Европа до Венского конгресса.. Европа после Венского конгресса

Европа до Венского конгресса.

Европа после Венского конгресса

Франции этот рецидив бонапартизма обошелся дорого – теперь условия мира стали жестче. Стране назначили контрибуцию в размере 700 миллионов франков, да еще на всякий случай ввели оккупационный корпус из 150 тысяч солдат. Содержать его тоже предстояло французам.

Но главным результатом Ста дней было осознание хрупкости мира в Европе. Теперь державы отнеслись к идее коллективной безопасности со всей серьезностью. Официально возобновился четверной союз России, Англии, Австрии и Пруссии как гарант европейского равновесия. Эти страны брали на себя ответственность согласовывать все конфликты путем переговоров и арбитража, а не силой оружия.

И система всеевропейского мира, созданная Венским конгрессом, в самом деле долго, почти четыре десятилетия, оберегала континент от больших войн между державами. «Европейский концерт» исполнял иногда очень нервную, но неизменно мирную музыку. Если же историческая репутация у меттерниховского проекта неважная, то объясняется это второй его направленностью – реакционной.

Коллективная несвобода

Ко времени Венского конгресса русский царь успел разочароваться лишь в собственных подданных, но в последующие годы ему пришлось убедиться, что европейцы тоже еще не созрели для свободы. Народы жаждут прав, но не умеют с ними обращаться и, дай им волю, запалят новый пожар – к такому печальному выводу постепенно пришел воспитанник Лагарпа.

Европу действительно лихорадило. Искры 1789 года разлетелись во все стороны и продолжали тлеть, разгораясь то там, то сям – всюду на свой лад. Союз старых монархий справился с великим завоевателем, но не с идеями великой революции. Можно было вернуть на трон Бурбонов. Нельзя было запихнуть Европу назад в восемнадцатый век.

Не получилось это прежде всего в самой Франции, несмотря на репрессии и казни после Ста дней, несмотря на иностранную оккупацию.

При этом прочно установившееся мнение, что Бурбоны «ничего не забыли и ничему не научились», не вполне справедливо. Многие новшества, привнесенные революцией и Бонапартом, были сохранены – прежде всего конституция. После реставрации монархия перестала быть абсолютной. В стране существовали депутаты, выборы, довольно задиристая пресса. Свободы стало больше, чем при наполеоновском режиме, вполне тоталитарном. И все же народ был недоволен, раздражен. Частичный возврат помещичьих и церковных земель, люстрация бонапартистов, к которым были причислены многие офицеры и чиновники, а пуще всего национальное унижение, прочно связанное с Бурбонами, порождали непрекращающееся брожение. Оно выражалось не только в парламентских баталиях между левыми и правыми, но и в заговорах, в политических убийствах. Так в 1816 году раскрыли подпольную организацию под названием «Патриоты» и во устрашение предали ее руководителей жестокой казни: сначала отрубили руку – за цареубийственные помыслы, потом голову. В 1819 году в Париже бунтовали студенты. В 1820 году ремесленник-бонапартист убил королевского племянника герцога Беррийского, считавшегося реакционером.

В Германии революционное движение имело сильную националистическую окраску – в том смысле, что немцы желали объединиться в одну нацию. Патриотический подъем, первоначально обращенный против Наполеона, носил не прусский, а общегерманский характер.

Прусское правительство само запустило этот сильный, но опасный для абсолютной монархии двигатель своей знаменитой педагогической реформой.

После разгрома 1806 года страна лишилась самых богатых областей, почти всех доходов от промышленности и торговли. Единственным источником государственного благосостояния остались люди. Тогда Фридрих-Вильгельм III объявил: «Государство должно заместить духовной силой то, что оно потеряло в физической». В 1807 году правительство освободило крестьян, а затем вложилось всеми своими ресурсами в образование – создало систему народных школ, основало новые университеты. Эта «инвестиция в человеческий капитал» оказалась весьма эффективной: повышение уровня образования привело к оживлению частной инициативы, промышленному росту, развитию торговли. Но был и другой, неприятный для монархии результат – люди «стали много о себе понимать», добиваться новых прав. Активнее всего вели себя студенты, создававшие уже не прусские, а общегерманские братства. И требовали они не только национального единства, но и конституции, свобод, социального равенства. Горячие головы готовы были взяться за оружие. Императора Александра больше всего потрясло убийство в 1817 году ультраправого публициста, российского «агента влияния» Августа фон Коцебу – его на брутовский манер, с возгласом «Умри, предатель Отчизны! » заколол кинжалом экзальтированный студент.