Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Обличие человеческих пороков в дальнейшем творчестве Чехова




Творчество Чехова первой половины девяностых годов – это прежде всего исследование различных сфер русской жизни, все более глубокое постижение ее глубоких противоречий. В рассказе «Бабы» художник живописует повседневную, казалось бы, мирную и тихую жизнь провинциального мещанства, которая оказывается, однако, осенена зловещей тенью каторги. И самое ужасное состоит в том, что каторга угрожает именно тем людям, которые не мирятся с изуверскими нравами своей среды, тем, в которых живы простые человеческие чувства и стремления.

Чехов в полном объеме художественно поставил проблему посредственности, умственной и нравственной ограниченности, духовного мещанства, которое обезвкушивает жизнь и себе и другим, делает ее скучной и постылой. Поэтому о Чехове нельзя пользоваться установившимся словоупотреблением и говорить о чеховских "героях", ибо полное отсутствие героического в его персонажах и является их основной и характерней шей чертой. Тон жизни дает посредственность, умственное и нравственное ничтожество. "Во всем уезде только два порядочных человека: ты да я, - говорит доктор Астров дяде Ване. - Но в какие-нибудь десять лет жизнь обывательская, жизнь презренная затянула нас; она своими гнилыми испарениями отравила нашу кровь, и мы стали такими же пошляками, как "все"". "Город наш существует уже двести лет, - в отчаянии жалуется Андрей в "Трех сестрах", - в нем 100.000 жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят, потом умирают... родятся другие и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и... неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра Божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери"... "Зачем эта ваша жизнь, - говорит отцу герой "Моей жизни", - которую вы считаете обязательною и для нас, - зачем она так скучна, так бездарна, зачем ни в одном из этих домов, которые вы строите вот уже тридцать лет, нет людей, у которых я мог поучиться, как жить, чтобы не быть виноватым? Во всем городе ни одного честного человека! Эти ваши дома - проклятые гнезда, в которых сживают со света матерей, дочерей, мучают детей... Город наш существует уже сотни лет, и за все время он не дал родине ни одного полезного человека, ни одного! Вы душили в зародыше все мало-мальски живое и яркое! Город лавочников, трактирщиков, канцеляристов, ханжей, ненужный, бесполезный город, о котором не пожалела бы ни одна душа, если бы он провалился сквозь землю!" С ужасом и унынием Чехов постоянно вновь и вновь возвращается к этому скотскому равнодушию среднего обывателя, к его бессмысленной злобности, тупому эгоизму, к все обволакивающей пошлости.

Духовное мещанство и дряблость могут встретиться при разных культурных условиях. Отсюда понятно, каким образом в Чехове уживаются в полном согласии обе точки зрения, и мировая скорбь переплетается с верой в исторический прогресс человечества. В "Трех сестрах" Чехов как бы распределяет обе точки зрения двум различным действующим лицам, в знаменательном разговоре о прогрессе Вершинина и Тузенбаха. В то время как первому грезится жизнь человечества через двести-триста лет счастливой и прекрасной, барон Тузенбах возражает: "Не то что через двести или триста, но и через миллион лет жизнь останется такою же, как и была; она не меняется, остается постоянной, следуя своим собственным законам... После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая. И через тысячу лет человек будет так же вздыхать: "ах, тяжко жить!" и вместе с тем точно так же, как и теперь, он будет бояться и не хотеть смерти".

Значительное место в рассказах Чехова занимает тема приспособленчества, хамелеонства. Обратимся к рассказу “Хамелеон”. Герой его, полицейский надзиратель Очумелов, — воплощение готовности пресмыкаться перед высшими и помыкать низшими, подличать, выслуживаться. И Хрюкин, и толпа обывателей тоже ведут себя по-хамелеонски, меняя свое поведение в зависимости от обстоятельств.
Вот рассказ “Толстый и тонкий”. Случайно встречаются на вокзале друзья детства. Униженный чиновник, “тонкий” Порфирий, как только узнает, что его старый гимназический друг Миша дослужился до тайного советника, имеет две звезды, “вдруг побледнел, окаменел”. Он начинает лебезить, унижаться, угодничать. Автор едко высмеивает его.

Отвратительны нравы и в той интеллигентной среде, которую рисует Чехов в повести «Дуэль». Взгляды на жизнь интеллигентных обывателей и молодого ученого фон Корена, исповедующего модные взгляды социального дарвинизма, столь же жестоки и беспощадны, как взгляды Дюдя («Дуэль») и проезжего меща­нина, глубоко убежденных, что Машенька сама виновата в своей гибели.

Наибольшей силы обобщения пошлости и мещанства Чехов достигает в повести «Палата N 6». Больничная палата, так похожая на тюремную камеру, в которую попадает в конечном счете доктор Рагин, вырастает тут в символ всего господствую­щего строя жизни, где нечего и рассчитывать на справедливость, так как «...всякое насилие встречается обществом, как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например, оправдательный при­говор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чув­ства...».

Но ведь общество - это люди. Не удивительно поэтому, что Чехов все более требовательно относится к своим современникам, к их взглядам, к их общественным позициям. В «Дуэли» он показывает не только бесчеловечность и несостоятельность деспотических, антигуманных взглядов зоолога, но и неприглядную жизнь Лаевского. Накануне дуэли, в минуту прозрения, с от­вращением оглядывая свое прошлое, Лаевский приходит к заключению, что «...он... не участвовал в общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе... не сделал людям на грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь... всегда старался прида­вать себе такой вид, как будто он выше и лучше их. Ложь, ложь и ложь...».

С особой силой подобная позиция обличается в «Палате № б». Жизнь док­тора Рагина, которая с наибольшей полнотой воплощает политику невмеша­тельства и приспособленчества, оценивается в повести, как прямое пособни­чество злу. Его философская доктрина — своеобразный конгломерат модных в те годы веяний от толстовства до наиболее реакционных сторон учения стои­ков — объявляется устами Громова антидемократической и нежизнеспособ­ной. Вместе с тем в повести утверждается, что в истории человечества извечно «...прогрессируют... борьба, чуткость к боли, способность отвечать на разд­ражение...».

Тягостное впечатление производит начало рассказа: “В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом репейника, крапивы и дикой конопли...”. Мы знакомимся с обитателями палаты № 6, и тягостное впечатление усиливается. Перед нами душевнобольные, сторож Никита, тупой и бестолковый человек. Больные похожи на арестантов, больница — на тюрьму, где перепуталось всё, где трудно отличить нормального от сумасшедшего. Единственный человек здесь, способный здраво "мыслить, душевнобольной Громов. Жизнь среди нормальных людей свела его с ума. У него мания преследования, ему постоянно кажется, что его посадят в тюрьму. И он попадает в эту тюрьму — палату № 6, где больных не лечат, а истязают, где жизнь страшнее, чем в аду. Сидя за большой решеткой, невыносимо страдая, он не перестает протестовать, возмущаться, верить, что когда-нибудь правда восторжествует.

Иная психология, иные взгляды у доктора Ратина. Он внушает Громову: “При всякой обстановке вы можете находить успокоение в самом себе”. Он не вмешивался в дела вверенной ему больницы, не пытается улучшить положение больных. Он успокаивает себя: “Все вздор и суета... в своей нечестности виноват не я, а время...” Чехов восстает против пассивного отношения к жизни. Сам доктор попадает в палату № 6, и Никита истязает его. Рагин прозревает: “...в голове его, среди хаоса, ясно мелькнула страшная, невыносимая мысль, что такую же точно боль должны были испытывать годами, изо дня в день эти люди... Как могло случиться, что в продолжение, больше чем двадцати лет он не знал и не хотел знать этого?..”
Писатель Н. Лесков говорил: “В палате № 6” в миниатюре изображены общие наши порядки и характеры. Всюду — палата № 6. Это Россия...”

«Палата № 6 » явилась выражением крепнущей ненависти Чехова к об­щественному застою в русской жизни, к тому, что он еще в конце восьмиде­сятых годов называл «азиатчиной». «Нет, сударь,— говорит Громов в ответ на разглагольствования Рагина,— это не философия, не мышление, не широта взгляда, а лень, факирство, сонная одурь...» Русскому человеку, по мнению Чехова, необходимо, прежде всего, сбросить с себя эту сонную одурь, «совлечь с себя азиата». «Ему нужны...желания, темперамент. Надоело кисляйство»,—» заявляет он в одном из своих писем 1894 года.

Вера Чехова в прогрессивное развитие человеческого общества крепла из года в год. Никогда еще до этого не рисовал писатель такой мрачной кар­тины, как в «Палате № б», однако, потому что вся повесть была, как соком, про­питана мыслями о противоестественности подобной жизни, о высших целях человеческого бытия, она чужда настроениям пессимизма и безысходности. Последующие произведения Чехова все очевиднее выявляли этот его исторический подход к восприятию современной действительности.

И в своих поздних произведениях писатель отмечает всякого рода фальшивки, всякие подделки под них, показывает, что духовное мещанство приводит к духовному порабощение человека, повседневные бытовые отношения людей, оказываются силой, обедняющей и обесчеловечивающей человека.

 

Заключение

 

Темой многих рассказов А. П. Чехова является обличение человеческих пороков. Чеховские персонажи стали символами угодничества и чинопочитания, а их имена — именами нарицательными. Чехов всей душой ненавидел обывательщину, которая засасывает человека, корежит его душу, убивает в нем все лучшее. “В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”, — говорит Чехов устами доктора Астрова в пьесе “Дядя Ваня”. За этого прекрасного человека он боролся всем своим творчеством.

Страшную картину омертвения человеческих душ, погруженных в тину обывательщины, обнажает Чехов в своих рассказах. Сытое мещанское счастье вызывает у Чехова раздражение, он страдает оттого, что в сонной одури обывательщины уничтожалась красота человеческих отношений. Осуждению духовного застоя, убожества обывательской жизни, собственнического счастья посвящены многие ранние рассказы Чехова и красной нитью проходят через все его творчество.

Герои его рассказов отказываются от общественных идеалов, а это влечет за собой и их моральное падение.

Чехов — великий русский мыслитель-реалист, обличитель мира пошлости и мещанства, несравненный художник. Проблемы, поставленные в его произведениях, актуальны и в наши дни. Чехов дорог нам тем, что в своем творчестве он отразил русскую жизнь конца XIX — начала XX века, он дорог нам человечностью, которая пронизывает и его личность, и его произведения. Он дорог нам своей удивительной верой в будущее, своим глубоким сознанием того, что все прекрасное на земле может быть создано только трудом. Л. Н. Толстой назвал Чехова “несравненным художником жизни”. И это действительно так.

Основные ноты мещанства у Чехова — уродливо развитое чувство собственности, всегда напряженное желание покоя внутри и вне себя, темный страх пред всем, что так или иначе может вспугнуть этот покой, и настойчивое стремление скорее объяснить себе все, что колеблет установившееся равновесие души, что нарушает привычные взгляды на жизнь и на людей. Но объясняет мещанин не для того, чтобы только понять новое и неизвестное, а лишь для того, чтобы оправдать себя, свою пассивную позицию в битве жизни.

Мещанство хотело бы жить спокойно и красиво, не принимая активного участия в этой борьбе, его любимая позиция — мирная жизнь в тылу наиболее сильной армии. Всегда внутренне бессильное, мещанство преклоняется пред грубой внешней силой своего правительства, но если — как мы это видели и видим — правительство дряхлеет, мещанство способно выпросить и даже вырвать у него долю власти над страной, причем оно делает это, опираясь на силу народа и его же рукой. Оно густо облепило народ своим серым, клейким слоем, но не может не чувствовать, как тонок этот холодный слой, как кипят под ним враждебные ему инстинкты, как ярко разгорается непримиримая, смелая мысль и плавит, сжигает вековую ложь... Этот натиск энергии снизу вверх возбуждает в мещанстве жуткий страх пред жизнью,— в корне своем это страх пред народом, слепой силой которого мещанство выстроило громоздкое, тесное и скучное здание своею благополучия. На тревожной почве этого страха, на предчувствии отмщения у мещан вспыхивают торопливые и грубые попытки оправдать свою роль паразитов на теле народа.

Немало времени прошло со дня смерти А. П. Чехова, но каждое новое поколение видит в его произведениях героев нарицательных, как Хлестаков, Манилов, Иудушка Головлев.

Литература

1. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1954

2. А.П. Чехов в портретах, иллюстрациях, документах / Сост. М.М.Калаушин. Л., 1957

3. Бердников Г. Чехов М., 1978 (серия ЖЗЛ)

4. Бердников Г. Наш современник Чехов. М.: Изд. Художественная литература, 1974.

5. Виноградова К.М. Жизнь среди народа. А.П. Чехов в Мелихове. М., 1962.

6. Семанова М.Л. Чехов-художник. М., 1976

7. Чуковский К.О. О Чехове. Человек и мастер. М., 1971

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...