Очерк X. Годы больших потрясений

Признаки сгущающихся туч на политическом небосклоне страны обозначились уже во второй половине 20-х гг. Все ожесточенней становились политические дискуссии, заканчивавшиеся отстранением от власти видных деятелей компартии и Советского государства. Укрепив свои позиции, И.Сталин решительно приступает к реализации своих представлений о путях и методах строительства социализма.

На материалах Коми автономной области четко прослеживается начальный рубеж ужесточения курса. Таким рубежом стал 1929 г. В этот год Коми АО вошла в состав Северного края. Решительно прекращаются всякие дискуссии о возможных вариантах развития национальной государственности. Более того, даже невинные попытки отстаивания ее интересов начинают квалифицироваться как проявление национализма и национал-шовинизма. Появляется литература, в которой даются крайне жесткие оценки событиям 20-х гг. Так, авторы обширного сборника статей, изданного к 10-летию Коми автономии, обвинили журнал “Коми му” в превращении в орган националистов. Особенно досталось лицам, стоявшим у истоков национальной государственности коми народа. Указывалось, что это дело попало в руки людей, “...в прошлом принадлежавших к анархистам”. Д.А.Батиев обвинялся в стремлении создать буржуазную республику, А.В.Нахлупин и В.И.Сорвачев - в великорусском шовинизме и т.п.

Следует особо сказать о журнале “Коми му”, ставшем уникальным явлением в общественной жизни области. Основанный в 1924 г. как орган активно работавшего “Общества изучения Коми края”, он привлек обширный круг авторов, публиковал интереснейшие материалы о проблемах развития Коми АО, порой выступая в качестве генератора идей и в вопросах национально-государственного строительства. В 1929 г. журнал был “реорганизован”, в 1930 г. закрыт. Само общество прекратило существование в 1931 г. Внешне нет прямой связи между прекращением работы журнала и началом разворачивания в том же году на территории области лагерной системы, однако и факт совпадения этих двух событий далеко не случаен. Журнал со своей самостоятельной позицией, дискуссионным характером не вписывался в систему безусловного подчинения национально-государственных образований распоряжениям центра. Одновременно с этим прекращается выпуск многочисленной литературы, появившейся на свет в предшествующий период развития автономии, которая содержала огромный материал о политических, экономических и культурных проблемах области. Эта литература останется прочно забытой вплоть до второй половины 80-х годов. Появившиеся в 30-е гг. редкие издания будут иметь строго охранительный характер, рассказывая только о достижениях в развитии области.

Это были явные признаки изменившегося политического курса в стране. Однако местные руководители вряд ли догадывались об этом, тем более, что все делалось под благовидным предлогом ускорения темпов строительства социализма. Имя И.Сталина укоренялось в массовом сознании как выразителя генеральной линии партии, усомниться в правильности которой уже становилось крамолой. Сам же И.Сталин умело использовал настроения части населения и прежде всего посредством разжигания ортодоксальных классовых страстей. Нельзя не признать, что коренной поворот в политическом курсе страны, осуществленный на рубеже 20-30-х гг., опирался на определенную реальную почву, важным компонентом которой являлись традиции уравнительности в общественном сознании значительной массы крестьянства.

Когда в 1929 г. грянула коллективизация, местное руководство отреагировало на это организованно. Конечно, и для него она в определенной степени стала неожиданностью. Были известны решения недавно прошедшего XIV съезда ВКП(б), в которых не ставилась задача сплошного обобществления крестьянских хозяйств. В материалах Коми обкома партии вплоть до 1929 г. коллективизация, как правило, выступала в качестве второстепенной задачи и представлялась процессом постепенным и добровольным. Укажем, что в 1927/28 гг. 30 небольших колхозов и 6 совхозов произвели 1,4% валовой продукции сельского хозяйства области. По данным Г.Ф.Доброноженко, ни 15-летний план культурно-хозяйственного строительства Коми области, ни первый пятилетний план, принятый в марте 1929 г. не предполагали форсированной коллективизации. Ее уровень к концу пятилетки должен был составить около 5%, причем имелись в виду не одни колхозы, а и другие виды кооперации. Однако уже с августа 1929 г. эти планы начинают пересматриваться, а в октябре утверждается форсированный рубеж - 15% коллективизации в 1929/30 г. Еще раз подчеркнем, что особых возражений этот курс не вызвал. Встает вопрос - почему? Однозначного ответа на него нет. Нам кажется, что тому был целый комплекс причин. Одной из них является сформировавшаяся система управления обществом, которую принято называть административно-командной. Она предполагала безусловное подчинение мест указаниям центральных органов. Следует учесть и то, что формально коллективизация логически вытекала из широко развернувшегося кооперативного движения и многим действительно представлялась, как тогда говорили, его высшей формой. Нельзя не отметить и весьма здравый смысл в самой идее обобществления сельского хозяйства, распыленного к концу 20-х гг. на тысячи мельчайших производителей. Поднять производительность труда в этих хозяйствах требовались десятки лет. Новая власть столько ждать не могла, поскольку была поставлена задача в кратчайший период построить основы социалистического общества.

События развивались лавинообразно. Сегодня опубликована многочисленная литература, освещающая ход коллективизации. Во всех средствах массовой информации была поднята огромная пропагандистская компания. Проводились многочисленные собрания бедноты и других слоев крестьянства, активно заработали партийные, комсомольские организации. Зачастую прямо на своих собраниях они принимали решения об организации колхоза. Особым энтузиазмом была охвачена молодежь. Вот телеграмма койгородской комсомольской ячейки в адрес пленума обкома ВЛКСМ, датированная 11 марта 1931 г.: “Большой привет пленуму. Создали колхоз в деревне Венибе, вступили все комсомольцы. В деревне Ваддор организуется колхоз из 25 хозяйств. Решение партии претворим в жизнь. В лесу организовали четыре новые бригады из 40 человек. Все комсомольцы в лесу. Впредь еще усерднее будем работать на социалистическом фронте”. Между отдельными сельсоветами и даже районами развернулось соревнование за достижение наивысших показателей в коллективизации. Все это инициировалось Коми обкомом ВКП(б). Уже в начале 1930 г. он поставил задачу довести уровень коллективизации к осени того же года до 50%. В итоге были получены ошеломляющие результаты. Если на 1 января 1930 г. в колхозах состояло 9,5% крестьянских хозяйств области, то на 1 апреля уже 21,4%. Таких темпов преобразования жизненных устоев коми деревня никогда не знала. Поэтому она воспринимала происходящее с глухим недовольством. Это недовольство выражалось в разной форме. В деревнях шли разговоры о том, что советская власть желает разорить крестьян. Значительная часть сельских жителей отказывалась вступить в колхозы. Тем более, что местные власти в своем рвении повсеместно перегибали палку. Документы зафиксировали факты, показывающие абсурдность ситуации. Порой у крестьянина обобществлялось все имущество, а затем колхоз вынужден был за тридевять земель закупать для него скот. Распространенными методами нажима на крестьянина были прямое насилие, угрозы, шантаж. О том, что крестьянин вынужден был вступать в колхоз под нажимом, свидетельствовали события, последовавшие после мартовского 1930 г. постановления ЦК ВКП(б) “О борьбе с исправлениями партлинии в колхозном движении”. Начался массовый выход крестьян из колхозов. Уже в мае того же года уровень коллективизации в Коми АО снизился до 15%. Однако формальное осуждение насильственных методов, названных перегибами, оказалось всего лишь тактическим маневром И.Сталина. Г.Ф.Доброноженко, исследовавшая политику коллективизации на Европейском Севере, в последнее время выявила многочисленные факты двойной документации, когда публичные решения партийных и советских органов тут же перечеркивались секретными инструкциями, распоряжениями прямо противоположного характера.

Для устрашения крестьян была осуществлена специальная программа раскулачивания. По всем подсчетам число зажиточных хозяев в Коми области едва ли достигало 3%. Как правило, это были хозяйства, ненамного превышающие средние показатели по области. Хотя следует отметить, что влияние зажиточных на деревенское общество было значительным. Об этом свидетельствуют материалы сельских сходов, на которых беднота и даже середняки, как правило, не имели решающего голоса.

На кулаков обрушились тяжелейшие репрессии. По отношению к ним уже в предшествующий период были приняты ограничительные меры. Так, в решении июньского (1928 г.) пленума Коми ОК ВКП(б) отмечалось, что “кредитование зажиточно-кулацкой части надо совершенно прекратить”. Эти ограничения затем превратились в репрессивную политику. В годы коллективизации многократно возрос налоговый гнет на кулаков, на них спускались дополнительные задания по сдаче сельскохозяйственной продукции, порой превышающие стоимость самого крестьянского имущества. За их невыполнение накладывались штрафы, применялись судебные меры. Кулаков обязывали работать на лесозаготовках, причем для них устанавливались повышенные нормы выработок. Имущество раскулаченных частично распродавалось, частично передавалось в колхоз. Отсутствие четко определенных признаков кулацкого хозяйства позволяло подводить под эту категорию и середняков и даже в некоторых случаях бедняков. Все зависело от произвола местных властей. В этих условиях выжить крепким хозяйствам не было никакой возможности, они были уничтожены.

Первая пятилетка завершилась полной “победой” политики коллективизации. В 1933 г. в Коми области насчитывалось 540 колхозов, в которых находилось около 24 тысяч или более половины крестьянских хозяйств.

Такие действия вызвали у крестьян ответную реакцию. В литературе зафиксированы случаи террористических актов против сельских активистов, поджоги и порча колхозного имущества, потрава посевов и т.п. Как нам представляется, не это было главным в сопротивлении крестьянства осуществляющемуся курсу. В годы коллективизации оно нанесло мощнейший удар по производительным силам страны. Такого ущерба ни до ни после этого деревня не испытывала. В советской исторической литературе эти факты или замалчивались, или упоминались мимоходом. Единственный статистический сборник, изданный в нашей республике в 1957 г., т.е. в годы хрущевской “оттепели”, приводил эти потрясающие показатели. Для наглядности воспользуемся включенными в него данными, составив небольшую таблицу.