 |
Коммунистическое евразийство
|
|
|
|
В идеологии нынешних российских коммунистов возник совершенно новый для социалистической и коммунистической идеологии в России геополитический компонент, причем центр тяжести в анализе и аргументации очевидно переместился из сферы социально-экономической в сферу геополитическую. Основой политического дискурса у коммунистов стала геополитика, социально-экономическая аргументация уходит на второй план. Классовая борьба давно забыта. Важнее борьбы классов, общественно-экономических формаций, базиса и надстройки стали 'цивилизации' и 'архетипы'.
Главной чертой новой коммунистической парадигмы стал очевидный отказ от марксовой теории общественно-экономических формаций. И не только от нее, но и от материалистического понимания истории вообще. Вот как теперь должен выглядеть 'Отче наш' историка-коммуниста:
Цит.
Являясь по природе своей существом, стремящимся к свободной жизнедеятельности, человек не терпит бессмысленного и бесцельного существования. Именно неутолимая жажда совершенствования и переустройства собственного бытия и практического освоения всего грандиозного мироздания лежит в основе того факта, что жизненная сила, бурлящая в человечестве, издревле облекалась в различные религиозные и идеологические формы. Рожденные и отшлифованные общественной практикой устойчивые мировоззренческие архетипы становились существенным фактором исторического процесса, ядром тех территориальных, экономических, культурных, конфессиональных общностей, которые можно обозначить термином 'цивилизация'. Исторический процесс и есть в значительной мере процесс взаимодействия, соперничества и смены на земле таких цивилизаций. Субъектами цивилизаций, их носителями и хранителями, главными действующими лицами на сцене мировой истории всегда - с древнейших времен - являются этносы: нации и народы, а также их более широкие совокупности, взаимодействие которых и определяет картину мировой политики и культуры в каждый конкретный исторический момент [35, с. 9-10].
|
|
|
Любой человек, сколько-нибудь знакомый с советским марксизмом, поймет, что такой взгляд в советское время был бы квалифицирован как антимарксистский и буржуазный. По Марксу, главными действующими лицами истории всегда были классы, а не этносы и не нации. Это вопрос принципиальный.Далее, история, по Марксу,- это история борьбы классов или же история смены общественно-экономических формаций, что в общем-то одно и то же, но уж никак не история 'взаимодействия, соперничества и смены... цивилизаций'. А ведь последняя фраза выделена самим автором в тексте его книги. Слова 'в значительной мере', поставленные здесь Зюгановым, дела не меняют. Тем более что дальше он уточняет, что двухтысячелетняя история нашей эры распадается на несколько этапов или эпох, каждая из которых 'имеет свои особенности в государственно-политической, религиозной, хозяйственно-экономической и других областях'. Мало того, что 'хозяйственно-экономическое' он ставит в самом конце, что, прямо скажем, не по-марксистски,- сами эпохи называются не рабовладение, феодализм, капитализм, коммунизм, а раннехристианская, Средневековье, Возрождение, Реформация, Просвещенье, Индустриальная эпоха (XIX век) и Эпоха катастроф (XX век).
Более того, не общественное бытие теперь определяет общественное сознание, а скорее наоборот: ядром цивилизаций становятся 'мировоззренческие архетипы'. Что во всем этом осталось от Маркса, так это 'прометеевский' настрой, свойственный Lebehsphilosophie вообще. Философско-историческая концепция заменена на 100%. Поэтому, когда мы в дальнейшем увидим, как Зюганов апеллирует к классовому подходу, то не будем принимать это всерьез.
|
|
|
Авторы, на которых ссылается председатель компартии Зюганов,- не Маркс-Энгельс-Ленин, а критики западной цивилизации, глашатаи конца Европы, авторы циклических теорий. историософы: Н.Данилевский, К.Леонтьев, О.Шпенглер, А.Тойнби, К.Ясперс, Л.Гумилев. Ссылается на С.Хантингтона (S.Hantington). В качестве противника называется Ф.Фукуяма, точка зрения которого '...является сегодня обоснованием экспансионистских устремлений Запада... Она же, в своей наиболее радикальной, варварской форме, вдохновляет и российских 'западников', либералов и демократов' [35, с. 25].
Зюганов не ставит своей целью разработку общей теории геополитики, он пишет применительно к российским проблемам (впрочем, геополитическая теория всегда формулировалась ad hoc). Начиная с XIX века, но особенно в XX веке - в Эпоху катастроф - ядром исторического развития стала борьба Западной цивилизации (она же 'мировая система капитализма') и Славянской цивилизации, олицетворяемой Россией. Революция 1917 года едва не погубила (sic!) Россию, но постепенно страна оправилась и стала возвращаться на путь исторически преемственного развития. Борьба Запада и СССР (исторического преемника России) достигла кульминации в 'холодной войне', которая завершилась 'перестроечной диверсией' и гибелью СССР. Но в результате этого Запад не выиграл, а скорее проиграл, поскольку исчез 'геополитический баланс' и вместо одного хорошо известного противника у Запада появилось множество новых. И множество новых проблем. В результате нарушения геополитического баланса обнаружились 'цивилизационные разломы', которые должны определить облик мира в будущем. Наиболее болезненные разломы:
· геополитический (по линии атлантизм - Евразия);
· социально-экономический (богатый Север - нищий Юг);
· расовые и этнические (межнациональные);
· конфессиональные (межрелигиозные);
· внутрисистемные в рамках родственных культур.
Первый из этих разломов появился потому, что крушение биполярной системы мира побудило к жизни альтернативные и геополитические единства (прежде всего, Китай, Индия), по отношению к которым Запад не в силах найти правильной политики, что чревато совершенно непредсказуемыми последствиями. России в этих условиях важно быстро адаптироваться и выработать новую глобальную стратегию.
|
|
|
Цит.
Ее уникальное географическое положение вкупе с еще сохранившимися военно-экономическими, демографическими и политическими возможностями диктует вариант, в основу которого должно быть положено стремление российской державы вернуть себе традиционную многовековую роль своеобразного 'геополитического баланса' - гаранта мирового геополитического равновесия сил и справедливого учета взаимных интересов [35, с. 33].
Зюганов отмечает, что противоречие Север-Юг (нищие-богатые) представляется неразрешимым, если Запад добровольно не вступит на путь самоограничения (а он, Зюганов уверен, что не вступит), и чреватым глобальным катаклизмом. Стратегия России:
Цит.
избежать чрезмерной интеграции в 'мировую хозяйственную систему' и 'международное разделение труда', что могло бы породить опасную зависимость страны от внешних факторов. Обилие природных богатств, экономический и интеллектуальный потенциал дают уникальную возможность максимальной хозяйственной автономии, которая, укрепляя национальную безопасность, в то же время позволяет как бы 'остаться в стороне' от зоны главного социально-экономического разлома современности [55, с. 34].
В дальнейшие детали коммунистической геополитики и глобалистики можно не входить. Стоит, однако, продемонстрировать 'образ врага', рисуемый Зюгановым:
Цит.
государственным носителем и полным выразителем конкурирующей геополитической модели является сверхдержава Соединенные Штаты Америки с ее стратегическими союзниками..., экономическим носителем и хозяйственной опорой такой модели является торгово-финансовая космополитическая олигархия, рвущаяся к господству над миром, составляющая главную движущую силу мондиалистского проекта 'нового мирового порядка', мировоззренческим ее носителем служит либерально-демократическая идеология, основные черты которой: крайний индивидуализм, воинствующая бездуховность, религиозный индифферентизм, приверженность масс-культуре, антитрадиционализм и принцип господства количественного начала над качественным [35, с. 55].
|
|
|
В своей геополитической части коммунистическая политология ясна и однозначна, хотя и примитивна, носит декларативный, бездоказательный характер и напоминает местами 'Протоколы сионских мудрецов'. Ничего марксистского, социалистического или коммунистического в ней нет. Хотя некоторые констатации в ней безусловно справедливы, но они не оригинальны; это набор общих мест, почерпнутых в самых разных источниках по геополитике и глобалистике и приправленных антиамериканской и вообще антизападной риторикой. А в том, что касается полета фантазии, она значительно уступает консервативной версии евразийства.
Умеренное евразийство
В умеренном виде евразийский проект чужд 'почвенническо-изоляционистским установкам, связывающим плюрализм цивилизаций и культур с предопределенностью судеб народов, перед которой бессильны мировая история и внешние влияния' [64, с. 799]. Вот его, этого евразийского проекта, основные постулаты, выделяемые одним из ярких теоретиков демократического варианта евразийства А.С.Панариным:
· Констатация возрастающего влияния экзогенных факторов, появляющихся в форме либо того или иного 'вызова', либо соблазнительного примера; в любом случае не реагировать невозможно. Необходимость и неизбежность реакции на вызовы заставляет отвергнуть изоляционизм как запоздалую и потому бессильную форму национально-культурного протекционизма.
· Невозможность игнорировать культурно-цивилизационное многообразие мира, которое и впредь будет сохраняться, обретая новые формы;
· Необходимость творческого прочтения чужого опыта, которое предпочтительнее пассивного заимствования.
В чем видят сторонники этого подхода специфичность Евразии, делающую невозможным усвоение атлантизма как модели?
Во-первых, речь идет о специфической цивилизации, не подпадающей под какие-либо однозначные определения. Она - не славянская (так что идеология панславизма здесь не годится), не православная, не азиатская и не европейская. Несмотря на то, что элементы авторитаризма, деспотизма и даже тоталитаризма весомо проявлялись в российской истории, ее нельзя свести России не сводима к истории восточной деспотии с характерным для нее 'тотальным государственным регламентированием и стремлением к униформизму'. Точно так же евразийская, или российская цивилизация не сводима к какой-либо этнической целостности с ее ментальным стилем, мифологией или идеологией. Как царская Россия, так и Советский Союз представляли собой метаэтнические общности.
|
|
|
Каковы компоненты 'мягкой' евразийской геополитической стратегии? Первый компонент - постулирование и реализация на практике гарантий права на жизнь, заключающихся в утверждении и проведении принципа ненасилия в международных отношениях. 'Защита всех, подвергающихся угрозе насилия, невзирая на национальную и территориально-государственную принадлежность, должна быть выдвинута как один из приоритетов евразийской идеи'[1] Там же. С. 13.. Второй компонент - 'рациональная аскетичность'. Бросается в глаза утопизм этого лозунга. Приобщение к рынку породило бесконечную и бездонную дифференциацию потребления. Общество разделилось на бедных и богатых. Средних не стало. Непонятно, кого здесь можно призывать к рациональному аскетизму. Бедных - бессмысленно, богатых - бесполезно. Этот призыв явно лишен адресата. Тем не менее сторонники данного подхода полагают, что 'возрождать большое многонациональное государство в Евразии без героической жертвенности невозможно. Большое государство предполагает в первую очередь самоотречение от этноцентризма и ксенофобии со стороны русского народа и от сепаратизма и этнического эгоизма - со стороны других народов' [64, с. 13]. Непонятно, какое же, в конце концов, самоограничение и какая жертвенность имеются в виду: чем надо пожертвовать ради светлого евразийского будущего - потреблением или ксенофобией?
Нельзя сказать, что евразийский проект детально и проработан, хотя ясно, что речь идет ни много ни мало о формировании специфической цивилизации, со своими кодексами, культурным стилем, своим 'духом времени'. Реален ли столь амбициозный проект? Очевидно, чтобы не выслушивать упреков в нескромности, авторы ссылаются на мировой опыт, на то, что подобное уже случалось в истории: 'И в прошлом новые цивилизации возникали как неординарный творческий ответ культуры на тотальный вызов. Если культура не готова на него ответить, она исчезает, превращая народ в этническую диаспору' [64, с. 14].
В заключение отметим, что сторонники демократического евразийства не так чужды реальности, как это может показаться из знакомства с приведенными выше постулатами. Защищая национальные и регионально-цивилизационные ценности, они призывают не упускать из виду 'общечеловеческие критерии эффективности' - социально-политической, научно-технической, политической, а при сопоставлении всех проектов учитывать 'общую доминанту модернизации'. Любое сопоставление относительных успехов стран и народов, любая констатация специфичности их исторического пути возможна, полагают они, возможны только при наличии общих координат, которые представляет парадигма модернизации.
Можно констатировать, что, стремясь быть более сдержанной и рациональной по сравнению с консервативным и авторитарным евразийством, демократическая модель евразийства теряет свою differentia specifica, приближаясь к другим, привычным для Запада модернизационным идеологиям. Получается так: где она оригинальна (идея аскетического самоограничения), там утопична, где она реалистична, там неоригинальна.
1. Там же. С. 13.
|
|
|
