Сложное синтаксическое целое

 

В речи можно себе представить и все перечисленные случаи совместно, т. е. что в одном контексте встретится такое сложное предложение, где будет и сочинение, и подчинение, при этом в несколько ярусов (с возможным сочинением в каждом), и случаи внесения, а среди простых предложений будут и односоставные, и двусоставные с простыми, составными и однородными членами. Иногда такое целое имеет определенную модель (период и т. п.).

 

ОСНОВНАЯ ЛИТЕРАТУРА К МАТЕРИАЛУ,

ИЗЛОЖЕННОМУ В ГЛАВЕ IV. (ГРАММАТИКА)

 

1. Аванесов Р. И., Сидоров В.Н. Очерк грамматики современ­ного русского литературного языка. Ч. 1. М.: Учпедгиз, 1945.

2. Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лин­гвистики (краткий очерк). М.: Просвещение, 1966.

3. Богородицкий В. А. Общий курс русской грамматики. М.: Уч­педгиз, 1935.

4. Виноградов В. В. Русский язык. М.: Учпедгиз, 1947.

5. Вопросы грамматики. М.—Л.: Изд. АН СССР, 1960.

6. Вопросы грамматического строя. М.: Изд. АН СССР,1955.

7. Есперсен О. Философия грамматики / Русский пер. М., I960.

8. Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М.: Наука, 1967.

9. Карцевский С. О. Повторительный курс русской грамматики.

10. М.—Л.: Госиздат, 1928. Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М.: Наука, 1972 (раздел “Грамматика”).

11. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. М.: Учпедгиз, 1956.

12. Пешковский А.М. Избранные труды. М.: Учпедгиз, 1959. (Ста­тьи по грамматике.)

13. Русская грамматика. Ч. I, II. М.: Наука, 1980. Холодович А. А. Проблемы грамматической теории. Л.: Наука, 1979.

14. Шахматов А. А. Синтаксис русского литературного языка. 2-е изд. М.: Учпедгиз, 1941.

15. Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку (учение о частях речи). М.: Учпедгиз, 1952.

16. Якобсон Р. О. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985.

 

ГЛАВА V. ПИСЬМО

 

ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ О ПИСЬМЕ И

ПРЕДПОСЫЛКИ ПИСЬМА

 

Письмо относится к величайшим изобретениям человечест­ва. Письмо помогает людям общаться в тех случаях, когда обще­ние звуковым языком или невозможно, или затруднительно. Глав­ные затруднения для общения звуковым языком представляют пространство и время. Устное речевое общение (без специаль­ных технических усовершенствований, как рупор, громкогово­ритель и, наконец, телефон, радио) возможно только на ограни­ченном радиусе от говорящего, в пределах слышимости речи;

что же касается преодоления времени, то уже давно сложились поговорки о преимуществах письма перед устной речью: “Слово не воробей: вылетит — не поймаешь”, но “Что написано пером, не вырубишь топором”, что примерно соответствует латинской поговорке: Verba volant — scripta manent — “Слова летают, над­писи остаются”. И происхождение письма следует относить к тем эпохам, когда у говорящих людей появилась потребность преодолевать в связи с более сложными общественными отно­шениями пространство для взаимоотношений с отдаленными членами рода или с другими племенами и для увековечения чего-либо во временах. Тем самым послания (“письма”) и надгробно-триумфальные надписи — первейшие виды письменности. Но первые (т. е. письма) так же “мимолетны”, как и слова устного языка, и мы можем их изучить лишь по живой практике тех пле­мен, которые до последнего времени пользовались такими вида­ми письма (это лингвист может почерпнуть у этнографов); вто­рые же (т. е. мемориальные надписи) доступны непосредственному наблюдению (надписи на скалах, на стенах ископаемых пещер, надгробные плиты, триумфальные арки и т. п.).

Являясь дополнительным средством общения к устному ре­чевому общению, письмо в своих различных формах и видах в разные эпохи по-разному соотносилось со звуковым языком.

Вопреки мнению некоторых ученых, прежде всего следует отвергнуть возможность появления письма до языка. Без языка нет человека, а тем самым не может быть и письма. Письмо на всех этапах развития человека — добавочный, вторичный способ общения. Но это отнюдь не означает, что письмо всегда передавало прямо язык. Передача графическими средствами языка с его грамматикой и фонетикой — очень поздний этап развития письма; в более ранние эпохи письмо могло и не передавать эле­ментов языка, но тем не менее быть орудием общения. Первич­но, очевидно, возникли “послания”, которые очень мало напо­минали наши письма. Так, греческий историк Геродот (V в. до н. э.) писал, что скифы направили персам, с которыми воевали, “послание”, состоявшее из настоящих живых зверей и птиц (ля­гушка, мышь, птица) и пяти настоящих стрел, что означало: “Если вы, персы, не научитесь прыгать по болотам, как лягушки, пря­таться в норы, как мышь, и летать, как птица, то вы будете осы­паны нашими стрелами, как только вступите на нашу землю”. Это пример символической сигнализации, где каждая вещь что-либо прямо символизирует (“птица” — “летать” и т. п.), общий смысл такого послания был разгадан жрецами Дария, царя пер­сидского, не только исходя из этой прямой символизации, но и из знания “контекста”: кто такие скифы, где они живут, как воюют и т. д.

Наряду с этой символической сигнализацией существует и условная сигнализация, когда сами “вещи” ничего не выражают, а используются как условные знаки.

Таково перуанское письмо кипу: палочка с навязанными разноцветными шнурками с узелками, которую можно послать с гонцом как письмо (см. рис. 16), или ирокезское письмо в а м п у м: пояс или жезл с прикрепленными или нанизанными ракушками разного цвета и размера (см. рис. 17).

 

Рис. 16. Кипу

 

Рис. 17. Вампум

 

О “значении” узелков на шнурках и комбинаций ракушек, конечно, надо заранее договориться тому, кто посылает такое “письмо”, и тому, кто его получает.

Таким образом, в широкое понятие письма можно включить все виды общения людей при помощи оптических (оптический — от греческого optikos — “зрительный”) знаков, т. е. знаков, воспринимаемых глазом; под это определение подходит не только собственно письмо и печать, а также и любые воспро­изведения письменных и печатных знаков, например рекламные “надписи” из неоновых трубок на магазинах или из консервных банок на витрине, из декоративных цветов или разноцветных камешков на клумбах, эскадрильи самолетов, построенные в виде букв, образующих какое-нибудь слово, но и всевозможные ды­мовые, световые, цветовые сигналы, например семафоры, све­тофоры, морские и речные сигналы флагами и фонарями и т. п.

Собственно письмо, т. е. начертательное письмо, связанное с использованием для общения графических (графический — от греческого graphikos — “начертательный”) знаков (картинок, значков, букв, цифр), образует более узкий круг.

Начертательное письмо в разных своих формах или прямо соотносится с языком, отражая в графике языковые формы, или же является вспомогательным, но не связанным с языком сред­ством общения, так как не отражает в графике языковых форм.

ЭТАПЫ И ФОРМЫ РАЗВИТИЯ

НАЧЕРТАТЕЛЬНОГО ПИСЬМА

 

Начертательное письмо зарождается как пиктография (пиктография — от лат. pie/us — “живописный” и греческого grapho — “пишу”), т. е. письмо рисунками. Образцы пиктографического письма об­наружены как археологами, так и этнографами.

В пиктографии обозначающим служит схематический рису­нок человека, лодки, животных и т. п.; конечно, и историк ис­кусства, и этнограф заинтересованы в изучении таких рисунков, так как искусство и письмо в этих случаях нерасчленимы, одна­ко для функции письма художественные достоинства рисунков несущественны, важна схожесть с объектом и опознаваемость темы, т. е. система передачи информации графическими знаками.

Обозначаемым в пиктографии служит жизненная ситуация (охота, поездка), вещи (весло, лодка), существа (люди, животные); словесное оформление всего этого для пиктографии несу­щественно (т. е. пиктограмму можно “читать” и именами, и гла­голами и др.).

Примерами типичных пиктограмм могут служить приводи­мые на рис. 18 “дневник” эскимоса-охотника и “прошение” ин­дейцев на рис. 19. Первая пиктограмма легче поддается чтению, так как ее содержание нагляднее (“Человек пошел на охоту, до­был шкуру зверя, затем другую, охотился на моржа, поехал на лодке с другим охотником, заночевал”); здесь линейный ряд ри­сунков передает линейный ряд сообщения.

Рис. 18. Пиктограмма. «Дневник» эскимоса-охотника

 

Рис. 19. Пиктограмма. «Прошение индейцев»

 

Вторая пиктограмма, обращение индейских племен к прези­денту, расшифровывается так: “Племена журавля, трех куниц, медведя, морского человека и морского кота поручили в едином порыве сердец главе племени журавля обратиться с просьбой к президенту о разрешении им переселиться в область озер”.

Эта пиктограмма читается труднее, потому что, кроме легко опознаваемых изображений животных и птиц, обозначающих индейские племена, дорогу и озера, в ней имеется еще и переда­ча более отвлеченных тем: “единство порыва сердец”, “едино­мыслие и речь вождя, обращенная к президенту”, что изображе­но линиями; линейность же пиктограммы не соответствует ли­нейности сообщения.

Из сравнения этих примеров видно, что все наглядное нахо­дит себе прямое выражение в пиктографии, а все отвлеченное расшифровывается с трудом.

Пиктография не связана с алфавитом, т. е. набором опреде­ленных знаков, и тем самым не связана с обучением чтению и письму, так как нужные для передачи вещи и ситуации надо только похоже изобразить; несвязанность пиктографии с форма­ми языка позволяет ей быть удобным средством общения разно­язычных племен.

Некоторые исследователи связывают типы пиктограмм с дру­гим вспомогательным средством общения людей — с жестами и их типами, что, безусловно, могло иметь место и требует про­должения исследования. Однако мнение о том, что пиктография и жесты в определенный период заменяли язык, лишено всякого основания, и жесты, и пиктография были только у говорящих людей и не могли заменить языка.

С развитием понятий и абстрактного мышления возникают такие потребности письма, которые пиктография уже не может выполнять, и тогда возникает идеография (идеография — от греческого idea — “идея” и grapho— “пишу”), т. е. “письмо понятиями”, когда обозначаемым является не сам жизненный факт в его непосредственной данности, а те понятия, которые возника­ют в сознании человека и требуют своего выражения на письме.

Переход от пиктографии к идеографии связан с потребнос­тью графической передачи того, что не обладает наглядностью и не поддается рисуночному изображению (см. рис. 20). Так, на­пример, понятия “зоркость”, “бодрствование” нельзя нарисовать, но можно нарисовать тот орган, через который они проявляются, т. е. через изображение глаза. Таким образом, обозначающее на первых шагах идеографического письма остается тем же рисун­ком, но обозначаемое меняется: рисунок глаза как пиктограмма обозначает “глаз”, а как идеограмма — “зоркость”, “бодрствова­ние”, т. е. функцию данной вещи или результат ее использова­ния. Таким же образом “дружбу” можно передать изображением двух рук, пожимающих одна другую, “вражду” — изображением скрещенного оружия и т. п.

Рисунок в этих случаях выступает в переносном, а тем самым и в условном значении. Этот перенос значения рисунков очень похож на метонимический перенос в лексике названия орудия на результат его использования; ср. язык — “орган” и язык — “речь” и рисунок глаза — “глаз” и тот же рисунок — “зоркость”, “бодрствование” и т. п. На данном этапе развития письма одни и те же рисунки могли иметь и прямое значение (что изображено), и переносное (сопутствующие явления), что, конечно, очень за­трудняет дешифровку письменных памятников этого типа пись­ма. Потребность убыстрения письма и возможность передавать более сложные по содержанию и длинные по размерам тексты привели к схематизации рисунков, к превращению рисунков в условные значки — иероглифы (иероглифы — от греческого hieroglyphoi — “священные письмена” (буквально: “резьба жрецов”, так как, во-первых, не писали, а резали на кости и других матери­алах, а во-вторых, “тайной” иероглифического письма владели жрецы).

 

 

Рис. 20. Иероглифы. Древнеегипетское письмо

 

Рис. 21. Розетский камень, благодаря находке которого Ф. Шампольон смог приблизиться к дешифровке древнеегипетских иероглифов, так как надпись содержала передачу одного и того же текста вверху древнеегипетскими иероглифами, посередине — древнеегипетским демотическим письмом, а внизу был дан перевод текста на древнегреческий язык.

 

Технический прогресс письма, т. е. изыскание более подхо­дящего материала, на чем пишут, и инструментов письма, при­вел к тому, что от камней и кусков дерева или коры перешли к надписям на специальных материалах. В Египте были придума­ны свитки из папируса, клетчатки нильского тростника, в других местах — разного рода обработка кожи (пергамент) и, наконец, в Китае была изобретена бумага. Вместо насекательных по камню и царапающих по дереву орудий при новых материалах появи­лись пишущие орудия: тушь и кисточка, которыми можно было гораздо быстрее изображать нужные знаки.

 

Рис. 22. Иероглифы. Картуши с обозначением имен Птолемея и Клеопатры (из верхнего текста Розетского камня).

Рис. 23. Древнеегипетская скоропись, происшедшая из иероглифического письма (иератическое письмо).

 

 

старое

новое

 

солнце луна гора дерево собака

 

Рис. 24. Лексически-фигурное письмо китайцев

 

Иероглифическое письмо удобно тем, что посредством его знаков можно передать и наглядное, и отвлеченное содержание;

здесь уже возникает вопрос алфавита, так как, для того чтобы читать и писать, надо знать и иметь в распоряжении известный набор знаков и определенное для данного текста и притом очень большое количество иероглифов.

Итак, идеография — это такое письмо, в котором графичес­кие знаки передают не слова в их грамматическом и фонетичес­ком оформлении, а те значения, которые за этими словами сто­ят. Поэтому, например, в китайской иероглифической письмен­ности омонимы передаются разными иероглифами, а звучат они и морфологически построены одинаково.

 

Рис. 25. Основные шумерские идеограммы

 

В любом виде идеографического письма имеются, конечно, и элементы звуковых знаков; поэтому для дешифровки письмен­ности этих эпох возникает новая трудность: когда данный знак является идеограммой и когда тот же знак служит обозначением фонетического явления (слога, звука).

Новый этап развития письма возник в странах Ближнего Вос­тока в связи с целым рядом исторических событий.

На данном этапе развития письменности главное было в том, что надо было письмо сделать более доступным для пользую­щихся им, а количество таких людей все возрастало в связи с развитием торговли, передвижений и, наконец, с установлением государственности.

В связи с этим были разные попытки упростить способ пись­ма. Исходя из связи языка и письма, эти попытки могли быть разными.

Рис. 26. Ассиро-вавилонская клинопись

 

Во-первых, в отношении к лексике. Таким путем пошла китайская письменность. Так, для обозначения понятия “слеза” нужно было сочетать два знака: “глаза” и “воды”; для того чтобы выразить понятие “лаять”, надо было соединить знаки “собаки” и “рта”. Иногда логика этих сочетаний делается малопонятной, например в китайском письме иероглиф “кораб­ля» в сочетании со знаком “пламени”. Надо понимать “пожар”, а в сочета­нии со знаком “рта” — “болтливость” (см. рис.27). Этот путь сокращения идеографического алфавита был малопродуктивным.

 

 

Усложнение начертания ключевыми знаками.

Корабль Пух Мерцание Таз Болтливость

 

Рис. 27.

 

Другой путь сокращения и упрощения идеографического пись­ма связан с грамматикой. Так, можно корням оставить их иерог­лифы, а в производных формах от этих корней употреблять до­полнительные иероглифы со значением аффиксов; но этот путь Доступен только для тех языков, где есть членимость слова на корень и аффиксы. Однако такой метод очень в малой степе­ни может обеспечить сокращение алфавита, так как количество корней почти безгранично, а для каждого корня нужен свой иероглиф.

Самый продуктивный способ оказался в фонографии (фонография — от греческого phone — “звучание” и graphs — “пишу”) когда письмо стало передавать язык не только в его граммати­ческом строе, но и в его фонетическом обличий.

Еще египтяне и ассиро-вавилоняне делали попытки переда­чи в письме фонетической стороны языка.

Ассиро-вавилоняне свои сложные слова стали разлагать на “кусочки”, созвучные с короткими словами шумерского языка (откуда ассиро-вавилоняне получили свою письменность), т. е. в конце концов — на слоги. Тогда иероглиф стал обозначать слог.

Для пояснения такого разложения слова можно привести сле­дующий пример: если бы мы русское имя Шура разложили на шу и ран передали эти куски в соответствии с их французским зна­чением шу (chou) — “капуста” Ира (rat} — “крыса”, то мы изобра­зили бы иероглифами “капусты” и “крысы” это имя. Именно таким образом возник первый этап развития фонографии — силлабической, или слоговой.

Лучшим примером такой сло­говой системы служит древнеиндийское письмо “деванагари”, гдекаждый знак, как правило, служил изображением согласной в сочетании с гласной а, т. е. слогов па, мо “деванагари”. ба, та, да и т. п.; для того чтобы читать другую гласную, применялся тот или иной надстрочный или подстрочный знак; если же требовалось передать одну со­гласную, то ставился особый подстрочный “запретительный” знак вирама (см. рис. 28).

 

Рис. 28. Древнеиндийское письмо «даванагари»

 

Для случаев скопления согласных в одном слоге употребля­лись лигатуры (лигатура — от лат. ligStiira — “связка”), например для сочетаний тра, кта и т. п.

При силлабической системе письма графические знаки явля­ются не буквами, а силлабёмами (силлабема — от греческого syllabe— “слог”) (ср. в русском письме “буквы” я, е, ё ю в таких случаях, как я, её, ею и т. п.).

Силлабический алфавит должен соответствовать количеству слогов с данной гласной, что, как правило, не превышает не­скольких десятков. Получается сравнительно простой алфавит, употребление которого не требует особых логических и грамма­тических познаний.

Дальнейший шаг в развитии фонографии мы находим в письме древних евреев и финикиян, где буквами обозначались соглас­ные, выражавшие корни, а чередовавшиеся между ними глас­ные, для выражения грамматических форм, обо­значались на письме диакритическими (диакритический — от греческого diakritikos — “различительный”) знаками (в древнееврейском письме “шво”, в арабском — “харакаты” (см. рис. 29).

Рис. 29. Арабское письмо

 

Таким об­разом, алфавит становился еще более эконом­ным: в арабском, например, 28 букв для соглас­ных и несколько “харакат” для гласных[348]. Этот тип письма называется консонантным (консонантный — от лат. consonans, consonants — “согласный звук”). Последний шаг на пути фоно­графии был сделан древними гре­ками, которые заимствовали гра­фические знаки, судя по названи­ям букв, от финикийцев (Alpha от aleph — “бык”, beta от beth — “дом”, gamma от gimel— “ярмо”, delta от daleth — “дверь” и т. д.), но ста­ли обозначать буквами не только согласные, но и гласные, так как в греческом корни и аффиксы состо­яли не только из согласных, но и из гласных. Для обозначения глас­ных греки использовали лишние со­гласные финикийского письма (алеф. хе, вав, айн в финикийском обозначали согласные, а в гречес­ком гласные: альфа, эпсилон, ипсилон и омикрон). Для особых придыхательных греческих со­гласных были придуманы специально буквы: υ — “тета”, (φ — “фи”, χ — “хи” (первоначально это были т, п и к придыха­тельные)'. Вначале греки писали подобно семитским народам справа налево, затем спо­собом “бустрофедон” (“повороты быка”), т. е. первую строчку слева направо, вто­рую — справа налево и т. д., как запряжки быков при пашне; позднее у греков утвердилось письмо слева направо.

Таким образом, греческий алфавит в его ионийской редак­ции был первым буквенно-звуковым алфавитом и послужил в дальнейшем основой для алфавитов латинского, славянских и многих других. Следует подчеркнуть, что буквы таких алфавитов передавали не просто звуки, а соответствовали основным звукам — фонемам. Поэтому такие алфавиты можно назвать фо­нематическими[349].

 

Рис. 30. Древнегреческие надписи, найденные на острове Фера

 

Рис. 31. Развитие алфавита Рис. 32. Сравнительная таблица

от египетских иероглифов византийской скорописи, глаголицы

до латинского и кириллицы

 

 

Рис. 33. Страница из древнейшей глаголической рукописи

«Киевские отрывки» (Х век)

 

На основе древнесемитских алфавитов возникло арамейское письмо, которое через разные типы сирийского письма (пальмирское, эстрангелло, несторианское) распространилось на вос­ток к уйгурам и далее к монголам и маньчжурам.

На юге арамейское письмо перешло к арабам и к покоренным ими народам от берегов Атлантического океана в Западной Аф­рике до ворот Тихого океана в Индии и Малайе. Арабским алфа­витом писали все народы, принявшие магометанство: персы, тур­ки, татары, узбеки, азербайджанцы, туркмены; его применяли и некоторые кавказские народы (абхазцы, дагестанцы). Римляне, переработав греческий алфавит, создали удачное письмо для свое­го языка и затем передали его всем романо-германским народам (французам, испанцам, итальянцам, португальцам, румынам, немцам, англичанам, шведам, норвежцам, датчанам). Латинский алфавит приняли также финны, венгры, эстонцы, латыши, ли­товцы, албанцы и некоторые славянские народы: поляки, чехи, словаки, словене, хорваты.

Рис. 34. Берестяная грамота (ХI век)

 

 

Рис.35. Страница из кириллической рукописи «Остромирово

евангелие» (1056 – 1057 гг.)

 

В 1929 г. на латинский алфавит перешли турки. В двадцатые годы была проведена латинизация письменности народов СССР, частично взамен арабского письма (у тюркских, иранских и некоторых кавказских народов), частично как новая письменность У бесписьменных ранее народов Севера и Сибири.

С 1936 г. взамен латинизации представителями национальных республик был выдвинут план перевода письменности народов СССР на русский алфавит, являющийся продолжателем кирил­лицы, славянского алфавита, которым пользовались для письма болгары, сербы, русские, украинцы, белорусы, а также чуваши, марийцы и мордва. После распада СССР в некоторых новых су­веренных государствах предпринимается переход от русского ал­фавита к латинскому, например, в Молдове, Азербайджане.

Другой славянский алфавит — глаголица — применялся глав­ным образом в Хорватии, наряду с более поздней латиницей. Пер­воначально же это был алфавит для всех славян, и наиболее древ­ние памятники славянской письменности именно глаголические.

Особые алфавиты, очень древние, происхождение которых не вполне ясно, имеют армяне и грузины. В IV в. н. э. епископ Вульфила придумал алфавит для германского народа готов, ис­ходя из образцов греческого и некоторых германских знаков ру­нического письма (руническое письмо — письмо рунами от древнескандинавского run — “тайна”, состоявшее из “палочных” угловатых знаков в Скандинавии и Англии).

Начертательная манера письма тесно связана с той техни­кой, которой она производится. Для средневековых способов письменности характерны различные “почерки”, связанные с мастерством каллиграфов-переписчиков. Прописные буквы ла­тинского алфавита своим рисунком обязаны высеканию торже­ственных надписей на триумфальных арках и надгробных па­мятниках, а строчные идут от рукописной манеры курсива (курсив — от лат. cursiva lit(t)era — “скоропись”);

переходным типом письма является письмо унциальное (унциальный — от лат. uncus — “изгиб”).

В развитии русского письма различают устав, полу­устав и вязь как каллиграфические манеры. С переходом на полиграфическую технику Петр Первый избрал такие начер­тания букв, которые лучше отвечали печати и сближали русские буквы с латинскими.

Начертательной стороной письма и его материалов занима­ется особая вспомогательная дисциплина — палеография (палеография — от греческого palaios — “древний” и grapho — “пишу”).

ГРАФИКА

 

Современное письмо использует все приемы, выработанные за многовековую историю письменности.

Пиктография применяется: 1) либо в расчете на неграмотно­го или малограмотного читателя — это рисунки на вывесках: са­пог, примус, калач; или знаки пожарной повинности в деревнях: дощечки с изображением ведра, багра, топора и т. п., прибитые у входа в дом; в букварях, где дети должны сначала “прочитать” картинку, а потом “по буквам”[350]; 2) либо когда неизвестен язык читателя, например рисунки уборщицы, официанта и т. п. у кно­пок звонков в гостиницах “Интурист”.

Идеография (и рисуночная, и иероглифическая) применяет­ся в качестве дорожных знаков[351] (зигзаг как знак поворотов, крест как знак перекрестка, восклицательный знак как знак “осторож­но” и т. п.), или знаков черепа и костей на электросети высокого напряжения, или эмблемы медицины в аптеках: змея и чаша с ядом; к идеографии относятся разнообразные условные знаки в картографии и топографии (знаки полезных ископаемых, круж­ки и точки для обозначения населенных пунктов и т. п.)[352].

К иероглифике относятся цифры, выражающие понятие чис­ла, специальные символы наук, например математические зна­ки, в качестве которых могут быть и цифры, и буквы, и специ­альные изображения:

2d, >, <, ∫, √;

или химические:

Н, О, Са, H₂SO₄;

или шахматные:

Kh6: f 7х, ФbЗ - d5!!

и т. п.

В таких написаниях, как 1-й, 2-го, 10-му и т. п., использована комбинация числового иероглифа (1, 2, 10) и грамматического определителя (-и, -го, -му), показывающего часть речи и падежно-числовую форму.

Потребность науки в идеографии объясняется тем, что науке нужно выразить понятие: 1) точно (не вода “вообще”, а химичес­кое понятие воды Н₂0), 2) лаконично, т. е. кратко и экономно стоит только попробовать “переписать словами” математичес­кую формулу, чтобы убедиться в лаконичности иероглифики), 3) сделать написание международным, так как в качестве иероглифа оно не связано с данным языком, что позволяет любым специалистам: техникам, врачам, шахматистам — пользоваться литературой, изданной в любой стране.

Конечно, идеографическое письмо — письмо “для посвящен­ных”, надо знать соответствующие данной области знания знаки.;

Но основным видом современного письма служит фонематическая фонография, хотя наряду с этим используются и другие ее приемы. Так, в русском письме наряду с нормальным употреблением букв как графических знаков для фо­нем языка встречается и слоговое употребление графических зна­ков (я [йа], ею [йэйу] и т. п.). Такие написания, как в НКПросе (в Наркомпросе), в СПБурге (в Санкт-Петербурге), показывают применение консонантного метода письма (ср. подпись покойного композитора С. С. Прокофьева: СПркфв).

 

АЛФАВИТ

 

Идеальный фонографический алфавит должен состоять из стольких букв, сколько фонем имеется в данном языке.

Но так как письменность складывалась исторически и многое в письме отражало изжитые традиции, то идеальных алфавитов нет, а есть более или менее рациональные. Среди существующих алфавитов два являются наиболее распространенными и графи­чески удобными: это латинский и русский.

Культура молодых романо-германских варваров зародилась на развалинах Римской империи, к ним пришла латынь как язык церкви, науки и литературы и латинский алфавит, который хо­рошо отвечал фонетическому строю латинского языка, но совер­шенно не соответствовал фонетике романских и германских язы­ков. 24 латинские буквы (в поздней латыни их стало 28) никак не могли графически отобразить 36—40 фонем новых европейских языков. Так, в области соглас­ных для большинства европейских языков нужны были знаки для шипящих фрикативных и аффрикат, которых не было в латинском языке. Пять латинских гласных (а, е, о, и, i и более позднее у) никак не отвечали системе вокализма французского, английского, датского и других европейских языков. Попытки изобретения новых букв (например, предложенные франкским королем Хильпериком I знаки для межзубных согласных) не по­лучили успеха. Традиция оказывалась сильнее потребности. Не­значительные алфавитные новшества (как, например, француз­ское “сэ седиль” ç, немецкое “эсцет” β или датское ø ) не спасали положения. Радикальнее и правильнее всего поступили чехи, не прибегая к многобуквенным комбинациям типа польских sz = [ш], cz = [ч], szcz= [щ], а использовав надстрочную диакритику, когда у них получились закономерные ряды свистящих s, с, z и шипящих š, č, ž (Этот технический прием был подсказан велики гуманистом и просветителем чешского народа – Яном Гусом).

Таким образом, для пополнения алфавита можно:

1) либо снабдить буквы добавочными значками: нижними, типа седиля, например румынские ş ţ либо перекрестными, на­пример датское ø, польское ŧ, либо верхними, например чешские š, č, ž

2) либо использовать лигатуры, например немецкое β (“эсцет”);

3) либо употреблять для передачи одного звука комбинации нескольких букв, например немецкие ch = [х], sch = [ш].

В качестве иллюстрации затруднений и приемов восполне­ния недостатка латинского алфавита для пользующихся им на­родов может служить следующая таблица, где показано, как одна и та же фонема передается разными буквами.

 

Фоне- мы

Буквы

Французский язык

Немецкий язык

Английский язык

Румынский язык

Венгерский язык

Польский язык

Чешский язык

Латышский язык

Литовский язык

[С]

S, SS, с, ç

S, SS, β

s,c, sc, ss

S

sz

S

S

S

S

[3]

S, Z

S

S, Z, ZZ, х

Z

Z

Z

Z

Z

Z

[Ц]

—

z,tz

—

ţ

с

С

с

С

с

[ДЗ]

—

—

—

—

—

dz

—

dz

—

[Ш]

ch

sch, s + t, p в начале слов

sh, s, ci, ti, si, ssi, ch

Ş

s

sz, rz

š

š

š

[ж]

1, g + i, e

—

s, z, zh, ge

j

zs

ž, rz

ž

ž

ž

[ч]

—

tsch

ch, tch, tu

с + i, e

cs

cz

č

č

č

[ДЖ]

--

--

J, g + i, e, У, dg+ i, e, У

g+i, e

-

dž

-

dž

-

[к]

c,k, qu

k, qu, с

с, qu, k, ck, ch

k

k

k

k

k

k

[ф]

f,ph

f,, ph gh

f,ph, gh

f

f

f

f

f

f

 

Кроме того, благодаря той же латинской традиции одна и та же буква в пользующихся латинским алфавитом языках употреб­ляется для обозначения разных фонем, например:

 

Фонема
Буква	Француз­ский язык	Немецкий язык	Английский язык
S	[С], [3]	[С], [З], [Ш]	[С], [З], [ш], [ж]
С	[С], [К]	[К]	[с], [k]
V	[в]	[Ф], [В]	[В]
ch	[ш]	[x], [к]	[ч], [к], [ш]
sh	—	—	[ш], [сх]

 

В русском алфавите этих недостатков нет. Ему “повезло” в истории: изобретатели славянских алфавитов не просто приме­нили греческий алфавит для славянских языков, а радикально его переработали, и не только по начертанию букв, но и приме­нительно к фонемному составу славянских языков; несвойствен­ные славянским языкам придыхательные согласные были исклю­чены, зато были созданы для аффрикат согласные буквы ö, ¾, ÷ и для гласных ü, ú, #, @, h, û. Приспособление этого алфавита к русскому языку шло постепенно и получило свое юридическое оформление в двух законодательных актах: в личной корректуре Петра Первого (1710) и в декрете Советской власти (1917). Соот­ношение букв хорошего алфавита и состава фонем языка как раз и можно показать на примере русского алфавита.

После реформы 1917 г. русский алфавит состоит из 33 букв (считая букву ё, которая до конца не узаконена, но является не­обходимой для правильного отображения в письме русского языка, что прекрасно понимали филологи еще в XVIII в., предлагая ввес­ти букву io, впоследствии замененную Карамзиным знаком ё).

1. Буквы ц, ш, к, г, х (5) абсолютно однозначны, так как они всегда обозначают фонемы [ц, ш, к, г, х] и эти фонемы всегда выражаются буквами ц, ш, к, г, х [353].

2. Буквы ч, ж, щ (3) уже не обладают такой однозначностью, так как:

а) ч обозначает фонему [ч], например час, чистый, легче, но в сочетании с с может обозначать и фонему [щ], например счастье [щac̉т̉jo], ср. счистить, где с обозначает приставочную фонему [с], а буква ч — начало корня [чист-];

б) ж обозначает, как правило, фонему [ж], но в сочетаниях жж, зж, зкд может обозначать и фонему [ж], для которой нет специальной буквы (ср. Кожжиртрест, где два ж изображают две фонемы [ж], и вожжи, где два ж передают одну фонему [ж], а также разжать и визжать, где сочетания букв зж обозначают разное: в разжать — это две разные фонемы [з] и [ж], а в виз­жать — буквы з и ж обозначают одну фонему [ж], то же в подо­жди, где ж и д обозначают фонемы [ж] и [д], и дожди, где жд обозначает одну фонему [ж;]);

в) буква щ всегда обозначает фонему [щ], но фонема [щ] может на письме выражаться сочетанием букв сч (например, счастье).

3. Буква и (“и с краткой”, где «кратка» - это знак ˘ над и) однозначна; она всегда выражает фонему [j], но эта фонема может быть обозначена и другими способами, что связано с изображением гласных (см. п. 5).

4. Буквы л, б, м, ф, в, т, д, н, с, з, л, р (12) обозначают и твердые, и мягкие со

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: