федерации. Предназначался он в первую очередь для военачальников.
Высоко чтим этот князь и православной церковью, которая канонизировала его еще в 1547 году – это год знаменательный, когда русские монархи начали именовать себя царями. Совпадение неслучайно: ведь они были прямыми потомками Александра Невского. «Святым благоверным» князь был провозглашен за то, что защитил православную веру от крестоносцев. Он считается покровителем воинов (а также российской Федеральной Службы Безопасности).
Однако в историческом масштабе победы Александра над европейскими агрессорами, пожалуй, не столь уж существенны. Мы видели, как многочисленны были нескончаемые военные конфликты русских с западными соседями – не с Невского начались и не им закончились. В длинной этой истории случались виктории и крупнее, чем небольшой бой на Неве или битва на Чудском озере.
По личным своим качествам князь, как мы увидим, тоже был весьма далек от святости – и жесток, и склонен к этическим компромиссам.
Величие и заслуга Александра совсем в другом. Этот правитель в неимоверно тяжелой исторической ситуации проявил мудрость и предвидение, которые спасли Русь от гибели.
Лев Гумилев в своей спорной, но замечательно интересной книге «Древняя Русь и Великая Степь» изображает Невского политическим лидером, который вел дела с Ордой чуть ли не на равных. Мол, лишь военная помощь Александра дала возможность Бату справиться с Гуюком и посадить на трон своего союзника Мункэ, дружба же Невского с Ордой объяснялась геополитическим расчетом: это был единственный способ спасти Русь от немецкого завоевания («крестоносного нашествия»). К сожалению, всё было, по-видимому, проще и печальнее. С Орденом и шведами Александр отлично справлялся и без татар, но военной мощи Орды он противостоять не мог и потому в отношениях с ней руководствовался не силой, а умом и гибкостью.
Александр Ярославич был наделен тем редким и трудным видом мужества, которое побуждает государственного деятеля жертвовать личными чувствами, добрым именем и даже честью ради блага своей страны. И в отечественной, и в мировой истории немного подобных фигур. Борьба Александра с братом и с собственным сыном – высокая драма шекспировского накала, которая должна была бы подать пример последующим российским государям, как обязан вести себя властитель, обладающий чувством долга и исторической ответственностью.
|
|
|
Но начну я рассказ об Александре все-таки с его воинских достижений, действительно впечатляющих – особенно с учетом возраста полководца.
Все свои знаменитые победы князь совершил в юности.
Пятнадцатилетним он был посажен княжить в Новгороде – когда его отец ненадолго сделался великим князем киевским.
В боях с монголами Александр участия не принимал, в это время он сам оказался в очень тяжелой ситуации. Как мы помним, с ослаблением Руси активизировались ее западные соперники, надеявшиеся теперь расширить свои владения. Главный союзник Новгорода и Пскова, владимирское княжество, было разгромлено и прийти на помощь не могло.
Первыми удар нанесли шведы, конфликтовавшие с русскими из-за финских земель. Летом 1240 года довольно большая флотилия вошла в Неву, «хотяче всприяти Ладогу… и Новъгород и всю область Новгородьскую» – то есть, если верить хронике, шведам одной Финляндии было уже мало.
Впрочем, в преданиях о шведском походе и Невской битве немало легендарного. Многие авторы, пользуясь позднейшими источниками, пишут о том, что десантом командовал сам ярл Биргер, тогдашний правитель Швеции, которого Александр якобы ранил в поединке («възложи печать на лице острым своим копием»), однако этого произойти никак не могло, поскольку ярл Биргер в это время находился дома и ни в каких экспедициях не участвовал. Судя по всему, инициатором агрессии был шведский епископ, собравший отряд из скандинавских воинов и финнов (летопись поминает кроме «свеев» еще «мурман, и сумь, и емь»).
Двадцатилетний новгородский князь со своей маленькой дружиной и новгородским ополчением атаковал вражеский лагерь внезапно, что и стало залогом победы. Произошла жестокая сеча, о размерах которой можно судить по летописному упоминанию о новгородских потерях: пало двадцать «мужей», то есть людей именитых; простых ратников должно было погибнуть больше, но в любом случае счет шел максимум на сотни.
Застигнутый врасплох неприятель был разбит. Хроника сообщает, что пал епископ и какой-то воевода с нешведским именем Спиридон (или так послышалось летописцу). По-видимому, враг был сильно потрепан, но не полностью разгромлен, поскольку в ночь после боя шведы смогли похоронить своих убитых, знатных покойников погрузили на две ладьи и лишь затем «посрамлени отъидоша».
Большая историческая слава, доставшаяся Александру за сравнительно небольшой бой, объяснялась тем, что в эту печальную для Руси пору других побед не было, и юный новгородский князь спас честь русского оружия. За сражение на Неве он получил почетное прозвание Невского – правда, не от современников, а от потомков.
Дальнейшее поведение новгородцев выглядит черной неблагодарностью: в тот же самый год они прогнали Александра с княжения. Это была обычная, много раз повторявшаяся история. Входя в силу, всякий князь пытался увеличить свою власть над Новгородом – и наталкивался на сопротивление местной элиты, ревниво охранявшей свои права. В мирное время нужда в военном вожде отпадала, и Новгород мог себе позволить с ним расстаться.
Последующее развитие событий тоже было вполне традиционным. Очень скоро над северо-западной Русью вновь нависла беда, и практичные новгородцы как ни в чем не бывало опять стали просить великого князя Ярослава прислать к ним боевитого сына.
На сей раз опасность была еще острее. Влившись в мощный Тевтонский орден, братья-меченосцы окрепли и осмелели. Они без труда захватили Псков, посадив туда наместником своего ставленника, но не удовлетворились этим и стали занимать новгородские волости. Их отряды появлялись уже неподалеку от самого Великого Новгорода.
Обиженный Александр не хотел идти воевать, и Ярослав сначала предложил республике другого своего сына, Андрея, но новгородцы требовали Невского и в конце концов тот повиновался воле отца. «В лето 6749 (1241 г. ) приде Олександр князь в Новъгород, и ради быша новгородци», – сообщает летопись.
Действовал Александр со своей всегдашней решительностью. Отбил у немцев захваченные пограничные крепости, а затем взял и Псков, давшийся ему нелегко и не сразу – понадобилось ждать подкреплений, которые привел брат Андрей.
Теперь пришлось иметь дело с основными силами Ордена, собравшего для генерального сражения немалое войско.
Битва состоялась 5 апреля 1242 года на поверхности Чудского озера, куда Александр отступил («въспятися»), по-видимому намеренно, выманивая рыцарей в их тяжелых доспехах на весенний лед. Но лед выдержал, и бой сначала складывался не в пользу русских: немцы «прошибошася свиньею сквозь полк, и бысть сеча ту велика». В «Житии Александра Невского» (80-е годы XIII века) говорится, что «не бе видети леду, покры бо ся кровию». Тем не менее новгородцы выстояли, а обходной маневр Александра решил исход дела. Меченосцы бежали семь верст, преследуемые и избиваемые.
Размеры армий, участвовавших в Ледовом побоище, и число потерь являются предметом ожесточенных споров между историками. Советские авторы, склонные преувеличивать масштаб и значение этой битвы, писали, что немцев вместе с их финскими союзниками насчитывалось десять и даже двенадцать тысяч, а новгородско-владимирская рать состояла из пятнадцати или семнадцати тысяч воинов. Однако это маловероятно. Разбитый в пух и прах Орден, согласно ливонской хронике, лишился только двадцати шести рыцарей (из них шесть попали в плен). Наша летопись, вряд ли склонная преуменьшать потери противника, говорит, что немцев пало четыреста и «чюди бещисла», пленных же взято пятьдесят – маловато для сокрушительной победы над десятитысячным войском и долгого преследования. Вероятно, на Чудском озере сошлись не двадцать пять и не тридцать тысяч человек, а в несколько раз меньше.
В 1245 году Александру Невскому довелось защитить Новгород еще раз, теперь от литовского вождя Миндовга. Князь опять одержал победу, не менее трудную и не менее славную, чем предыдущие, однако она не вызвала интереса у российских историков. История как наука сформировалась у нас во времена, когда словосочетание «война с литовцами» не воспринималось как нечто серьезное или интересное. А между тем, полководческий талант Александра в этой кампании был явлен во всем блеске.
Миндовг захватил города Бежецк и Торопец – бывшие владения Александрова деда Мстислава Удатного. Невский пришел из Новгорода и нанес неприятелю поражение, причем битва, по-видимому, была значительной: согласно летописи, у литовцев было убито «боле восьми» князей. После этого Александр пошел дальше с одной личной дружиной, отпустив новгородцев домой – очевидно, те считали, что, отбив нападение, свою задачу выполнили. Но князю хотелось дать агрессивному соседу урок, который тот нескоро забудет. Александр догнал отступающего врага близ озера Жизца и добил: «не упусти их ни мужа». Невскому и этого показалось мало. С «малой дружиной» он напал на еще один литовский отряд под Усвятом – «и ту ему бог поможе, и тех изби». После череды поражений литовцы на несколько лет оставили пограничные новгородские земли в покое, чего и добивался Александр.
На этом, в двадцать четыре года, его полководческая карьера заканчивается. Если в противоборстве с Западом главным оружием Александра Ярославича был меч, то в своей восточной политике он будет пользоваться методами исключительно дипломатическими, и очень эффективно. (Кстати говоря, святой Александр считается еще и покровителем российской дипломатии, что справедливо. )
На следующий год после литовской войны в далеком Каракоруме скончался Ярослав Всеволодович, которому, согласно еще не окончательно упраздненной старинной традиции «лествичного права», должен был наследовать не сын, а младший брат Святослав Всеволодович.
Русские традиции однако теперь мало что значили – требовался ханский ярлык, и напористые сыновья Ярослава не собирались уступать дяде владимирский стол без борьбы. Двое – Александр и Андрей – поступили умно: поехали в Орду. Их младший, совсем юный брат Михаил по прозвищу Хоробрит (Храбрец), княживший в маленькой и незначительной Москве, пошел напролом. Он попросту выгнал Святослава, очевидно, не обладавшего авторитетом и силой, из столицы и уселся на его место, однако в следующем году сложил свою отчаянную голову в бою с литовцами, которые хоть больше и не трогали Новгородчину, но продолжали беспокоить другие русские области.
Изгнанный Святослав помчался жаловаться на племянников к хану, но Александр с Андреем давно уже находились там и сумели добиться расположения Бату. Дядя остался ни с чем.
Кажется, вначале Бату-хан больше благоволил Андрею. Тот получил владимирское великое княжение, Александру же достался звучный, но обесцененный титул великого князя киевского. В опустошенный Киев Невский даже не поехал, остался на севере.
Андрей Ярославич, заняв престол, повел себя независимо. Он женился на дочери Даниила Галицкого, сохранившего автономность и имевшего сильное войско. В ханскую ставку Андрей ездить отказывался. Вероятно, он рассчитывал выступить против Орды в союзе с тестем.
И здесь Александр совершил поступок, который с точки зрения обычной морали выглядит весьма непривлекательно – отправился в ханскую ставку, демонстрируя, что не одобряет поведение брата.
Монголы послали на Андрея карательную экспедицию. Расчеты великого князя на помощь тестя не оправдались – Даниил Галицкий был прагматиком и воевать с Ордой поостерегся. Андрей дал бой, был разгромлен и бежал за рубеж, в Швецию. Освободившийся великокняжеский стол достался Невскому.
Сложные взаимоотношения Александра и Андрея вряд ли следует объяснять одной лишь борьбой за власть (хотя наверняка было и это). Здесь столкнулись два принципиально различных взгляда на то, как следует вести себя с монголами. Порывистый и эмоциональный Андрей мечтал о том, чтобы скинуть ненавистное иго силой оружия. Рассудительный Александр понимал, что в сложившихся условиях это невозможно. Когда противник был по силам – шведы, немцы или литовцы, – Невский воевал и делал это превосходно; если же враг был неизмеримо могущественней, князь предпочитал маневрировать. И, хоть его поведение во многих случаях выглядит неприглядно, в то же время есть безусловное величие в том, как Невский жертвовал своей репутацией ради страны. Это замечательно сформулировал Карамзин: «Александр любил отечество более своей княжеской чести»; Андрей же «хотя имел душу благородную, но ум ветреный и неспособный отличать истинное величие от ложного».
К тому же героический порыв младшего брата длился недолго. Помыкавшись на чужбине, он вернулся каяться. Александр выпросил у хана прощения для Андрея и дал ему богатые уделы: городецкий, нижегородский и суздальский.
Если возникала необходимость, Невский без колебаний воевал вместе с татарами против собственных соотечественников – только так он мог сохранить доверие Орды. Соображения политической целесообразности для князя были важнее родственных чувств.
Еще один его брат, Ярослав, был приверженцем Андрея и вместе с ним бился против монголов. Во время штурма Переяславля ордынцы, союзники Невского, убили жену Ярослава, а его детей забрали в заложники – Александр безропотно стерпел это.
Не пожалел он и собственного сына, когда тот посмел идти против ханской воли.
Произошло это в 1257 году.
Василий, первенец Невского, был наместником в Новгороде, когда монголы затеяли тотальную перепись населения, чтобы упорядочить систему налогообложения. Дело было неслыханное, непонятное, от татар люди ничего хорошего не ждали, поэтому поползли всякие панические слухи, и народ заволновался. В других областях Руси, парализованных воспоминанием об ужасах Нашествия, перепись прошла более или менее спокойно, но непуганые новгородцы заупрямились. Они отказались пустить к себе монгольских переписчиков, устроили мятеж и убили посадника, пытавшегося их урезонить. Не послушались они и самого великого князя Александра Ярославича. Сказали, что они не бунтовщики, власть уважают и дадут хану щедрые дары, однако переписывать себя не позволят. На сторону горожан встал и Василий Александрович.
Невский отлично понимал, чем всё это закончится, если не принять срочные меры, – и принял их. Действовал он безжалостно. Родного сына прогнал прочь, а его ближних людей покарал с невиданной жестокостью: «овому носа урезаша, а иному очи выимаша». Прежде на Руси калечащих и вообще мучительных наказаний в обычае не было. Глаза выкалывали только князьям, да и то исключительно из «милосердия», чтоб вывести конкурента из борьбы, не нарушая христианской заповеди «не убий».
Суровость Невского произвела впечатление и на новгородцев, согласившихся на перепись, и на монголов, увидевших, что их решительный союзник способен решить проблему собственными силами.
Однако, когда через год монгольские чиновники начали подсчет, горожане все-таки взбунтовались – не захотели «дати числа». Хорошо зная новгородцев, Александр был к этому готов. Он пришел, взяв кроме собственных воинов дружины своих братьев Андрея Суздальского (к этому времени уже присмиревшего) и Бориса Ростовского. Если бы не предусмотрительность великого князя, мятежники истребили бы переписчиков, и тогда Орда наверняка уничтожила бы непокорный город. «И нача окаянныи боятися смерти, – пишет новгородская летопись, – рече Олександру: «Даи нам сторожи, ать не избьють нас». Александр защитил монголов и быстро подавил восстание. Опасная ситуация разрешилась – не без жертв, но все-таки малой кровью.
Новый кризис разразился в 1262 году, когда в удельном Ростовском княжестве вспыхнуло восстание против баскаков и откупщиков. Один из них, притом русский, но отказавшийся от христианской веры, некто Изосим, особенно лютовал, превосходя в жестокости монголов. Его и многих других податных сборщиков убили, остальных прогнали. Бунт распространился на Переяславль, Суздаль и даже перекинулся в столицу – Владимир.
Невский сам справился с мятежом, однако за убийство чиновников следовало ожидать неминуемой расплаты – Орда подобных преступлений не прощала. Александр Ярославич поспешил к хану Берке, провел в ставке несколько месяцев и каким-то чудом сумел отговорить его от акции возмездия: «Поиде князь Олександр в Татары, и удержа Берка, не пустя в Русь». (Возможно, хан дал Александру себя уговорить, поскольку в это время был всецело занят войной с Хулагу и не желал рассеивать силы. )
Спасение Владимиро-Суздальской земли от карательного похода стало последним деянием Невского. «Приде князь Олександр ис Татар велми не здравя, в осенине, и приде на Городець, и пострижеся в 14 месяца ноября, на память святого апостола Филипа. Тои же ночи и преставися», – сообщает хроника. Великому князю, так много сделавшему за время своего правления, было 42 года.
Потомки редко бывают благодарны государственным деятелям, которым выпала горькая участь править в эпоху поражений и национального унижения. Александр Невский здесь отрадное исключение. Несмотря на суровость и даже жестокость, которую он проявлял к соотечественникам, несмотря на его верную службу ненавистной Орде, о князе сохранилась добрая память. Это означает, что еще при его жизни люди понимали разумность и благотворность подобных действий.
Очевидно, перемены к лучшему начали происходить сразу же после прихода Александра к власти. В летописи за 1254 год имеется уникальная для того ужасного периода запись: «В лето 6762. Добро бяше христьяном» («Хорошо было христианам»). Карамзин пишет:
Подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценит достоинства Государей и не всегда полагает их во внешнем блеске Государства.
В «Житии Александра Невского», созданном вскоре после кончины князя, о нем проникновенно сказано:
И красив он был, как никто другой, и голос его – как труба в народе, лицо его – как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила же его была частью от силы Самсона, и дал ему Бог премудрость Соломона, храбрость же его – как у царя римского Веспасиана, который покорил всю землю Иудейскую.
Обладая незаурядным дипломатическим талантом, Александр сумел найти общий язык не только с добродушным (по тогдашним меркам) Бату и его сыном-христианином Сартаком, но и с немилосердным Берке. От последнего Невский добился не только отмены карательной экспедиции, но еще и милости поистине исторического значения. Отныне русские князья начинают сами собирать дань и доставлять ее в Орду. Каким-то образом Александр смог убедить хана, что для татар это во всех отношениях выгоднее: не нужно держать лишних чиновников и воинов; сбор установленной дани гарантируют князья, которых всегда легко привлечь к ответственности; наконец, подавление возможных мятежей – тоже обязанность местных властей.
С этой коренной переменой Иго, собственно, и закончилось.
Нечего и говорить, что новое положение дел для Руси было еще выгодней, чем для татар. Постепенно исчезли грозные баскаки, прекратились опустошительные походы за недоимками, а главное – восстановилась структура государства, причем на более прочной основе, чем в домонгольский период. Тогда звание великого князя совершенно необязательно означало реальную власть. Теперь же, благодаря системе ордынских ярлыков, возникла четкая иерархия: появился старейшина, поставленный над остальными в качестве высшей инстанции. Это стало важной предпосылкой для последующей централизации страны. Наконец, самостоятельно собирая дань, князья получили возможность «греть руки», оставляя часть собранного себе. Чем бо́ льшим «выходом» облагалось княжество, тем богаче становилась его казна. Особенно выгодно в этом смысле сделалось положение великих князей, собиравших для Орды дань не только со своих владений.
Но самым важным вкладом Александра в российскую историю было решение сделать ставку не на антагонизм с Ордой, а на симбиоз с ней. В этом отношении «двуединость» нашего государства, соединяющего в себе европейские и азиатские черты, следует возводить к Невскому.
Эту мысль в свое время очень точно сформулировал Н. Костомаров:
Чрезвычайная сплоченность сил, безусловное повиновение старшим, совершенная безгласность отдельной личности и крайняя выносливость – вот качества, способствовавшие монголам совершать свои завоевания, качества, совершенно противоположные свойствам тогдашних русских, которые, будучи готовы защищать свою свободу и умирать за нее, еще не умели сплотиться для этой защиты. Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось и самим усвоить их качества.
Этим и будут заниматься московские государи, потомки и наследники Александра Невского: учить свой народ «монгольской премудрости» – сплоченности, повиновению, безгласности и терпению. Иного рецепта они не знали.
А Невскому отечественная история должна быть благодарна за то, что в самую горькую для Руси пору он заложил основу будущего возрождения: добился автономии и создал предпосылки для централизации. Тем он и велик.
АВТОНОМИЯ
В ОРДЕ
Двоевластие
Глава про жизнь «метрополии» в этой части нам уже не понадобится. Начиная с последней трети XIII столетия события, происходящие при дворе великих ханов, утрачивают для русских областей значение. Метрополией для них становится Золотая Орда.
После смерти Менгу-Тимура (не позднее 1282 г. ) там начались неурядицы, и ордынцам на время стало не до Руси – а это самое лучшее, что могло произойти для страны, недавно избавившейся от оккупации.
Тут, пожалуй, не обошлось без Божьей помощи, причем помог Руси не христианский Бог, а мусульманский.
Брат покойного хана Туда-Менгу, выбранный курултаем в преемники, оказался весьма необычной личностью. Вскоре после воцарения он отказался от монгольской веры и принял ислам, да не номинально, как это обычно делали владыки в погоне за земными выгодами, а искренне и истово. Из всех направлений этой религии хану пришелся по душе суфизм, проповедующий отречение от плотских и суетных радостей, бедность и милосердие – весьма экзотичный набор ценностей для ордынского государя. Тем не менее, именно так новый владыка и попробовал править. К сожалению, летописи не сохранили подробностей царствования Туда-Менгу. Арабский историк XIV века Ибн-Хальдун пишет, что хан…
…сделался отшельником и отказался от царства; он вполне отдал себя сообществу шейхов-факиров.
Всецело поглощенный духовными исканиями и мистическими озарениями, государь совершенно отстранился от государственных дел.
Долго так, конечно, продолжаться не могло. Возник заговор. Благочестивого хана объявили сумасшедшим и в 1287 году свергли. Другой историк, Вассаф аль-Хазрат, с восточной цветистостью сообщает:
Вследствие распущенности… упрятали его, как вышедшую из обращения золотую монету, на дно мошны отставки.
Следующим ханом стал племянник несчастного суфиста Тула-Буга (в русских летописях Телебуга), но власть его была непрочной, поскольку к этому времени государство оказалось разделенным на две части. Главной фигурой в ордынской политической жизни уже давно был не хан, сидевший в Сарай-Берке, а темник по имени Ногай.
|
|
|
