 |
Явление Кастанеды — эффектное, как всегда
|
|
|
|
Следующие два дня я никуда не выходил: было просто незачем. Хесус замечательно нас обслуживал. Завтрак, обед и ужин мы получали в номер. Скучать без общества тоже не приходилось: после моей триумфальной проповеди ко мне с утра до вечера шли страждущие души за советом и утешением. Ни с одним из них минута не повторилась — но, на мою удачу, рядом был Ловен-таль. Он щедро сыпал изречениями древних и новых мудрецов; и, между прочим, давал довольно дельные советы. Я поражался тому, как хорошо он знаком с жизнью этого слоя общества. Не менее поразительными были истории каждого из посетителей. По сравнению с судьбой любого из них бытие типичного обитателя Уолл-Стрит было подобно существованию амебы — а ведь еще совсем недавно я считал, что подлинная жизнь кипит только на торговой площадке!
За два дня перед нами прошли наркоторговцы, пьяницы, многоженцы, контрабандисты, работяги, не знающие ничего, кроме адского труда; бездельники, в жизни не проработавшие ни одного часа; отставные военные и откровенные сумасшедшие. У каждого второго за плечами был тюремный срок или даже несколько. При этом вели они себя исключительно корректно, держались на почтительном расстоянии и говорили, только когда их спрашивали. Когда нам приносили еду, посетителей словно выдувало из номера. Мы могли отдыхать столько, сколько нужно. Затем Тед снова впускал очередного страдальца. Эта благостная картина продолжалась до вечера третьего дня, когда к нам в номер ворвалась Кассандра и приказала в срочном порядке покинуть отель. При этом я никак не мог добиться от нее, куда нам нужно ехать. Она была сильно напугана, все ее существо буквально источало страх.
Ловенталь тут же поддался ее настроению и пал духом. Не скрою, мне тоже стало не по себе. Я попросил Хесуса вызвать такси, но бородач так желал угодить нам, что позвал своего племянника и приказал ему «отвезти этих синьоров туда, куда потребуется, хоть en el Valle de la Muerte — в долину Смерти». Мне не слишком понравилось это сравнение; да и вид «кабальеро Карсеса», как отрекомендовал нам Хесус своего племянника, не внушал доверия. Седой, обрюзгший, напоминающий спившегося тореро, Карсес вполне мог сам быть дядей Хесуса; к тому же, он плохо понимал поанглийски. Я обернулся к Теду, надеясь на его красноречие; Ловенталь был занят всхлипывающей Касси; казалось, что и сам он сейчас разревется. Я попытался отказаться, но Хесус был так приторно-угодлив; словом, я подумал, что решительный отказ может вызвать подозрение.
|
|
|
В конце концов, всего-то и нужно, что добраться до даунтауна. Там, в апартаментах банка, мы будем в безопасности. Пока племянник отельера копался с двигателем (его автомобиль был еще той колымагой), Касси шепнула нам, что перепутала место — сбор был назначен не здесь. Теда это известие ошарашило. Он затрясся, как лист на ветру: до него дошло, как мы рисковали. А вот меня эта новость, как ни странно, успокоила. Мне было бы очень некомфортно считать, что все странности прошедших трех суток — дело рук Кастанеды (как это утверждал Тед). Если Касси перепутала место, значит, Кастанеда тут не при чем. В любом случае — скоро мы будем в даунта-уне, и все это недоразумение забудется.
Но туда мы не поехали. Как только водитель завел двигатель, Кассандра что-то сказала ему по-испански и мы свернули на Милуо-ки. За окнами проносилась ночь, разбавленная хлопьями мокрого снега. Трасса, обычно оживленная, была пуста. Рядом со мной Карсес что-то бормотал, кажется, молитву; Тед на заднем сиденье успокаивал Кассандру; висящие над лобовым стеклом раскрашенные деревянные четки болтались в такт с дворниками; дорожные указатели, вспыхивая, сообщали, что мы движемся в Милу-оки. «Ну, хоть не в долину Смерти» — подумал я, засыпая. Но снилось мне, что мы едем именно туда. Сновидение было на редкость отчетливым: я видел, как сменяли друг друга часовые пояса и пейзажи, из зимы мы плавно перемещались в лето. Ночь растворилась в радостном дне, краски за окном насыщались цветом, и чем ближе мы подъезжали к Долине Смерти, тем праздничней становилась обстановка. Повеселела даже внутренность нашего обшарпанного такси: я вдруг заметил, что кроме раскрашенных бус над лобовым стеклом болтается красочная гирлянда, а водитель одет в радужный серапе. Касси с Тедом уже не плакали, а вовсю улыбались, изредка прерывая молчание громкими смешками. Сквозь какую-то пелену до меня доносился голос Кар-сеса: он рассказывал что-то веселое, только я не мог разобрать ничего, кроме слова «muerte». Kapcec повторял его часто, именно оно и заставляло моих друзей взрываться смехом. Мне тоже хотелось посмеяться, и я силился понять, о чем лее таком веселом говорит Карсес. Внезапно это понимание открылось мне, но не через слова: я ухватил смысл, как зверь хватает добычу. Мы не просто мчались в долину Смерти, но готовились броситься в объятия самой Смерти; а весело нам было оттого, что все мрачные атрибуты, сопровождающие земные представления о ней, были прямо противоположны действительности. Я тоже начал хохотать — до слезного восторга, до счастливого кома в горле. Внутри меня все пело. Карсес угадал мое состояние и запел по-испански. Своим высоким блеющим тенором он сообщал миру о том, что трое странников грядут в страну Святой Смерти, чтобы слиться с вечностью, они идут, ликуя, под предводительством Карлоса — Владыки и Спасителя. —
|
|
|
Bajo la comandancia de Carlos Cesar Salvador Bajo la comandancia de Carlos Cesar Salvador —
Кассандра и Тед тут же подхватили ритмичный припев, с ними хотел запеть и я, но случайно взгляд мой упал на раскрашенные четки. Лишь сейчас я обратил внимание, что бусины сделаны в виде маленьких улыбающихся черепов. Эти четки были подсказкой. Я понял, что нахожусь в сновидении, вытянул руки вперед и посмотрел на них. Песня сразу смолкла, праздник погас. Я все еще сновидел, но вокруг была та же обстановка, в которой я заснул — древний автомобиль, ночь и снег за окном; пляшущие ветки дворников.
|
|
|
— Ну наконец-то, — произнес Карсес. — Я уж думал, ты никогда не вспомнишь.
Еще не повернувшись к говорящему, я знал, кто везет нас в Милуоки. Испаноязычные народы любят давать пространные имена, но ловко умеют их сокращать. Кар-сес — сокращенное от Карлос Сезар Сальвадор.
Три имени Кастанеды.
Помни о смерти
Ты сильно рисковал, Яков, — сказал Кастанеда. — Твое счастье, что до сих пор не нарвался на мага.
Я попытался что-то сказать, но не мог заставить губы шевелиться. Так бывает, когда находишься на грани между явью и сном — тело уже бодрствует, а сознание еще сновидит.
— Я говорю о твоих путешествиях к кра ям времени, — ответил он на мой невыска занный вопрос. — Выкинь ты такую штуку с магом, он бы вышвырнул тебя из твоего пузыря, и твое путешествие к Санта Муэрте было бы намного короче. И без песен.
«Я бы умер?» — мысленно спросил я.
— Да, — просто сказал Кастанеда. — Умер. Внезапно. Тромб или разрыв аневризмы.
Никаких огненных шаров или метания молний.
Маги экономят Силу. А ты ее транжиришь.
— Тем, что поднимаюсь к поверхности пузыря?
— В том числе. Но эти твои подъемы необходимо прекратить.
— Забавно. А Тед утверждал, что, поднимаясь к границам вечности, маг направляет свое время в нужном ему направлении — усмехнулся я (если только мыслями можно усмехаться).
— Тед правильно говорил, — кивнул Карлос. — Но есть одна небольшая проблема: ты уверен, что знаешь свое направление? Пока что ты использовал энергию вечности для решения карьерного вопроса — а это означает не просто напрасную трату Силы. Это угрожает самой вечности.
— Разве вечности может что-то угрожать?
— удивился я.
— Твоей — да. Моей — тоже. Видишь ли, Яков, кроме твоего личного времени, существует и твоя личная вечность. Собственно, это единственное твое, что вообще существует.
И ее надо оберегать всеми возможными способами, иначе другой маг заберет ее.
— Да как же можно забрать вечность?!
|
|
|
Хотя бы и личную... И на что другому магу две вечности?..
— Язык очень беден, Яков. Слишком много в мире вещей, для которых нет точных слов.
Вечность одна, и она, конечно, не принадлежит никому. Но мы недаром помещены во время, каждый в свое. Когда я говорю, что другой маг может забрать твою вечность, это означает, что он заберет твое время — жизненное время.
Представь себе пузырь — чем больше в нем воздуха, тем больше поверхность, которая соприкасается с внешней средой. Увеличивая пузырь времени, маг увеличивает протяженность границы между своим личным временем и вечностью. Не представляй себе это, не надо... Любые образы фиксированы. Просто знай, что твоя вечность — источник Силы. Оберегай этот источник всеми возможными способами. Больше не экспериментируй с подъемами.
— Я бы рад, но это всегда случается непроизвольно, — я пожал плечами. — Я не могу это контролировать.
— Тем хуже для тебя. Значит, твою вечность скоро заберут. Ты себя слишком громко обнаружил.
Охота на тебя уже открыта. Каждый маг, которого ты встретишь на своем пути, будет тебя провоцировать на то, чтобы ты подошел к границам вечности. И как только ты позволишь себе это сделать, он заставит тебя пересечь эту границу.
Он произнес это совершенно безразличным голосом, и от его безразличия мне стало не по себе.
Я снова ощутил знакомую дрожь в позвоночнике, от которой всегда бывает так противно. И понял, что несусь к границам пузыря, а рядом со мной сидит сильнейший маг, который не упустит эту возможность. От осознания собственной беспомощности меня охватила паника. Я заметался; свет от встречной машины вычертил пляшущие силуэты дворников и четок-черепов.
— Санта Муэрте!.. — вскрикнул я и очнулся.
— А говорил, что не можешь это контролировать, — с усмешкой сказал Карсес.
Я взглянул на водителя: вне всяких сомнений, это был Кастанеда. Интересно, Тед с Касси уже догадались? Или кто-то из них знал об этом с самого начала? Обернувшись, я увидел, что оба спят.
— Сновидят, — поправил Карлос. — Тед ведет Касси. А у нас пока есть время.
— Пока они спят или пока мы не приедем?
— уточнил я.
— Куда? — удивленно спросил Каста-неда.
— Ну, в то место, где назначен сбор. Где все начнется. Я имею в виду симпозиум, или встреча магов, или как это все называется... — отчего-то я испытывал большую неловкость.
— Все уже началось, — рассмеялся Карлос.
— Симпозиум открыт, синьоры и синьорины.
— А где же все ваши маги... как же ритуалы, обучение? — я, признаться, был совершенно растерян.
— Ты хочешь сказать, что так ничему и не научился за эти три дня? — от изумления он даже притормозил.
|
|
|
Я уже открыл рот, чтобы, не задумавшись, ответить — конечно нет! — но что-то остановило меня. (А может, кто-то остановил.) Я вспомнил все, что произошло со мной — от момента, когда мне позвонил Тед — до настоящей минуты. И ответ пришел.
— Да, — подтвердил Кастанеда. — Имен но так! Ты верно все понял. Ни ты, никто дру гой не может контролировать вечность. Ты можешь только помнить о ней. Помнить о вечности в мирском понимании значит помнить о смерти. Люди стремятся поглубже зарыться в свой пузырь, но каждый из них знает, что рано или поздно этот пузырь лопнет. От этого знания закрываются всеми возможными способами, от атеизма до наркотиков. Это так же глупо, как бросаться врукопашную на хорошо вооруженную, прекрасно обученную армию.
Знание о Смерти — единственное настоящее знание в реальности, в которую погружено сознание большинства людей. Настоящее Знание — настоящее оружие. Отказываясь от этого знания, люди отказываются от источника бесконечной Силы. Маг всегда помнит о смерти, потому что знает: Силу надо беречь.
Что такое подъем к вершине пузыря, к границе времени и вечности? Ничего больше, как встреча со Смертью. Когда граница близко, достаточно шага, чтобы ее пересечь. Одно дело, если ты пересекаешь ее осознанно, и совсем другое — когда тебе дают пинка и ты летишь через нее вверх тормашками. Очень много тех, кто мечтает дать тебе пинка, Яков. Тебя подкинет к границе еще не раз; и единственное, что может тебя спасти — память о том, что эта граница существует. Помни о Смерти.
— И если бы я не призвал Санта Муэр-те...
— Успокойся, я не убил бы тебя, — рассмеялся Карлос. — У меня нет таких сил.
К тому же, я передаю тебе Знание и потому не имею на это прав. Но испугать тебя до смерти я был просто обязан. Ведь другой маг убьет обязательно, — это он сказал уже совершенно серьезно. — И вот тебе задание, Яков: помни о смерти. Хотя бы до Рождества.
|
|
|
