Это тройки знакомый разбег.

ТИХОН. По мне хоть всю жизнь живи, раз хороший человек.

Остап и Тихон вошли в дворницкую.

ОСТАП. Апропендос! Можно сделаться многоженцем и спокойно переезжать из города в город, таская за собой новый чемодан с захваченными у дежурной жены ценными вещами. А можно было еще завтра же пойти в Стардеткомиссию и предложить им взять на себя распространение еще не написанной, но гениально задуманной картины "Большевики пишут письмо Чемберлену", по популярной картине художника Репина - "Запорожцы пишут письмо султану". В случае удачи этот вариант мог бы принести рублей четыреста. Однако оба варианта имеют свои недостатки. Начать карьеру многоженца без дивного, серого в яблоках, костюма невозможно, согласись, дедушка?. К тому же нужно было иметь хотя бы десять рублей для представительства и обольщения. Можно было, конечно, жениться и в походном зеленом костюме, но - нет. Низкий сорт. Не чистая работа. С картиной тоже не все обстоит гладко. Могут встретиться чисто технические затруднения. Удобно ли будет рисовать товарища Калинина в папахе и белой бурке, а товарища Чичерина - голым по пояс. В случае чего можно, конечно, нарисовать всех персонажей картины в обычных костюмах, но это уже не то. Не будет того эффекта!

ТИХОН. Полицмейстер ему честь отдавал... Приходишь к нему, положим буду говорить, на Новый год с поздравлением - трешку дает... На Пасху, положим буду говорить, - еще трешку. Да, положим, в день ангела ихнего поздравляешь... Ну, вот одних поздравительных за год рублей пятнадцать и набежит... Медаль даже обещался мне представить. "Я, - говорит, - хочу, чтоб дворник у меня с медалью был". Так и говорил: "Ты, Тихон, считай себя уже с медалью"...

ОСТАП. Апропендос! Ну и что, дали?

ТИХОН. Ты погоди... "Мне, - говорит, - дворника без медали не нужно". В Санкт-Петербург поехал за медалью. Ну, в первый раз, буду говорить, не вышло. Господа чиновники не захотели. "Царь, - говорят, - за границу уехал, сейчас невозможно". Приказал мне барин ждать. "Ты, - говорит, - Тихон, жди, без медали не будешь"...

ОСТАП. А твоего барина что, шлепнули?

ТИХОН. Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с солдатней сидеть... А теперь медали за дворницкую службу дают?

ОСТАП. Дают. Могу тебе выхлопотать.

ТИХОН. Мне без медали нельзя. У меня служба такая, положим буду говорить.

ОСТАП. Куда ж твой барин уехал?

ТИХОН. А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал.

ОСТАП. А!.. Белой акации, цветы эмиграции... Он, значит, эмигрант?

ТИХОН. Сам ты эмигрант... В Париж, люди говорят, уехал. А дом под старух забрали... Их хоть каждый день поздравляй - гривенника не получишь!.. Эх! Барин был!..

В этот момент над дверью задергался ржавый звонок. Дворник поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил. На верхней ступеньке стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов, черноусый и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне довоенным блеском.

Барин! Из Парижа!

Ипполит Матвеевич, смущенный присутствием в дворницкой постороннего, смутился и хотел было бежать, но Остап Бендер живо вскочил и низко склонился перед Ипполитом Матвеевичем.

ОСТАП. Апропендос! У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Здравствуй, Тихон, я вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в голову?

ОСТАП. Понимаю, вы не из Парижа. Конечно. Вы приехали из Конотопа навестить свою покойную бабушку... Тиша, возьми рубль и оставь нас.

Говоря так, он обнял дворника и выставил его за дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда опомнился, то мог сообразить лишь то, что в левой руке его зажат рубль. Заперев на крючок за дворником дверь, Бендер обернулся к Воробьянинову и сказал:

Спокойно, все в порядке. Моя фамилия - Бендер! Может, слыхали?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Не слышал.

ОСТАП. Ну да, откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера? А в 1922 году в тюрьме Таганрога мы не встречались с вами? Нет? Я там был по пустяковому делу. Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем. Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме...

ВОРОБЬЯНИНОВ. Что за чепуха! Какие платки? Я приехал не из Парижа, а из...

ОСТАП. Понимаю. Из Моршанска.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Ну, знаете ли, я пойду.

ОСТАП. Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Я вас не понимаю.

ОСТАП. Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.

Остап надел на голые ноги апельсиновые штиблеты, прошелся по комнате и начал:

Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно быть, дорогое удовольствие. Один мой знакомый переходил недавно границу, он живет в Славуте, с нашей стороны, а родители его жены в Леденятах, с той стороны. По семейному делу поссорился он с женой, а она из обидчивой фамилии. Плюнула ему в рожу и удрала через границу к родителям. Этот знакомый посидел дня три один и видит - дело плохо: обеда нет, в комнате грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через границу к тестю. Тут его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на шесть месяцев, а потом исключили из профсоюза. Теперь, говорят, жена прибежала назад, дура, а муж в допре сидит. Она ему передачу носит... А вы тоже через польскую границу переходили?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Честное слово, честное слово, я подданный РСФСР. В конце концов я могу вам показать паспорт...

ОСТАП. Апропендос! При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт - это такой пустяк, что об этом смешно говорить... Один мой знакомый доходил до того, что печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать американские доллары? Там бумага с такими, знаете, разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что доллары были все-таки фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете прогадать.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Вы все-таки никому не говорите, что меня видели, могут и впрямь подумать, что я эмигрант.

ОСТАП. Вот! Вот это конгениально. Прежде всего актив: имеется эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его заберут в ГПУ.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант!

ОСТАП. А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Ну, приехал из города N по делу.

ОСТАП. По какому делу?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Ну, по личному делу.

ОСТАП. И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?.. Один мой знакомый тоже приехал...

Тут Ипполит Матвеевич, доведенный до отчаяния историями о знакомых Бендера и видя, что его не собьешь с позиции, покорился.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Хорошо, я вам все объясню. В конце концов без помощника трудно, а жулик вы, кажется, большой. Такой может быть полезен.

Ипполит Матвеевич снял с головы пятнистую касторовую шляпу, расчесал усы и, решительно откашлявшись, рассказал Остапу Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что ему было известно о бриллиантах со слов умирающей тещи.

Моя теща мадам Петухова … Зашила бриллианты в стул, дура такая … Сокровище! Три нитки жемчуга... Хорошо помню... Две по сорок бусин, а одна большая - в сто десять... Бриллиантовый кулон... Клавдия Ивановна говорила, что 4000 стоит, старинной работы... Кольца, не обручальные кольца, толстые, глупые и дешевые, а тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами … Потом браслеты в виде змей с изумрудной чешуей. Фермуар, на который ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне. Венцом всего была сорокатысячная диадема!

ОСТАП. Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед тронулся! Выбор неплохой. Камни, я вижу, подобраны со вкусом. Сколько вся эта музыка стоила?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Тысяч семьдесят - семьдесят пять.

ОСТАП. Мгу... Теперь, значит, стоит полтораста тысяч.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Неужели так много?

ОСТАП. Не меньше. Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все это.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Как плюнуть?!

ОСТАП. Слюной, как плевали до эпохи исторического материализма. Ничего не выйдет.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Как же так?

ОСТАП. А вот как. Сколько было стульев?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Дюжина. Гостиный гарнитур.

ОСТАП. Давно, наверно, сгорел ваш гостиный гарнитур в печках.

Воробьянинов так испугался, что даже встал с места.

Спокойно, спокойно. За дело берусь я. Заседание продолжается. Кстати, нам с вами нужно заключить небольшой договорчик. В случае реализации клада я, как непосредственный участник концессии и технический руководитель дела, получаю шестьдесят процентов, а соцстрах можете за меня не платить.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Это грабеж среди бела дня.

ОСТАП. А сколько же вы думали мне предложить?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец. Вы поймите, ведь это же 15 000 рублей!

ОСТАП. Больше вы ничего не хотите?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Н-нет.

ОСТАП. А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дать вам ключ от квартиры, где деньги лежат, и сказать вам, где нет милиционера?

ВОРОБЬЯНИНОВ. В таком случае - простите! У меня есть все основания думать, что я и один справлюсь со своим делом.

ОСТАП. Ага! В таком случае - простите, - у меня есть не меньшие основания, как говорил Энди Таккер, предполагать, что и я один смогу справиться с вашим делом.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Мошенник!

ОСТАП. Апропендос! Слушайте, господин из Парижа, а знаете ли вы, что наши бриллианты почти что у меня в кармане! И вы меня интересуете постольку, поскольку я хочу обеспечить вашу старость!

ВОРОБЬЯНИНОВ. Двадцать процентов.

ОСТАП. И мои харчи?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Двадцать пять.

ОСТАП. И ключ от квартиры?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Да ведь это тридцать семь с половиной тысяч!

ОСТАП. К чему такая точность? Ну так и быть - пятьдесят процентов. Половина - ваша, половина - моя.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Шестьдесят тысяч!

ОСТАП. Апропендос! Вы довольно пошлый человек, вы любите деньги больше, чем надо.

ВОРОБЬЯНИНОВ. А вы не любите денег?

ОСТАП. Я не люблю.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Зачем же вам шестьдесят тысяч?

ОСТАП. Из принципа! Ну что, тронулся лед?

ВОРОБЬЯНИНОВ. Тронулся.

ОСТАП. Ну, по рукам, уездный предводитель команчей! Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! О, у вас гарусный жилет? Жилет прямо на продажу, он мне как раз подойдет. Продайте.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Восемь рублей.

ОСТАП. Деньги после реализации нашего клада.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Нет, я так не могу. Позвольте жилет обратно.

ОСТАП. Но ведь это же лавочничество! Начинать полуторастотысячное дело и ссориться из-за восьми рублей! Вы похожи на Боборыкина, известного автора-куплетиста. Учитесь жить широко!..

Ипполит Матвеевич покраснел еще больше, вынул маленький блокнотик и каллиграфически записал: "25/IV-27 г. выдано т. Бендеру р.- 8". Остап заглянул в книжечку.

Ого! Если вы уже открываете мне лицевой счет, то хоть ведите его правильно. Заведите дебет, заведите кредит. В дебет не забудьте занести 60 000 рублей, которые вы мне должны, а в кредит - жилет. Сальдо в мою пользу - 59 992 рубля. Еще можно жить.

Дворник Тихон ввалился в свою пещеру.

ТИХОН. Барин! Из Парижа! Приехал! Барин мой!

ОСТАП. А! Пролетарий умственного труда! Работник метлы! Это конгениально. Ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?

ТИХОН. М-можно.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Послушай, Тихон, не знаешь ли ты, дружок, что с моей мебелью?

ТИХОН. Бывывывали дни вессселые...

ОСТАП. Выдайте еще рубль герою труда, и, пожалуйста, не записывайте на мой счет! Это ваше интимное дело с бывшим сослуживцем... Подожди, отец, не уходи, дельце есть. Послушай, Тихон, не знаешь ли ты, дружок, что с его мебелью?

ТИХОН. Мебель? Всю мебель в 1919 году увезли в жилотдел, за исключением одного гостиничного стула, который сперва находился в моем владении, а потом был забран завхозом 2-го дома соцобеса.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Так он что - здесь в доме?

ТИХОН. Здесь и стоит, положим буду говорить.

ВОРОБЬЯНИНОВ. А скажи, дружок, когда стул у тебя был, ты его... не чинил?

ТИХОН. Чинить его невозможно. В старое время работа была хорошая. Еще тридцать лет такой стул может выстоять.

ВОРОБЬЯНИНОВ. Ну, иди, дружок, возьми еще рубль, да смотри не говори, что я приехал.

ТИХОН. Могила, гражданин Воробьянинов.

Дворника, тяжелого во сне, как комод, перенесли на скамью.

ОСТАП. Апропендос! Ну, марш вперед, труба зовет! Я по следам в жилотдел, или, вернее, в тот дом, в котором когда-то был жилотдел, а вы к старухам!

ВОРОБЬЯНИНОВ. Я не могу, мне очень тяжело будет войти в собственный дом.

ОСТАП. Ах, да!.. Волнующая история! Барон-изгнанник! Ладно! Идите в жилотдел, а здесь поработаю я. Сборный пункт - в дворницкой. Парад-алле!