Феофан в истории искусства.

Феофан Грек обладал даром не только заинтересовать людей своим искусством. Он умел еще заставить современников самих показать свои силы. Одним словом Феофан, был прекрасным педагогом.

Совсем другое мы видим в творчестве Андрея Рублева. Нельзя себе вообразить более решительную противоположность, чем Феофан и Рублев. Если у Феофана человек не теряет свои достоинства и даже гордости, то Рублев развивает в нем чувство ангельской любви. Это находит свое отражение и в колорите: у Феофана - насыщенном, у Рублева - мягком, и в манере держаться; у Феофана - в твердости характера, у Рублева - в покорности и послушании. Феофан был защитником линии прямой, Рублев всегда предпочитал линию закругленную.

Можно сказать, что Рублев не стал бы Рублевым, если бы он не встетился с Феофаном, Феофан показал Рублеву, что в состоянии сотворить в искусстве гений живописи. Феофан был в глазах Рублева тем светом, который помогал ему выразить свои чувства.

Рублев в искусстве не редко брался за те же сюжеты, что и Феофан. Рублев умел в своей практике идти по стопам старшего. Но противополагая найденное им Феофану, сказал в искусстве нечто свое.

Сравним иконостасы Благовещенского собора в Москве и Успенского собора во Владимире. В одном случае - девять икон, во Владимире число их достигает двадцати пяти. Мы убедились, что у Рублева в ряде мотивов есть общее с Феофаном; в частности, рублевский Павел в Троицком соборе Загорска похож на Павла Феофана. Это не просто отзвук и не точная копия. Павел Рублева - просветленный, уверовавший.

Рублев написал Накария Египетского в Успенском соборе Владимира так же, как и Феофан, но в нем суровость уступила место утонченности чувств, его нагота теряет свое действие, т.к. все его тело закрыто волосами.

В спасе на Ильине «Троица» - это византийское видение, в котором три персонажа собрали за столом и принимают участие в том, что знаменует совершенно новое звучание. Здесь и только здесь талантливый ученик и товарищ превзошел своего учителя.

Может быть, «Преображение» Рублева из иконостаса Благовещенского собора было выполнено через несколько лет после «Преображения» Феофана. Светлое «Преображение» Рублева, проникнутое праздничным духом, могло явиться ответом на «Преображение» Феофана с его темными тонами.

Феофан был образцом безупречности для русских, пока не явился Рублев. Рублев стал совершенством потому, что знаменует новую высоту на Руси, общение с Феофаном означало напоминание о том, что в искусстве надо говорить не только правду, а еще надо быть подлинным художником. Русское искусство XIV в. знало много средних произведений. И вот появление художника чародея, художника, владевшего редким даром раскрытия «доброты искусства» способно было поднять искусство. Поэтому Феофан был так отличен летописью, как ни один русский мастер.

Византийская живопись была всегда средством воспроизведения человека, конечно, в нем раскрывалось всегда божественное начало. Поскольку человек соединил в себе две природы - духовную и телесную, искусство так же отражало его двоякость. Византийское искусство может быть величаво, даже божественно, но при всем том плотское начало всегда выступает в нем. Оно сурово, безрадостно, мрачно, ни когда не без мятежно, не наивно. Византийская икона отличается сумрачным колоритом, приглушенностью красок, даже при изображении праздников. Человеческие образы всегда серьезны и строги.

Искусство Феофана может показаться однообразным. Ведь все его образы были созданы в усилии добиться совершенства в пределах одного образа. Феофан был в этом более похож на тех мастеров Греции, которые стремились найти своего Зевса или своих героев Эллады. Вот почему его искусство можно назвать «странным и несказанным и ум превосходящим».

Среди первых известных нам произведений Феофана в городе Новгороде мы видим образ Христа Пантократого, написанный в куполе храма Спаса Преображения на Ильине. Христа, окруженного ангелами и праотцами. Среди них гордые величественные фигуры Мельхиседека, Ноя и Авеля.

В Троицком пределе собора изображены столетние старцы на столбах, ушедшие в себя, простирающие руки перед собою, не видящие ни чего кроме Троицы. Написаны все эти фрески в золотом тоне. Свет как бы пронизывает фигуры, будто льется из ржавых оттенков одежды. Трудно понять и определить значение каждого представленного в приделе лица. На них лежит печать тоски и тревоги, особенно на мучительно искаженном лице Акакия.

Подобные лица встречаются в античных Помпеях и Стабиях. Византийцы наложили на них свой отпечаток. Соотнося творчество Феофана с современным ему искусством Византии и Западной Европы, мы не находим такого высокого убеждения в лицах, как у Феофана. На Западе в эти годы царил стиль «международной готики». Там даже в витражах не знали такого монументального выражения, которое есть во фресках Феофана.

Искусство Феофана Грека меняет свой характер с переездом его в Москву. Можно подумать, что мастер увидел все в другом свете. Иконостас Благовещенского собора Московского Кремля, который он создал в сотрудничестве с русским мастером Прохором из Городца и Андреем Рублевым, явился тому свидетельством. В серии праздников и более всего в молящихся из деисуского ряда мы видим небесную иерархию, спокойно ожидающую прощения за грехи всего человечества.

В иконостасе Благовещенского собора, в новгородском Спаса-Преображенском храме святых повторяется лишь фигура Иоанна Предтечи. На фреске Иоанн изображен с высоко поднятой рукой и в короткой одежде. В иконостасе Благовещенского собора Иоанн Креститель покорно стоит с поникшей головой в длиной милоте до пят. Торжественность, спокойствие, безмолвие характеризует всю деисусную группу святых. Недаром этот иконостас стал на Руси примером, образцом, которому подражали.

Сходство архангела Гавриила из благовещенского иконостаса с ангелом, написанным Андреем Рублевым в иконе «Троица», тоже знаменито. Лица обоих ангелов обрисованы схожим образом - они округлы. Таким образом Феофан Грек отошел от образа сурового ангела, представленного им в новгородской фреске. Этот факт тоже огромного значения.

В связи с изменением художественных задач, в иконостасе фигуры выполнены не фресковой техникой, а иконописным письмом, что изменило весь его образный строй. Каждая фигура передана своим колоритом, имеет свойственную лишь ей тональность. Фигуры вырисовываются четким силуэтом на золотом фоне. Свет выступает так, как в фигурах седых старцев в Новгороде, он проникает всюду и объемлет все.

В его искусство вошли присущие русской иконописи красочность и светозарность. В его время никто не пользовался чисто живописными критериями оценки искусства. Но, говоря о Феофане Греке, все понимали, что такой красоты и чистоты форм не знали еще в Европе.