 |
«Сражение на Ворскле». «Князь и бояре»
|
|
|
|
«Сражение на Ворскле»
Битва, произошедшая 12 августа 1399 года, своими масштабами и историческими последствиями не уступала Куликовской.
Началось всё точно так же – с поединка двух витязей. Литовский православный рыцарь по имени Сырокомля сразил в схватке татарского мурзу. Воодушевленное этой победой, войско Витовта начало форсировать реку Ворсклу. Оно было хорошо оснащено, даже имело на вооружении пушки, а для обороны от татарской конницы главный лагерь отгородился кольцом из повозок.
Особенности такой диспозиции и привели к катастрофе.
Когда конница Витовта и Тохтамыша пошла в атаку, Едигей и Тимур-Кутлуг сымитировали отступление, дали вражеской кавалерии отдалиться от укрепленного лагеря, а потом ударили по ней со всех сторон, отрезав от пехоты. Витовт, находившийся в первых рядах, был ранен и покинул поле боя; бежал и разбитый Тохтамыш.
Главная часть союзной армии, запертая внутри лагеря, осталась без командования. Оборону возглавил было некий князь Дмитрий (по одной из версий, тот самый Боброк-Волынский, герой Куликовской битвы), но скоро пал в бою. Сражение превратилось в побоище, в котором погибло не меньше двадцати литовско-русских князей.
Этим избиением не окончилось. Татары преследовали бегущих целых пятьсот километров, до самого Киева, а затем рассыпались по литовским землям, грабя беззащитные селения.
Витовт был вынужден отказаться от плана покорения Орды и прогнать от себя Тохтамыша (который, впрочем, и после этого не отказался от борьбы).
Хоть в сражении на Ворскле погибло много русских воинов, само это событие для московской Руси безусловно было спасением, и спасением чудесным. В условиях, когда оба опасных соседа – и Орда, и Литва – истощили друг друга войной, московское государство получило передышку, которая позволила ему постепенно выйти из кризиса.
|
|
|
Никаких чудес
Везение и чудеса – это замечательно. Всякое давно существующее государство не обошлось в своей истории без удачливости. Однако подобного сорта явления безусловно относятся к категории факторов случайных, которые, как я уже писал, способны подстегнуть или задержать естественное развитие событий, максимум – перенаправить их в иное русло, но кардинально изменить ход истории они не могут.
Думается, что становление русского государства было исторической закономерностью, которая так или иначе осуществилась бы, даже и без чудес.
Руси пришло время централизоваться.
В стабильности, безопасности, установлении общего порядка, прочности торговых связей, подчинении областей единому управлению были заинтересованы все слои общества: и церковь, и боярство, и новое служилое сословие – будущие дворяне (о социальной структуре зарождающейся страны будет рассказано позже); этого хотели горожане, этого хотели крестьяне, составлявшие основную часть населения и больше всех страдавшие от незащищенности, от набегов и междоусобиц.
К концу XIV века вся логика событий складывалась так, что центром русского государства должна была стать именно Москва.
На протяжении ста лет в этой точке концентрировалась политическая, церковная, торгово-экономическая и военная мощь. Здесь сформировалась сильная элита, которая подстраховывала власть во время правления слабых государей. Соседние княжества и крупные города, несмотря на всю сложность взаимоотношений с Москвой, привыкли смотреть на нее снизу вверх, и, конечно, вся Русь помнила о Куликовской победе, которая была одержана под предводительством московского государя.
В этом отношении весьма характерна история присоединения Нижнего Новгорода. Я уже говорил, что ярлык на это княжество Василий Дмитриевич выпросил у Тохтамыша, когда тот очень нуждался в помощи Москвы, однако здесь интересны подробности.
|
|
|
«Князь и бояре»
В Нижнем Новгороде сидел Борис Константинович, имевший титул великого князя, как и Василий. Узнав о решении ордынского хана, Борис встревожился, собрал своих бояр и стал призывать их к верности – «помнить крестное целование» и его доброту. Главный боярин Василий Румянец (родоначальник прославленного рода Румянцевых), разумеется, ответил, что все бояре готовы за князя головы положить.
Тут подошли москвичи в сопровождении татарских посланников. Борис велел затворить перед ними ворота. Тогда Румянец принялся его уговаривать: мол, впусти их, окажи уважение, зачем затевать войну, а мы все за тебя горой.
Борис послушался.
Москвичи стали звонить в колокола, собрали на площади горожан и объявили им, что отныне они – подданные великого князя московского.
Борис созвал своих бояр, рассчитывая на их поддержку, но тот же Румянец объявил ему: «Мы уже теперь не твои и не с тобою, а на тебя». Выяснилось, что он и другие нижегородские вельможи давно уже сговорились с Василием Дмитриевичем. Бориса Константиновича взяли под стражу, и его княжество безо всякого сопротивления перешло под руку Москвы.
Этот эпизод свидетельствует не столько о коварстве нижегородских бояр (хоть и о нем тоже), сколько об общей заинтересованности русского аристократического сословия в усилении московского центра.
Время военно-паразитических степных империй вроде Золотой Орды заканчивалось.
Они стали экономически, политически, социально и административно архаичными. Даже появление такой выдающейся личности как Тамерлан не привело с созданию прочной державы. Она рассыпалась вскоре после смерти великого полководца – в отличие от империи Чингисхана, которая продолжала расти и после кончины своего основателя.
Вряд ли могла Русь и сделаться – или надолго остаться – «литовской».
То, что Витовт проиграл битву на Ворскле, конечно, было случайностью. Но даже если б литовский правитель посадил своего ставленника в Орде и привел в вассальную зависимость московского зятя, эта экспансия не была бы прочной. Главной проблемой Литвы являлся Тевтонский орден, борьба с которым требовала от нее напряжения всех сил и крепкого союза с Польшей. Недаром Витовт после метаний между православием и католичеством отдал предпочтение латинской вере – этого требовали политические интересы и общий вектор литовской государственности. Инославному государю сохранить власть над Русью было бы совершенно невозможно.
|
|
|
Так – отчасти вследствие удачных обстоятельств, но главным образом в силу объективных причин – Москва сумела пережить тяжелый период, наступивший после разгрома 1382 года, и досуществовать до времен, когда Золотая Орда пришла в окончательный упадок.
НА ПУТИ К НЕЗАВИСИМОСТИ
В ОРДЕ
Последний монгольский герой
Мощь Золотой Орды подорвала не освободительная борьба порабощенных ею народов, а война с Тамерланом, после которой степная империя так и не оправилась. Это и было главной целью Тимурова похода: он хотел разрушить основы ордынской экономики, которая держалась на взимании дани (прежде всего русской) и на прибылях от торговли. Если «чудо Владимирской богоматери», в чем бы ни состояли его причины, помешало завоевателю до конца реализовать первую задачу, то вторая была успешно выполнена. Разрушив Сарай-Берке и другие центры ордынской торговли, Хромец не только уничтожил местные ремесла, но и, что важнее, сместил товарные маршруты, которые отныне стали проходить много южнее, через владения самого Тамерлана.
Этот удар оказался для Золотой Орды смертельным, хотя развалилась она не сразу.
В первое десятилетие XV века в Орде на первое место выходит эмир Едигей. Подчинив себе сначала восточную часть улуса Джучи, он постепенно берет под контроль и западную. Закаленный в боях и уже немолодой (ему было около пятидесяти) вояка, происходивший из татаро-монгольского рода мангытов, но не бывший потомком Чингисхана, он принял, подобно Мамаю, звание беклярбека, а правил через своих ставленников – ханов царской крови.
|
|
|
До поры до времени у Едигея не доходили руки заняться «русской проблемой», он был слишком поглощен внутренними проблемами своей обширной, но разоренной Тимуровым нашествием и нескончаемыми междоусобицами державы.
Тохтамыш всё продолжал упорную борьбу, надеясь на реванш. Уйдя из Литвы, он переместился далеко на восток, в район современной Тюмени, и постоянно нападал оттуда на Едигея. Опасней всего было то, что Тохтамыш попробовал заключить союз с Тамерланом, готовый забыть прежние обиды ради победы над тем, кто захватил власть в Золотой Орде.
В 1405 году Железный Хромец умер, и война двух менее крупных хищников, Едигея и Тохтамыша, стала главной коллизией татарской политической жизни. У свергнутого хана было гораздо меньше людей и ресурсов, но зато имелось в избытке энергии и настырности.
Лишь в шестнадцатом по счету сражении Тохтамыш, наконец, сложил свою упрямую голову.
Арабский хронист того времени Ибн-Арабшах описывает последний бой Едигея с Тохтамышем так красиво, что грех не процитировать:
…он, [41] сев на крылья коня, укутался в мрак наступающей ночи, занялся ночною ездою и променял сон на бдение, взбираясь на выси так, как поднимаются водяные пузыри, и спускаясь с бугров, как опускается роса, пока наконец добрался до него, [42] ничего не ведавшего, и ринулся на него, как рок неизбежный. Он [43] очнулся только тогда, когда бедствия окружили его, а львы смертей схватили его и змеи копий да ехидны стрел уязвили его.
Так Едигей наконец развязал себе руки и смог заняться Москвой, которая, пользуясь татарскими раздорами, не платила установленного «выхода».
Осенью 1408 года беклярбек выступил в поход, соблюдая полную секретность. Орда была уже недостаточно сильна, чтобы нападать на Русь с предварительным объявлением войны. Если бы московский великий князь имел время для военных приготовлений, он собрал бы войско много больше татарского.
Но повторить успех рейда 1382 года Едигею не удалось. У Василия Дмитриевича в Орде имелись свои агенты, и один из них, некий мурза, послал в Москву гонца с тревожным известием.
Мобилизовать все силы Василий не успевал и, как в свое время отец, ушел к Костроме, куда стали стягиваться отряды из разных русских областей. В Москве же остался его двоюродный дядя Владимир Серпуховской – тот самый, что вместе с Боброком-Волынским командовал засадным полком в Куликовской битве. Старый князь был опытным военачальником и носил почетное прозвание «Хоробрый».
Едигей подошел к столице, ограбил окрестные деревни, несколько недель постоял у каменных стен и понял, что взять Кремль не сумеет.
|
|
|
Начались переговоры. Поторговались-поторговались и сошлись на выкупе в три тысячи рублей – для Москвы сумма не слишком разорительная. Получив серебро, Едигей ушел, видимо, не слишком довольный, но дожидаться, когда великий князь приведет от Костромы большую армию, беклярбек не захотел.
Этот карательный поход с сомнительным исходом показал, что Орда хоть в военном отношении еще и сильна, но даже под руководством такого выдающегося полководца как Едигей уже не может привести Русь к полной покорности. Баланс сил необратимым образом изменился.
Покладистость Едигея объяснялась еще и тем, что он, даже окончательно одолев Тохтамыша, не очень прочно держался у власти. Ханы-марионетки были ненадежны.
Знакомый нам Тимур-Кутлуг, попавший в полную зависимость от Едигея после того, как тот спас его от Витовта, кажется, был пьяницей; в 1400 году он умер (по другим сведениям, Едигей велел его убить за строптивость). На трон правитель усадил Шадибека, который поначалу интересовался только пирами и развлечениями, но через несколько лет захотел избавиться от своего покровителя. Произошла короткая война, в результате которой Едигей прогнал слишком много о себе возомнившего хана и поставил на его место другого, Пулада. Еще через три года посадил на трон Тимур-хана (сына Тимур-Кутлуга), предварительно женив молодого человека на своей дочери.
Вскоре (в 1411 году) зять восстал на тестя и сумел от него избавиться – Едигей был вынужден уйти в степи. Однако Тимур недолго радовался победе. На него напали сыновья Тохтамыша, и один из них, Джелал-ад-Дин (русские звали его «Зелени-Салтан Тохтамышевич») сделался ханом. После этого началась свара и между отпрысками Тохтамыша.
Едигей еще несколько лет кочевал по Великой Степи, пытаясь восстановить свою власть. В конце концов, уже почти семидесятилетний, он пал в битве с одним из сыновей Тохтамыша, которому таким образом удалось отомстить за смерть отца.
Ибн-Арабшах так описывает последнего героя монгольской эпохи:
Был он очень смугл, среднего роста, плотного телосложения, отважен, страшен на вид, высокого ума, щедр, с приятной улыбкой, меткой проницательности и сообразительности, любитель ученых и достойных людей, сближался с благочестивцами и факирами, беседовал с ними в самых ласковых выражениях и шутливых намеках, постился и по ночам вставал, держался за полы шариата, сделав Коран и сунну да изречения мудрецов посредниками между собою и Аллахом всевышним… Дни его были светлым пятном на челе веков, и ночи владычества его – яркою полосою на лике времен.
С последним утверждением вряд ли согласились бы многочисленные враги Едигея, однако фактом является то, что после ухода с исторической арены этого выдающегося вождя, погибшего в 1419 году, Золотая Орда фактически прекратила свое существование и больше никогда уже не была единым государством.
Конец Золотой Орды
Распад начался практически сразу же и продолжался в течение нескольких десятилетий. Огромное государство распалось сначала на несколько больших и продолжало дробиться дальше.
Вдоль реки Урал поселилась Ногайская Орда (она же Мангытская), в которой главенствовали потомки Едигея и его род мангытов, но большинство составляли кипчаки и другие тюркские народности.
К северо-востоку образовалось Сибирское ханство, где правили Шибаниды – потомки Шибана, пятого сына Джучи.
В степях Центральной Азии возникли еще два крупных тюркских союза: сначала Узбекское ханство, а за ним Казахское. Оба самоназвания – узбеки и казахи – означают приблизительно одно и то же.
|
|
|
