 |
Статус в настоящее время. Общая оценка
|
|
|
|
Очевидно, что за годы работы Кеттел создал большую и сложную теорию личности. Просто как интеллектуальное достижение ее следует считать стоящей в одном ряду с другими теориями, описанными в этой книге. Равным образом понятно, что Кеттел и его сотрудники получили такое количество соотносящихся с его теорией эмпирических данных, которое превосходит полученное большинством из обсуждавшихся теоретиков. И тем не менее, обзор работ Кеттела неизменно побуждает смесь восторга и неловкости, иногда с преобладанием первого (Sells, 1959), иногда – последнего (Gordon, 1966). В глубоком анализе (Goldberg, 1968) высказано предположение, что эта амбивалентность связана с путаницей между Кеттелом-стратегом и Кеттелом – тактиком:
"В действительности вся предшествующая критика в адрес Кеттела была обращена к Кеттелу-тактику и отметала Кеттела-стратега – ошибка, равная игнорированию Фрейда на том основании, что свободные ассоциации являются плохой методикой измерения. Кеттела резко критиковали, поскольку его попытка составить карту "всего пространства структуры личности" не дало ему возможности сконцентрироваться на одной ограниченной части этой общей задачи" (с. 618).
Это представляется точным. Сама широта теоретических интересов Кеттела бросала его в новый проект раньше, чем предыдущий находил твердое реальное воплощение. Большие фрагменты теоретических построений Кеттела стоят на очень шатких эмпирических опорах (Весker, 1960). Но большие фрагменты любой широкой теории личности должны стоять на шатких опорах – по крайней мере, при жизни теоретика, если большую часть работы он делает сам. Хорошее исследование личности – дело небыстрое и дорогое. К великой чести Кеттела, большая часть его теории имеет столько эмпирических оснований, сколько имеет.
|
|
|
О теории Кеттела нельзя сказать, что она популярна в том смысле, в каком популярны или были популярны теории Фрейда, Роджерса, Салливана или даже Олпорта или Мюррея, хотя она и привлекла небольшую и активную группу сторонников. Частично это связано с некоторой недоступностью технических процедур факторного анализа и дискуссиями относительно его спорности, что может отталкивать читателя, ориентированного на каузальность. Частично это связано с тем, что иногда преувеличенные эмпирические требования и случающееся очернение альтернативных подходов недостаточны, чтобы завоевать искушенного читателя. Это вызывает глубокое сожаление, поскольку именно последние могут оценить то главное, что содержится в богатстве теоретических идей Кеттела и в его сокровищнице сырых фактов, собранных на протяжении лет в его лаборатории. В любом случае, следует помнить, что теория Кеттела все еще активно развивается – сейчас нет необходимости в конечной ее оценке.
Теории личности, основанные на факторном анализе, отражают современный интерес психологии к количественным методам и, в свою очередь, находят отражение в огромном количестве специально организованных исследований личности. Гилфорд, Айзенк, Кеттел, как и другие, работающие в этой области показали готовность превращать свои теоретические идеи в эмпирические действия. В отличие от других психологических теорий, здесь нет тенденции к разработке отвлеченных абстракций в то время, как эмпирика остается далеко на втором плане. Фактически, здесь трудно четко отделить теорию от эксперимента. Эта эмпирическая сила кажется гарантией на будущее, не только в связи с явным талантом тех, кто уже работает в этой области, но и потому, что те, кого привлекают эти положения, почти наверняка будут придерживаться той же ориентации. Иными словами, сама суть этой позиции гарантирует, что те, кто ее примет, будут ориентированы на эмпирику. Далее, само обаяние количественного подхода, под которое попали современные психологи, делает маловероятным недостаток в ученых, заинтересованных в разработке и развитии этой области размышлений и эмпирических открытий.
|
|
|
В область психологии, для которой характерна субъективность, теоретики, придерживающиеся факторного анализа, внесли благоприятную ауру строгого мышления и внимания к конкретике. Там, где большинство теоретиков личности удовлетворялись тем, что разрабатывали понятия и принимали допущения, направляющие исследователя в болото противоречивых и неясных смыслов, теоретики-факторники склонны формулировать свои убеждения в форме простой и ясной системы параметров или факторов. Таким образом, простота и ясность – кардинальные черты этого направления теоретизирования.
Формулировки теоретиков-факторников не только экономичны и ясны, они также операциональны. Более, чем почти любая другая ветвь психологической теории, эта позиция предполагает ясные и недвусмысленные эмпирические дефиниции. Теоретик-факторник многое заимствует у традиционного психометриста в разработке адекватных средств измерения и склонен задаваться широкими, но важными вопросами относительно единиц измерения, внутренней согласованности и повторяемости, что благотворно влияет на тех коллег, кого детали измерения заботят меньше.
В то время как большинство теоретиков личности пришли к своим представлениям относительно важнейших переменных личности в основном интуитивно, эти теоретики предлагают объективные и повторяемые процедуры для определения переменных. Хотя можно спорить по поводу того, что эти переменные определены посредством факторного анализа, а не тестами, в него включенными, нельзя оспорить то, что факторный анализ как минимум дает возможность проверить, действительно ли существует та переменная, которая предполагалась и была представлена в изначальном измерении. Иными словами, даже если факторный анализ зависит от предшествующих идей – а это действительно так – он дает средство оценки плодотворности этих идей. Напротив, многие теоретики личности породили множество переменных личности, не подвергая их эмпирическому испытанию.
|
|
|
Большинство теоретиков личности больше обязаны клинике, чем комнате для вычислений. Соответственно, неудивительно, что многие психологи отнеслись к факторной теории как к контрабанде. Один из наиболее энергичных и частых упреков заключается в том, что теоретик-факторник создает систему артефактов, не имеющих в действительности отношения ни к одному отдельному индивиду и, следовательно, искажает и извращает реальность. Такая точка зрения ярко выражена Олпортом (1937):
"Вся популяция (чем больше, тем лучше) перемалывается в жерновах, и смешение осуществляется столь искусно, что выходящее – это связка факторов, в которой каждый индивид утрачивает свою самобытность. Его диспозиции перемешаны с диспозициями всех. Факторы, полученные таким образом, отражают средние тенденции. Представляет ли фактор реальную органичную диспозицию в любой индивидуальной жизни, не показывается. Все, что можно сказать с уверенностью, это то, что фактор – эмпирически выведенный компонент усредненной личности и что усредненная личность – абсолютная абстракция. Это возражение особенно очевидно, когда мы сознаем, что факторы, полученные таким образом, редко напоминают диспозиции и черты, определяемые на основе клинического метода при интенсивном изучении индивида" (с. 244).
Как мы уже видели, факторный анализ может иметь дело с уникальным индивидом, однако последний вопрос не снимается. Сущность этого возражения сводится к тому, что выявленные факторы не имеют психологического смысла и, следовательно, не соответствуют наблюдениям других исследователей человеческого поведения. Таким образом, большинство психологов попросту не считают факторы полезными при описании индивидуального поведения. Читателю следует заметить, что факторный аналитик попадает при этом в опасное положение, поскольку, если факторы близко соответствуют предшествующим наблюдениям за человеческим поведением, исследователя можно упрекнуть в том, что он изобрел трудный и долгий путь к тому, что очевидно. Если этого соответствия нет, его можно обвинить в том, что он привносит путаницу туда, где ее и так достаточно. Наше обсуждение представлений Кеттела о поверхностных и исходных чертах проясняет тот факт, что факторный аналитик не обязательно полагает, что факторы непременно будут точно соответствовать результатам простого наблюдения за поведением. В самом деле, такие теоретики хотят выйти за пределы простого наблюдения и раскопать неожиданные переменные. Более того, скажет сторонник факторного анализа, по прошествии времени, с аккумуляцией новых эмпирических открытий эти факторы станут столь же осмысленными, что общеупотребимые психологические переменные, и при этом более полезными. Подтвердится ли это – вопрос времени.
|
|
|
Другая распространенная критика заключается в том, что факторный анализ на выходе представляет не больше, чем на входе. Факторный аналитик возражает против субъективности и снижает ее там, где она обычно встречается, но в действительности попросту сдвигает субъективность или интуицию к той точке, где решает, какие тесты или измерения должны быть внесены в корреляционную матрицу. Критика такого рода вполне валидна там, где теоретик полагает факторный анализ методом, который, будучи применен к любому набору переменных, даст фундаментальную картину личности. Однако позиция многих факторных теоретиков иная. Например, метод критериального анализа Айзенка требует от исследователя предварительной гипотезы относительно природы психологического фактора, а представления Кеттела о моделировании определенной личностной сферы дает разумную основу для более широкого исследовательского подхода.
Другие критики указывают на неизбежность субъективности при именовании факторов, выявленных в результате факторного анализа. В частности, если элементы, образующие фактор, очень различны, а это случается часто, исследователь вынужден обращаться к воображению и изобретательности в поиске общего наименования, как клиницист при описании единственного глубоко изученного случая. Последние два пункта можно объединить в виде претензии относительно того, что строгий и эмпирический контроль, заявленный в факторном анализе, неравномерно распространяется на процесс исследования. Так, критики такого рода утверждают, что, в то время как факторный анализ может осуществляться с большой тщательностью и вниманием к детям, такое же внимание не всегда присутствует на этапах, ведущих к тому, из чего выводятся факторы, или в процессе интерпретации фактора.
|
|
|
Множество несогласий среди факторных аналитиков относительно этапов обсчета и интерпретации представляют готовую мишень для упреков. Если этот метод столь объективен и рационален, то почему те, кто о нем больше всего знает, меньше всего согласны по поводу того, как его нужно осуществлять? Если сами сторонники факторного анализа не могут договориться, то почему менее искушенная публика должна считать слово любого из них окончательным? Хотя многие из ранних методологических противоречий между сторонниками факторного анализа теперь во многом разрешены, остается тем не менее несколько важных вопросов, например, относительно достоинств ортогональной и наклонной ротации и о том, сколько факторов следует выводить из данной корреляционной матрицы.
Многие психологи вообще не считают сторонников факторного анализа теоретиками. Некоторые системы просто определяют важные переменные или факторы – без обращения к процессу развития или подробных допущений относительно поведения, что необходимо для осуществления предсказаний того, что не наблюдалось. Как мы уже видели, эта критика неприменима к Кеттелу; неприменима она и к Айзенку, и к Гилфорду, у которых факторы находят свое место в теоретической системе.
Обязательный акцент на количественной оценке редуцирует число проблем и переменных, с которыми имеет дело факторный аналитик. Так, многие теоретики личности полагают, что ранний упор на количественное описание явлений воплощается в искусственном и преждевременном закрытии области, которая все еще представляет поле для исследований. Эти критики утверждают, что, хотя факторный анализ имеет целью открытие глубинных измерений личности в полном смысле, то, данные какого рода могут быть использованы, накладывает существенные ограничения на природу добываемых переменных.
Какова бы ни была дальнейшая судьба факторных теорий, ясно, что их внимание к ясности и адекватным стандартам измерения представляют очень здоровую силу. Можно спорить по поводу того, представляет ли содержание факторных теорий продуктивный вклад в будущее теории личности, но стиль или способ подхода этих теоретиков несомненно повлияет на то, как будет развиваться теория будущего.
13.
СТИМУЛ-РЕАКТИВНАЯ ТЕОРИЯ
Здесь мы представим наиболее изящную, наиболее экономичную теорию личности, чья связь с естественно-научными предшественниками самая тесная. Стимул-реактивная (S-R) теория, по крайней мере, может быть точно обозначена как лабораторная теория – в противовес другим, где более важна была роль клинического или естественного наблюдения. Этому соответствует ясность позиции, экономичность формулировок и серьезные усилия в плане поиска эмпирических соответствий основным теоретическим понятиям.
В реальности не существует единой S-R теории, существует несколько теорий, в большей или меньшей степени друг друга напоминающих, но в тоже время обладающих определенными характерными свойствами. Эти системы в начале были направлены на описание усвоения и ретенции новых форм поведения, появляющихся в опыте. Таким образом, неудивительно, что основное внимание уделяется процессу научения. Не игнорируя врожденных факторов, – теоретик в первую очередь озабочен процессом, посредством которого индивид опосредует между порядком ответов и огромным разнообразием стимуляции (внутренней и внешней), на него воздействующей.
Хотя нет нужды подробно обсуждать сложные истоки S-R теории, навряд ли будет удобно представить эту теорию без упоминания роли Ивана Павлова, Джона Б.Уотсона и Эдварда Л.Торндайка. Выдающий русский физиолог Иван Павлов (1906, 1927) открыл тип научения, который известен как классическое обусловливание. Павлов смог продемонстрировать, что посредством одновременного предъявления безусловного стимула (мясного фарша) и условного стимула (звука камертона) можно сделать так, что условный стимул в конце концов будет вызывать реакцию (слюноотделение), вначале возникавшую только на безусловный стимул. Акт слюноотделения в ответ на звук камертона рассматривается как условная реакция.
В руках ряда американских психологов этот процесс классического обусловливания стал средством построения объективной; психологии, имевшей дело лишь с тем, что можно наблюдать. Джон Б.Уотсон (1916, 1925) был лидером этого направления. Он отрицал доминировавшее тогда представление о психологии как об уникальной науке, направленной на раскрытие структуры сознания на основе самонаблюдения. Психология, полагал он, должна изучать поведение, используя те же типы объективных методик, что и естественные науки. Он взял Павловский принцип обусловливания и, сочетая его с уже разработанными им самим идеями, представил миру точку зрения, которую назвал "бихевиоризмом". Эта объективная и уделяющая внимание среде точка зрения быстро стала отличительной для американской психологии и даже теперь она тесно связана с тем, что отличает психологию именно в этой стране. В то же время, когда развивались эти идеи, Эдвард Торндайк (1911, 1932) показал важность награды и наказания в процессе научения, а его "закон эффекта" стал одним из краеугольных камней современной, теории научения. Несмотря на решающую роль идей Павлова, теория научения, с ее вниманием к объективности, тщательному построению эксперимента и сильным "привкусом" функционализма – одна из самых "американских" из всех обсуждаемых нами теорий.
Построению теории научения психологи посвятили больше размышлений и творческой активности, чем любой другой современной теории. Идеи и исследования Эдварда Л.Торндайка, Джона Б.Уотсона, Эдварда К.Толмена, Эдвина Р.Гатри, Кларка Л.Халла, Кеннета У.Спенса и других привели к тому, что главный интерес американских психологов в течение третьего десятилетия этого века сместился в сторону процесса научения. В последующие десятилетия главные теоретические проблемы психологи обсуждались в рамках теории научения. Такие теоретики, как Торндайк, Халл, Спенс и Гатри обсуждали процесс научения как включающий ассоциативные связи между сенсорными и моторными процессами. Большая часть разногласий касалась этого теоретического представления о процессе научения. Эдвард Толмен, один из основных теоретиков этого периода, разделял точку зрения, что эмпирическая задача теоретика научения – определить влияние среды, детерминирующее поведение, но рассматривал научение как развитие организованных когнитивных процессов относительно сенсорных, или стимульных, событий. Левин также предпринимал шаги в направлении развития теории когнитивного типа, хотя не интересовался процессом научения глубоко и постоянно. Большая часть экспериментальной работы, вдохновленной этими дебатами, представляла исследование относительно простых форм научения, в частности, у животных. В последние десять-пятнадцать лет экспериментальные психологи демонстрируют возросший интерес к освоению языка, памяти, сложным мыслительным процессам человека. Как отражение этого поворота были созданы теории познавательных процессов и информационных процессов, мало напоминающие ассоциативные теории.
Как следует из названия этой главы, мы будем рассматривать представления, базирующиеся на S-R теории или те, у истоков которых стоят традиции бихевиоризма, хотя в них вошли и недавние размышления о когнитивных процессах. Конкретнее, мы особое внимание уделим попыткам обобщить или применить теоретическую позицию Кларка Халла (1943, 1951, 1952) к феноменам, представляющим интерес для психолога, занимающегося проблемами личности. По каким причинам в центре нашего внимания оказываются представления, испытавшие влияние Халла и его работы? Прежде всего, эта теоретическая позиция одна из наиболее стройных и высоко развитых среди разработанных теорий. Эта точка зрения представлена более развернуто, более адекватно формализована и благоприятствовала связанным с ней эмпирическими исследованиями более, чем любая с ней сравнимая. Во-вторых, что более важно, в основном именно интеллектуальные наследники Халла и Спенса сделали наиболее серьезные и систематические попытки применить свои теории, возникшие в лабораториях, к пониманию личности. Особенно привлекательная черта теории Халла – внимание к роли мотивации в детерминации поведения.
Б.Ф.Скиннер, главная фигура в области научения, также сделал замечательный вклад во многие сферы психологии, включая проблемы функционирования личности. Его позиции будет посвящена отдельная глава.
В отличие от уже обсуждавшихся теорий, рудименты S-R позиции разрабатывались в связи с данными, которые по видимости мало похожи на то, что представляет главный интерес для психолога, исследующего личность. Было бы преувеличением сказать, что белые крысы сыграли в становлении этой области теории большую роль, чем испытуемые-люди, но истинная правда, что представители низших видов сыграли в развитии этой теории большую роль, чем в развитии любой другой из обсуждавшихся. Не стоит, однако, преувеличивать значение истоков этой теории. Теорию следует оценивать с точки зрения того, что она собой представляет, а не того, откуда она вышла. Халл, интеллектуальный отец этой позиции, уже в самом начале своих теоретических поисков прояснил свое намерение создать общую теорию человеческого поведения. Лишь по стратегическим соображениям он предпочел разрабатывать свои начальные идеи на относительно стабильной основе – поведении животных в тщательно контролируемой ситуации. Таким образом, сущность его теории нельзя свести к изучению низших организмов в связи с убежденностью в том, что все поведенческие проблемы можно разрешить таким образом. Нет, он полагал, что простота низших организмов обеспечит определенный фундамент, который, будучи разработан посредством изучения сложного человеческого поведения, может оказаться стержнем построения достойной теории поведения. Эта готовность изменить и расширить периферическую часть своей теории, в то же время устанавливая определенные допущения и понятия, явно продемонстрирована в работе многих учеников Халла. В соответствии с этой точкой зрения, мы не будем пытаться отследить тонкости теории Халла, а сконцентрируемся на попытках модифицировать или разработать его теорию так, чтобы обратиться к поведению, представляющему решающий интерес для психолога, занимающегося личностью. Выдающийся пример такой "выведенной" теории содержится в работе Долларда и Миллера, и в первую очередь мы рассмотрим именно эту позицию. Заслуживают упоминания и труды многих других, но ограниченность пространства позволит нам лишь кратко рассмотреть взгляды некоторых: Айзенка, Уолпа (Wolpe, J.) и Бандуры (Bandura, А.).
Прежде чем обратиться к деталям этих теорий, следует сказать несколько слов об Институте человеческих отношений при Йельском университете. Это заведение было основано в 1933 году под руководством Марка Мэя (Mark May) в попытке привнести большее сотрудничество и интеграцию в психологию, психиатрию, социологию и антропологию. Институт включал все эти – традиционно изолированные – области. Первые десятилетия его существования – один из самых плодотворных периодов сотрудничества в области наук о поведении, который когда-либо существовал в каком-либо американском университете. Хотя Кларк Халл обеспечил этой группе теоретический фундамент, ее активность ни в коей мере не определялась в первую очередь экспериментальной психологией. В самом деле, социальная антропология, изучение социальных аспектов поведения людей в "неграмотных" обществах составляла важный элемент интеллектуальной работы этой группы, в ней был развит интерес к психоаналитической теории, что внесло важный вклад в теоретические идеи и исследования членов группы. В течение этих десяти лет получила подготовку замечательная группа молодых людей – либо в качестве студентов-выпускников, либо членов персонала, и на всех них этот опыт, как представляется, оказал сильное и продолжительное влияние. Среди выдающихся членов этой группы были Джадсон Браун (Judson Brown), Джон Доллард (John Dollard), Эрнст Хилгард (Ernest Hilgard), Карл Ховлэнд (Carl Hoviand), Дональд Маркиз (Donald Marquis), Ник Миллер (Neal Miller), О. X. Маурер (О. Н. Mowrer), Роберт Сирс (Robert Sears) Кеннет Спенс (Kenneth Spence), Джон Уайтинг (John Whiting). Именно деятельность Института человеческих отношений, руководимого Марком Мэем, вдохновленная идеями Кларка Халла и оживленная творческими исследованиями тех, кто только что упомянут, привела к результатам, которые мы обсудим в этой главе.
|
|
|
