Континентальное строительство. Континентальная политика

 

Самым крупным и самым важным поворотом в современной мировой политике, несомненно, является формирование мощного континентального блока, охватывающего Европу, Северную и Восточную Азию.

Однако все такие значительные образования и структуры не возникают готовыми из головы какого-нибудь великого государственного мужа, подобно знаменитой греческой богине войны в ее величаво-одухотворенном образе. Сведущий человек знает, что создание подобных образований — процесс длительный. С удовольствием признаюсь молодым коллегам-географам, что я, пожалуй, больше чем кто-либо из старших представителей географической науки обязан привести свидетельства по поводу становления новой, евро-азиатской континентальной политики. Ибо на первых порах это были приятные случайности, а позже — целеустремленный поиск политических связей, заставлявший меня иногда присматриваться к тому, как оформлялись они в кузнице судеб, и то тут, то там принимать скромное полезное участие.

Прежде всего я хочу сделать достоянием каждого принцип геополитики, доносящийся к нам из седых времен становления Римского государства: “ Fas est ab hoste doceri ”.

При возникновении важных политических образований противник часто уже на ранних этапах инстинктивно чувствует грозящую ему опасность, проявляя тонкое чутье на расстоянии, которое выдающийся японский социолог Уэхара приписывает всему своему народу Подобное национальное своеобразие весьма ценно. Всякий изумится, узнав, что первыми, кто увидел забрезжившую угрозу такого континентального блока для англосаксонского мирового господства, были авторитетные англичане и американцы, в то время как мы сами, даже во Второй империи, еще долго не имели представления о том, какие возможности могли бы возникнуть на основе связей Центральной Европы с ведущей державой Восточной Азии [т.е. Японией] через необъятную Евразию. Один из преуспевающих и могущественных империалистических политиков, лорд Пальмерстон, в момент кризиса кабинета, приведшего к его отставке, первым возразил премьер-министру [Джону Расселу]: как ни неприятны были бы теперь отношения с Францией, мы должны их поддерживать, ибо на заднем плане угрожает Россия, которая может связать Европу и Восточную Азию, а одни мы не можем этому противостоять. Эти слова были сказаны в 1851 г., когда викторианская Англия переживала блестящий расцвет, когда Соединенные Штаты, преодолев основательный внутренний кризис, [с.373] впервые вычеканили жесткую формулу — “политика анаконды”, и мы должны ее хорошо усвоить, ибо это весьма неприглядная картина: гигантская, способная удушить змея до тех пор обвивает другое живое существо, пока не переломает ему все кости, не давая своей жертве свободно дышать. Если представить себе оказавшееся перед такой угрозой пространственное тело Старого Света, то становится ясно, каким же большим и мощным оно должно быть, чтобы “политика анаконды” дала осечку. Из эпохи расцвета викторианской мировой империи снова доносится предостерегающий голос другого империалиста, Гомера Ли, — автора знаменитой книги о мировых делах англосаксов. В этой книге относительно мнимого расцвета Британской мировой империи можно прочитать, что тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, будет днем, определяющим судьбу англоязычной мировой державы, гибелью богов.

Через всю эпоху процветания Британской империи проходит этот жуткий страх перед единственной в своем роде связью, вызывающей ощущение, что силы блокады и изоляции — эти поразительно управляемые искусства, каковыми мастерски владела еще средневековая Венеция, могли быть обречены на провал в противостоянии с крупным образованием. Самое сильное предупреждение в наше время исходит от сэра Хэлфорда Макиндера, который в 1904 г. написал сочинение относительно “географической оси истории”. В его представлении, это огромная степная империя, центральная часть Старого Света, все равно, кем бы она ни управлялась: персами, монголами, великотюрками, белыми или красными царями. В 1919 г. он предостерег в очередной раз, предложив посредством переселения из Восточной Пруссии на левый берег Вислы навсегда разделить немцев и русских. А за несколько дней до молниеносного наступления в Польше в “New Statesman” было выдвинуто обвинение против узкого круга геополитиков, будто мы из его кузницы извлекли самые эффективные инструменты, которые служат расшатыванию Британской империи и [британского] империализма. Мы можем быть довольны тем, что умеем использовать такие инструменты в целях нашей обороны, особенно когда противная сторона строит нам козни. Сказанное можно дополнить беседой со старым Чемберленом, предвидевшим опасность того, что в конечном счете Англия принудит Германию, Россию и Японию к совместному сопротивлению за необходимые им жизненные условия, и поэтому высказался за англо-германо-японское сотрудничество. Еще в 1919 г., когда мы были разоружены, а потому казались неопасными, подобный страх перед германо-русским сотрудничеством инициировал предложение посредством крупномасштабного переселения из Восточной Пруссии на запад от Вислы сделать так, чтобы Германия и Россия больше не имели общих границ. Большое разочарование у Макиндера и его школы вызвал Рапалльский договор. Так, через всю историю Британской империи проходит уже с самого начала узнаваемо, [с.374] а позже все яснее — чем больше ее лидеры утрачивали былой кругозор и умение смотреть фактам в лицо — становящийся все более ост рым страх перед тем, что могла означать для нее такая континентальная поли гика Старого Света. Но “страх и ненависть — плохие советчики!”.

Подобные симптомы мы наблюдаем и в Соединенных Штатах. Один из наиболее значительных и дальновидных экономистов и политиков, Брукс Адамс, еще перед приобретением Германией Цзяочжоу указал на то, сколь опасной для растущего англизированного мира должна стать грандиозная трансконтинентальная политика железнодорожного строительства с конечными пунктами в Порт-Артуре и Циндао, посредством которой будет создано обширное германо-русско-восточноазиатское единство — то, против чего были бы бессильны любые, даже объединенные британские и американские блокирующие акции. Таким образом, мы могли бы поучиться у противника тому, о чем с радостью узнали при повторной “блокаде”: очень сильный континентальный блок способен парализовать “политику анаконды” в военно-политическом, военно-морском и экономическом отношениях.

А как смотрят ныне на дело те, кто оказался в выигрыше, чьи столь далекоидущие планы стали известными уже в момент приобретения Цзяочжоу? К стыду нашему, следует признать, что в Японии и России было намного больше, чем в Центральной Европе, умов, которые уже на рубеже веков представляли себе эту картину, эту возможность и внесли свою лепту. Как мы знаем из истории первого образования англо-японского союза — который Англии был гораздо выгоднее, чем Японии, — восточное островное государство испытывало чувство, будто оно вступило в сделку со львом [т.е. в безрассудную сделку]. Обеспокоенная такой ситуацией, Япония позаботилась при содействии Германии установить противовес двойной мощи британского флота. Два года шли переговоры с неизменной попыткой вовлечь и Германию в союз, ибо Япония понимала, что в одиночку она не сможет возобладать над тогдашним британским морским могуществом, а это создаст одностороннюю напряженность.

“Если германский и японский флоты будут действовать совместно с русскими сухопутными силами, морская договоренность с Англией станет не сделкой со львом, а договором inter pares”. Такую точку зрения высказывали дальновидные японцы, с которыми я обсуждал эту тему, но она была доказана гораздо раньше. Озабоченный комбинацией Япония — Россия — Германия, японский князь Ито отправился в путь через Петербург, но — чтобы помешать его континентальным планам — с ним сыграли неприятную шутку, изменив в его отсутствие шифровальный ключ (код), и он не мог получать новости с родины. Во Фридрихсру хотели подложить во время этого визита контрмину под англо-японский союз. Уже оттуда в 1901/02 г. [с.375] картина возможностей была ясна, и она основательно изучалась в Японии. В 1909 и 1910 гг. об этом говорили уже довольно открыто. Нашим отличным посредником в установлении контактов с высокопоставленными японскими кругами — с князем Ито, с наиболее разумным членом свиты графом Гото, с тогдашним премьер-министром Кацурой, с наиболее влиятельными и авторитетными лицами в кругах генро — был личный врач японского двора Эрвин фон Бельц из Вюртемберга, превосходный знаток Дальнего Востока, пользовавшийся особым доверием. Но когда он захотел выступить на конгрессе немецких врачей с докладом о психических и физических особенностях японцев, председатель конгресса заявил, что подобная тема не представляет интереса! По-иному обошлась бы Англия с человеком, принадлежавшим к личным советникам микадо. Однако для нас беседы на такие темы обычно заканчивались ссылкой на то, что германский императорский дом испытывает, к сожалению, непреодолимую неприязнь к сотрудничеству с Дальним Востоком. Это всегда означало: европейцы, храните свои священные блага. Ведь свободе и равенству прав европейцев желтая раса угрожала меньше, чем представители находившейся рядом с нами белой расы.

Важнейшим промежуточным звеном в этой большой политике была Россия. Здесь был главный носитель замыслов, имевший немецкие корни, Витте — создатель Транссибирской железной дороги, один из выдающихся русских министров финансов. Во время [первой мировой] войны он ратовал за сепаратный мир с Германией и затем в 1915 г. умер или был умерщвлен при загадочных обстоятельствах. В России всегда существовало направление, понимавшее пользу и возможности германо-русско-японского сотрудничества. И когда после войны один из наших наиболее значительных и страстных политических умов, Брокдорф-Ранцау, захотел вновь ухватиться за нить и я был причастен к этому, то с русской стороны такую линию распознали две личности, с которыми и пытались готовить для нее почву. Итак, надо было переломить в себе многое, желая сблизить политические интересы японцев и русских в поисках благоразумного пограничного урегулирования и через него обеспечить свободный тыл на других направлениях политической деятельности. Тот, кто участвовал в этой игре, должен был смириться с обстановкой: ночами напролет находиться в помещениях, усеянных окурками сигарет и залитых чаем, вести изощренные дискуссии в духе древних каверз, которыми изобиловала каждая такая беседа. Казалось, еще два-три часа дискуссии — и суть дела будет ясна, но диалектика снова брала верх, и снова три часа подряд противник, прибегая к тому же способу обсуждения, утомлял и усыплял.

Во времена Второй империи мы слишком лояльно противостояли британской колониальной политике, исходя из жестких и здравых геополитических возможностей союза с отдаленным зарубежьем и полагая, что они приведут к благополучному [с.376] концу. Они обусловливали необходимость двойного нажима. Вторая империя отказалась от этого. Здесь таилась огромная опасность.

Сегодня мы знаем: можно построить очень смелые конструкции из стали, если их фундамент устойчив и надежен, если важнейшие несущие опоры тоже из настоящей прочной стали, эластичной и упругой, но все же пружинящей на концах, а сама структура конструкции настолько устойчива, что ни один камень, ни один шарнир не тронется с места. Такая конструкция, естественно, обладает в условиях мировой бури совсем иной прочностью — если к тому же под нее будет подведен солидный фундамент, подобный новым мостам, сооружаемым нашим дорожным ведомством, представляя собой надежный блок, охватывающий пространство от Балтийского и Черного морей до Тихого океана.

Мы весьма трезво расцениваем шансы Германии в такой континентальной политике. Один из шансов был упущен во время контактов Ито с Бисмарком. Схожую попытку предпринял в отношении Тирпица начальник Генерального штаба Цусимского флота адмирал Като. В том же направлении шли и мои скромные попытки. Предпосылкой для всех нас, занятых этим важным делом на благо всего Старого Света, было германо-японское взаимопонимание.

Японский государственный деятель Гото говорил мне: “Вспомните о русской тройке. В ней над санями вы видите большую дуговую упряжь с бубенцами, а в центре идет крепкий, норовистый и вспыльчивый конь, выкладывающийся больше всех, но справа и слева бегут две лошади, которые сдерживают коня посредине, и такая тройка в состоянии ехать”. Заглянув в атлас Старого Света, мы отмечаем, что такую тройку образуют три окраинных моря. Одно из них, политически очень близкое к нам именно сейчас, — Балтийское море, его морское пространство; второе, гораздо более выгодное его сопредельным владельцам, чем нам Балтийское море, — Японское море; и третье, которым завладела Италия, — замкнутая с юга Адриатика с ее влиянием на восточное Средиземноморье. Все эти окраинные моря расположены перед важнейшими для России выходами в открытое море. Что же касается ее выхода на Крайнем Севере, то его использование зависит от капризов теплого атлантического течения Гольфстрим.

Обладающие надежным инстинктом японцы последовательно удерживали в тактике охвата моря регион пункта, пригодного для выхода русских, — Владивосток, оказывая едва заметное дружественное воздействие вокруг, т.е. поступали совсем иначе, чем германцы в Балтийском море — их расовой колыбели, их родовом пространстве.

Еще в 1935 г. мы предприняли в Швеции нечеловеческие усилия, пытаясь переубедить самоуверенные, убежденные в своей правоте социал-демократические правительства в Стокгольме и Осло, что их жизнь под эгидой Лиги Наций не столь уж безопасна, как это кажется, и что им самим следует кое-что сделать для защиты своего обширного пространства и в этом они [с.377] встретят полное понимание с нашей стороны. Однако наши усилия были напрасны. Предложенные пакты о ненападении не были приняты, и в таком смысле пространство Балтийского моря виделось немцам куда менее благоприятным, чем Японское море — японцам. Виновата в этом отчасти преимущественно социал-демократическая идеология северных правительств, которой недостает инстинкта безопасности в отношении жестких геополитических фактов. Разумеется, лишь немногие в Швеции полностью понимали грядущие угрозы и возможности. И когда немецкие политики осознали, что не найдут в этом направлении у авторитетных шведских и норвежских правительственных кругов взаимности, дабы смягчить или задержать ряд неприятных явлений, они по необходимости избрали курс большой континентальной политики, невзирая на то что были пущены по ветру все предпринимавшиеся дружественные попытки: ведь ради одиночного аутсайдера мы не могли угрожать “тройке”, способной вытащить Старый Свет из “петли анаконды”.

Впрочем, поиски японско-русского согласия как предпосылки такой грандиозной континентальной политики тоже не новы. Они начались, собственно говоря, уже в 1901-1902 гг. После русско-японской войны, когда я в 1909 и 1910 гг. был в Японии, попытки вновь оживились в контактах с Ито как носителем таких идей. В то время Соединенные Штаты сделали необычное заявление: чтобы устранить главные трудности в отношениях между Китаем, Японией и Россией, они предложили выкупить все железные дороги Маньчжурии и передать их во владение американскому капиталу, сближая таким способом русских и японцев. В колеблющемся общественном мнении Японии это понимают так: железной рукой в бархатных перчатках легче надеть узду на жеребца. Особые стремления затем проявила Италия. Для этой роли здесь пригодился Ричарди, вдохновивший Муссолини идеей создания Института Среднего и Дальнего Востока, посредством которого хотели осторожно взять на политический поводок самые ценные культурные круги Китая и Японии. На это не тратили большие финансовые средства, но зато Институту был передан один из роскошных дворцов эпохи Ренессанса. Риму свойственно особо впечатляющее умение убеждать. Институтом Среднего и Дальнего Востока управляют сенатор Джентиле, эрцгерцог Туччи и герцог Аварнский, сын бывшего посла при Венском императорском дворе. Обладающие трезвым умом, эти руководители проделали отличную работу, воздействующую на общественную психологию; не особенно углубляясь в сферу филологии, они занимались активной, в высшей степени важной и близкой народу культурной политикой, умело используя при этом длинный поводок.

Из самых недавних подготовительных попыток следует отметить большую роль графа Мусакодзи и хорошо известного барона Осима. Мы знаем, что на протяжении всей войны с Китаем Япония сражалась лишь одной левой рукой, а правая постоянно находилась наготове в виде сильной резервной армии [с.378] [Квантунской армии] в Маньчжурии. В результате этого были связаны силы, чья длительная скованность была нам не по душе. Урегулирование на границе произошло отчасти при весьма искусном приспособлении к обстоятельствам. Здесь имел место, к примеру, инцидент в Монголии, где японцы и русские пять месяцев вели ожесточенные бои, сопровождавшиеся большими потерями. В то время обе воюющие стороны одновременно получили приказы — одна из Москвы, другая из Токио — положить конец распрям. Затем состоялась впечатляющая церемония, когда в чисто японской традиции на ранее оспариваемом пространстве проводился совместный ритуал поминовения душ павших воинов, во время которого, — несмотря на его религиозный характер и мировоззренческую несовместимость, — присутствовавший там советский генерал Потапов вел себя безукоризненно. Японцы обставили ритуал как явление высшего психологического порядка. Во главе войск, маршировавших по полю с развернутыми знаменами к алтарю, шел убеленный сединами командующий. Каждый японец непреклонен в убеждении, что души павших воинов присутствуют в этот момент около алтаря, внимая посланию императора. Свидетельством чести советского генерала и сопровождавших его офицеров является выдающееся умение приспособиться к обстоятельствам, сохранить приличия, вынести столь длительную церемонию. Недопустимо, чтобы ее участники повернулись спиной к духам; они должны были отходить на значительное расстояние от алтаря, повернувшись к нему лицом. Было бы кощунством повернуться спиной к мысленно присутствующим духам предков. Этот проникнутый абсолютной верой ритуал, в высшей степени интересный и убедительный с точки зрения психологии народа, произвел глубокое впечатление на присутствующих, умудренных большим опытом в международных делах. Они могли также убедиться, что здесь весь народ без исключения твердо верит в переселение душ, в то, что благодаря подобающим поступкам на благо отчизны во время короткого земного существования в загробной жизни можно разместиться наверху, а из-за промахов упасть вниз. Чувство, что весь народ — за исключением немногих вольнодумцев, стремящихся скрыть свои ощущения, — проникнут таким убеждением, дает ему невиданную силу, сплоченность, готовность к самопожертвованию. Наконец, в трансконтинентальном соединении в силу мировой политической необходимости геополитика с ее безмерно достигаемыми и достижимыми пространственно-политическими преимуществами преодолела идеологическое сопротивление. Такому ходу событий помогла и даже толкала к нему не в последнюю очередь двойная игра британской политики. Хилая линия европейского сотрудничества была поддержана лордом Галифаксом, вероятно, для вида, намного более сильная при противниках Чемберлена подготовила войну, и она до тех пор оттягивалась, пока вооружение не продвинулось достаточно далеко. [с.379]

Рассмотрим совершенно трезвым взглядом геополитическую силу Евразийского пакта в связи с переговорами о торговом договоре между Японией и Россией, начавшимися 7 декабря на конференции в Чите. Здесь мы имели на своей стороне Союз Советских Республик с политически весомым пространством 21.352.571 кв. км (без отошедшей к нему Новой Земли), с 13 тыс. км береговой линии и 182 млн. населения. Мы имеем Японию с ее примерно 2 млн. кв. км территории (без учета того, что выходит за ее собственные границы, и надежных союзников), протяженной береговой линией и 140 млн. населения.

Костяк собственно рейха с военно-политической точки зрения составляют лишь 73 млн. человек, однако в его распоряжении рабочая сила в 140 млн… В противовес этому мы действуем на западном фланге блока прежде всего своим интенсивным вкладом в культуру и экономику, а не пространственно-политическими размерами, как другие партнеры. В нашем распоряжении 1 млн. кв. км (а также право еще на 3 млн. кв. км в колониях) и 87-100 млн. населения. Италия (уязвимая со стороны моря и стоящая перед необходимостью переноса центра тяжести на морские и воздушные силы) находится в центре между океанскими и континентальными условиями бытия, ее береговая линия составляет 25 тыс. км, а людские резервы — 57-60 млн. человек. Если мы суммируем эти цифры и сравним их с тем потенциалом, на который опирались в [первую] мировую войну центральные державы Европы, ввязавшиеся в подобную игру, то становится очевидной с точки зрения геополитических данностей неслыханная разница между “тогда” и “сегодня”.

Открываются огромные перспективы, если удастся выстроить этот смелый курс большой евро-азиатской континентальной политики и довести его до конца, используя все заложенные в нем огромные возможности, побочным процессом которого являлась бы самостоятельность и независимость Индийского государства. От молодежи и пожилых людей я не раз слышал мнение, будто Индия хочет получить лишь статус доминиона и защиту со стороны британских вооруженных сил. Но не об этом идет речь среди авторитетных умов и личностей, с которыми я лично знаком; во всех поисках их конечная и самая сильная цель — независимость. Только одному они не верили никогда, а именно что мы всерьез намерены оказать ей помощь в борьбе за независимость.

Мы видим неслыханную перемену в общественном мнении Индии, когда впервые стало известно о заключении между Германией и Россией пакта о ненападении. До этого момента фразеология англо-индийских газет была пронизана мыслью сделать весь мир безопасным для демократии; ради этой цели Индия готова отправиться в окопы. Но мнение радикально изменилось с появлением внушительной тени европейской континентальной политики. С тех пор дело продвигается дальше. Советы могут определенно обострить для Англии трудности в Индии. Достаточно уже того, если туда будут поступать деньги, а через перевалы — оружие. [с.380]

Внушительная демонстрация европейско-азиатскои континентальной политики — столь ослепительной в своем влиянии на массы — была подготовлена многими отдельными акциями; это не прыжок в неизвестность, а осмысленное осуществление важной необходимости. [с.381]

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

Из всех произведений К. Хаусхофера, включенных в данный том, работа “Континентальный блок”, несомненно, является наиболее спорной. Здесь ученый-эрудит вступает в противоречие с ангажированным публицистом, взявшим на себя явно несостоятельную задачу, а именно оправдать политику гитлеровской Германии, развязавшей вторую мировую войну. В итоге здравые мысли и рассуждения автора перемежаются с искаженными фактами, а то и откровенным вымыслом.

Трудно, да, пожалуй, просто невозможно высказать более или менее близкое к истине предположение о мотивах, побудивших К. Хаусхофера выступить с рассуждениями на тему о “континентальном блоке”. Как вытекает из текста работы, она написана в 1940 г., т.е. уже после начала второй мировой войны.

Может быть, мысли о “континентальном блоке”, об “оси” Берлин — Москва — Токио были навеяны эйфорией, охватившей окружение Гитлера после подписания советско-германского договора о ненападении 23 августа 1939 г. Однако у гитлеровской Германии имелись планы и обязательства и в отношении другого возможного участника “континентального блока” — Японии. Ведь еще в 1936 г. с ней был заключен так называемый Антикоминтерновский пакт, официальной целью которого объявлялось сотрудничество в борьбе против Коминтерна. Пакт состоял из трех статей и “Протокола подписания”. Стороны обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести борьбу против него и приглашали третьи государства “принять оборонительные меры в духе этого соглашения или присоединиться к настоящему пакту”.

“Протокол подписания” обязывал стороны “принимать суровые меры… против тех, кто внутри или вне страны прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала”. Предусматривалось создание постоянной комиссии для борьбы против Коминтерна. [с.403]

Последующие события подтвердили, что Германия, играя на антисоветских, антикоммунистических настроениях в разных странах, под предлогом борьбы с Коминтерном готовилась к войне за “мировое господство”. В ноябре 1937 г. к Антикоминтерновскому пакту присоединилась Италия. Германия и Италия подтвердили свою солидарность с захватнической политикой Японии на Дальнем Востоке. Они официально признали правительство, созданное японцами в оккупированной ими Маньчжурии.

В 1939— 1940 гг. Антикоминтерновский пакт был превращен в открытый военный союз между Германией, Италией и Японией.

Рассуждения Хаусхофера носят на себе отпечаток идей британского геополитика Макиндера и могут рассматриваться как их своеобразное развитие в специфических условиях начала второй мировой войны. Возникновение такой теории на британской земле, внешне кажущееся парадоксальным, по-своему закономерно. Обладавшая бесспорным превосходством в промышленном производстве и господствовавшая на морях благодаря своему флоту Британия опасалась за свои позиции со стороны той державы, которая установит свой контроль над “мировым островом”. Между тем такие опасения носили скорее теоретический, чем практический, характер, ибо на этом “острове” зародились три крупнейшие цивилизации, объединение которых было немыслимой задачей.

Хотел того или нет Макиндер, но своей теорией “географической оси истории” он посеял тревогу в англосаксонском мире, выдвинув положение, что контролирующий сосредоточие континентальных масс Евразии получает благоприятный географический плацдарм для контроля над всем миром. А эта евразийская масса в тогдашних условиях прежде всего Советский Союз.

Таким образом, можно предположить, что выступление Хаусхофера с идеей “континентального блока” преследовало пропагандистскую цель еще глубже вбить клин между Советским Союзом и западными державами.

Вместе с тем было бы неправильным не признать справедливость и разумность идеи “континентального блока”. Эта идея по сути дела является логическим ответом на геополитические итоги первой мировой войны, изменившей соотношение сил в пользу англо-французской коалиции, к которой в 1917 г. примкнули Соединенные Штаты. Борьба за восстановление утраченных территорий и сфер влияния одними странами и защита завоеванных другими во многом определяла международные отношения в Европе и в мире. В образовании евразийского альянса Хаусхофер усматривал мощный противовес англо-франко-американской коалиции.

Однако логика Хаусхофера как ученого, подсказывавшая необходимость добрососедских отношений между Берлином и Москвой, вступает в противоречие с политическими и идеологическими установками нацистского руководства. Зараженный параноидальным расизмом, Гитлер считал самым важным фактором расовую близость, а не особенность географического или геополитического положения. Вполне понятно, что придворному геополитику приходилось подстраиваться к взглядам фюрера.

И все же между строк работы Хаусхофера можно заметить удовлетворение по поводу заключения пакта о ненападении между СССР и Германией, который подкреплял правоту основной мысли о евразийском блоке. Вместе с тем нельзя исключать и элемента двуличия, ведь Хаусхофер был тесно связан с высшими эшелонами власти гитлеровской Германии и поэтому мог быть в курсе действительных планов в отношении Советского Союза. В этой связи обращает на себя [с.404] внимание тот факт, что создание “оси” Берлин — Рим — Токио Хаусхофер преподносит как своего рода предварительный шаг на пути к Евразийскому блоку. Не мог же он не понимать, что антикоммунистическая направленность этой “оси” и подключение к ней Италии вместо Советского Союза, находящегося в центре Евразии, превращали “континентальный блок” в карикатуру.

Так или иначе идея “континентального блока”, подчеркивавшая роль и значение Советского государства в мировой политике, открывала ему дополнительные возможности для дипломатических маневров с целью оттянуть начало войны, создать наиболее благоприятные внешнеполитические условия для укрепления обороноспособности страны. Благодаря советско-германскому пакту о ненападении удалось почти на два года отсрочить начало войны.

Нельзя пройти мимо попыток Хаусхофера представить Германию жертвой западных держав, у которой якобы не оставалось другого выхода, как силой оружия разорвать удавку, наброшенную на шею немецкого народа. Между тем хорошо известно, к каким провокациям прибегла германская сторона, начиная вторую мировую войну, с какой жестокостью действовал вермахт, попирая все нормы гуманности. Нельзя не сказать и о том, что Англия и Франция, обладавшие совокупным превосходством над вермахтом, не пришли на помощь Польше и тем самым способствовали успехам фашистской военной машины на начальном этапе второй мировой войны. Оставшаяся в одиночестве польская армия была разгромлена за две недели.

Работа Хаусхофера “Континентальный блок” заслуживает внимания не только в плане пережитых исторических событий. Идея мощного евразийского блока сохраняет свое значение и в наши дни. Отнюдь не случайно возрождение интереса к ней, придающее данной идее новые аспекты, достойные изучения.

 

Имеется в виду Афина — в греческой мифологии богиня мудрости и справедливой войны, которая появилась из головы Зевса в полном боевом вооружении и с воинственным кличем. [с.405]

 

Священный долг учиться у противника (лат.). [с.405]

 

Рассел Джон (1792-1878) — граф, премьер-министр Великобритании в 1846-1852 и 1865-1866 гг. [с.405]

 

Год апогея реакции в Европе. Канун Крымской войны 1853-1856 гг. [с.405]

 

Образ, заимствованный из тетралогии немецкого композитора Рихарда Вагнера “Кольцо Нибелунга”, последняя часть которой называется “Гибель богов” и представляет собой космогоническую картину всеобщей гибели. Хаусхофер разделяет здесь взгляды Ницше, изложенные в его работе “Антихристианин” (см. “Сумерки богов”. М., 1990). [с.405]

 

Имеется в виду агрессия Германии против Польши, ставшая началом второй мировой войны. [с.405]

 

Имеется в виду Джозеф Чемберлен (1836-1914) — министр колоний Великобритании в 1895-1903 гг., идеолог британского империализма, сторонник англо-германского блока. В 1906 г. отошел от политической деятельности. 29 марта 1898 г. во время встречи с германским послом в доме Ротшильда Чемберлен без всякого зондирования предложил Германии заключить союз. Но Берлин отклонил английский демарш, ибо понял, что заключением союза с Германией английская дипломатия рассчитывала втянуть ее в конфликт с Россией.

8 ноябре 1899 г. во время визита Вильгельма, прибывшего в сопровождении канцлера Бюлова в Виндзор, Чемберлен снова заговорил с немцами о союзе. Но [с.405] кайзер и Бюлов, как и в 1898 г., отклонили предложение, не желая ссориться с Россией. [с.406]

 

См. примеч. 56. С. 370. [с.406]

 

См. примеч. 5. С. 54. [с.406]

 

См. примеч. 19. С. 134-135. [с.406]

 

См. примеч. 4. С. 300. [с.406]

 

Давнишний принцип морской политики Великобритании состоял в том, что английский флот должен быть сильнее соединенных флотов двух других морских держав. На Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. и Лондонской конференции 1930 г. Англия отказалась от этого принципа.

 

Между равными (лат.). [с.406]

 

Ито Хиробуми (1841-1909) — японский государственный деятель и дипломат. Сторонник соглашения с Россией. Выдвинул идею “обмена” Кореи на Маньчжурию, т.е. взаимного отказа от всяких притязаний Японии на Маньчжурию, а России — на Корею. В 1906 г. занял пост генерального резидента Японии в Сеуле. В октябре 1909 г. убит корейским националистом.

В июне 1901 г. в Японии пал сравнительно умеренный кабинет Ито. К власти пришли милитаристские круги во главе с Кацурой. Тем же летом Япония возобновила переговоры с Англией о союзе. Лондон проявлял нерешительность. Тогда в Токио предприняли обходной маневр, использовав Ито, известного противника войны с Россией. Ему было поручено начать переговоры о русско-японском соглашении. (В составе дипломатических миссий в 1871 г. он посетил Европу, в 1882 г. совершил поездку по Европе, а в 1901 г. посетил Петербург.) Но лидеры милитаристских кругов Ямагата и Кацура вовсе не стремились довести их до конца. Миссия Ито была для них только средством нажима на Англию. Переговоры в России не увенчались успехом. Война между Россией и Японией встала на очередь дня. [с.406]

 

Фридрихсру — имение и место захоронения Отто фон Бисмарка в округе Лауенбург (Гольштейн), символ культа Бисмарка в среде германской буржуазии. [с.406]

 

Гото Симпей (1856-1919) — японский государственный деятель и дипломат. См. также примеч. 9. С. 310. [с.406]

 

Кацура Таро (1847-1913) — японский государственный деятель, генерал. [с.406]

 

Генро — старейший государственный деятель (яп.) — титул, дававшийся в конце XIX — начале XX в. ограниченному кругу наиболее приближенных к императору лиц. От генро зависело в значительной мере решение важнейших вопросов политики, в том числе смена и назначение премьер-министров, объявление войны, заключение мира. Титул и государственная роль генро не были предусмотрены никакими законодательными актами. Генро были выходцами из военно-дворянской среды. Институт генро прекратил свое существование в 1940 г. [с.406]

 

В данном случае Хаусхофер перефразирует курьезную надпись германского императора Вильгельма II к рисунку, изображавшему дракона: “Народы Европы, охраняйте ваши священные права”. Повинуясь своему влечению к театральным позам и напыщенным фразам, Вильгельм тем не менее ясно выразил один из принципов своей политики: втравить в борьбу с “драконом” Россию и этим освободить свой “восточный фланг” и надолго развязать себе руки в Европе. [с.406]

 

Германская дипломатия всячески покровительствовала проекту англояпонского союза, дав Японии устное заверение, что в случае русско-японской [с.406] войны Германия будет соблюдать по отношению к Японии благожелательный нейтралитет. Поистине политика не знает пределов лицемерия. Ведь в то же самое время Вильгельм подстрекал Россию к агрессии на Дальнем Востоке. В переписке с Николаем II германский кайзер убеждал его выполнить историческую роль заступника Европы от “желтолицых” и обещал, что обеспечит ему тыл на европейской границе. Но обо всем этом Хаусхофер умалчивает и сводит сложнейшие перипетии международных отношений на Дальнем Востоке в конце XIX — начале XX в. к упоминанию разрозненных, субъективно оцениваемых фактов. [с.407]

 

Витте Сергей Юльевич (1849-1915) — выдающийся русский государственный деятель. Один из наиболее энергичных вдохновителей строительства Транссибирской магистрали, упрочившей влияние России на берегах Тихого океана. [с.407]

 

Брокдорф-Ранцау Ульрих (1869-1928) — граф, германский дипломат, руководитель германской делегации на Парижской мирной конференции 1919-1920 гг., противник подписания Версальского мирного договора. В 1922-1928 гг. первый посол Германии в СССР; действовал в направлении политич

⇐ Предыдущая25262728293031323334Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: