Методы осуществления украинизации

До декабря 1922 года обучение в школах Волынской, Подольской, Полтавской губерний, селах Киевщины без всяких указаний сверху шло на украинском языке, в остальных губерниях — на русском или обоих языках параллельно. К тому же до конца 1918 года гетманские власти украинизировали 5400 (более четверти) начальных школ, частично украинизировали 262 высшие начальные (74%), а также 55 средних школ[10].

Через три месяца после завершения работы XII съезда РКП(б), 27 июля 1923 года, вышел декрет Совета народных комиссаров Украины «О мерах по украинизации учебно-воспитательных и культурно просветительных учреждений» На его базе к 1 августа были разработаны мероприятия по обеспечению равноправия языков и содействию развитию украинского жилки. Хотя в них предусматривалось выполнить задачу украинизации в течение года, содержалось указание о запрете брать на руководящую работу лиц, не овладевших украинским языком, первый секретарь ЦК КП(б)У (с марта. 1925-го — Генеральный секретарь) Э. Квиринг почти два года тормозил процесс украинизации[11].

И только с прибытием в УССР Л. М. Кагановича, заменившего Э. Квиринга, пленум ЦК КПбУ в экстренном порядке создал в апреле 1925 года комиссию по украинизации.

Это решение 30 апреля продублировал ВУЦИК, сформировав Всеукраинскую Центральную комиссию по украинизации советского аппарата (председатель — В. Я. Чубарь) и издав грозное постановление «О мерах незамедлительного проведения полной украинизации советского аппарата».

Но форсированное проведение фактически украинизации вызвало сопротивление как партийно-советского аппарата, так и части населения. Центральное руководство в Москве по-разному реагировало на трудности, появившиеся при проведении национальной политики: Сталин требовал преодолеть иронию и скептицизм в вопросе об украинской культуре», а И. Зиновьев считал, что украинизация «бьет по нашей линии относительно данного вопроса, помогает петлюровщине» Но Генеральный секретарь ЦК КП(б)У Л. М. Каганович настойчиво выполнял указания И. Сталина, правда, для него не имело решающего значения, что проводить в жизнь или украинизацию.

Созданные для государственных служащих трех- четырехмесячные курсы изучения украинского языка в большинстве городов функционировали формально, хотя над слушателями довлела угроза увольнения с работы в случае, если на экзамене они получат неудовлетворительную оценку. Многие слушатели посещали занятия эпизодически, общались между собой, как правило, на русском языке или на смеси украинского и русского, доклады тоже зачастую произносились не на украинском языке.

К примеру, в Артемовске из 8323 служащих различного ранга 3680 (44,2%) вообще их не посещали, и 796 человек были освобождены от занятий, хотя подавляющее большинство из них украинским языком владели крайне слабо. Не хватало и учителей, потому что с 1921 по 1923 год учительский корпус Украины уменьшился почти вдвое — с 85 до 45 тысяч. Для многих чиновников (совбуров, как их называло население) украинизация была мимикрией, несерьезным и конъюнктурным мероприятием[12].

Кроме того, символы «украинизации» и «борьбы с украинским буржуазным национализмом» являлись двумя сторонами единой политики. Параллельно украинизации шла пролетаризация обучения, а это усложняло социальные отношения, приводило к третированию дореволюционных педагогов. Процветали упрощенчество, полуграмотность, хронически не хватало средств на культурно-просветительскую работу. Крайне медленно проходила украинизация в комсомоле Украины, где на 1 мая 1924 года насчитывалось украинцев 21,1 процента, русских — 10,5, евреев — 65,8, других национальностей— 2,6 процента. Не лучше обстояло с украинизацией и в дислоцированных на территории УССР воинских частях, особенно среди комсостава. Причина здесь тоже лежала на поверхности: из 42 начдивов и военных комиссаров лишь два человека были украинцами, 21 — русскими, 10 — евреями, 9 — латышами, а в штабе Украинского военного округа из 246 работников украинцев насчитывалось 6 человек[13].

В 1924 году 66 видных украинских деятелей-эмигрантов одобрили украинизацию, заявив в связи с этим о проявлении лояльности к советской власти. Однако фактически украинизация внедрялась наиболее активно лишь в сфере начального образования, имела двойственную теоретическую базу, многие решения при этом были явно непродуманными, а удовлетворение культурных запросов превращалось в советизацию, ликвидацию национальных традиций. В Киевской, Волынской, Полтавской губерниях ее результатом стал украинизированный русский язык — «суржик».

В 1925 г. Эммануила Квиринга, находившегося на посту первого секретаря ЦК КП(б)У, сменил Лазарь Каганович, который принялся по-чиновничьи усердно воплощать в жизнь официальный курс партии. При нем политика украинизации достигла больших успехов. Своеобразным форпостом усиленной украинизации в 20-х гг. стал наркомат просвещения, которому была подчинена вся культура. Наркомом просвещения в 1924-1927 гг. был Александр Шумский, а после него - Николай Скрыпник[14].

Вместе с тем нельзя отрицать, что благодаря усилиям украинской интеллигенции, в том числе вернувшейся из эмиграции в УССР, а также национал-коммунистов типа А. Шумского или Н. Хвылевого (Фитилева), в республике произошел расцвет национальной культуры, процесс украинизации городов. Прогресс был виден и в количественном отношении: на украинский язык преподавания к 1927 году перешли четверть вузов, около половины техникумов, 80% периодических изданий стали «украиноязычными», более 92% первоклассников начинали учебу в украинских классах. Еще в 1931 году 79% вузовских учебников издавались на украинском языке.

Реальные перемены имели место и на той территории Сдобожанщины, где компактно проживало украинское население, но которая административно относилась к Российской федерации — на части Курской, Воронежской и Брянской губерний. Здесь к 1927 году работали восемь украинских педагогических техникумов, Воронежский университет готовил учителей украинского языка и литературы, в трех техникумах ввели украиноведение, до 1932 года 13 районных газет выходили на украинском языке. В этих регионах планировалось украинизировать 26 районов, где большинство населения составляли украинцы. Не отставала и Кубань: до 1930 года здесь открыли 240 украинских школ, украинский педагогический институт, два педагогических техникума, украинские отделения в сельскохозяйственном институте и на рабфаке[15].

Партийные инстанции, сам Л. Каганович постоянно напоминали, что в процессе украинизации не прекращается идейная борьба, причем буржуазно националистическая идеология, антисоветская культура по темпам развития якобы опережают пролетарскую идеологию и советскую культуру. Уже с апреля 1926 года начались нападки на наиболее последовательного сторонника дерусификации и подлинной суверенности Советской Украины, особенно в подборе и расстановке кадров, наркома просвещения А. Шумского. Его политическую травлю ни в последнюю очередь организовал Н.А. Скрыпник, добившись при поддержке И. Сталина и Л. Катановича высылки А. Шумского на работу в Россию (в сентябре 1927 г.). Кроме жупела «шумскизм», который верхи партии трактовали как «национальный уклон», появились также «хвылевизм» и «волобуевщина», особенно напугавшая догматиков. В одной из своих статей 1927 года 24-летний коммунист М.С. Волобуев-Артемов, не отрицая партийной программы, рассматривал Украину как исторически сформировавшийся народнохозяйственный организм, имеющий собственные пути развития[16]. Опираясь на официальные данные советской статистики, он показал потребительское отношение центра к Украине, требуя обеспечить за ее национальными учреждениями права и возможности настоящего, а не формального руководства всей экономикой республики, без всяких исключений в пользу союзных инстанций, ликвидировать провинциальный статус украинского языка, литературы и культуры в целом.