[г)] Процесс труда, включенный в капитал

Итак, мы подходим ко второй стороне процесса обмена между капиталом и трудом. Обмен между капиталом (или капиталистом) и рабочим теперь завершен, поскольку вообще речь идет о процессе обмена. Теперь совершается переход к отношению капитала к труду как потребительной стоимости для капитала. Труд есть не только потребительная стоимость, противостоящая капиталу, но он есть потребительная стоимость самого капитала. В качестве небытия стоимостей как овеществленных стоимостей, труд есть их бытие как неовеществленных стоимостей, их идеальное бытие; он есть возможность стоимостей и, в качестве деятельности, созидание стоимостей. По отношению к капиталу труд есть всего лишь абстрактная форма, всего лишь возможность деятельности, создающей стоимость, деятельности, которая существует только как способность, как потенция в организме рабочего. Но став благодаря контакту с капиталом действительной деятельностью, — сама по себе эта способность не может привести себя в действие, так как лишена предмета деятельности, — способность становится действительной производительной деятельностью, созидающей стоимость. По отношению к капиталу эта деятельность может вообще заключаться лишь в воспроизведении самого капитала — в сохранении и увеличении капитала как действительной и действенной стоимости, а не просто мыслимой, как это имеет место в деньгах как таковых. Путем обмена с рабочим капитал присвоил себе самый труд; труд стал одним из его моментов, который теперь в качестве оплодотворяющей жизнедеятельности воздействует на его лишь существующую, а потому мертвую предметность.

Капитал есть деньги (самостоятельно положенная меновая стоимость), но уже не деньги, существующие в особой субстанции наряду с другими субстанциями меновых стоимостей и поэтому исключенные из всех других субстанций меновых стоимостей, а деньги, сохраняющие свое идеальное определение во всех субстанциях, в меновых стоимостях любой формы и любого способа существования овеществленного труда. Поскольку капитал в качестве денег, существующих во всех особых формах овеществленного труда, вступает теперь в процесс не с овеществленным, а с живым трудом, существующим как процесс и как акт, он представляет собой прежде всего это качественное отличие субстанции, в которой он существует, от той формы, в которой он теперь существует также и в виде труда. Именно в процессе полагания и снятия этого различия капитал сам становится процессом.

Труд есть тот фермент, который, будучи брошен в капитал, приводит его в брожение. С одной стороны, та предметность, в которой существует капитал, должна быть переработана, т. е. потреблена трудом; с другой стороны, должна быть снята чистая субъективность труда как всего лишь формы, и труд должен быть опредмечен [овеществлен] в материале капитала. Отношение капитала (рассматриваемого со стороны его содержания) к труду, т. е. овеществленного труда к труду живому, — а здесь капитал выступает по отношению к труду как нечто пассивное, и именно его пассивное бытие в качестве особой субстанции противостоит труду как формирующей деятельности, — это отношение вообще может быть только отношением труда к своей предметности, к своему материалу (все это следует выяснить уже в первой главе, которая должна предшествовать главе о меновой стоимости и трактовать о производстве вообще); а к труду как деятельности материал, овеществленный труд может иметь только два отношения: отношение сырья, т. е. бесформенного вещества, простого материала для создающей форму, целесообразной деятельности труда, и отношение орудия труда, т. е. такого средства, которое само является чем-то предметным и через посредство которого субъективная деятельность в качестве своего проводника сама помещает между собой и предметом некоторый другой предмет[129].

Определение [противостоящего живому труду овеществленного труда] как продукта, которое привносят здесь экономисты в качестве определения, отличного от определений сырья и орудия труда, — сюда еще вовсе не относится. Продукт выступает как результат, а не как предпосылка процесса, совершающегося между пассивным содержанием капитала и трудом как деятельностью. В качестве предпосылки продукт не является таким отношением предмета к труду, которое отличалось бы от сырья и орудия труда, так как сырье и орудие труда, являясь субстанцией стоимостей, уже сами представляют собой овеществленный труд, продукты. Вообще субстанция стоимости представляет собой не какую-то особую природную субстанцию, а овеществленный труд. Последний, в свою очередь, сам [III—11] выступает по отношению к живому труду как сырье и орудие труда. Если рассматривать сам по себе простой акт производства, то орудие труда и сырье могут выступать как находимые в самой природе, так что их нужно лишь присвоить, т. е. сделать предметом и средством труда, что само по себе еще не является процессом труда. По отношению к такому сырью и к такому орудию труда продукт выступает как нечто качественно иное и является продуктом не только как результат воздействия труда на материал при посредстве орудия, но и как первое овеществление труда наряду с ними. Однако в качестве составных частей капитала сырье и орудие труда сами уже представляют собой овеществленный труд, следовательно — продукт.

Этим отношение [между капиталом и трудом] еще не исчерпывается. Ибо, например, продукт труда может стать средством и предметом нового труда и в таком производстве, где нет никаких меновых стоимостей, а следовательно, и никакого капитала. Например, в земледелии, производящем исключительно ради потребительной стоимости. Лук охотника, невод рыболова, словом, самые примитивные условия уже предполагают такой продукт, который перестает считаться продуктом и становится сырьем или, в особенности, орудием производства, ибо это есть собственно первая специфическая форма, в которой продукт выступает в качестве средства воспроизводства. Следовательно, это отношение отнюдь не исчерпывает того отношения, в котором сырье и орудие труда выступают как моменты самого капитала.

Впрочем, экономисты преподносят продукт еще и в совсем иной связи, как третий элемент субстанции капитала. Это — продукт, поскольку его назначением является выходить как из процесса производства, так и из обращения и быть непосредственным предметом индивидуального потребления: approvisionnement, как называет его Шербюлье[130]. А именно: это — те продукты, которые должны быть налицо для того, чтобы рабочий жил в качестве рабочего и был в состоянии прожить во время производства до тех пор, пока не будет создан новый продукт. Что капиталист обладает способностью обеспечить рабочему такого рода жизнь, вытекает уже из того, что каждый элемент капитала представляет собой деньги и в качестве таковых может быть превращен из самого себя как всеобщей формы богатства в вещество богатства, в предмет потребления. Понятие «фонд жизненных средств»у экономистов относится поэтому только к рабочим; т. е. этот фонд представляет собой деньги, выраженные в форме предметов потребления, в форме потребительной стоимости, деньги, которые рабочие получают от капиталиста в акте обмена между ними. Но это относится к первому акту [обмена между капиталом и трудом]. В какой мере этот первый акт находится в связи со вторым, об этом здесь речь еще не идет. Единственным разделением [овеществленного труда в его отношении к труду как деятельности], которое дано самим процессом производства, является первоначальное разделение, в свою очередь обусловленное различием между овеществленным и живым трудом, т. е. разделение между сырьем и орудием труда. Что экономисты смешивают эти определения, — вполне в порядке вещей, ибо они не могут не смешивать два момента отношения между капиталом и трудом и не смеют фиксировать их специфическое различие.

Итак: сырье потребляется тем путем, что оно видоизменяется, формируется трудом, а орудие труда потребляется тем путем, что его употребляют, используют в этом процессе. С другой стороны, труд тоже потребляется тем путем, что он применяется, приводится в движение и что, стало быть, расходуется определенное количество мускульной силы и т. д. рабочего, в результате чего рабочий утомляется и изнуряется. Однако труд не только потребляется, но вместе с тем переходит из формы деятельности в форму предмета, покоя, фиксируется в предмете, материализуется; совершая изменения в предмете, труд изменяет свой собственный вид и превращается из деятельности в бытие. Концом процесса производства является продукт, в котором сырье оказывается связанным с трудом, а орудие труда тоже превращается из простой возможности в действительность тем, что становится действительным проводником труда; но в то же время орудие труда вследствие своего механического или химического отношения к материалу труда само потребляется при этом в своей покоящейся форме.

Все три момента процесса производства: материал, орудие, труд, сливаются в нейтральном результате — продукте. Вместе с тем в продукте оказываются воспроизведенными те моменты процесса производства, которые были в этом процессе потреблены. Поэтому процесс в целом выступает как производительное потребление, т. е. как такое потребление, которое заканчивается не ничем и не простым субъективированием предметного, но само в свою очередь положено как некоторый предмет. Это потребление есть не простое потребление вещественного, а потребление самого потребления; в снятии вещественного здесь заключено снятие этого снятия, а потому — полагание вещественного. Придающая форму деятельность потребляет предмет и потребляет саму себя, однако она потребляет только данную ей форму предмета с тем, чтобы придать ему новую предметную форму, и потребляет саму себя только в своей субъективной форме, в форме деятельности. В предметах она потребляет предметное — безразличие по отношению к форме, — а в деятельности потребляет субъективное; предмет она формирует, саму себя материализует. Но в качестве продукта результат процесса производства является потребительной стоимостью.

[III—12] Если мы рассмотрим теперь полученный до сих пор результат, то найдем:

Во-первых. Благодаря присвоению труда, включению его в капитал, — деньги, т. е. акт покупки права распоряжаться рабочим, выступают здесь только как средство вызвать этот процесс, а не как момент самого этого процесса, — капитал приходит в брожение и становится процессом, процессом производства, в котором, как в совокупном целом, капитал как живой труд относится к самому себе не только как к овеществленному труду, но, так как это есть овеществленный [опред-меченный] труд, он относится к себе как к простому предмету труда.

Во-вторых. В простом обращении, — пока товар и деньги оставались моментами обращения, — сама субстанция товара и денег была безразлична для определения формы. Товар, поскольку дело касалось его субстанции, как предмет потребления (потребности) выпадал из экономического отношения. Деньги, когда их форма приобретала самостоятельное бытие, еще сохраняли связь с обращением, но лишь в отрицательном смысле, и были только этим отрицательным отношением к обращению. Будучи фиксированы сами по себе, деньги тоже угасали в мертвой материальности, переставали быть деньгами. И товар и деньги были выражениями меновой стоимости и отличались друг от друга только как всеобщая и как особенная меновая стоимость. Само это различие было в свою очередь чисто мысленным, так как в действительном обращении оба определения сменяли друг друга, а если рассматривать каждое из них само по себе, то деньги сами были особенным товаром, а товар в качестве цены сам являлся всеобщими деньгами. Различие между ними было только формальным. Как товар, так и деньги выступали в одном из этих определений лишь потому и лишь постольку, поскольку они не выступали в другом определении. Теперь же, в процессе производства, сам капитал как форма отличает себя от себя как субстанции. Он оказывается одновременно обоими этими определениями и вместе с тем является отношением обоих определений друг к другу. Но:

В-третьих. Капитал выступал в качестве этого отношения еще только в себе. Отношение это еще не положено или само оно является положенным только лишь в определении одного из двух моментов, а именно вещественного момента, который внутри самого себя различается как материя (сырье и орудие) и форма (труд) и в качестве отношения обеих, в качестве действительного процесса сам в свою очередь представляет собой лишь вещественное отношение — отношение обоих вещественных элементов, образующих содержание капитала, отличное от его отношения формы как капитала.

Если мы рассматриваем капитал с той его стороны, с которой он первоначально выступает в отличие от труда, то в процессе производства он представляет собой лишь пассивное, лишь вещественное бытие, в котором полностью погашено то определение формы, в силу которого он является капиталом, т. е. некоторым для-себя-сущим[131] общественным отношением. В процесс производства капитал вступает только со стороны своего содержания, т. е. он вступает в этот процесс как овеществленный труд вообще; однако то, что он является овеществленным трудом, это для того труда, отношение которого к капиталу и образует процесс производства, совершенно безразлично; более того, капитал вступает в процесс производства и перерабатывается в нем только как предмет, а не как опредмеченный [овеществленный] труд. Хлопок, превращаемый в хлопчатобумажную пряжу, или хлопчатобумажная пряжа; превращаемая в ткань, или ткань, служащая материалом для набивки и окраски, — существуют для труда только как имеющиеся в наличии хлопок, хлопчатобумажная пряжа, ткань. В том качестве, в каком они сами представляют собой продукты труда, овеществленный труд, они ни в какой процесс не вступают, а вступают они в процесс только в качестве материальных существований с определенными натуральными свойствами. Каким образом эти натуральные свойства были им приданы, это совершенно не касается отношения к ним живого труда; для последнего они существуют лишь постольку, поскольку они существуют в отличие от него самого, т. е. поскольку они существуют как материал труда.

Все это имеет место, коль скоро исходят из капитала в его предпосланной труду вещественной форме. С другой стороны, поскольку труд в результате обмена между капиталом и рабочим сам стал одним из вещественных элементов капитала, само его отличие от вещественных элементов капитала есть только вещественное отличие: вещественные элементы капитала находятся в форме покоя, труд — в форме деятельности. Это отношение есть вещественное отношение одного из элементов капитала к другому, но не собственное отношение капитала к ним обоим.

Итак, капитал, с одной стороны, выступает при таком рассмотрении только как пассивный предмет, в котором погашено всякое отношение формы; с другой стороны, он выступает только как простой процесс производства, в который капитал как таковой, как отличный от своей субстанции, не входит. Капитал здесь вовсе не выступает даже и в той своей субстанции, которая присуща ему самому, — как овеществленный труд, ибо такова субстанция меновой стоимости, — а выступает только в натуральной форме бытия этой субстанции, в которой погашено всякое отношение к меновой стоимости, к овеществленному труду, к самому труду как потребительной стоимости для капитала, а потому погашено также всякое отношение к самому капиталу.

Рассматриваемый с этой стороны, [III—13] процесс капиталистического производства совпадает с простым процессом производства как таковым, в котором определение капитала как капитала точно так же погашено в форме процесса, как было погашено в форме стоимости определение денег как денег. В тех пределах, в которых мы до сих пор рассматривали процесс производства, в него вовсе не входит для-себя-сущий капитал, т. е. вовсе не входит капиталист. Труд потребляет в качестве сырья и орудия труда не капиталиста. Да и потребляет [эти вещи] тоже не капиталист, а труд. Таким образом, процесс производства капитала выступает не как процесс производства капитала, а просто как процесс производства, капитал же в отличие от труда выступает только в вещественной определенности сырья и орудия труда. Вот эту-то именно сторону — которая не представляет собой всего лишь произвольную абстракцию, а является абстракцией, совершающейся в самом процессе производства — экономисты и фиксируют для того, чтобы изобразить капитал как необходимый элемент всякого процесса производства. Конечно, они могут это делать только потому, что забывают, что надо понаблюдать его поведение как капитала во время этого процесса.

Тут уместно будет обратить внимание на один момент, который впервые здесь не только выступает вперед с точки зрения наблюдения, но и дан в самом экономическом отношении. В первом акте, в обмене между капиталом и трудом, труд как таковой, как для-себя-сущий труд, необходимо выступал в виде рабочего. Точно так же здесь, во втором процессе, капитал, вообще говоря, дан как для-себя-сущая, — так сказать, самодовлеющая, — стоимость (в деньгах это было выражено только как стремление). Но для-себя-сущий капитал — это капиталист. Правда, социалисты говорят: нам нужен капитал, но не капиталист[132]. В этом случае капитал представляется просто как вещь, а не как производственное отношение, которое, будучи рефлектировано в себя, как раз и является капиталистом. Я могу, конечно, отделить капитал от этого отдельного капиталиста, и он может перейти к другому капиталисту. Но, теряя капитал, капиталист теряет и свойство быть капиталистом. Следовательно, капитал может быть отделен от отдельного капиталиста, но не от капиталиста вообще, который как таковой противостоит рабочему вообще. Так и отдельный рабочий может перестать быть для-себя-бытием труда; он может получить деньги в наследство, украсть их и т. п. Но тогда он перестает быть рабочим. В качестве рабочего он есть только для-себя-сущий труд. (Это следует потом развить дальше. )