Подготовка к пророческой миссии 19 глава
Одержимость поэтов была для Мухаммеда нечестивой, а увлечение поэзией, пропитанной языческим индивидуализмом и языческой гордостью, делающей человека центром мироздания, — пагубной для истинно верующего. Пророк готов был признать лишь тех поэтов, которые уверуют в единого Бога и творчество которых проникнется духом ислама. Только совмещение религиозных и торговых занятий во время паломничества не вызывало у Мухаммеда никаких возражений — оно казалось ему естественным, само собой разумеющимся; религия для него не была уходом от жизни, от будничной повседневности, наоборот, согласно его мироощущению, религия должна была пропитать собой все стороны жизни, вплоть до самых «низменных», и тем придать всему будничному и повседневному, каждому поступку и каждому помыслу «высший», чистый и религиозный смысл. Конечно, духовные интересы торговцев-паломников не исчерпывались увлечением поэзией и актерским мастерством. Вопросы религии, неотделимые от вопросов политики, волновали всю Аравию. Желающих встретиться с Мухаммедом и послушать его, а то и просто поглазеть на него было предостаточно — личность пророка, вступившего в многолетнюю борьбу с могущественным племенем курайшитов, вызывала не меньшее любопытство, чем суть его учения. На одной из подобных ярмарок во время паломничества 620 года и произошла историческая встреча Мухаммеда с шестью хазраджитами из Ясриба. Эти шесть язычников представляли пять кланов своего племени — впрочем, в земледельческом Ясрибе кланов было больше ста, и они постепенно превращались в нечто похожее на многолюдные семьи. Мухаммед, как всегда, подробно изложил пришельцам из Ясриба суть своего учения, основные положения которого он подкреплял цитатами из Корана словами самого Аллаха, подлинными, неискаженными, обращенными непосредственно к арабам.
В учении Мухаммеда была важная и интересная для жителей Ясриба мысль уничтожение межплеменной и внутренней вражды. Мухаммед настаивал, что все верующие составляют один народ — единую умму, по его терминологии. Община верующих, сплотившихся вокруг него в Мекке, представляла такую умму как бы в зародыше — курайшиты не допускали, чтобы формирование уммы завершилось. Умма Мухаммеда в Мекке с самого начала мыслилась как внеплеменное объединение, готовое принять всех желающих — и «красных» и «черных», то есть и собственно арабов любых племен, и эфиопов. Чернокожий Биляль, бывший раб и затем верный телохранитель Мухаммеда, принял ислам в числе первых нескольких десятков и вошел в умму пророка без каких-либо возражений. Излагая в Коране историю древних пророков, Мухаммед также постоянно подчеркивал, что последователи каждого из них образовывали единую умму, единый народ, не знающий деления на племена и кланы. Внутри уммы нет ни патронов, наделенных большими правами, ни клиентов, права которых ограничены, — перед законом равны все. Рабство тоже должно было постепенно исчезнуть, так как принявшего ислам раба следовало отпускать на волю. Рабами могли быть только иноверцы, то есть люди, не принадлежащие к умме. Один Бог, одна вера, один народ, один закон для всех — так мыслилось социальное устройство тех, кто предал себя богу, стал мусульманином. Во главе уммы стоит пророк, руководимый самим Аллахом; на его суд и передаются все споры и разногласия между верующими. Право же самим чинить суд и расправу раз и навсегда отнималось у верующих — такова была цена за мир, единство и безопасность. Представление о единстве и общественном равенстве верующих свойственно всем развитым формам единобожия. Подобно апостолу Павлу, провозгласившему, что «нет грека, нет иудея — есть христианин», Мухаммед настаивал, что все уверовавшие в Аллаха составляют единый народ, единую умму. Его учение было интернациональным в своей основе, несмотря на особую симпатию пророка сначала к курайшитам, а потом и ко всем арабам.
Встреча с Мухаммедом произвела сильное впечатление на ясрибитов. Их прельщал ислам, на основе которого решался широкий круг личных и социальных проблем; слияние в один народ, образование единой уммы вместе с последователями Мухаммеда из Мекки, казалось им заманчивым. Сам пророк покорил их твердостью и искренней убежденностью в торжестве дела ислама, и они вернулись в Ясриб, уверенные, что Мухаммед — тот человек, на которого можно положиться, человек, который не подведет. Эти шесть хазраджитов стали ярыми пропагандистами ислама в Ясрибе. Они убеждали язычников, пока Мухаммеда не переманило какое-нибудь другое племя, принять ислам и стать ансарами — помощниками пророка. В следующем, 621 году, опять-таки во время традиционного паломничества к Каабе, представители Ясриба вновь встретились с Мухаммедом, на этот раз для более серьезных и ответственных переговоров. Делегация состояла из двенадцати человек — двух из племени Аус и десяти из племени Хазрадж; пятеро среди последних встречались с Мухаммедом в предыдущем году. Таким образом, уполномоченные обоих ведущих арабских племен Ясриба приняли участие в переговорах. На склонах холма Акаба, недалеко от оживленной в священные месяцы дороги между горой Арафой и долиной Мина, двенадцать ясрибитов торжественно поклялись Мухаммеду поклоняться только Аллаху, не красть, не прелюбодействовать, не убивать новорожденных девочек, воздерживаться от клеветы и злословия. Они также поклялись повиноваться Мухаммеду, как пророку, во всем «одобряемом», то есть во всем, что потребует Аллах, хранить верность Мухаммеду в счастье и в горе. Клятва, принесенная ясрибитами, знаменовала их вступление в общину мусульман — отныне они становились членами уммы Мухаммеда, единого народа, созданного верующими. Клятва двенадцати из Ясриба получила название Первой клятвы при Акабе. Ее часто называют также «клятвой женщин», так как в ней ни словом не упоминается об обязанности защищать пророка с оружием в руках и сражаться вместе с ним против общих врагов.
Первая клятва при Акабе почти дословно повторяет отрывок из Корана, полученный Мухаммедом в откровении несколько позднее: — О пророк! — приказывал ему Аллах, — Когда придут к тебе верующие женщины, присягая тебе в том, что они ничего не будут придавать Аллаху в сотоварищи, и не будут красть, прелюбодействовать или убивать своих детей, и не будут приводить лжи… и не будут ослушиваться тебя в одобряемом, то прими их присягу и проси для них прощения у Аллаха, — ведь Аллах прощающий, милосердный! Арабские историки настаивают, что помощники из Ясриба потому принесли Мухаммеду «клятву женщин», в которой ни словом не упоминалось об обязанности защищать пророка с оружием в руках, что Мухаммед не получил еще разрешения от Аллаха прибегать к насилию в какой бы то ни было форме. Действительно, до этого времени Мухаммед никогда не призывал к насилию — ни от имени Аллаха, ни от своего собственного. Проповедь мира не только прекрасно увязывалась с духом созданного им учения, но и являлась необходимой в сложившихся условиях. В окружении враждебных курайшитов только мир спасал Мухаммеда и его последователей от полного и безжалостного уничтожения. Было бы самоубийством с его стороны прямо или косвенно угрожать курайшитам расправой — он грозил им только гневом Аллаха, божьей карой, и даже не настаивал, что эта кара обязательно постигнет их в земной жизни. Таких угроз язычники, конечно, всерьез не принимали. Были у Мухаммеда и более веские причины воздержаться пока от военного союза с ансарами. Явившаяся делегация была не очень представительной, хотя и выступала от имени обоих враждующих племен оазиса. Каково реальное соотношение сил в Ясрибе, Мухаммед не знал. Не знал он также, насколько далеко по пути ислама готовы пойти его сторонники в Ясрибе. Готовы ли они принять не только его, Мухаммеда, как пророка и посланника Бога, но и всех мекканских мусульман?
До решения всех этих вопросов ни о каком военном союзе с двенадцатью новообращенными мусульманами из Ясриба не могло быть и речи. Поэтому «клятвой женщин» и закончились переговоры Мухаммеда с делегатами из Ясриба. Вместе с ними Мухаммед отправил верного мусульманина и своего дальнего родственника хашимита Мусаба ибн Умайра — обучать новообращенных чтению Корана, наставлять их в вопросах веры и растолковывать им тонкости ритуальной стороны ислама. В задачу Мусаба входило также ознакомиться на месте с настроениями в оазисе, выяснить, насколько реальна перспектива переселения туда всех мекканских мусульман, и доложить обо всем Мухаммеду. Мусаб прекрасно справился с поручениями — как с официальными, так и с секретными. Ислам бурно распространялся в оазисе. Скоро почти в каждом клане авситов и хазраджитов имелись новообращенные. Только одна крупная ветвь племени Аус, известная под именем Ayс-Манат, категорически отвергла ислам. Мусаб, которого ясрибские мусульмане прозвали Чтецом, руководил общими молитвами новообращенных до тех пор, пока не подготовил себе надежную замену в лице Азада ибн Зурата из племени Аус. Говорят, что во время его пребывания в Ясрибе стали входить в обычай общие торжественные молитвы по пятницам. Однако ясрибские мусульмане с самого начала довольно косо смотрели на то, что их религиозными делами распоряжается пришелец из другого племени, и как только Азад ибн Зурат достаточно хорошо освоил чтение Корана, Мусаба от руководства общими молитвами отстранили. Примерно за год в Ясрибе была подготовлена почва для переселения мусульман из Мекки, о чем знали лишь немногие посвященные — весь проект надлежало хранить в тайне от курайшитов, а потому и большинству верующих ничего не сообщалось. Тем временем в Мекке Мухаммед исподволь приучал своих последователей к нелегкой мысли о неизбежности выселения из родного города. За два года, прошедшие после неудачной вылазки Мухаммеда в Таиф, вызвавшей новую волну преследований мусульман, язычники более или менее успокоились, и многие рядовые верующие, не испытывая особых гонений, вовсе не горели желанием покинуть родину и идти на чужбину, навстречу полной неизвестности и нищете для них, торговцев, в земледельческом оазисе не предвиделось никакого занятия, которым они могли бы прокормить себя и свои семьи. Против выселения из Мекки имелся и религиозный довод. Мусульмане привыкли почитать Каабу, которая для них была Домом Аллаха — единственным «домом» на земле того Бога, которому они поклонялись. Уход из Мекки одновременно был и уходом от величайшей святыни, опасным разрывом с Аллахом, который хотя и вездесущ и всевидящ, но все-таки не зря же избрал именно Каабу своим «домом», местом угодных ему молитв и жертвоприношений.
Через несколько месяцев после Первой клятвы при Акабе великий пророк и посланник Бога пережил фантастическое и, добавим, весьма своевременное видение, прочно вошедшее в историю ислама под названием аль-исра ва-ль-мирадж. Видение посетило его ночью, после многочасовой молитвы, и его двоюродная сестра Хинда, дочь Абу Талиба, уверяла потом, что именно в ее доме, расположенном в квартале хашимитов, все и произошло. …Мухаммед увидел себя спящим в самой Каабе. Его разбудил Джибрил, который приказал ему встать и выйти из храма. Когда Мухаммед вышел, он увидел перед собой Бурака (Борака), белоснежного зверя, наполовину мула, наполовину осла, но с человеческим лицом и огромными крыльями. Бурак означает «молниеносный». Джибрил посадил Мухаммеда на спину Бурака и вместе с ним мгновенно перенесся в иерусалимский храм, где Мухаммеда уже поджидали Ибрахим, Муса, Иса и другие пророки. Вместе с ними Мухаммед молился — он был самым главным среди них, имамом, руководителем общей молитвы. Потом Мухаммеду поднесли чашу с водой, чашу с молоком и чашу с вином. Мухаммед выбрал молоко и Джибрил воскликнул: «Поистине ты на правом пути ты и твой народ! Вино запрещено для вас». …К дверям иерусалимского храма с неба была опущена лестница, по которой Мухаммед, сопровождаемый Джибрилом, начал восхождение на небеса. На первом, самом нижнем небе, путь на которое преграждали Врата Стражей, Мухаммеда встретил и приветствовал Исмаил, пророк и легендарный предок арабов. Под его началом было двенадцать тысяч ангелов, каждый из которых сам командовал двенадцатью тысячами ангелов более низкого звания. Эти сто сорок четыре миллиона ангелов, предводительствуемые Исмаилом, защищали нижнее небо от дерзких и любопытных джиннов. «И никто не знает воинств Господа, кроме Него», — обычно замечал Мухаммед, когда, рассказывая о своем необычном путешествии, доходил до описания первого неба. Все эти бесчисленные ангелы ласково улыбались, приветствуя Мухаммеда, и лишь у Малика, повелителя ада, ни тени улыбки не появилось на лице. Джибрил объяснил, что Малик никогда и никому не улыбается. Малик по просьбе Мухаммеда открыл одну из отдушин ада, откуда вырвалось нестерпимое пламя, и показал ряд пыток, уготованных для грешников. Грешник с губами верблюда, пожиравший при жизни имущество сирот «едой настойчивой», запихивал себе в рот раскаленные камни; женщина, тайно родившая своему мужу ребенка, зачатого от греховной связи, висела на крючьях, вонзенных в ее грудь. Перед неким грешником лежали ломти сочного мяса и ломти жилистого, тощего, давясь, он пожирал отвратительное мясо, не смея прикоснуться к хорошему — так он был наказан за то, что в жизни не захотел жениться на женщинах, дозволенных ему законом, а брал себе в жены тех, кого Аллах запретил касаться. Здесь же, на первом небе, обитал и праотец Адам, рассматривавший бредущие мимо души своих бесчисленных потомков. Души праведных испускали радующее Адама благоухание, а души грешников — нестерпимый смрад. На втором небе Мухаммед встретил пророка Ису, сына Марйам, и его двоюродного брата Иоанна, сына Захарии. На третьем небе его ожидал прекрасный, с лунообразным лицом, пророк Йусуф (Иосиф), сын Йакуба (Иакова), тот самый, который прославил себя мудростью в земле египетской, устоял перед домогательствами безнравственной госпожи и спас свой народ от голодной смерти. На четвертом небе обитал Идрис, на пятом — Гарун (Аарон), брат пророка Мусы, на шестом — сам темнокожий Муса. На седьмом, и последнем, небе на великолепном троне восседал Ибрахим. «Никогда я не встречал человека, более на меня похожего», — прибавлял якобы Мухаммед, доходя до описания любимого своего пророка. Ибрахим провел Мухаммеда в рай, и пророк видел прекрасную небесную деву с пунцовыми губами, от которой узнал, что она предназначена Зайду, его приемному сыну. Все пророки приветствовали Мухаммеда как своего великого собрата, а затем он предстал перед самим Аллахом, скрытым за бесчисленными занавесами. Аллах обязал Мухаммеда и всех верующих совершать пятьдесят ежедневных молений, и пророк беспрекословно принял божественное повеление. Но Муса, узнав, какой непомерный груз собирается взвалить Мухаммед на плечи верующих, ужаснулся и настоял на том, чтобы Мухаммед вернулся к Аллаху с просьбой о снисхождении. Милосердный Аллах уменьшил число обязательных молитв до сорока пяти, но и эта цифра показалась Мусе чрезмерной, и он опять уговорил Мухаммеда просить Аллаха о новом снисхождении. В конце концов, после девяти хождений к Аллаху число обязательных молитв было сокращено до пяти. Муса, который в свое время немало помучился, приводя жестоковыйный Израиль к единобожию, убеждал Мухаммеда, что и пяти молитв в день его паства не выдержит, но Мухаммеду было стыдно в десятый раз тревожить Аллаха. С приказанием пять раз в сутки становиться на молитву и вернулся Мухаммед на землю, к иерусалимскому храму, откуда Бурак мгновенно перенес его обратно в Мекку. Такова легенда о ночном путешествии Мухаммеда — легенда, сложившаяся много лет спустя после смерти пророка, украшенная подробностями, никакого касательства к событиям в Мекке не имеющими. В ней слились два независимых сюжета — путешествие в «отдаленную мечеть» (иерусалимский храм) и восхождение на седьмое небо. Судя по ряду преданий, Мухаммед летом 621 года рассказывал только о путешествии из Мекки в Иерусалим и обратно, о чем и упомянул в Коране: — Хвала тому, — поведано было Мухаммеду в откровении некоторое время спустя, — кто перенес ночью Своего раба из мечети неприкосновенной в мечеть отдаленнейшую, вокруг которой Мы благословили, чтобы показать ему из Наших знамений. Поистине Он — всеслышащий, всевидящий! Говорят, что Мухаммед, рассказывая о видении, подчеркивал, что все свершилось почти мгновенно. По его словам, ангел Джибрил, улетая с ним, опрокинул кувшин с водой, а когда Мухаммед пробудился, он успел подхватить падающий кувшин. Айша потом рассказывала, ссылаясь на Мухаммеда, что во время чудесного путешествия тело пророка оставалось неподвижным и странствовала по воле бога лишь его душа. «Глаза мои спали, в то время как сердце бодрствовало» — так или примерно так говорил Мухаммед. О своем фантастическом путешествии Мухаммед на следующее же утро поведал нескольким мусульманам, и рассказ его ошеломил их. Молча выслушали они Мухаммеда, не зная верить или не верить ему. Ведь рассказывал не кто-нибудь, а сам пророк, и сотворил чудо Аллах, которого потому и называют всемогущим, что для него нет ничего невозможного. Для каждого мусульманина обязательна вера в то, что Мухаммед — пророк, говорящий о Боге и религии только истину, а Аллах — всемогущ. Без этого ислам как религиозная система просто не существовал, и каждый последователь Мухаммеда не раз клялся, что разделяет оба эти положения безоговорочно. В душах предавших себя Богу не могло оставаться места для сомнений в истинности рассказанного Мухаммедом происшествия. И все-таки сомнения были, и сомнения мучительные. Когда известие о видении распространилось по городу, многих мусульман покинула вера, они так же, как нечестивые язычники, решительно заявили, что все рассказанное Мухаммедом — немыслимо: от Мекки до Иерусалима меньше чем за месяц не добраться, да месяц на обратную дорогу, итого два месяца; как же мог совершить Мухаммед путешествие туда и обратно за одну ночь? Ясно, что не мог! А раз не мог за целую ночь, тем более не мог за мгновение. Даже Абу Бакр — «совесть ислама» — на какой-то миг был обескуражен. — Что ты теперь думаешь про своего друга, Абу Бакр? — с такими словами обратилось к нему несколько мусульман, до которых дошла весть о видении Мухаммеда. — Он утверждает, что этой ночью побывал в Иерусалиме, молился там, а потом вернулся обратно в Мекку. — Это клевета на пророка! — с возмущением закричал Абу Бакр, заподозривший, что курайшиты затевают очередную провокацию с целью опорочить Мухаммеда. — Не мог он утверждать ничего подобного! Увы, это не было клеветой — явившиеся к Абу Бакру мусульмане только что слышали о ночном путешествии из уст самого пророка. — Если он так сказал, — значит, это правда, — твердо и убежденно ответил Абу Бакр, успевший уже подавить навеянное дьяволом сомнение. — Да и что вас так удивляет? Мухаммед говорил мне, что послания Аллаха спускаются с небес на землю всего за один час дня или ночи, а ведь это, по-моему, более поразительно, чем то, о чем рассказал вам пророк! Мудрые речи Абу Бакра не рассеяли сомнений мусульман, они нуждались в каких-нибудь весомых доказательствах, что ночное путешествие Мухаммеда действительно имело место, и пророку, которому верующие обязаны были верить на слово, пришлось-таки представить некоторое подобие доказательства. На многолюдном собрании мусульман, инициатором которого являлся преданный Абу Бакр, Мухаммед вновь подробно рассказал о своем ночном путешествии, особое место уделив детальному описанию «отдаленнейшей мечети» — иерусалимского храма — и самого Иерусалима. Собственно, никакого иерусалимского храма уже давно не существовало; почти шестьсот лет назад, после Иудейской войны, храм этот был сожжен и разрушен римлянами до основания. На месте его после победы христианства была воздвигнута церковь эту-то церковь, унаследовавшую святость храма, выстроенного царем и пророком Соломоном, имели в виду Мухаммед и его последователи, когда они говорили об «отдаленнейшей мечети». Некоторые из слушателей Мухаммеда в Иерусалиме бывали, но в «отдаленнейшей мечети» наверняка никто не был. По мнению курайшитов, хорошо знал Иерусалим Абу Бакр, и он-то на протяжении всего рассказа Мухаммеда клятвенно подтверждал истинность каждой детали, громко восклицая: — Совершенно верно! Свидетельствую, что Мухаммед пророк Аллаха. — А ты, Абу Бакр, — сказал Мухаммед, когда закончил свой рассказ, Сиддик — «Свидетель Истины». Итак, истинность ночного путешествия Мухаммеда была неоспоримо доказана с помощью Абу Бакра, который гордился оказанной пророку в критическую минуту услугой, за которую он был награжден почетным прозвищем ас-Сиддик. Рассказом о фантастическом видении Мухаммед, преднамеренно или нет, подверг мусульман своеобразному испытанию — испытанию на прочность и полноту веры, испытанию на преданность. Сомнения мусульман, конечно, были непростительны: к рассуждениям о том, сколько времени требуется каравану, чтобы совершить путь из Мекки в Иерусалим и обратно, они просто не имели права прибегать, такой метод рассуждений находился в вопиющем противоречии с верой как таковой. Вера не нуждается в доказательствах, в основе ее не лежит ничего, кроме потребности верить. Испытание на полноту веры с честью выдержал только Абу Бакр, за что Мухаммед его высоко ценил. Если на одну чашу весов положить веру Абу Бакра, часто говорил Мухаммед, а на другую — веру всех мусульман, вера Абу Бакра все-таки перетянула бы. Остальным сподвижникам Мухаммеда было еще далеко до идеала. Сомнения глубоко коренились в их сознании и проявлялись в любой критической ситуации. Идеи единого всемогущего Бога, воскресения и загробного бессмертия еще не вошли в их плоть и кровь, не утвердились незыблемо в глубинах подсознания, не стали подлинной основой миропонимания. Только этим можно объяснить их малодушные колебания перед лицом такой безделицы, как ночное путешествие пророка из Мекки в Иерусалим. Но то, что, поколебавшись, они все-таки уверовали в истинность видения пророка, свидетельствует о многом, и прежде всего о преданности Мухаммеду, о готовности следовать за ним навстречу неизвестному и принимать как должное резкие изменения религиозной теории и тактики. Мухаммед воочию убедился, что его умма, его народ, пойдет за ним в изгнание, если он потребует этого. Рассказом о своем видении Мухаммед нанес чувствительный удар по престижу Каабы. Из Каабы, почитавшейся доселе единственным и исключительным Домом Аллаха, перенес его ангел Джибрил в «отдаленнейшую мечеть», и именно там, а не в Каабе, встретил Мухаммед всех прославленных пророков древности во главе с самим Ибрахимом и молился с ними. Не в Каабу, а в «отдаленнейшую мечеть» опустилась лестница с небес, по которой Мухаммед взошел к самому Богу, и следовательно, именно оттуда идет дорога к небу. Мухаммед превратил иерусалимский храм в средоточие всех чудес, а Каабу сделал лишь пунктом, из которого началось путешествие. Идея выселения из Мекки получила религиозное обоснование — ни в городе, ни в его окрестностях нет таких святынь, которые опасно и недопустимо покидать. Большинство мусульман, признав истинность ночного путешествия пророка, тем самым как бы высказалось за выселение из Мекки. Спор между сторонниками и противниками выселения был окончательно решен так, как этого хотел Мухаммед и его ближайшие сподвижники. Сразу после ночного путешествия Мухаммед изменил киблу, направление молитвы. Он стал во время молитвы обращать лицо не в сторону Каабы, а в сторону Иерусалима, и его примеру последовало большинство верующих. В начале 622 года во время традиционного паломничества в Мекку прибыли единомышленники Мухаммеда из Ясриба. Они совершили хадж вместе с язычниками-соплеменниками и вместе с ними раскинули лагерь в долине Мина для жертвоприношений, молитв и участия в ярмарке. В первую же ночь после окончания священных обрядов ясрибские мусульмане тайно пришли к холму Акаба, где их уже поджидал Мухаммед. В глубоком овраге на склоне Акабы состоялись переговоры между Мухаммедом и семьюдесятью пятью мусульманами Ясриба, представлявшими племена Хазрадж и Аус. Среди явившихся для переговоров с Мухаммедом были две женщины, что никого не удивило, так как в земледельческом Ясрибе женщины пользовались большими правами, чем в патриархальной торговой Мекке. Переговоры завершились заключением договора, скрепленного клятвами. Согласно этому договору, ясрибские мусульмане принимали к себе Мухаммеда и всех мусульман, которые пожелают выселиться из Мекки. Ясрибские мусульмане ансары (помощники) вместе с мухаджирами — переселенцами из Мекки образуют один народ, одну умму, во главе с Мухаммедом. Ансары клялись не только почитать Аллаха, «не придавая ему сотоварищей», избегать греха и подчиняться Мухаммеду, но и защищать пророка и всех мухаджиров с оружием в руках, так же как они защищают своих детей и женщин. В договор, таким образом, был включен пункт о военном союзе между ансарами и мухаджирами, в связи с чем он получил название Второй клятвы при Акабе, или «клятвы войны». Мухаммед в свою очередь поклялся ансарам, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не покинет их, даже ради своего собственного племени. — Отныне, — заверил пророк ансаров, — ваша кровь — моя кровь, я — ваш, и вы — мои. Похоже, что Мухаммед и ансары скрепили договор кровью, по древнему языческому обычаю. Двенадцать ансаров — самых влиятельных и почитаемых — Мухаммед назначил накибами; предполагалось, что эти накибы будут представлять интересы всех ансаров и образуют нечто вроде совещательного органа при Мухаммеде. Предания утверждают, что в переговорах при Акабе самое деятельное участие принял и дядя Мухаммеда — богатый и умный язычник Аббас. Он выступил как представитель клана Хашим и подтвердил, что хашимиты снимают с себя ответственность за Мухаммеда и добровольно передают его ансарам, к которым отныне переходят все права на Мухаммеда и обязанность защищать его. Мухаммед еще три года тому назад был исключен из клана Хашим и жил в Мекке в качестве клиента аль-Мутима, главы клана Науфал, а Аббас не являлся предводителем хашимитов и не имел законного права распоряжаться судьбой Мухаммеда. Поэтому участие Аббаса в переговорах при Акабе весьма сомнительно. Возможно, рассказ о благородном поведении Аббаса при Акабе был сложен много лет спустя с целью прославления Аббаса, потомки которого дали начало процветающей династии халифов. Следует, однако, учитывать, что Договор Мухаммеда с ясрибскими ансарами с точки зрения языческого права был совершенно незаконным. Как клиент клана Науфал, Мухаммед не имел права заверять ансаров, что «их кровь — это его кровь», а тем более не имел права распоряжаться судьбой других мусульман, у которых были свои вполне определенные «хозяева». Заключенный с ансарами военный союз сильно отдавал предательством. Участие Аббаса могло придать свершившемуся некую видимость законности и добропорядочности. Язычник Аббас к вопросам религии относился с полным равнодушием, но он был дальновидный политик, а потому он мог оказать Мухаммеду, не терявшему шансы на успех, небольшую услугу и выступить в качестве представителя хашимитов во время тайных переговоров с ансарами. Соглашение следовало хранить в глубокой тайне, а потому участники Второй клятвы при Акабе ночью же разошлись, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не привлечь ничьего внимания. Ансары утверждали, что они вернулись в свой лагерь в долине Мина никем не замеченными и про их отсутствие язычники из Ясриба ничего не знали. Тем не менее уже на следующий день курайшиты проведали о секретных переговорах Мухаммеда с ансарами: говорят, их шпион, следивший за Мухаммедом, сопровождал его до самой Акабы, а затем наблюдал за переговорами с ее вершины. Версия о курайшитском шпионе снимала подозрения в излишней болтливости и с ансаров, и с мекканских последователей Мухаммеда, а потому всех устраивала. Курайшиты знали, что переговоры состоялись, но содержание достигнутого соглашения оставалось им неизвестным. Они схватили одного из ансаров и продержали его некоторое время связанным, но потом вынуждены были отпустить, так ничего и не добившись. Курайшиты не на шутку встревожились, подозревая, что затевается серьезная враждебная акция против Мекки. Но подозрения ничем конкретным не удавалось подкрепить, и некоторое время курайшиты пребывали в нерешительности, ничего не предпринимая против Мухаммеда и мусульман. Тем временем Мухаммед не терял времени даром. Сразу же после секретных переговоров с ансарами по его приказу началась хиджра — переселение мекканских мусульман в Ясриб, с тем чтобы там вместе с ансарами образовать единый народ — умму пророка и посланника божьего. Началом хиджры принято считать 16 июля 622 года — этот день семнадцать лет спустя был провозглашен мусульманами началом нового летосчисления. Но выселение мусульман из Мекки началось раньше — некоторые ушли в Ясриб еще до Второй клятвы при Акабе. Они покидали Мекку небольшими группами и поодиночке, погрузив скарб и малолетних детей на верблюдов или ослов: лошадей ни у кого из обедневших мусульман не было. У многих не было даже ослов, и они пешком отправлялись на север, в расположенный более чем за триста километров Ясриб, через горы и сухие каменистые степи. Курайшиты не чинили им никаких препятствий, они лишь зорко следили за самим Мухаммедом и его ближайшими друзьями. Но и Мухаммед, и Абу Бакр, и Али, и многие другие влиятельные мусульмане оставались на месте и делали вид, что никуда уезжать не собираются. Курайшиты, очевидно, полагали, что происходит нечто похожее на выселение части мусульман в Эфиопию; кстати, несколько десятков мусульман до сих пор пребывало в благословенной стране справедливого негуса, не доставляя курайшитам каких-либо хлопот. Поэтому и начавшееся выселение мусульман в Ясриб на первых порах не особенно встревожило курайшитов.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|