 |
Геополитические колониальные возможности
|
|
|
|
Прежде чем рассуждать о важном деле — о геополитических колониальных возможностях и описывать его, следовало бы сначала подумать и разобраться, осознав при этом три абсолютно различные в своей основе, далекие друг от друга ответственности. Первый исходный пункт — твердо придерживаться вопроса чести (Ehrenpunkt), сформулированного фюрером в качестве незыблемого требования правового возврата наших старых колоний. В вопросе чести нет никаких геополитических сомнений и никаких геополитических споров.
Второй исходный пункт — трезвое рассмотрение колониальных возможностей с точки зрения геополитики.
Все, что мы говорим, следует говорить “без гнева и пристрастия”, как советовал в древности Тацит, говорить честно, со знанием дела и полной личной ответственностью.
Я придерживаюсь того же в нашем нынешнем разговоре: иноэтнические расы и пространства нужно видеть и показывать такими, каковы они в реальности, а не в воображении. Такой подход, уберегая от чреватых тяжелыми последствиями заблуждений, предполагает, что никогда не надо пытаться, исходя лишь из локального опыта, рассматривать и определять колониальный вопрос, существенный для будущего нашего народа и его позиции в чужеземных пространствах. Более того, размышляя о колониальных проблемах в целом, мы должны иметь в виду картину пространства и народных общностей всей планеты и ясно представлять себе, как в этой всеобщей картине, при таком всеобщем давлении клочок земли, имеющий значение для народа или расы, выдерживает испытание. Это имеет силу не только для возможности колониального решения, но и для того строительства в жизненном пространстве нашего отечества, которое предстоит в ближайшее время и в том роде, как образцовым образом изложил гаулейтер Вагнер, а именно каждая гау, каждый самый мелкий политический ландшафт должен строиться с учетом сильного внешнего давления, уметь его выдержать, как если бы они были одной из ячеек, которые должны устоять против враждебного давления на самой последней границе народного организма. Это дает нам указание ценнейшего свойства для возможности колониальной деятельности, но, к сожалению, и ограничивает до весьма скромных размеров пространства, в которых вообще мы можем после этой исполинской борьбы полностью сохраниться. Задумываемся ли мы о том, что уже теперь так [с.381] называемый Новый Свет как целое создал вокруг себя зону безопасности глубиной в 500 км! Это притязание на территориальные воды, окружающие огромное мировое пространство, которое там хорошо парализует британский морской разбой. Отсюда и резкий протест Лондона. Поэтому для будущего и возможности колониальной деятельности нам остается пространство, жестко с точки зрения здравого разума ограниченное Старым Светом. Еще больше нас ограничивают здесь невиданные изменения последних лет.
|
|
|
То, в каком необычном образе, в колониально-политическом свете, предстала в жизни важная идея о совместно управляемой Еврафрике (как это я сам пережил начиная с 29 сентября 1938 г. до ноябрьских дней того же года, кульминацией чего была конференция по Африке в Риме, где я участвовал), остается в данном направлении важным исходным пунктом. На этой конференции, проходившей с 3 по 12 октября (куда были приглашены европейские “авторитеты”, наделенные весьма важными на их усмотрение культурно-политическими полномочиями), всплыла возможность воссоздать в пределах наших бывших африканских колониальных владений связную, почти сопоставимую по размерам западноафриканскую колониальную империю.
|
|
|
Напротив, Англия и Франция были явно готовы к тому, чтобы начать территориальные спекуляции и несколько изменить свои первоначальные предложения об устранении неудобств и помех, пока, разумеется, мы не будем удовлетворены. В итоге возможности оказались неиспользованными. Мы знаем, что еще раньше был момент, когда разумный и дальновидный французский премьер-министр — действительно хороший европеец в отличие от тех, кто себя так называл, не будучи таковым, — выразил готовность возвратить все вырванные Францией у немцев колониальные владения в Африке в обмен на постоянный мир и прочные гарантии на Рейне, которые в течение ряда лет фюрер щедро предоставлял Франции как реальные. Однако помехой тогда было лишь британское своекорыстие. Позднее это установит более определенно и обстоятельно колониальная история мира, назвав имена виновных.
Многим памятно утверждение английского журнала “New Statesman and Nation”, будто немецкая геополитика обслуживается неким инструментом, заимствованным ею у английского империализма. Через несколько дней они получат нужный ответ, который подтвердит: у нас была лишь убежденность, что в обширном арсенале, предложенном английским и французским колониальным империализмом, имелись хорошие инструменты, какими могли с таким же успехом воспользоваться и не владеющие пространством, и нищие. Нас обвиняют, будто мы вынашивали зловещие замыслы, поддерживая движения за широкое самоопределение, натравливали цветные культурные народы против их “законных” хозяев в Индии и Индокитае и, основываясь на идеях англичанина Макиндера, внушали миру, что связь [с.382] между нынешними державами “оси” — Германией — Россией — Японией — якобы единственная возможность неоспоримо противостоять британо-американской силе, приверженной методам “политики анаконды”. Когда за четыре недели до [второй мировой] войны один известный журналист — представитель держав Запада, высказал мне такой упрек, я возразил, что любой, кто подвергается сильному воздействию тактики “анаконды” со стороны государств, которые еще со времени Американской войны за независимость твердят о методах “анаконды”, также имеет право получить помощь в своем противостоянии противнику, стремящемуся к аннексии огромных пространств. Журналист упомянул, что следовало бы говорить не о “блокаде”, а о “вале мира”. Это евразийское мышление, которое воплощается в политическом пространстве, всем нам предоставляет возможность долговременного расширения жизненного пространства и с некоторых пор будоражит многие умы. То, о чем упомянуто в “New Statesman and Nation”, отражено до известной степени и в некоторых моих книгах, в частности в “Dai Ninon” (1913).
|
|
|
Следовательно, прежде чем детально рассуждать о колониальной политике, мы должны уяснить международное положение в целом, его динамику и давление извне. Пора бы меня спросить, почему я не говорю о прежней Германской империи Южных морей, условия существования которой я хорошо знаю, о положении в Цзяочжоу, в Новой Гвинее, откуда путем хищнической эксплуатации выжимают сегодня столь большие ценности.
В противовес этому я должен констатировать: кто не может плавать в этом регионе, имея военно-морской флот водоизмещением в 1 млн. т и идущий позади необходимый торговый флот водоизмещением в 1-1,5 млн. т, не обращая внимания на пути отхода, тот остается с носом в отношении того, что находится в Тихом океане севернее экватора. Только одна Япония имеет торговый флот водоизмещением в 5,6 млн. т и намерена увеличить его до 7,5 млн. т. А между тем эти острова с тех пор, как мы их потеряли, заселили 70 тыс. японцев, численность которых уже примерно на 20 тыс. человек превышает туземное население, и они настолько расово близки, что высокопородистые экземпляры вряд ли можно отличить друг от друга. Это были области, где мы имели в качестве господствующей прослойки лишь высокообразованный корпус чиновников, торговцев и моряков, мыслящий, разумеется, широкими пространствами. Именно Тихий океан был крайне важен для обучения нации мыслить такими категориями. Однако северная часть наших бывших владений там находится в руках тех, у кого их можно было бы вырвать лишь с помощью ранее названных средств, какими, к примеру, не располагают ни Союз [США], ни Англия, последняя к тому же имела глупость связать себя в Европе. Впрочем, мы можем констатировать, что пространство архипелагов севернее экватора очень хорошо использовалось японцами по линии нашей предварительной работы, что оно отлично развивается, тогда как [с.383] южная часть наших прежних владении, ныне принадлежащая Британской колониальной империи и более богатая сырьем и способными к развитию естественными ресурсами, ужасно заброшена. Используются, да и то лишь хищнически, сырьевые богатства Новой Гвинеи, прежде всего золото. Нашим долгом было указать на это, и его охотно выполнили наука, политика и пресса Германии. Однако, основываясь на наших прошлых культурных достижениях в Тихом океане, мы должны получить право духовного сотрудничества, которому следует придать большую ценность и которое все публицисты, главные редакторы и руководители ведомств должны иметь в виду. К тому же стремится и Италия, а именно вновь принять участие в научно-культурном и политико-экономическом контроле над тихоокеанским пространством. Мы снова начинаем там широкое международно-политическое сотрудничество, и именно на основе наших прежних огромных достижений в данном пространстве, и это позволяет нам зорко следить с близкого расстояния за событиями всемирно-политического и колониально-политического развития. Это — опытное пространство, лаборатория человечества, имеющая важнейшее значение. Если на этом направлении существует сотрудничество и проявляется осведомленность, тогда есть гарантия от всевозможных неожиданностей. Впрочем, у Италии нет по сравнению с нами больших колониально-политических средств для столь отдаленных областей, но она создала в Риме отличные институты, которые изучают развитие событий на Дальнем Востоке и в Тихом океане и уже добились значительных научных достижений. Нам, немцам, все еще недостает института Тихого океана или Южных морей. В этом направлении проявил активность один из наших самых деятельных журналистов, Моссдорф, который недавно участвовал вместе с коллегами в поездке в Японию. К такого рода акциям следует прибегать чаще.
|
|
|
Для распространения и расширения колониально-политического мышления у нас есть отличные общества и отдельные институты, но нет крупного объединенного Института Африки, а также необходимых средств. Как много отдельных достижений и сил еще не вложено в это исследование! Однако трудность подготовки геополитических возможностей в сфере колоний состоит в том, что любой отдельный замечательный человек и любой мелкий союз должен начинать все сызнова, вместо того чтобы идти вперед, основываясь на платформе комплексной научной подготовительной работы. Обет, Тролль, Вин, Герман фон Висманн всегда справедливо сетовали, что для подготовки научного фундамента возможностей в области колониальной политики каждый должен был начинать сначала, из-за чего было много напрасной работы, которую загодя или одновременно исполнили другие, только не ведая об этом. Обеим областям немецких колониальных достижений в прошлом недостает такой сосредоточенной, суммирующей итоги организации. Так как я не [с.384] верю, что мое поколение в обозримое время способно к этому, то я прошу вас, молодых, продвинуть данное дело дальше и лучшим образом. Позаботьтесь, чтобы эти важные организации были созданы в Германии даже в такое время, когда для этого нет никаких финансовых средств и все усилия должны быть сосредоточены на оборонной и продовольственной деятельности.
|
|
|
Здесь следовало бы еще кое-что сказать о возможностях европейского сотрудничества и о геополитических колониальных возможностях, о том, что я сам пережил под впечатлением событий осени 1938 г. на состоявшейся в Риме встрече 200 авторитетов, представлявших все важные области власти, культуры и экономики Европы. На этой встрече вышло на передний план прежде всего наше требование о том, что необходимо справедливо поступать с вопросом чести. Там мы столкнулись теоретически с приятной неожиданностью: за исключением 3 или 4 генерал-губернаторов, не желавших, по понятным причинам, отдать свои административные области колоний, в целом в речах подчеркивалось, что без немцев невозможно прийти к знаменательному европейскому сотрудничеству, и Африка рисковала бы потерять действительное руководство со стороны белой расы. Такая опасность становится ясной не в последнюю очередь вследствие сильного давления в Америке в пользу эмансипации негров и влияния индийской иммиграции в Южной и Восточной Африке. Здесь сказывается практика Британской империи, находившаяся в абсолютном противоречии с мышлением белых жителей двух ее крупных южных доминионов — Австралии и Африки. Однако за этим скрыта мысль, суть которой в том, чтобы, сталкивая индийцев и семитов, отбить у немцев охоту к возвращению в Восточную и Западную Африку и нейтрализовать нижнегерманские элементы в Южной Африке. Южноафриканцы обратили на это внимание, однако было не ясно, рассчитывали ли они как ничтожный верхний слой белых — около 2 млн. против 9 млн. быстро растущего притока черного населения, — на безусловную поддержку белых — людей своей расы, которые не стали полностью жертвой урбанизма и не обосновались в Капштадте или Йоханнесбурге, но хотят начать широкую борьбу за пространство. Некоторое время казалось, будто в Южной Африке министр обороны Пиров пожелал занять иную позицию. Но поскольку ему пришлось раскрыть свои карты, мы обнаружили теперь во всех речах утверждение, что именно немцам следовало бы вернуться в Африку, ибо без этого нельзя прийти без излишних жертв к необходимому сотрудничеству белых. Итак, не было готовности отдать Германскую Юго-Западную Африку, а также ничего не хотели знать о Германской Восточной Африке. А это необходимо, чтобы Южная Африка обрела прочный фундамент. Ведь удерживается также обширная горнорудная область от Йоханнесбурга до Уганды с ее потребностью в рабочей силе, вызывая исход из деревень и запустение среди чернокожих. [с.385]
И тут мы подходим к пункту, где скрещиваются и очень тесно переплетаются геополитические суждения с этнополитическими, и поэтому их следует принимать во внимание одновременно. В сравнении с хорошо знакомыми нам областями большая часть Африки недостаточно заселена. Это регион, где разрыхление народонаселения, его отчуждение от земли именно из-за горнорудных предприятий в британском и бельгийском владениях невиданно продвигается, точно так же как опустошение африканских лесных угодий, когда при сильных ливневых потоках смывался слой плодородного грунта.
Это — результат того же самого хищнического хозяйствования, как в Северной Америке и в муссонных странах. Среди крупных народов Земли лишь немногие бережно обращаются с лесом. К таким народам относимся прежде всего мы, немцы, хотя именно сейчас мы уже частично вынуждены заниматься хищничеством; к таким народам относятся японцы и шведы; но в целом опустошение лесов охватило весь мир, и там, где земля первой лишается леса, происходит лабильное перемещение населения и бегство из деревень в результате индустриализации и увеличивается опасность запустения. Это очень сильно проявляется в Африке, так что сегодня нам пришлось бы возвращаться в наши прежние колонии, где состав населения совершенно изменился. Самое важное изменение произошло по причине иммиграции индийцев в Танганьику, известной практики в Германской Юго-Западной Африке, которая представляет собой еще весьма недозаселенный ландшафт, пространство без народа, так что мы ни при каких обстоятельствах не должны вернуться туда с теми же самыми представлениями, с какими покинули наши старые колониальные области, на прежнем уровне научного, экономического проникновения. Здесь образовался бы разрыв, существующий между признанным старым, ныне по большей части пережившим самого себя поколением и молодежью, которой предстоит передать практически эту работу; этот разрыв трех поколений, одно из которых переходное, если мы не позаботимся основательно о наведении мостов в воспитательном теоретическом и практическом смысле, скажется роковым образом. Однако эта часть проблемы должна быть, безусловно, поставлена в чужеземную динамику. Мы должны уяснить себе, что в одной из самых ценных областей — в старой Германской Восточной Африке, которая, между прочим, как технический опорный пункт для авиации плотно окружена, напор волны индийского населения с его евро-азиатской динамикой оказывается в противоречии с мышлением Еврафрики. Поучительно наблюдать в этом направлении, как само собой разумеющейся акцией — вопреки огромным сложностям в сознании из-за пребывания под чужим господством, — с которой выступил Индийский [Национальный] Конгресс за равноправие этого немногочисленного населения в Африке, как движением бойкота, движениями откола более мелких сил и властей вроде Занзибара ставят в конце концов [с.386] британскую колониальную службу на колени. При этом число индийцев в Африке сравнительно ничтожно: их совокупная численность там составляет не более половины числа немцев, вынужденных Польшей в течение двух лет к исходу через коридор в рейх. Это для огромной народной почвы Индии с ее 370-миллионным населением до смешного малый процент. Однако эти миллионы как потребители, как люди, осуществляющие бойкот, не повинующиеся воинским и трудовым порядкам, могут в таком качестве оказать давление на британскую колониальную службу, заставить ее вступать в противоречие с самым сильным и в человеческом отношении полным надежд на развитие доминионом. В такой связи находится сопротивление Индии, Африки и Австралии воинскому порядку, подобно тому как это происходило в 1914-1915 гг.
Можно констатировать полное изменение пользы колоний, и мы должны в этом отношении достичь ясности, прежде чем подумаем о том, чтобы в важных пространствах взять на себя руководство. Мы можем составить очень хорошие схемы, в соответствии с которыми связь именно для военно-воздушных сил держав “оси” через Триполи до восточной оконечности Африки и в примыкающую Германскую Восточную Африку и Танганьику снова обеспечивает нам позицию в Индийском океане и колоссальную возможность влияния, но это обстоятельство хорошо видят и в Англии, воздействующей на нас или стремящейся убедить большинство, что такие столь важные с авиационно-технической и стратегической точек зрения ландшафты, как Германская Восточная Африка или Камерун, нельзя когда-либо снова возвратить потенциально враждебной державе [т.е. Германии].
Здесь [деятельность] каждой отдельной организации, каждое усилие в сфере колониальной политики необходимо уяснить с точки зрения колониально-политических возможностей, в контексте общей картины мира. Мы никогда не должны рассматривать отдельные карты в атласе колоний, не положив рядом геополитическую или политическую карту мира. Мы все время должны задавать себе вопрос: возможно ли с геополитической, этнополитической и социополитической точек зрения то дело, к которому стремимся, или же совершаем ошибку?
Перед войной мы были одержимы ценностью колоний, возврат которых в настоящее время был бы для нас крайне затруднительным. Если бы часом я обратился к фюреру с глазу на глаз с вопросом: должны ли мы принять Цзяочжоу, если бы нам предложила его международная конференция, то я сам сказал бы: нет, поищем другую компенсацию. Тот, кто обосновывается в центре, — хотя бухта очень удобна, — где развивается натиск в целях обороны столь густо заселенного китайского ландшафта с древней культурой при плотности населения 230 человек на кв. км, тот накликает на себя беду в столь опасном в перспективе месте независимо от колорита — японского или китайского. Ведь немецкому народу невдомек, что владение Цзяочжоу с позицией [с.387] Шаньдуна и его океанская империя Южных морей, которой в такой открытой форме никогда не владел в Тихом океане никакой другой европейский народ, находились в непримиримом геополитическом противоречии. Положение Шаньдуна было бы прочным при осуществляемой вместе с Россией континентальной политике, которая распространяется теперь также в сфере железнодорожного строительства от Берлина до Тихого океана, так что огромная евро-азиагская глубина нашего континентального “хинтерланда” при умелом политическом руководстве может приобрести невиданно ценное пространственно-политическое значение. Наш свободный от власти Запада “хинтерланд” охватывает 23 млн. кв. км и заканчивается на Тихом океане. Такая глубина пространства гарантирует нашу позицию на Востоке, покуда мы понимаем, как поддерживать этот огромный связующий пространственный организм между восточноазиатской и центральноевропейской окраинами пространства. Таково предварительное условие. Но нужно быть готовыми к трудностям. И все же всем нам, трем державам, нужна эта глубина пространства, чтобы вырваться из “петли анаконды”. И мы вырвались из нее. Однако это накладывает пространственно-политические обязательства.
Вскоре после приобретения Германией Цзяочжоу в Америке была составлена докладная записка, где упоминалось об опасности того, что если немцы осознают свою выгоду, найдут понимание с Японией и Россией, тогда возникнет такой рычаг, с помощью которого они могут поставить Соединенным Штатам мат. Однако наша старая империя Южных морей может сохраняться только на океанском пути, только с крупными океанскими средствами или же с помощью такой искусной политики лавирования, какую проводят Нидерланды, — разумеется, с большими жертвами. Но имеется и оборотная сторона такой океанской, трансокеанской колониальной империи для одновременно сильно ориентированного на внутренние земли государства с жизненным пространством, округленным на Востоке. Это означает для нее путы на ногах, вынуждая заключать компромиссы с действительно океанскими державами.
Правда, я должен признать, что именно тогда мы, пойдя на компромиссы с океанскими державами, которые в конце концов в 1939 г. вновь стали их отрицать, могли бы, вероятно, приобрести крупную, сплоченную западноафриканскую колониальную империю, обладающую ценным тропическим сырьем, но путем компромиссов, которые можно достигнуть лишь с лицами, способными придерживаться bone fide — доброй воли в этом вопросе. Но для этих добрых побуждений нет личностей, включая и нижнегерманские элементы в Южной Африке, в том числе Пирова, которому еще два года назад мы верили, что он готов принять нас в Африке с распростертыми объятиями. Однако это была лукавая игра, и она обнаружилась во время маневров с целью нашей изоляции. Возможности колониальной политики [с.388] на этом пути без военного противостояния с нашим самым крупным, самым опасным колониально-политическим противником — британцами, если бы и могли быть реализованы, были бы непрочными и привели бы к шатким компромиссам. Многие красивые мечтания будут разрушены этим геополитическим соображением. Некоторые мечтатели надеялись, что можно без крови и пота вернуть нашу старую колониальную империю, лишь на основе справедливости, и что приведенный в 1915 г. в качестве подсадной утки в Географическом журнале Королевского общества проект Джонстона мог бы быть реализован за счет Бельгии и Португалии. Однако этой мечте я противопоставил довод, что люди никогда не уйдут добровольно из захваченных колоний. Итак, мы могли бы добиться наших колоний и удержать их лишь благодаря сильному давлению, только сражаясь лицом к лицу с колониальной державой, и лишь в таком случае действительно возможно новое, совершенно равноправное участие в сотрудничестве в Африке, какое имел в виду фюрер, когда перед нашей поездкой в Рим сформулировал вопрос чести. Этот вопрос включает восстановление признания полного права на равенство; но он подразумевает и равноправное участие в общем развитии пустующих пространств Земли, что невозможно без мощной, обеспеченной нам европейским жизненным пространством на Востоке поддержки, с которой мы так сильны, что должны пойти на уступки западные державы, навязавшие нам в настоящее время борьбу за существование из-за страха перед непобедимостью действительно единого немецкого народа и его прочной жизненной волей. И именно она может обеспечить нам естественное право на расширение жизненного пространства, чтобы перевести дух в нашей безысходной тесности.
Если сохранится жизненная воля, будут возвращены и колонии: другого не дано!
“Bis peccare in bello non licet!” Так уже Древний Рим, внушающий уважение образец новоримской империи, строго осуждал то, что Польша и Англия, как и Франция, делали в атлантическом пространстве, повторив в борьбе за существование те же самые ошибки, к тому же в полностью изменившихся условиях, в то время как немцы и русские решили не допускать второй раз просчетов, причинивших обоим тяжелый ущерб.
При этом, стало быть, произошел решающий геополитический поворот 1939 г. Польша не может быть сохранена Западом наперекор двум наиболее многочисленным народам Европы, коль скоро она проводила безумную самоубийственную политику между Востоком и Западом, а внутренний разлад вместо миролюбивого единства заполнил ее пространство. Таков обстоятельный геополитический опыт Европы со времени трех первых разделов Польского государства — гибрида, не сумевшего пространственно обеспечить свой народ. Bis peccavit — iterum periit.
Евразия не может быть “окружена”, если ее два самых крупных народа, обладающие огромным совокупным [с.389] пространством, не позволят использовать себя в междоусобной борьбе, в которую они были втянуты во время Крымской войны [1853-1856 гг.] или в 1914 г., и никакая дымовая завеса не сможет скрыть этот факт. Такова вторая аксиома европейской политики с геополитической точки зрения. Но к разыгрываемой в Лондоне пропагандистской шумихе весьма подходит суровая поговорка: “Единожды солгавшему не поверят, даже если он скажет правду”. Тем более если он умалчивает истину и поет для ее сокрытия в 1939 г. те же песни, что и в 1914 г. Эти песни комиссар по иностранным делам Молотов беспощадно развенчал в Москве перед всем миром. Нет нужды нам что-либо делать. Мир знает со времени последних выступлений Молотова и точного изложения Вирзинга, столь мастерски разобравшего по косточкам британскую “Голубую книгу”, что Англия и Франция по чисто империалистическим причинам — агрессоры и разрушители исходившего перед крахом Польши и после него от Германии и России честного предложения международного мира на ясных геополитических основаниях; они не являются идеологическими крестоносцами вроде Людовика Святого, чтобы “сделать мир безопасным для демократии”, а как бы между делом из-за болезненного тщеславия и экономической зависти разгромить Центральную Европу, затем Японию и до нее или после нее Италию, дабы и дальше беспрепятственно эксплуатировать и пиратствовать.
Такова картина реальности, по крайней мере в атлантическом пространстве, и мир должен с этим покончить. В отношении этого населяющие данное пространство народы должны были в 1940 г. занять позицию и сохранить ее в 1941 г.
В этих условиях две появившиеся на английском языке работы в качестве последних резюме, вероятно, безвозвратно ушедшего геополитического положения в атлантической зоне приобретают непреходящую ценность: Раймонд Лесли Буэлл: Польша. Ключ к Европе. Нью-Йорк — Лондон. 1939 и “Политические и стратегические основы Соединенного Королевства: Очерк”. Лондон — Нью-Йорк — Торонто. 1939. Вероятно, Польша и в самом деле была ключом к новой Европе. Э.П. Хансон, американский критик Буэлла, выделяет высказывание И. Боумана в “The New World”: “Положение Польши и международные отношения жизненно важны для будущей стабильности Европы”. Все дело в том, чего хотели: как Англия, неустойчивого равновесия, при котором и дальше можно было бы сталкивать друг с другом континентальных европейцев, что в Лондоне понималось как “баланс сил”, или же искали стабильного равновесия, которого желают немцы и русские? И те и другие должны были через польскую систему “качелей” соединиться в единстве воли, чтобы покончить с ней как вековечным беспокойством; они могли длительное время [с.390] мириться лишь с тем, что имеют между собой стабильное, постоянное, устойчивое образование, каким была или могла бы быть, скажем, Польша Пилсудского или полковника Славека, а отнюдь не охваченное смутой многонациональное государство, ставшее игрушкой западных держав. Как раз если бы Польша уяснила свои геополитические трудности, а именно подвижные границы, щепетильное отношение к доступу к морю, центробежные устремления мародерствующих “друзей народа” в отношении ее обоих крупных соседей, на восемьдесят процентов урбанизированное еврейское население в аграрной стране, ей следовало бы стремиться к состоянию покоя и закреплению прав, а не становиться орудием британского возмутителя порядка.
Обе книги в совокупности дают ключ к пониманию того, на какой гибельный путь толкнула Великобритания своего протеже, как она, начиная с 1914 г., оказывала давление на армян, на жителей земли обетованной, на ею стесненных, раздробленных и рассеченных границами арабов, на греков, чехословаков, в 1939 г., вероятно вслед за Польшей, из-за кулис на неосторожную Турцию и в 1940 г. на Север Европы, ландшафты устья Рейна в Нидерландах и на прилегающую к Ла-Маншу Францию.
Один крупный английский военный геополитик пишет: “Ныне сердце нашей империи стало самым ранимым органом”. Не должно ли это предупреждение призывать к мирным решениям, как и другое военно-геополитическое предупреждение: “Стомильный канал от Суэца до Порт-Саида протянулся к двухтысячемильному каналу от Порт-Саида до Гибралтара”. Многое схожим образом обесценено из того, что некогда было британской силой, и новые трещины и разрывы зияют в здании самой большой мировой империи.
К тому же звучит погребальная песня Гомера Ли о том, что судный день англосаксонства забрезжит тогда, когда немцы, русские и японцы объединятся (мотив из “The day of the Saxon”).
С другой стороны, многие окраинные острова — когда-то прочные опоры мощи, бесспорные по ценности базы флота — стали благодаря авиации и телемеханике доступными для наступательных операций на большие расстояния, которым не может более с уверенностью противостоять никакой флот: Гибралтар, Мальта, Гонконг, даже Скапа Флоу; Бермуды, Багама, Ямайка, Британский Гондурас, Фолклендские острова либо оказались в 500-километровом американском оборонительном поясе, либо стали объектом американской алчности.
Нефтяные месторождения, как линия Киркук — Хайфа, как Абадан, были гораздо больше открыты для континентального наступления, чем казалось при их приобретении, и обнажены для смертоносной схватки на суше; но компания “Датч-Шелл” боится океанской державы [т.е. Японии], которая уже давно больше не робеет перед атлантическими силами Европы, но хотела бы сдерживать Соединенные Штаты, и поэтому туда был направлен послом мудрейший экономист и политик Мацуока, которого сменил адмирал Номура. [с.391]
Плацдармы Англии на Балтике для высадки войск стали русскими сходнями. Итак, подтверждается предсказание Китченера, высказанное по другому поводу, что британцы и немцы ведут друг с другом войну ради американцев и японцев, а все издержки приходятся на Европу, которой, естественно, и Южная Америка как клиент не верна, торгуя с Северной Америкой и Восточной Азией. Удушение торговли Малой и Средней Европы Англией, чего с удовольствием хотел добиться Черчилль посредством ее втягивания в войну с самыми крупными и самыми сильными европейскими государствами и о чем он и Осуцкий и их израильские друзья шепчутся между Лондоном и Прагой, — секрет полишинеля. Им неприятно, что война велась гуманно, и они полагают, что “должен же кто-нибудь начинать с опустошения открытых городов, с тем чтобы возникла необходимая ненависть”.
С важной, не потерявшей силу за давностью лет претензией на свое справедливо приобретенное участие в доступе к тропическим сырьевым ресурсам своих бывших колоний в атлантическом и тихоокеанском пространствах Германия вступила в 1940 год.
Эта претензия недавно подтверждена доказательствами, которые приводит неутомимый исследователь леса Ф. Хеске в своем известном во всем мире журнале “Zeitschrift fur Weltforstwirtschaft”, в замечательном авторском обобщении “Тропический лес как источник сырья”, представляющем собой несравненный синтез эстетики и экономики и воинствующих разъяснений против хищничества и опустошения, в чем повинны старые колониальные державы, например, в Африке. Ныне Смэтс топчет там все добрые посевы немецкого и южноафриканского происхождения, о которых заботился Герцог.
То, что сделано Хеске для сохранения растительного покрова поверхности Земли, обозревает Карл Заппер в интересах переселенцев (иммигрантов) в резюме “Об акклиматизационных способностях белых в тропиках”, признавая особо благотворные достижения Вилли Гельпаха, Роденвальдта, Клауса Шиллинга и др. в области тропической гигиены, Фишера и др. Здесь поколение корифеев смыкается со средним поколением в полной боевой готовности решительно отстаивать не потерявшие силу за давностью лет права нашего народа на содействие улучшению земли на всем земном шаре сообразно ее продуктивности, а не в рамках оставленного пустующим, захваченного грабежом владения как следствие наглых разбойничьих действий в былые минуты слабости всемирной истории. Такие действия не могут быть основаны на прочном праве, а берут начало еще в дерзком пиратстве “разбойников моря” или “разбойников степи”. [с.392]
Эту правдивую характеристику, данную британцем Макиндером, нужно помнить всегда: все-таки она оправдывает внутри разодранной немецкой сферы всевозможные усилия по ее вооружению и раскрывает причины расчленения Ближнего Востока, близкого к завершению освобождения Индии от рабства, а также “нового порядка” в Восточной Азии. Каждое из таких пострадавших пространств на свой манер избавляется от засилья британцев!
Когда— нибудь народы поймут, кто их эксплуатирует, -кто снова и снова заставляет их проливать кровь и покушается на их земли!
Это должно было вести к губительнейшим самообманам для Малой Европы (подлинные передовые борцы которой были незамедлительно ограничены проводившейся западными державами кампанией ненависти против жизненного пространства Центральной Европы и ее возможности дышать и пространственных успехов Советского Союза), если смотреть сквозь пальцы на то, что предстоят и готовятся на международной арене геополитические перемены огромнейшего масштаба.
К таким переменам относятся не только внушительное продвижение Советского Союза в Европу на всем протяжении его западной границы, отграничение Нового Света посредством гибкого оборонительного морского и территориального пояса, который, смотря по потребностям, согласно разъяснению Панамы, расширяется до 500 км, а согласно другим разъяснениям государственного секретаря Хэлла — всего лишь до 5 км. К таким переменам относится и тот факт, что Канада, вероятно, вмешается в войну в Европе, но на другой стороне, как составная часть Америки, защищенная доктриной Монро. Правда, в 1914-1919 гг. австралийцы и новозеландцы также проявляли ничем не спровоцированную враждебность; однако на сей раз они держатся в стороне, испытывая страх перед Японией — “the Smell of the East in the Northwind”, и это давление идет так далеко, что опубликованное в газете “Stampa” сообщение из Сингапура может дать повод поверить всерьез, будто в качестве ответного дара японцам предлагались австралийские гарантии Новой Гвинее и окружающим ее островам. Японцы вновь строят перегон железной дороги протяженностью 580 км для перевозки руды и угля во Внутреннюю Монголию как часть задуманной магистрали, которая должна пойти на Запад через Западный Китай, Памир, Афганистан и Иран. С другой стороны, Япония ищет новые торговые пути в Южную и Центральную Америку, где Мехико самым ординарным способом пытается завладеть спасенным там немецким пароходом, подобно тому как “Ниппон Юзен Кайса” принадлежит от 60 до 200 тыс. т немецкого тоннажа, укрытого в безопасном месте на Дальнем Востоке — хотя Япония уже имеет 5,6 млн. <
|
|
|
