Глава II . Личность Валуева как автора дневника

Личность Валуева издавна привлекала внимание историков, так как он являлся ближайшим соратником Александра 2 и имел большое влияние на ход реформ 1860х годов. Однако единого мнения среди историков не сложилось. Многие склонны считать его человеком, уступчивым, мягким, неспособным к решительным действиям, другие, напротив, видят в нем вполне самостоятельного политика, который обладал большой проницательностью, умел чувствовать веяния времени, и даже стремился к реформаторской деятельности. Существует так же третья точка зрения, согласно которой, Валуев выступал типичным чиновником той эпохи, карьеристом, а его нерешительность была обусловлена желанием угодить правящей верхушке и императору, духом времени, противоречивым характером и незавершенностью реформ.

Петр Александрович Валуев родился в Москве 22 сентября 1815 г. в родовитой дворянской семье. В 1818 г., т. е. в возрасте трех лет, П. А. Валуев был пожалован званием пажа. Получив блестящее домашнее образование, он в 1831 г. поступил на службу в канцелярию московского генерал-губернатора, а в 1832 г. выдержал установленный указом 6 августа 1809 г. экзамен на чин при Московском университете. [25]

Д. А. Милютин в своих «Воспоминаниях» отмечает что, император Николай I, во время визита в Москву выделил Валуева, и это стало началом его карьеры. «Во время пребывания высочайшего двора в Москве, из всей тогдашней московской молодежи, которую императору Николаю I случалось видеть на балах, особенно внимание обратили на себя Валуев и Скарятин, о которых государь отозвался как об образцовых молодых людях. Оба они по высочайшему повелению были определены на службу в 1-ое отделение собственной е. и. в. канцелярии и, конечно, заняли видное место в петербургском высшем обществе».[26]

В дальнейшем карьере Валуева бесспорно способствовала женитьба его в середине 30-х годов на дочери поэта кн. П. А. Вяземского, пользовавшегося большим расположением Николая I. В доме отца своей невесты Валуев часто встречается с А. С. Пушкиным, близким другом П. А. Вяземского. Он обращает на себя внимание поэта и приобретает его симпатию. Свидетельством этого является тот факт, что прототипом героя «Капитанской дочки» П. А. Гринева Пушкин избирает Валуева. По-видимому, внешний вид и некоторые черты характера молодого Валуева в представлении А. С. Пушкина были близки его герою.[27] «Валуев имел наружность внушительную: высокий рост, стройный стан, приятные черты лица, он отличался изящными формами, держал себя с большой важностью и был очень занят собой, особенно же старался блистать красноречием. Речь его всегда была вычурна, округлена, переплетена цитатами на разных языках…как в речах, так и во всех приемах его неприятно выказывалась искусственность и аффектация. В сущности это был человек с разносторонним образованием…но с односторонним кругозором.»[28]

В 1834 г. Валуеву было пожаловано звание камер-юнкера. С начала 1836 г. он прикомандировывается к М. М. Сперанскому, работавшему по кодификации законов, а в 1838 г. переводится во II отделение собственной е. и. в. канцелярии. В конце 30-х годов в Петербурге Валуев сходится с группой аристократической фрондирующей молодежи (гр. К. В. Браницким, П. А. Шуваловым, А. А. Жерве, А. А. Столыпиным, кн. П. В. Долгоруким и другими), известной под названием «кружка шестнадцати», в который входил и М. Ю. Лермонтов.

В 1845 г. Валуев назначается чиновником особых поручений при рижском генерал-губернаторе Е. А. Головине. Сочувственно относясь к существовавшим в прибалтийских губерниях немецким порядкам, обладая внешним лоском, отлично владея европейскими языками, Валуев приобретает большие симпатии местного дворянства. По воспоминаниям современников, П. А. Валуев …имел вид доброго, ласкового человека, с гармоническим голосом и «округленными» манерами. Он знал несколько языков, обладал светлым, образованным умом и талантом оратора, и «был проникнут чувством справедливости и правосудия».

В 1852 г. Валуев получает чин действительного статского советника, в 1853 г. назначается курляндским гражданским губернатором.

В сентябре 1855 г. он пишет записку «Дума русского во второй половине 1855 г.», в которой подвергает критике существующий порядок государственного управления. Благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления?»,— задает вопрос Валуев. «Отличительные черты его,— отвечает он,— заключаются в повсеместном недостатке истины, в недоверии правительства к своим собственным орудиям и пренебрежении ко всему другому. Многочисленность форм составляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь. Взгляните на годовые отчеты: везде сделано все возможное, везде приобретены успехи, везде водворяется если не вдруг, то по крайней мере, постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, и — редко где окажется прочная плодотворная почва. Сверху — блеск, а внизу — гниль».[29]Эту записку Великий князь Константин Николаевич назвал «замечательной» и даже цитировал ее в своем знаменитом приказе управляющему морским ведомством вице-адмиралу барону Врангелю, с просьбой «сообщить эти правдивые слова всем лицам и местам морского ведомства», от которых он требовал «не похвалы, но истины». Ляшенко оценивает записку как резко критическое сочинение и замечает что, «Петр Александрович, разделяя некоторые их взгляды, все же не сделался верным соратником и единомышленником высокопоставленных реформаторов».[30]

В начале 1859 г. Валуев назначается директором III департамента Министерства государственных имуществ — департамента сельского хозяйства. Таким образом, он управляет двумя департаментами из четырех. Кроме этого, он председатель Ученого комитета Министерства. Валуев становится буквально правой рукой министра М. Н. Муравьева, который, благоволя своему помощнику, добивается для него ряда существенных благ.[31] Прибыв в Петербург, Валуев, по свидетельству С. Д. Шереметьева, «быстро освоился и увидел, на чьей стороне перевес и где легче составить себе то положение, которого он добивался», да и взгляды Валуева, видимо, расходились со взглядами М. Н. Муравьева, который впоследствии горько сожалел о своем выборе. К тому же Валуев был известен Великому Князю по вышеупомянутой записке. Итак, поддерживаемый и либералами и консерваторами, Валуев в 1861 г. становится во главе Министерства внутренних дел.

Политические воззрения П. А. Валуева весьма сложны. Валуев не примыкал целиком ни к одной из правительственных группировок: ни к либеральным бюрократам — сторонникам буржуазных преобразований, ни к реакционерам-крепостникам.

Характеризуя свои взгляды, Валуев в примечаниях к дневнику в 1868 г. писал: «Я был слугою и защитником самодержавных прав верховной власти вместе с кн. Гагариным и гр. Паниным; но разумел самодержавие иначе, чем кн. Гагарин и гр. Панин. Я оберегал все коренные права правительства вместе с ген. Чевкиным, но разумел иначе, чем, он, и круг этих прав и достоинства правительства. Я соглашался с Головниным насчет необходимости свободы печати, но не разумел под этою свободой полного простора для развития материализма и демократической пропаганды…Я делал улучшения быта православного духовенства и ограждения достоинства православной церкви, но, стремясь к предоставлению ей большей независимости от гражданской власти, я в то же время желал и ограждения прав других вероисповеданий, и предоставления всем русским подданным полной свободы совести. Наконец, по делам Царства Польского и Западного края я искал, вместе с многими другими, нового исхода, новых путей, но постоянно сознавал внутреннюю связь этих дел с делами империи, и уже в 1861 году говорил, что польский вопрос разрешим не в Варшаве, а в Москве и Петербурге».[32]

Будучи непреклонным сторонником самодержавного образа правления, Валуев вместе с тем считал необходимым заключить императорскую власть в рамки законности, а также расширить ее социальную базу. С этой целью Валуев полагал привлечь к участию в политической жизни консервативные, охранительные элементы, предоставить некоторые права отдельным нерусским национальностям (немцам, полякам) в целях завоевания симпатии среди них, но в то же время выступал решительным противником развития украинской национальной культуры.[33] «…его симпатии вообще клонились более к полякам, немцам, ко всему иностранному, чем к своему русскому, более к аристократии, чем к демократии»[34]. «Я был министром на европейский лад, — писал о себе Валуев, — никогда не признававшим правила: вместо разума — желание, и никогда не стремившимся к безусловному сохранению некоторых условий нашего государственного быта. Я один так думал, чувствовал и действовал. Не в первый раз замечаю, что это осталось частью недосмотренным потому только, что считалось слишком неправдоподобным. Точно также никто не заметил главного различия между министрами и мной. Я мог бы завтра быть министром в любой европейской стране, пожалуй, плохим министром, но я мог им быть. Никто из моих товарищей не мог бы со дня на день быть министром, хотя бы в Бадене, так как им пришлось бы перевернуться наизнанку, а мне — только сбросить часть оболочки»[35].

О первых годах его службы в должности министра внутренних дел оставил воспоминания близко его знавший А. Д. Шумахер, который тогда был директором хозяйственного департамента. Он писал, что Валуев, «став во главе МВД, никогда не решался провести задуманную реформу в необходимой для ее успеха законченности, и останавливался на полумерах». Происходило ли это от доброты Валуева или от его нерешительности, но он очень чутко прислушивался к чужим мнениям. У него была специальная папка, в которой он хранил записки и прошения не только сановников и лиц императорской фамилии, но даже фрейлин и камердинеров. Иногда, уже приняв решение по какому-нибудь делу, он вдруг вспоминал про одну из записок, вынимал ее из папки и решал дело в противоположном направлении. Причем, естественно, бывало, что просители и сами не знали, о чем просят и даже, иногда специально указывали, чтобы поступали по закону. Когда Валуев отправлял официальное предложение губернатору, он обычно писал ему от себя особую записку, в которой объявлял, что если губернатор найдет неудобным исполнить требование министерства, то он «может и не стесняться им». Граф Д. Н. Толстой, назначенный Валуевым на должность директора департамента полиции, просил министра сказать, в чем, собственно, заключается его программа, но получил лишь «туманные конфиденциальные разговоры».

Милютин отмечает что Валуев «умел превосходно отделываться округленными фразами с риторическими украшениями, сглаживать всякие шероховатости, разводить все бесцветной водой и приводить самые важные вопросы к нулю…эта именно способность, развитая в тогдашних государственных дельцах привела к тому, что в самых важных обстоятельствах не умели принимать мер…»[36] А. К. Толстой в своем памфлете «Сон Попова» рисует в лице министра, к которому явился во сне на прием статский советник Попов, Валуева. Образ Валуева дан здесь весьма удачно. Разносторонне образованный, «просвещенный консерватор», как его называл Д. А. Милютин, показан демагогом, краснобаем, типичным представителем политики лавирования.[37]

Таким образом, в глазах современников Валуев выступает как человек нерешительный и даже мягкий, склонный более к словам, чем к действиям, причем ряд авторов подчеркивает, что говорил он, по сути, ни о чем.

Сам Валуев пишет в дневнике: «Я говорю, что «настаивать не счел удобным»…легко может показаться, что именно мне следовало настоять…Быть может, в некоторых случаях результат был бы более удовлетворительный. Но большею частию я думаю, что я поступал правильно. Всякий человек…должен пребывать сам себе верным….Я постановил себе правилом никогда не рассчитывать на мгновенные или мимолетные впечатления и позволения государя. Я никогда не хотел… «вырывать» высочайших повелений. Вообще не в моей природе, что либо брать «нахрапом». Государь знал мои обычные приемы…он равным образом знал, что…я уступчив в отношении к отдельным случаям, но никогда не уступаю в отношении к общим началам»[38]

Ляшенко отмечает частые колебания Валуева и его политику лавирования, он пишет, что для понимания государственной деятельности Валуева необходимо иметь в виду его «карьеризм, угодничество, в первую очередь перед императором, а также перед «сильными мира сего»[39], что и обусловливало его политику лавирования. Сложность, двойственность позиции Валуева проистекала не только от неоформленности его взглядов, но и от неоднозначного характера самих александровских реформ. Ведь их цель вполне может быть понята и как веха на пути гражданского раскрепощения общества, и как отчаянный способ сохранения российской монархии в ее неизменном виде. Суть многократно пережитой Петром Александровичем драмы заключалась в выполнении дел, заведомо им не вполне или даже вовсе неодобряемых. «Это была обычная для чиновничьего мира драма самоуничижения личности, «закабаленной служить», реже – драма осознанного примирения с реальностью, которую ни правителям нашим, ни нам переделать не дано».[40]

Колебания Валуева в тех или иных вопросах политики являлись в какой-то степени отражением колебаний самого Александра II. В «Колоколе» остроумно было замечено, что Валуев, как известно, «флюгер, направляемый ветром придворным». Стремление идти в кильватере «его императорского величества» требовало постановки «парусов по ветру».[41]

Валуев был хорошо образованным и трудолюбивым человеком, прекрасно говорил по-русски, что являлось большой редкостью среди высших сановников империи. Кроме того, он был хорош собой: высок ростом, сановит, всегда по последней моде одет, умел прекрасно держаться в любом обществе, что для министра внутренних дел было весьма важно.[42]
Ряд историков положительно оценивают личность Валуева, например С. В. Римский, считает, что оценка Валуева в современной историографии весьма далека от истины. Сам он видит его выдающимся политиком, устремленным на реформы[43]. Отличительными чертами Валуева, по мнению историка В.Г. Чернухи, были широкое образование, поразительная работоспособность, умение улавливать и веяния времени, и настроения верховной власти. «Граф П.А. Валуев – государственный деятель новой для России формации» - говорит он. [44] Зайончковский пишет: «Валуев, бесспорно, принадлежал к числу наиболее образованных государственных деятелей. Непреклонный сторонник дворянских привилегий, он вместе с тем понимал задачи экономического развития России.»[45]

Все таки, несмотря на расхождения среди историков наиболее вероятной представляется точка зрения, согласно которой Валуев следовал политике лавирования пытаясь угодить воззрениям императора и его приближенных, но это не означает, что Валуев являлся человеком, не имеющей собственной точки зрения, как будет показано в следующей главе он повлиял на ход реформ 1860х годов.