Собака по кличке Моппет у маленькой девочки 8 глава

Вскоре Тимба отказалась от еды. Потом перестала пить, а потом она сделала то, что потрясло меня своей определенностью и неотвратимостью: она отказалась жить. Больше, несмотря на боль, мы не услышали от нее ни звука. Скоро все должно было закончиться, и Тимба это знала. Мое сердце разрывалось, ибо я должна была решить, позволить ли ей умереть самой, испытывая эту непрерывную боль, или же гуманнее будет усыпить ее.

Мы еще раньше обсуждали это с доктором Туроффом. Вечером я позвонила в клинику и договорилась, что утром мы привезем Тимбу; она не должна была и дальше так страдать.

По несчастному стечению обстоятельств, этот день совпал с днем рождения Лекси. Ей исполнялось пять лет, и мы уже давно решили устроить праздник. Теперь же, едва заговорив о предстоящем празднике, Лекси прерывала сама себя: «А что с Тимбой? Ей больно?» Нельзя было сказать девочке, что обожаемая Тимба – та Тимба, глядя на которую, она впервые произнесла слово «собака», – так сильно страдает, что должна умереть в ее, Лекси, день рождения. Мы ответили, что Тимба болеет, и утром мы поедем к ветеринару.

Лекси не успокаивалась. «С ней все будет хорошо? Она поправится?» И мы лгали, говоря, что все будет в порядке.

Вечером я позвонила своей приятельнице Бригите. Лекси дружила с ее дочерью Элис. Они знали друг друга с пеленок, а мы с Бригитой иногда по очереди сидели с ними обеими. Я попросила ее утром забрать Лекси к себе на какое-то время. Когда Бригита узнала, в чем дело, то очень расстроилась: она тоже любила Тимбу. Стараясь облегчить мне грядущий день, она предложила зайти и забрать Лекси утром, но я сказала, что мы сами ее привезем.

Утром мы отвезли Лекси к Бригите и вернулись домой.

С доктором Туроффом мы договорились на девять часов. Он должен был открыть служебный вход, чтобы нам не пришлось идти через приемную.

Мы отнесли Тимбу в машину и через двадцать минут подъехали к клинике, боковая дверь ее была приоткрыта.

Я придержала дверь, а Дэвид занес Тимбу внутрь и прошел с ней в смотровую. Доктор Турофф ожидал нас вместе со своим ассистентом – всегда приветливым и немногословным молодым человеком. Муж осторожно положил собаку на стол. Я наклонилась и стала с ней разговаривать, а Дэвид стоял рядом. Даже сейчас, страдая от боли, она смотрела на меня глазами, полными любви, а я гладила ее и говорила, какая она хорошая и что все будет в порядке. Тимбе выбрили небольшой участок на внутренней стороне правой ноги. На стол упал клочок белой шерсти, и я спрятала его в карман. Доктор приготовил два шприца, в одном было снотворное для Тимбы, в другом – то, что остановит ее сердце.

Доктор подошел к Тимбе, потом повернул к нам расстроенное лицо и спросил: «Вы готовы?». Помедлив, я сказала: «Да».

Пока иглу вводили в вену, я смотрела Тимбе в глаза, гладила ее по голове и повторяла: «Хорошая девочка, Тимба. Хорошая девочка. Я люблю тебя, Тимба». Через несколько минут тело собаки, такое напряженное от боли, начало расслабляться: ей больше не было больно. Доктор подождал, потом сделал второй укол. Мы с Дэвидом гладили Тимбу и смотрели ей в глаза. Еще секунду она была с нами, а потом со сжавшимся сердцем я встретила остекленевший взгляд и увидела, как тихо опустилась на стол голова.

Ну, возможно ли было уйти от этой собаки? Как ее покинуть? Я погладила ее, в последний раз вдохнула ее запах, и сердце защемило от аромата диких трав и полевых цветов. Дэвид взял меня за руку; уходя, я остановилась, чтобы еще раз увидеть мое самое красивое существо на свете.

Я не могла прийти в себя ни на улице, ни в машине по дороге домой; дома же надо было взять себя в руки. У Бригиты нас ждала дочь, через два часа должны были собраться гости. Это был праздник Лекси, и я не могла позволить себе испортить его, дав волю слезам. И весь этот долгий день я заставляла себя улыбаться.

Мы устроились в садике за домом. Пришли моя мама, Паула, Бригита с мужем Крисом и Элис, мой брат, а также несколько друзей Лекси вместе со своими родителями. Глядя, как девочка радостно рассматривает подарки, как задувает свечи и загадывает желание, я подумала, что она заслужила право на счастливый день рождения.

Вечером, уложив Лекси, я ушла во двор и там, в темноте, выплакала наконец свое горе.

В тот день мы ничего не сказали Лекси. Зная, каким ударом это для нее будет, мы решили, что смерть Тимбы не должна ассоциироваться у дочки с днем ее рождения. Нужно было сделать так, чтобы для Лекси эти два события не совпали во времени. Когда она спрашивала о Тимбе и в день рождения, и в последующие дни, мы отвечали, что она все еще в больнице и останется там какое-то время. Лекси нам верила.

Через десять дней, в пятницу – чтобы у девочки впереди было два выходных дня для осознания случившегося – мы сели с ней на диван, сказали правду и объяснили, почему так долго молчали. У нее по лицу потекли слезы «Тимба умерла?»

Мы рассказали о том, что произошло в клинике, и что Тимба умерла очень спокойно. Лекси все поняла и со всем согласилась. А потом опять заплакала.

Долгие месяцы я могла только оплакивать Тимбу. А потом на смену печали пришло чувство радости за нее и за ту жизнь, которую она прожила. Пришло понимание того, какое это было счастье, что мы с ней повстречались. Эта собака была чудом! Целых четырнадцать счастливых лет бок о бок с нами жило существо из другого мира – того мира, где на огромных безлюдных просторах ветер шумит в кронах высоких деревьев. Это было, как если бы сам лунный свет спустился к нам, а ведь Тимба не только признала – она полюбила нас всей душой.

 

Ротвейлер по имени Бу

 

О мертвых не принято говорить плохо, это и понятно: ни к чему омрачать светлую память об ушедших. Как правило, это касается только людей. Но я с этим не согласна. Несмотря на мое глубокое уважение ко многим умершим людям, именно собаки всегда служили для меня эталоном надежности и преданности, каждая из них открывала для меня новые грани таких понятий, как верность, душевное тепло, любовь, правда моей жизни. Всем сердцем я благодарна Моппет, Делле и Тимбе. И о собаке, встреча с которой вам предстоит, я тоже не хочу «говорить плохо». Речь пойдет о ротвейлере по имени Бу. Чтобы стало понятно, зачем понадобилось такое длинное вступление, я признаюсь в том, что и по сей день считаю себя виноватой перед Бу. При всей моей любви к нему мы совершенно не сошлись характерами. Смысл жизни этот 60-килограммовый танк видел в том, чтобы стереть с лица земли все, что, по его мнению, несло в себе хотя бы намек на опасность. Конечно, мне хотелось иметь собаку, которая сумеет защитить меня, но вместе с тем я ожидала, что новый щенок, как и все мои предыдущие собаки, согреет мое сердце. Бу имел свое мнение на этот счет.

Но обо всем по порядку. Если сейчас на улицах и в парках, особенно в больших городах, можно встретить множество собак этой породы (по данным Американского клуба собаководства, ротвейлеры по популярности занимают в США четвертое место), то, когда я взяла Бу, ротвейлеров редко кто держал. Современные ротвейлеры – эти длинные, худые и плохо держащиеся на ногах жертвы инбридинга – за редким исключением скорее похожи на упитанных доберманов. Бу был настоящим ротвейлером немецких кровей, обладал бычьей силой, а его битком набитая мозгами голова была столь велика, что – как мы шутили – могла использоваться как сервировочный столик. На чрезвычайно выразительной морде выделялись маленькие глазки-буравчики, которыми он смотрел на мир со своей собственной точки зрения.

Происходило это в 1989 году. Грин Виллидж процветал, Лекси шел шестой год, со смерти Тимбы прошло пять месяцев. Это было странное и печальное время; жизнь казалась пустой: каждое утро я просыпалась без Тимбы и каждый вечер возвращалась в дом, где ее не было. Я бережно хранила ее поводок и миску, убрать их – означало окончательно смириться с мыслью, что Тимбы больше нет. И все-таки я это сделала. Мне кажется, обзаводиться новой собакой можно лишь тогда, когда вы готовы полностью открыть для нее свой ум и свое сердце. Почувствовав, что готова посвятить себя новому щенку, я специально решила поискать собаку совершенно другой породы и нашла ротвейлера.

Породу в то время мало кто знал, увидеть ее представителей можно было разве что на выставках. Какая-то информация помещалась на последних страницах специальных журналов, но и там объявления о продаже щенков ротвейлера появлялись нечасто.

Впервые я увидела эту собаку в фильме «Омен» в начале 90-х годов. Кроме того, одного-единственного представителя этой породы можно было встретить в Проспект-Парке. Хозяин был доволен своей собакой, особо подчеркивал ее ум и смелость. Это очень меня воодушевило, и я решила больше узнать о ротвейлерах.

Изучив справочники, я выяснила, что порода имеет очень древние корни. Считается, что современные ротвейлеры произошли от древнеримских пастушьих собак, немного похожих на итальянского мастифа. Тяжелые, мощные животные отличались умом, хорошими сторожевыми качествами, они выполняли обязанности пастухов, охранников, а также участвовали в охоте на львов и диких кабанов. Когда две тысячи лет назад римская армия отправилась завоевывать древний мир, эти прародители ротвейлера шагали вместе с легионами, и не просто так – это были боевые собаки. Кроме того, они пасли и охраняли гурты скота, необходимые для прокорма этой огромной армии. По ночам они же стояли на часах вокруг лагеря.

В 74 году нашей эры римские легионеры перешли через Альпы, покорили древний город на берегах реки Некар (на юге современной Германии) и назвали его Арак Флавия. Следующие два столетия в Араке Флавия процветало животноводство, а вместе с ним росло количество собак подобного типа: они сторожили стада и помогали перегонять скот на рынок. Еще через триста лет римлян вытеснили германские племена, а собаки остались. В средние века Арак Флавия был переименован в Ротвил, но не в честь ротвейлеров; название означает «красная черепица» – она покрывала крыши древнеримских построек, остатки которых обнаружили в VIII веке при возведении на этом месте христианского храма.

В средние века Ротвил был крупным центром скотоводства. Торговцы мясом нуждались в помощи собак, и ротвейлеров становилось все больше (их называли Rottweiler Metzgerhund, т. е. «собаками мясника»). Они помогали перегонять скот на рынок и обратно, а также перевозили мясные продукты на небольшие расстояния. Мясной бизнес процветал до середины девятнадцатого века, а вместе с ним и порода собак-помощников. Затем перегонять скот в Германии запретили, а с появлением железных дорог отпала нужда в этих собаках и как в тягловой силе.

Исторически сложилось, что собак с определенными рабочими качествами разводят в достаточном количестве, если в них есть потребность. А потому численность ротвейлеров резко сократилась. Порода почти исчезла и начала возрождаться лишь в начале двадцатого века благодаря нескольким заводчикам-энтузиастам из Штутгарта. В результате их деятельности появился современный ротвейлер, сочетающий в себе (в улучшенном виде) силу и мужество пастушьих собак, высоко ценимых в Древнем Риме, а также специфику средневековых «собак мясников». Ротвейлеры работают в полиции, несут охранную службу и являются хорошими собаками-компаньонами.

Ротвейлер – собака средней величины, крепкого сложения; ее компактное мускулистое тело покрыто черной шерстью с четкими рыжеватыми отметинами на морде, туловище и лапах. Короткая жесткая шерсть линяет, и ее время от времени надо расчесывать щеткой. Взрослый кобель ротвейлера достигает в холке 60–70 сантиметров, его вес колеблется от 43 до 58 килограммов. Суки имеют от 55 до 63 сантиметров в холке, а весят 36–45 килограммов. (Это еще одна порода, где кобели и суки существенно различаются по внешнему виду: суки мельче и не такие мускулистые, как кобели). Если верить описанию, приведенному в каталоге рабочих собак, ротвейлер обладает спокойным, уравновешенным характером, отличается необыкновенным умом и мужеством, а врожденный инстинкт велит ему защищать дом и членов семьи.

Именно это описание плюс отмеченные во всех книгах о ротвейлерах их мужество, способность к дрессировке, уравновешенность и сыграли решающую роль в моем решении обзавестись собакой этой породы. К тому же про ротвейлеров везде писали, что это «прирожденные охранники». В конце 80-х – начале 90-х годов в стране резко возрос уровень преступности, особенно в городах. Хотя Парк-Слоуп и являл собой оазис покоя и стабильности, слухи о совершенных то там, то тут преступлениях доходили и до нас, мы тоже не чувствовали себя в безопасности. Ко мне в магазин в любой момент мог нагрянуть кто угодно. Мне хотелось иметь собаку, которая сумела бы защитить меня и на работе, и дома. Привлекало и то, что у «ротвейлера высокий уровень интеллекта». У Стенли Корена он стоит на девятом месте: настоящий «собачий гений».

В наши дни владельца ротвейлера так же легко встретить, как и владельца автомобиля. Одиннадцать лет назад я получила в Американском клубе собаководства (American Kennel Club) информацию всего лишь о шести заводчиках, причем пятеро из них жили в штате Огайо.

Я работала шесть дней в неделю и никак не могла отправиться на Средний Запад. Оставалось только просматривать объявления в воскресных выпусках «Нью-Йорк таймс»: так я в свое время нашла Деллу. Мне попалось объявление о продаже щенков ротвейлера в Лонг-Айленде, всего в часе езды от нас. Конечно, продажа щенков с помощью объявления в газете свидетельствует, что заводчик не очень известен, но я подумала: «Кто знает, там могут быть вполне приличные щенки». У меня тут же созрел план мы могли бы все вместе поехать за город, пообедать и заодно посмотреть на щенков. И как-то утром мы всей семьей отправились в первый раз в жизни посмотреть на щенков ротвейлера. Они – все девять – были очаровательны. Очень милой была хозяйка и ее двое детей, увлеченно возившихся со щенками во дворе; те, в свою очередь, были дружелюбны, общительны и своим поведением как будто говорили «Робких среди нас нет!» Они легко шли на контакт и были прекрасно социализированы. Однако их экстерьер оставлял желать лучшего. При всем своем очаровании все девять щенков, даже на мой непросвещенный взгляд, не соответствовали стандартам: слишком хрупкий для ротвейлера костяк, слишком маленькие головы; своим сложением они больше напоминали щенков далматина. Короче говоря, это были «нетипичные ротвейлеры», результат явно дилетантского разведения. Зато хозяйка была очень жизнерадостная и открытая, она даже показала нам фотоснимок, сделанный в момент вязки ее суки с кобелем (экстерьер которого, увы, оставлял желать лучшего), чтобы познакомить нас с отцом всей этой жизнерадостной компании, копошившейся под ногами и теребившей шнурки наших ботинок. Я поблагодарила хозяйку за гостеприимство, сказала, что мы подумаем, попрощалась с ее детьми, погладила щенков, и мы уехали.

В следующий раз, позвонив по объявлению, вместо дружелюбной хозяйки загородного питомника я попала на весьма агрессивно настроенного обитателя городской квартиры. Наш разговор проходил под аккомпанемент непрекращающегося собачьего лая, а человек даже не скрывал, насколько его раздражают мои многочисленные вопросы (что было плохим признаком). Но суть он уловил мгновенно: да, у него есть ротвейлеры. «Скажите, что вам надо, и я достану». Так мог говорить только перекупщик щенков. И не с печально известного собачьего рынка в Мидвесте, где между искореженными ржавыми останками автомобилей рядами стоят клетки с несчастными животными. Туда хотя бы добирается солнце. Это городской перекупщик! Такие держат щенков нелегально в неподходящих условиях, малыши не имеют возможности даже побегать как следует! Именно эти «предприимчивые парни» через одиннадцать лет, пользуясь тем, что спрос на ротвейлеров начал расти, окажутся основными поставщиками щенков этой породы.

Когда стало понятно, как нелегко найти нормальных, заслуживающих доверия заводчиков, и Огайо показался мне не таким уж отдаленным, я уже готова была ехать туда. Но тут Дэвид, просматривавший в библиотеке свежую периодику, принес мне ксерокопию страницы какого-то совсем нового журнала для владельцев собак. Я прочитала объявление о состоявшейся вязке кандидатки в чемпионы (далее следовал длинный перечень титулов и имен) и о предполагаемой дате появления на свет щенков ротвейлера. Это было то, что нужно. Тем более что заводчица жила всего лишь в двух с половиной часах езды от Нью-Йорка.

Через секунду я уже звонила по указанному телефону. Заводчица (она оказалась немкой) уже около двадцати лет серьезно занималась разведением ротвейлеров. Мне было сказано, что щенков «на продажу» пока нет, но есть только что родившиеся. Не то чтобы очень подружески, а, скорее, деловым тоном хозяйка предложила нам подъехать и посмотреть помет. Я ответила, что мы приедем в воскресенье днем.

В следующее воскресенье, только мы свернули с живописной загородной дороги на подъездную аллею, как пришлось резко тормозить – машина едва не сбила внезапно появившегося мужчину (оказавшегося мужем заводчицы). Он возник на дороге в сопровождении жизнерадостной своры длинных коротконогих такс – видимо, хозяйских «собак для души». Аллея привела нас к дому и питомнику. Зрелище было впечатляющим, большой загородный дом в окружении аккуратных клумб и более двадцати собачьих вольеров, каждый из которых имел выход в просторный выгул. Не успели мы выйти из машины, как появилась женщина (с ней я говорила по телефону, и с ней же мне предстояло общаться в течение шести следующих лет) – заводчица самых великолепных ротвейлеров, когда-либо виденных мною вне выставочного ринга.

Лаура (так звали женщину) была чем-то похожа на своих ротвейлеров: такая же бесстрашная, крупная и ширококостная, не склонная к шуткам и любящая командовать. Показывая питомник и разговаривая с нами, она продолжала заниматься своими делами: то накладывала большим половником кашу в чью-то миску, то с помощью шланга споласкивала цементный пол в одном из вольеров. Мы переходили от вольера к вольеру, и Лаура подробно рассказывала о собаках, давая каждой исчерпывающую характеристику. Правда, очень скоро она отказалась от специальной терминологии профессионального заводчика, все ее питомцы превратились в «мальчиков» и «девочек»: именно так она к ним относилась, так ей было привычнее о них говорить. Я рассматривала собак, а они действительно были великолепны, и внимательно слушала хозяйку, не очень-то много понимая в ее рассказах, но одно было несомненным: Лаура знала свое дело.

Наконец хозяйка позволила нам взглянуть на только что родившийся помет, дав при этом массу наставлений. «Нельзя трогать их руками, – говорила она, словно мы все трое были детьми. – У вас на руках могут быть микробы. Встаньте здесь!» И указала нам место в полутора метрах от вольера.

Мы отошли, и Лаура начала по одному вынимать и показывать нам новорожденных ротвейлеров: они лежали в ее широких ладонях сонные и беспомощные, их мягкие коричневые тельца были не длиннее хот-дога. «Мы сможем взять одного из этих щенков?» – спросила я. Лаура наклонилась, чтобы вернуть на место последнего щенка, выпрямилась и сказала: «Да».

Я напомнила, что мы хотели бы мальчика. Лаура ответила, что кобель будет «определенный», то есть мы не имели права выбора: она сама решала, кого нам продать. Я согласилась без возражений (ткнув при этом Дэвида в бок, так как представляла, какое выражение лица было у него в тот момент). Мы выписали чек на сто долларов в качестве залога и договорились, что заберем щенка через восемь недель.

Ровно через восемь недель мы снова приехали в питомник.

Лаура ждала нас. Документы были готовы, включая список всех прививок, которые щенку уже сделали, и тех, которые необходимо было сделать в течение следующих четырех месяцев. Нам вручили родословную, еще одну бумагу с рекомендациями по кормлению, а также пакетик привычного для щенка корма.

И вот Лаура принесла нам Бу, круглого, как мячик, толстенького щенка с мягкой черной шкуркой и маленькими блестящими глазками – нашего крошечного ротвейлера.

Так началась моя жизнь с Бу, жизнь, в которой (как было и с другими моими собаками) скорее Бу являлся моим наставником, чем я – его; правда, до появления Бу ни одна из собак не преподносила мне таких жестоких уроков. Но тогда я меньше всего думала, каким он вырастет, как сложатся наши отношения. Тем жарким августовским днем по дороге домой меня переполняло чувство тихой радости: у меня был щенок. Нет, он лежал на коленях у Лекси, а не у меня. Моя дочь задолго до поездки оговорила для себя это право. И я ничуть об этом не жалела, видя, как восторженно она смотрит на первого в своей жизни щенка, как осторожно гладит его своими маленькими ручками, как трогательно пытается рассказать ему о себе и о нас, уговаривает его не бояться, потому что ездить на машине совершенно безопасно.

Чтобы понять характер этого малютки, нам потребовалось совсем немного времени. Через десять минут он уже с рычанием вырывался из рук Лекси. Нельзя сказать, что она слишком сильно сжимала его, девочка прекрасно знала, как надо держать щенка. Дело не в том, что его неудобно держали, он в принципе не хотел, чтобы его кто-то держал.

«Он не хочет сидеть у меня. Ему не нравится, – сказала Лекси, – может быть, лучше ты его возьмешь?»

Я протянула руки между двумя передними сиденьями, и Лекси передала мне щенка. Наконец-то настала моя очередь подержать его. Но не тут-то было! Бу, оказавшись в более сильных и умелых руках, начал сопротивляться еще ожесточеннее.

Не прошло и получаса нашей совместной поездки, а мы с Бу уже вступили в конфликт: он вырывался, словно пойманный в сеть детеныш тюленя, с каждой минутой сопротивляясь все отчаяннее. Дэвид предположил, что на сиденье щенку будет комфортнее. Я осторожно посадила его рядом с собой, но он продолжал неистовствовать – разделявшее нас расстояние в 30 сантиметров казалось Бу недостаточным. Через минуту он свесил голову вниз и, несмотря на все мои попытки удержать его, скатился на пол машины. Но и там ему не было покоя: я случайно дотронулась до него рукой, когда убирала из-под его носа пакет с бумажными пеленками. Недовольный таким обращением, он залез глубоко под сиденье, где до него нельзя было дотянуться, да так и проехал оставшиеся сто километров пути.

Но какое это имело значение, если уже через полтора часа я вносила Бу в наш дом. Собаки, кошки, птицы или люди – если они обладают интеллектом – рано или поздно проявляют характер. Для высокоорганизованных животных толчком часто служит стресс, который ставит их перед выбором: уступить или остаться верным себе. Уже в тот день по реакции Бу на стресс, испытанный им в машине, можно было безошибочно определить, что за характер таится под этой мягкой щенячьей шерсткой. Бу был травмирован расставанием с родным домом, новой обстановкой и испытывал дискомфорт, находясь в чужих, хотя и любящих руках. Наши ласки казались ему слишком навязчивыми и бесцеремонными.

Тем не менее я была счастлива, когда поставила Бу на ковер в гостиной – такого крошечного, растерянного и сонного после долгой дороги. Однако он быстренько пришел в себя и начал, подобно компьютеру, собирать и обрабатывать информацию: новое окружение, незнакомые предметы и запахи – все было совершенно не таким, как в питомнике. Но, прежде всего, щенок сделал то, что не терпело отлагательства: не успела я и глазом моргнуть, как на ковре появилась крошечная лужица. Что бы ни воображал о себе наш «независимый» ротвейлер, пока он был всего лишь крошечным щенком, после долгих странствий оказавшимся дома.

В отличие от Моппет и Деллы, имя нашему щенку придумала не я, а Шон, моя компаньонка по Грин Виллидж и близкая подруга. Шон была родом из Северной Каролины, а Бу – очень распространенное на юге уменьшительное имя, и оно словно приклеилось к маленькому ротвейлеру. Так щенок, прожив три дня безымянным, стал Бу.

Все последующие недели оказались заполненными заботами. Я уже успела забыть, сколько это требует сил и времени: последним щенком, которого я растила, была Делла, а с тех пор прошло уже восемнадцать лет. Правда, я многое вспомнила, пока росла Лекси.

Однако в возрасте десяти недель Лекси не делала попыток свалиться с высокого крыльца или врезаться в проходящий мимо грузовик. В отличие от Бу, который использовал любую возможность, чтобы заняться чем-то подобным. Ноги его двигались очень проворно и повиновались голове, мозги в которой буквально закипали от любопытства, причем особый интерес у него вызывали вещи и явления, опасные для жизни.

Возможно, для тех, кто только собирается завести щенка, все это покажется слишком хлопотным. Ничего не поделаешь: как любой ребенок, щенок в первые недели требует очень много заботы. Вы встаете среди ночи, убираете за ним, подстраиваете свою жизнь под его потребности – делаете все необходимое для поддержания этой маленькой жизни, ответственность за которую взяли на себя. А потому вы терпеливо преодолеваете трудности, стараясь не упустить ни одной мелочи, ибо в этом деле нет мелочей. Как хороший дом не построить на шатком фундаменте, так и надежную собаку не вырастить, если упустишь что-то важное в самом начале. Если вы берете взрослую собаку, можно постараться привить ей необходимые навыки. Но щенка выучить гораздо проще, а в результате у вас вырастет великолепная собака!

Главное, не упустить период младенчества. Кто растил собаку с раннего возраста, знает, как быстро и безвозвратно проходит эта пора и сколько прелести она в себе таит. Стоит пропустить мгновение – и оно уже не вернется. Я пыталась сохранить в памяти дни, когда Бу был еще малышом. «Запомни это», – говорила я себе и как бы делала моментальные снимки в уме. Вот передо мной маленький щенок, только начинающий постигать окружающий мир и свое в нем место, а потом – щелк! – и передо мной огромный, как танк, ротвейлер, который уже сам знает, и что такое этот мир, и каково его, Бу, место в этом мире. И остается только изумляться и сожалеть, как быстро пролетело время.

Сейчас (по прошествии десяти лет) я пишу эту книгу и восстанавливаю в памяти свои давние зарисовки-воспоминания о детстве Бу. В первый же свой вечер в доме Бу выучил слово «кошка» и узнал, что так называют два пушистых длиннохвостых существа, которые, сонно щурясь, появились на пороге спальни. Это были Твинки и Сноубол (наше недавнее приобретение). С высоко поднятыми хвостами кошки прошествовали в комнату и приветствовали нас тем радостным коротким мяуканьем, которым и следует встречать любимых хозяев, особенно если те отсутствовали целый день. И тут они увидели на ковре маленького черного щенка. Кошки резко остановились, высоко поднятые перед этим хвосты опустились, а сонные, прищуренные глаза широко раскрылись.

Бу сначала пришел в изумление от этой парочки, но уже в следующую секунду повел себя так, как и положено собаке, в жилах которой течет кровь, а не водица. Со всех своих коротких щенячьих ног он бросился за кошками. (Я впервые увидела, как он бегает). Те мгновенно развернулись, кинулись бежать, и лишь взлетев на кухонную стойку, почувствовали себя в относительной безопасности. Сидя наверху, кошки наблюдали, как Бу с бешеной энергией атакует стойку в тщетных попытках вознестись туда вслед за ними.

Ошибиться невозможно: только на кошачьих физиономиях столь явно читаются страх и смятение. Испуганные кошки принимают соответствующие позы, прижимают к голове уши, а в глубине кошачьих глаз прячется страх. Именно он затаился в глазах моих двух кошек, когда они в тот вечер смотрели на маленького ротвейлера.

Только собаки способны с таким азартом, упорством и весельем предаваться преследованию (что, бесспорно, генетически обусловлено). Крошечный ротвейлер не был исключением. Он продемонстрировал все свои возможности, ни секунды не колебался, развил отличную для щенка скорость и не прекратил преследования, даже когда кошки оказались вне досягаемости. Итак, Бу сделал для себя вывод, к которому рано или поздно приходят все собаки: ты гонишь добычу, она убегает! Это работает! Ты имеешь силу и действуешь. Остальные подчиняются.

Так за пять минут я получила ответ на вопрос, который мучил меня на протяжении последних недель: нужно ли защищать щенка от кошек, пока он сам с полкошки величиной? Или же наоборот, придется защищать от него кошек? Теперь я знала ответ. И сразу же возник следующий вопрос: как скоро Бу перестанет преследовать кошек или хотя бы научится обуздывать эту свою страсть? Другими словами, когда он научится отличать чужих кошек (погоняться за которыми позволяют себе даже очень благовоспитанные собаки) от неприкосновенных домашних питомцев? Поведение погони типично для любой собаки. А как проявятся гены именно ротвейлера? А если точнее, то гены кобеля-ротвейлера? А уж если быть совсем точным, то гены этого конкретного кобеля-ротвейлера? Каким негативным поведением? Чего ждать? Я предполагала, что ответ и на эти вопросы я получу очень скоро.

Другой запомнившийся мне эпизод произошел две недели спустя. Мы во дворе, с трех сторон вдоль забора растут белые левкои, азалии и форсайтии. От соседей нас отделяют огромные деревья, а в тени под навесом разлегся и дремлет маленький Бу. Дует теплый ветер. В ветвях деревьев чирикают воробьи, а из радиоприемника слышна тихая музыка. Эти звуки уже привычны для Бу, но вдруг до его ушей доносится новый: скрежет закрываемого окна. В тот же миг Бу вскакивает на ноги и начинает лаять. (Тогда я впервые услышала его лай). Он лает так яростно, что коротенькие щенячьи лапки отрываются от земли, и он подскакивает, как мячик.

Этот эпизод еще раз продемонстрировал бдительность Бу. Если бы это был вариант игры «Что неправильно в этой картинке?», щенку не потребовалось бы ни секунды на обдумывание. Он уже знал ответ: в эту картинку не вписывается скрежет закрываемого окна.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: