Политика как призвание и профессия 1 глава

В соответствии с вашим пожеланием я должен сде­лать доклад, который, однако, непременно разочарует вас в нескольких отношениях. 0т разговора о политике как призвании и профессии вы непроизвольно будете ожидать высказываний и оценок по злободневным во­просам. Но об этом мы скажем лишь под конец, чисто формально, в связи с определенными вопросами, отно­сящимися к значению политической деятельности во всем ведении жизни (Lebensfuhrung). Из сегодняшнего доклада как раз должны быть исключены все вопросы, относящиеся к тому, какую политику следует проводить, какое, таким образом, содержание следует придавать своей политической деятельности. Ибо они не имеют никакого отношения к общему вопросу: что есть и что может означать политика как призвание и профессия. Итак, к делу!

Что мы понимаем под политикой? Это понятие имеет чрезвычайно широкий смысл и охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству. Гово­рят о валютной политике банков, о дисконтной полити­ке Имперского банка, о политике профсоюза во время забастовки; можно говорить о школьной политике го­родской или сельской общины, о политике правления,. руководящего корпорацией, наконец, даже о политике умной жены, которая стремится управлять своим мужем.

* Часть третья настоящего издания включает работы "Politik als Beruf", вошедшую в сборник: Weber M. Gesammelte Politische Schriften. Tubingen, 1980, S. 505—560, и "Wissenschaft als Beruf", вошедшую в сборник: Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Wissen-schaftslehre. Tubingen, 1952, S. 572—597. — Прим. ред.

 

Конечно, сейчас мы не берем столь широкое понятие за основу наших рассуждений. Мы намереваемся в дан­ном случае говорить только о руководстве или оказа­нии влияния на руководство политическим союзом, то есть в наши дни — государством.

Но что есть «политический» союз с точки зрения со­циологического рассуждения? Что есть «государство»? Ведь государство нельзя социологически определить, исходя из содержания его деятельности. Почти нет та­ких задач, выполнение которых политический союз не брал бы в свои руки то здесь, то там; с другой стороны, нет такой задачи, о которой можно было бы сказать, что она во всякое время полностью, то есть исключи­тельно, присуща тем союзам, которые называют «полити­ческими», то есть в наши дни — государствам, или союзам, которые исторически предшествовали современному госу­дарству. Напротив, дать социологическое определение сов­ременного государства можно, в конечном счете, только ис­ходя из специфически применяемого им, как и всяким по­литическим союзом, средства — физического насилия. «Всякое государство основано на насилии», — говорил в свое время Троцкий в Брест-Литовске. И это действитель­но так. Только если бы существовали социальные образо­вания, которым было бы неизвестно насилие как средство, тогда отпало бы понятие «государства»,, тогда насту­пило бы то, что в особом смысле слова можно было бы назвать «анархией». Конечно, насилие отнюдь не является нормальным или единственным средством го­сударства — об этом нет и речи, — но оно, пожалуй, спе­цифическое для него средство. Именно в наше время отношение государства к насилию особенно интимно (innerlich). В прошлом различным союзам — начиная с рода — физическое насилие было известно как совер­шенно нормальное средство. В противоположность это­му сегодня мы должны будем сказать: государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определен­ной области — «область» включается в признак! — претендует (с успехом) на монополию легитимного фи­зического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается государство.

 

Итак, «политика», судя по всему, означает стремле­ние к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает.

В сущности, такое понимание соответствует и слово­употреблению. Если о каком-то вопросе говорят: это «политический» вопрос, о министре или чиновнике: это «политический» чиновник, о некотором решении: оно «политически» обусловлено, — то тем самым всегда подра­зумевается, что интересы распределения, сохранения, смещения власти являются определяющими для ответа на указанный вопрос, или обусловливают это решение, или определяют сферу деятельности соответствующего чиновника. Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному дру­гим целям (идеальным или эгоистическим), либо к вла­сти «ради нее самой», чтобы наслаждаться чувством престижа, которое она дает.

Государство, равно как и политические союзы, исто­рически ему предшествующие, есть отношение господ­ства людей над людьми, опирающееся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как сред­ство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь гос­подствует. Когда и почему они так поступают? Какие внутренние основания для оправдания господства и ка­кие внешние средства служат ему опорой?

В принципе имеется три вида внутренних оправда­ний, то есть оснований легитимности (начнем с них). Во-первых, это авторитет «вечно вчерашнего»: автори­тет нравов, освященных исконной значимостью и при­вычной ориентацией на их соблюдение, — «традиционное» господство, как его осуществляли патриарх и патримони­альный князь старого типа. Далее, авторитет внеобы-денного личного дара (Gnadengabe) (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызываемое на­личием качеств вождя у какого-то человека: открове­ний, героизма и других, — харизматическое господство, как его осуществляют пророк, или — в области полити­ческого — избранный князь-военачальник, или плебис­цитарный властитель, выдающийся демагог и полити­ческий партийный вождь. Наконец, господство в силу

 

«легальности», в силу веры в обязательность легаль­ного установления (Satzung) и деловой «компетент­ности», обоснованной рационально созданными прави­лами, то есть ориентации на подчинение при выпол­нении установленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляют современный «государственный служащий» и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении. Понятно, что в действитель-, ности подчинение обусловливают чрезвычайно грубые мотивы страха и надежды — страха перед местью ма­гических сил или властителя, надежды на потусторон­нее или посюстороннее вознаграждение — и вместе с тем самые разнообразные интересы. К этому мы сейчас вернемся. Но если пытаться выяснить, на чем основана «легитимность» такой покорности, тогда, конечно, столк_: нешься с указанными тремя ее «чистыми» типами. А эти представления о легитимности и их внутреннее обосно­вание имеют большое значение для структуры господ­ства. Правда, чистые типы редко встречаются в дей­ствительности. Но сегодня мы не можем позволить себе детальный анализ крайне запутанных изменений, пере­ходов и комбинаций этих чистых типов: это относится к проблемам «общего учения о государстве».

В данном случае нас интересует прежде всего второй из них: господство, основанное на преданности тех, кто подчиняется чисто личной «харизме» «вождя». Ибо здесь коренится мысль о призвании (Beruf*) в его выс­шем выражении. Преданность харизме пророка или вож­дя на войне, или выдающегося демагога в народном собрании (Ekklesia) или в парламенте как раз и озна­чает, что человек подобного типа считается внутренне «призванным» руководителем людей, что последние под­чиняются ему не в силу обычая или установления, но потому, что верят в него. Правда, сам «вождь» живет своим делом, «жаждет свершить свой труд», если только он не ограниченный и тщеславный выскочка. Именно к личности вождя и ее качествам относится преданность его сторонников: апостолов, последователей, только ему преданных партийных приверженцев. В двух важнейших в прошлом фигурах: с одной стороны, мага и пророка, с другой — избранного князя-военачальника, главаря банды, кондотьера — вождизм как явление встречается

* Подробнее о понятии "Beruf" см. примечание на с. 715 наст. изд. — Прим. ред.

647

во все исторические эпохи и во всех регионах. Но осо­бенностью Запада, что для нас более важно, является политический вождизм в образе сначала свободного «демагога», существовавшего на почве города-государ­ства, характерного только для Запада, и прежде всего для средиземноморской культуры, а затем — в образе парламентского «партийного вождя», выросшего на почве конституционного государства, укорененного тоже лишь на Западе.

Конечно, главными фигурами в механизме политиче­ской борьбы не были одни только политики в силу их «призвания» в собственном смысле этого слова. Но в высшей степени решающую роль здесь играет тот род вспомогательных средств, которые находятся в их рас­поряжении. Как политически господствующие силы на­чинают утверждаться в своем государстве? Данный вопрос относится ко всякого рода господству, то есть и к политическому господству во всех его формах: к тра­диционному, равно как и к легальному, и к харизмати­ческому.

Любое господство как предприятие (Herrschafts-betrieb), требующее постоянного управления, нужда­ется, с одной стороны, в установке человеческого по­ведения на подчинение господам, притязающим быть но­сителями легитимного насилия, а с другой стороны,— посредством этого подчинения — в распоряжении теми вещами, которые в случае необходимости привлекаются для применения физического насилия: личный штаб управления и вещественные (sachlichen) средства управ­ления.

Штаб управления, представляющий во внешнем про­явлении предприятие политического господства, как и всякое другое предприятие, прикован к властелину, конечно, не одним лишь представлением о легитимно­сти, о котором только что шла речь. Его подчинение вызвано двумя средствами, апеллирующими к личному интересу: материальным вознаграждением и социальным почетом (Ehre). Лены вассалов, доходные должности наследственных чиновников, жалованье современных го­сударственных служащих, рыцарская честь (Ritterehre), сословные привилегии, престиж чиновников (Beamten-ehre) образуют вознаграждение, а страх потерять их — последнюю решающую основу солидарности штаба уп­равления с властелином. Это относится и к господству

 

харизматического вождя: военные почести (Kriegsehre) и добыча военной дружины, «spoils»*; эксплуатация тех, кто находится под господством, благодаря моно­полии на должности, политически обусловленная при­быль и удовлетворенное тщеславие для свиты демагога. Совершенно так же, как и на хозяйственном пред­приятии, для сохранения любого насильственного гос­подства требуются определенные внешние материальные средства. Теперь все государственные устройства мож­но разделить в соответствии с тем принципом, который лежит в их основе: либо этот штаб — чиновников или кого бы то ни было, на чье послушание должен иметь возможность рассчитывать обладатель власти, — явля­ется самостоятельным собственником средств управле­ния, будь то деньги, строения, военная техника, авто­парки, лошади или что бы там ни было; либо штаб управ­ления «отделен» от средств управления в таком же смы­сле, в каком служащие и пролетариат внутри совре­менного капиталистического предприятия «отделены» от вещественных средств производства. То есть либо обладатель власти управляет самостоятельно и за свой счет организуя управление через личных слуг, или штат­ных чиновников, или любимцев и доверенных, которые не суть собственники (полномочные владетели) вещест­венных средств предприятия, но направляются сюда господином, либо же имеет место прямо противополож­ное. Это различие проходит через все управленческие организации прошлого.

Политический союз, в котором материальные сред­ства управления полностью или частично подчинены произволу зависимого штаба управления, мы будем называть «сословно» («standisch») расчлененным сою­зом. Например, вассал в вассальном союзе покрывал расходы на управление и правосудие в округе, пожа­лованном ему в лен, из собственного кармана, сам эки­пировался и обеспечивал себя провиантом в случае вой­ны; его вассалы делали то же самое. Это, естественно, имело последствия для могущества сеньора (Негг), кото­рое покоилось лишь на союзе личной верности и на том, что обладание леном и социальная честь (Ehre) вас­сала вели свою «легитимность» от сеньора.

* Распределение государственных должностей среди сторонников победившей партии (англ.). — Прим. перев.

 

Но всюду, вплоть до самых ранних политических об­разований, мы находим и собственное правление госпо­дина (Негг): через лично зависящих от него рабов, до­машних служащих, слуг, любимцев и обладателей до­ходных мест, вознаграждаемых натурой и деньгами из его кладовых, он пытается взять управление в свои руки, оплатить средства из своего кармана, из доходов со своего родового имущества, создать войско, зависимое только от него лично, ибо оно экипировано и снабжено провиантом из его кладовых, магазинов, оружейных. В то время как в «сословном» союзе сеньор осуществля­ет свое господство с помощью самостоятельной «аристо­кратии», то есть разделяет с нею господство, здесь он господствует, опираясь либо на челядь, либо на плебе­ев — неимущие, лишенные собственного социального престижа слои, которые полностью от него зависят и отнюдь не опираются на собственную конкурирующую власть. Все формы патриархального и патримониального господства, султанской деспотии и бюрократического государственного строя относятся к данному типу. В осо­бенности бюрократический государственный строй, то есть тот, который в своей самой рациональной форме характерен и для современного государства и именно для него.

Повсюду развитие современного государства начи­нается благодаря тому, что князь осуществляет экспро­приацию других самостоятельных «частных» носителей управленческой власти, то есть тех, кто самостоятельно владеет средствами предприятия управления и военного предприятия, средствами финансового предприятия и имуществом любого рода, могущем найти политическое применение. Весь этот процесс протекает совершенно параллельно развитию капиталистического предприятия через, постепенную экспроприацию самостоятельного производителя. В результате мы видим, что в современ­ном государстве все средства политического предприятия фактически сосредоточиваются в распоряжении единст­венной высшей инстанции (Spitze). Ни один чиновник не является больше собственником денег, которые он тра­тит, или зданий, запасов, инструментов, военной техни­ки, которыми он распоряжается. Таким образом, в сов­ременном «государстве» полностью реализовано (и это существенно для его понятия) «отделение» штаба управ­ления — управляющих чиновников и работников управ-

 

ления — от вещественных средств предприятия. Но здесь начинает действовать наисовременнейшая для нашего времени тенденция с попыткой открытой экспроприации подобного экспроприатора политических средств, а тем самым политической власти. Революции это удалось по меньшей мере в том отношении, что на место поставлен­ного (gesatzten) начальства пришли вожди, которые бла­годаря противозаконным действиям или выборам захва­тили власть и получили возможность распоряжаться политическим штабом (людьми) и аппаратом веществен­ных средств и выводят свою легитимность — все равно, с каким правом, — из воли тех, кто находится под гос­подством. Другое дело, насколько тут оправданна надеж­да осуществить на основе этого успеха — по меньшей мере кажущегося — также и экспроприацию внутри ка­питалистических хозяйственных предприятий, руководст­во которыми, в сущности, несмотря на далеко идущие аналогии, следует совершенно иным законам, чем поли­тическое управление. Но от оценок этого вопроса мы сегодня воздержимся. Для нашего рассмотрения я фик­сирую момент чисто понятийный: современное государст­во есть организованный по типу учреждения союз гос­подства, который внутри определенной сферы добился успеха в монополизации легитимного физического наси­лия как средства господства и с этой целью объединил вещественные средства предприятия в руках своих руко­водителей, а всех сословных функционеров с их полномо­чиями, которые раньше распоряжались этим по собствен­ному произволу, экспроприировал и сам занял вместо них самые высшие позиции.

В ходе политического процесса экспроприации, кото­рый с переменным успехом разыгрывался в разных стра­нах мира, выступили, правда, сначала на службе у князя, первые категории «профессиональных политиков» во втором смысле, то есть людей, которые не хотели сами быть господами, как харизматические вожди, но поступи­ли на службу политическим господам. В этой борьбе они предоставили себя в распоряжение князьям и сдела­ли из проведения их политики, с одной стороны, доход­ный промысел, с другой стороны, обеспечили себе идеаль­ное содержание своей жизни. Подчеркнем, что лишь на Западе мы находим этот род профессиональных полити­ков на. службе не только князей, но и других сил. В прошлом они были их важнейшим инструментом для

 

исполнения власти и осуществления политической экс­проприации.

Прежде чем заняться рассмотрением таких «профес­сиональных политиков» более подробно, надо всесторон­не и однозначно выяснить, что представляет собой их существование. '

Можно заниматься «политикой» — то есть стремиться влиять на распределение власти между политическими образованиями и внутри них — как в качестве политика «по случаю», так и в качестве политика, для которого это побочная или основная профессия, точно так же, как и при экономическом ремесле. Политиками «по случаю» являемся все мы, когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, например рукоплещем или протестуем на «политическом» собрании, произносим «политическую» речь и т.д.; у многих людей подобными действиями и ограничивается их отношение к политике. Политиками «по совмести­тельству» являются в наши дни, например, все те дове­ренные лица и правления партийно-политических сою­зов, которые — по общему правилу — занимаются этой деятельностью лишь в случае необходимости, и она не становится для них первоочередным «делом жизни» ни в материальном, ни в идеальном отношении. Точно так же занимаются политикой члены государственных советов и подобных совещательных органов, начинающих функцио­нировать лишь по требованию. Но равным же образом ею занимаются и довольно широкие слои наших парла­ментариев, которые «работают» на нее лишь во время сессий. В прошлом мы находим такие слои именно в сословиях. «Сословиями» мы будем называть полномоч­ных владельцев военных средств, а также владельцев важных для управления вещественных средств предприя­тия или личных господских сил. Значительная их часть была весьма далека от того, чтобы полностью, или пре­имущественно, или даже больше чем только по случаю посвятить свою жизнь политике. Напротив, свою господ­скую власть они использовали в интересах получения ренты или прибыли и проявляли политическую актив­ность на службе политического союза, только если этого специально требовали их господин или другие члены со­словия. Аналогичным образом вела себя и часть вспомо­гательных сил, привлекаемых князем в борьбе за созда­ние собственного политического предприятия, которое

 

должно было находиться в его распоряжении. Это было характерно для «домашних советников» и, еще раньше, для значительной части советников, собирающихся в «курии» и других совещательных органах князя. Но, ко­нечно, князь не обходился этими вспомогательными силами, действовавшими лишь по случаю и по совмести­тельству. Он должен был попытаться создать себе штаб вспомогательных сил, полностью и исключительно изб­равших как основную профессию службу у князя. От того, откуда он брал их, существенным образом зависела структура возникающего династического политического образования, и не только она, но и все своеобразие соответствующей культуры. Перед той же необходимостью оказались тем более политические союзы, которые при полном устранении или значительном ограничении власти князей политически конституировались в качестве (так называемых) «свободных» сообществ (Gemeinwe-sen) — «свободных» не в смысле свободы от насильст­венного господства, но в смысле отсутствия насилия, легитимного в силу традиции (по большей части рели­гиозно освященной), со стороны князя как исключитель­ного источника всякого авторитета. Исторической роди­ной таких союзов является только Запад, а зачатком их был город как политический союз, как таковой появив­шийся первоначально в культурном ареале Средиземно­морья. Как выглядели во всех этих случаях «преиму­щественно-профессиональные» («ftauprt>eruflichen») по­литики?

Есть два способа сделать из политики свою профес­сию: либо жить «для» политики, либо жить «за счет» политики и «политикой» («von» der Politik). Данная про­тивоположность отнюдь не исключительная. Напротив, обычно, по меньшей мере идеально, но чаще всего и материально, делают то и другое: тот, кто живет «для» политики, в каком-то внутреннем смысле творит «свою жизнь из этого» — либо он открыто наслаждается обла­данием властью, которую осуществляет, либо черпает свое внутреннее равновесие и чувство собственного достоинства из сознания того, что служит «делу» («Sache»), и тем самым придает смысл своей жизни. Пожалуй, именно в таком глубоком внутреннем смысле всякий серьезный человек, живущий для какого-то дела, живет также и этим делом. Таким образом, различие касается гораздо более глубокой стороны — экономичес-

 

кой. «За счет» политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода; «для» политики — тот, у кого иная цель. Чтобы некто в экономическом смысле мог бы жить «для» политики, при господстве частнособственнического порядка должны на­личествовать некоторые, если угодно, весьма тривиаль­ные предпосылки: в нормальных условиях он должен быть независимым от доходов, которые может принести ему политика. Следовательно, он просто должен быть состоятельным человеком или же как частное лицо за­нимать такое положение в жизни, которое приносит ему достаточный постоянный доход. Так по меньшей мере обстоит дело в нормальных условиях. Правда, дружина князя-военачальника столь же мало озабочена условиями нормального хозяйствования, как и свита революцион­ного героя улицы. Оба живут добычей, грабежом, кон­фискациями, контрибуциями, навязыванием ничего не стоящих принудительных средств платежа — что, в сущ­ности, одно и то же. Но это необходимо внеобыденные явления: при обычном хозяйстве доходы приносит только собственное состояние. Однако одного этого недостаточ­но: тот, кто живет «для» политики, должен быть к тому же хозяйственно «обходим», то есть его доходы не долж­ны зависеть от того, что свою рабочую силу и мышле­ние он лично полностью или самым широким образом по­стоянно использует для получения своих доходов. Безус­ловно «обходим» в этом смысле рантье, то есть тот, кто получает совершенно незаработанный доход, будь то земельная рента у помещика в прошлом, крупных земле­владельцев и владетельных князей настоящего вре­мени — а в античности и в средние века и рента, взи­маемая с рабов и крепостных, — будь то доход от ценных бумаг или из других современных источников ренты. Ни рабочий, ни —на что следует обратить особое внима­ние — предприниматель, в том числе и именно совре­менный крупный предприниматель, не являются в этом смысле «обходимыми». Ибо и предприниматель, и имен­но предприниматель, — промышленный в значительно большей мере, чем сельскохозяйственный, из-за сезонно­го характера сельского хозяйства — привязан к своему предприятию и необходим. В большинстве случаев он с трудом может хотя бы на время позволить заместить себя. Столь же трудно можно заместить, например, вра­ча, и чем более талантливым и занятым он является, тем

 

реже возможна замена. Легче уже заместить адвоката, чисто по производственно-техническим причинам, и по­этому в качестве профессионального политика он играл несравненно более значительную, иногда прямо-таки господствующую роль. Мы не собираемся дальше про­слеживать подобную казуистику, но проясним для себя некоторые следствия.

Если государством или партией руководят люди, ко­торые (в экономическом смысле слова) живут исклю­чительно для политики, а не за счет политики, то это необходимо означает «плутократическое» рекрутирование политических руководящих слоев. Но последнее, конечно, еще не означает обратного: что наличие такого плутокра­тического руководства предполагало бы отсутствие у политически господствующего слоя стремления также жить и «за счет» политики, то есть использовать свое политическое господство и в частных экономических ин­тересах. Об этом, конечно, нет и речи. Не было такого слоя, который не делал бы нечто подобное каким-то образом. Мы сказали только одно: профессиональные политики непосредственно не вынуждены искать вознаг­раждение за свою политическую деятельность, на что просто должен претендовать всякий неимущий политик. А с другой стороны, это не означает, что, допустим, не имеющие состояния политики исключительно или даже только преимущественно предполагают частнохозяйст­венным образом обеспечить себя посредством политики и не думают или же не думают преимущественно «о деле». Ничто бы не могло быть более неправильным. Для состоятельного человека забота об экономической «безо­пасности» своего существования эмпирически является— осознанно или неосознанно — кардинальным пунктом всей его жизненной ориентации. Совершенно безогляд­ный и необоснованный политический идеализм обнаружи­вается если и не исключительно, то по меньшей мере именно у тех слоев, которые находятся совершенно вне круга, заинтересованного в сохранении экономического порядка определенного общества; это в особенности от­носится к внеобыденным, то есть революционным,эпохам. Но сказанное означает только, что не плутократическое рекрутирование политических соискателей (Interessen-ten), вождей (Fuhrerschaft) и свиты (Gefolgschaft) свя­зано с само собой разумеющейся предпосылкой, что они получают регулярные и надежные доходы от пред-

 

приятия политики. Руководить политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», и тогда ею занимают­ся, как обычно говорят, «независимые», то есть состоя­тельные, прежде всего имеющие ренту люди. Или же к политическому руководству допускаются неимущие, и тогда они должны получать вознаграждение. Профес­сиональный политик, живущий за счет политики, может быть чистым «пребендарием» («Pfrunder») или чиновни­ком на жалованье. Тогда он либо извлекает доходы из пошлин и сборов за определенные обязательные дейст­вия (Leistungen) — чаевые и взятки представляют собой лишь одну, нерегулярную и формально нелегальную раз­новидность этой категории доходов, — или получает твер­дое натуральное вознаграждение, или денежное содер­жание, или то и другое вместе. Руководитель политикой может приобрести характер «предпринимателя», как кондотьер, или арендатор, или покупатель должности в прошлом, или как американский босс, расценивающий свои издержки как капиталовложение, из которого он, используя свое влияние, сумеет извлечь доход. Либо же такой политик может получать твердое жалованье как редактор, или партийный секретарь, или современный министр, или политический чиновник. В прошлом лены, дарения земли, пребенды всякого рода, а с развитием денежного хозяйства в особенности места, связанные со взиманием сборов (Sportelpfrunden), были типичным вознаграждением для свиты со стороны князей, одержав­ших победы завоевателей или удачливых глав партий; ныне партийными вождями за верную службу раздаются всякого рода должности в партиях, газетах, товарищест­вах, больничных кассах, общинах и государствах. Все партийные битвы суть не только битвы ради предметных целей, но прежде всего также и за патронаж над долж­ностями. В Германии все противоборство партикуляри-стских и централистских устремлений закручено прежде всего и вокруг вопроса, какая из сил — берлинцы ли или же мюнхенцы, карлсруэсцы, дрезденцы — будет иметь патронаж над должностями. Ущемления в распределении должностей воспринимаются партиями более болезненно, чем противодействие их предметным целям. Во Франции смена префекта, имеющая партийно-политический ха­рактер, всегда считалась большим переворотом и воз­буждала больше шума, чем какая-нибудь модификация правительственной программы, имевшая почти исклю-

 

чительно фразеологическое значение. Со времени исчез­новения старых противоположностей в истолковании конституции многие партии (именно так обстоит дело в Америке) превратились в настоящие партии охотников за местами, меняющие свою содержательную программу в зависимости от возможностей улова голосов. В Испании вплоть до последних лет две крупные партии сменяли друг друга в конвенционально закрепленной очередности в форме сфабрикованных свыше «выборов», чтобы обес­печить должностями своих сторонников. В регионах испанских колониальных владений как при так называе­мых «выборах», так и при так называемых «революциях» речь всегда идет о государственной кормушке, которой намерены воспользоваться победители. В Швейцарии партии мирно распределяют между собой должности пу­тем пропорциональных выборов, и многие из наших «революционных» проектов конституции, например пер­вый проект, предложенный для Бадена, имели целью распространить ту же систему и на министерские посты, то есть рассматривали государство и должности в нем именно как учреждение по обеспечению доходными мес­тами. Этим прежде всего вдохновлялась партия центра и даже провозгласила пунктом своей программы в Бадене пропорциональное распределение должностей сообразно конфессиям, то есть невзирая на успех. Вследствие об­щей бюрократизации с ростом числа должностей и спро­са на такие должности как формы специфически гаранти­рованного обеспечения данная тенденция усиливается для всех партий, и они во все большей мере становятся таким средством обеспечения для своих сторонников. Однако ныне указанной тенденции противостоит развитие и превращение современного чиновничества в совокупность трудящихся (Arbeiterschaft), высококва­лифицированных специалистов духовного труда, профес­сионально вышколенных многолетней подготовкой, с высокоразвитой сословной честью, гарантирующей без­упречность, без чего возникла бы роковая опасность чу­довищной коррупции и низкого мещанства, а это бы ставило под угрозу чисто техническую эффективность государственного аппарата, значение которого для хо­зяйства, особенно с возрастанием социализации, постоян­но усиливалось и будет усиливаться впредь. Дилетант­ское управление делящих добычу политиков, которое в Соединенных Штатах заставляло сменять сотни тысяч

123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: