 |
Тайны. Различные цели
|
|
|
|
ТАЙНЫ
– Когда меня посвятят в рыцари, – сказал Уорт, зачарованно глядя в огонь, – я буду молить Бога, чтобы он послал мне все существующее в мире зло. Лишь мне одному. Если я одержу над этим злом верх, то его больше нигде не будет, а если победит оно, то пострадаю от этого только я один.
– Это было бы чересчур опрометчивым шагом с твоей стороны, – ответил Мерлин, – и ты бы проиграл. И страдал бы от этого.
Т. X. Уайт. Король Камелота
Каприкорн встречал Мегги и Фенолио в церкви в окружении полутора десятков своих людей. Он сидел в новом, угольно-чёрном кресле, установленном под присмотром Мортолы. На сей раз он был одет для разнообразия не в красное, а в светло-жёлтое, цвета утреннего солнца, пробивавшегося в окна. Он велел привести их ни свет ни заря, на холмах ещё лежал туман, и солнце плавало в нём, как мячик в мутной воде.
– Клянусь всеми буквами алфавита! – прошептал Фенолио, идя вместе с Мегги по центральному нефу церкви; по пятам за ними шёл Баста. – Он правда выглядит в точности так, как я его себе представлял. «Бесцветный, как молоко в стакане», – кажется, так я выразился.
Он пошёл быстрее, словно сгорая от нетерпения поближе рассмотреть своё создание. Мегги насилу за ним поспевала, а Баста у самой лестницы оттащил его назад.
– Эй, это что ещё такое? – зашипел он. – Не так быстро! И не забудь поклониться, понял?
Фенолио лишь презрительно посмотрел на него и остался стоять совершенно прямо. Баста протянул было руку в его сторону, но Каприкорн едва заметно покачал головой, и Баста опустил руку, как ребёнок, которому сделали замечание. Рядом с креслом Каприкорна стояла Мортола, сложив руки за спиной, будто крылья.
|
|
|
– И впрямь, Баста, я так и не понял, о чём ты думал, когда вернулся без её отца, – сказал Каприкорн, переводя глаза с Мегги на морщинистое, как у черепахи, лицо Фенолио.
– Его не было, я ведь уже объяснял. – В голосе Басты слышалась обида. – Я что, должен был сидеть там, как жаба у пруда, и его дожидаться? Он скоро сам сюда прибежит. Мы ведь все видели, как он обожает девчонку. Я готов побиться об заклад на мой нож: он появится здесь сегодня же, самое позднее – завтра.
– Твой нож? Ты ведь его недавно потерял. Мортола говорила насмешливо, и Баста стиснул зубы.
– Ты распустился, Баста, – заметил Каприкорн. – Ты от горячности совсем перестал соображать. Давай посмотрим, кого ты ещё притащил.
Фенолио так и не отвёл от него глаз. Он рассматривал Каприкорна, как художник, который спустя много лет вновь видит им же написанную картину; судя по выражению его лица, он был доволен тем, что видит. Ни тени страха не уловила Мегги в его глазах, только недоверчивое любопытство и удовлетворение. Удовлетворение своей работой. Каприкорну этот взгляд не понравился, это Мегги тоже заметила. Он не привык, чтобы на него смотрели бесстрашно, как этот старик.
– Баста рассказывал мне о вас странные вещи, господин…
– Фенолио.
Мегги наблюдала за выражением лица Каприкорна. Прочёл ли он хоть раз имя на обложке «Чернильного сердца», чуть выше названия?
– Даже голос у него в точности такой, как я себе представлял, – шепнул ей Фенолио.
Он был похож на ребёнка, с восторгом глядящего на льва в клетке. Но только Каприкорн сидел не в клетке. Один его взгляд – и Баста так заломил старику локоть за спину, что тот судорожно глотнул воздух.
– Не люблю, когда при мне шепчутся, – пояснил Каприкорн, пока Фенолио пытался продохнуть. – Итак, Баста рассказал мне фантастическую историю: вы будто бы утверждали, что именно вы написали некую книгу… Как она там называлась?
|
|
|
– «Чернильное сердце». – Фенолио потёр болевшую спину. – Она называется «Чернильное сердце», потому что у её героя сердце черно от злобы. Мне до сих пор нравится это название.
Каприкорн поднял брови и улыбнулся:
– Как прикажете это понимать? Может быть, как комплимент? Ведь то, о чём вы говорите, – моя история.
– Нет. Это моя история. А ты её персонаж – вот и все.
Мегги заметила, как Баста вопросительно взглянул на Каприкорна, но тот едва заметно покачал головой, так что спина Фенолио на некоторое время была в безопасности.
– Интересно, интересно. Значит, ты упорствуешь в своём вранье. – Каприкорн снял ногу с ноги и поднялся с кресла. Потом медленно спустился по ступенькам.
Фенолио заговорщически улыбнулся Мегги.
– Что улыбаешься?
Голос Каприкорна стал режущим, как нож Басты. Он остановился прямо перед Фенолио.
– Ах да, мне не следовало забывать, что тщеславие – одно из свойств, которыми я щедро тебя наделил. Тщеславие и… – тут Фенолио выдержал эффектную паузу, – ещё несколько слабостей, о которых лучше не распространяться в присутствии твоих молодцов, правда?
Короткое – и нескончаемое – мгновение Каприкорн глядел на него молча. Потом он улыбнулся. Улыбка была слабая, бледная, чуть кривившая уголки рта, а глаза его в это время блуждали по церкви, как будто он и думать забыл про Фенолио.
– Ты дерзкий старик, – сказал он. – Да к тому же ещё и лгун. Но если ты надеешься произвести на меня впечатление своим наглым враньём, как на Басту, то мне придётся тебя разочаровать. Твои претензии смешны, как и ты сам, и со стороны Басты было непростительной глупостью притащить тебя сюда, потому что теперь нам нужно так или иначе от тебя отделаться.
Баста побледнел. Втянув голову в плечи, он торопливо подошёл к Каприкорну и зашептал ему на ухо.
– А если он всё же не врёт? – услышала Мегги. – Они оба говорят, что все мы погибнем, если тронем старика.
Каприкорн смерил его таким презрительным взглядом, что Баста отшатнулся, словно его ударили. По виду Фенолио было похоже, что его всё это чрезвычайно забавляет. Мегги казалось, что он считает происходящее театральным представлением, устроенным лично для него.
– Бедняга Баста, – сказал Каприкорну Фенолио. – Ты снова несправедлив к нему, потому что он прав. Что, если я не лгу? Что, если я и в самом деле создал вас – тебя и Басту? Может быть, вы просто растворитесь в воздухе, если меня не станет? Это очень вероятное предположение.
|
|
|
Каприкорн рассмеялся, и всё же Мегги почувствовала, что он размышляет над тем, что сказал Фенолио, и что он встревожен, хотя и старается притворяться равнодушным.
– Я могу доказать, что я именно тот, за кого себя выдаю, – сказал Фенолио так тихо, что, кроме Каприкорна, его слова слышали только Баста и Мегги. – Мне сделать это здесь, перед твоей свитой и служанками? Рассказать им о твоих родителях?
В церкви стало тихо. Никто не шевельнулся – ни Баста, ни молодцы Каприкорна, ждавшие у ступеней. Даже женщины, мывшие пол под столами, выпрямились и посмотрели на Каприкорна и чужого старика, стоявшего перед ним. Мортола всё ещё стояла возле его кресла, выпятив подбородок, словно от этого ей было лучше слышно, о чём шепчутся там, внизу.
Каприкорн молча рассматривал свои запонки. Они казались пятнами крови на белых манжетах.
Потом он снова взглянул бесцветными глазами прямо в лицо Фенолио.
– Что ж, говори, старик! Но, если тебе дорога жизнь, постарайся, чтобы слышал тебя только я.
Он говорил тихо, но Мегги слышала в его голосе еле сдерживаемую ярость. Никогда ещё он не казался ей таким страшным.
Каприкорн сделал знак Басте, и тот неохотно отступил на несколько шагов.
– Я ведь могу говорить при малышке? – Фенолио положил Мегги руку на плечо. – Или её ты тоже боишься?
Каприкорн даже не взглянул на Мегги. Он видел сейчас только старика – своего создателя.
– Ну, говори же, даже если сказать тебе нечего. Ты не первый, кто пытается баснями спасти свою шкуру в этой церкви, но, если ты будешь по-прежнему нести вздор, я велю Басте положить тебе на шею славную маленькую змейку. У меня всегда припасено несколько штук на такие случаи.
Угроза не произвела на Фенолио большого впечатления.
– Ладно, – сказал он, поглядев вокруг и как бы сожалея, что у него так мало слушателей. – С чего начать? Сперва одно важнейшее правило: писатель никогда не доверяет бумаге всё, что знает о своих персонажах. Читателю не обязательно знать все. Есть вещи, которым лучше оставаться тайной, известной только автору и его созданиям. Вот он, например. – Фенолио показал на Басту. – Я всегда знал, что он был глубоко несчастен до того, как встретился с тобой. Как это говорится в одной прекрасной книге? «До ужаса легко убедить ребёнка, что он отвратителен». Басту в этом убедили. Не то чтобы ты его разубедил. Конечно, нет! С какой стати? И всё же у него вдруг появился кто-то, кому он был предан, кто говорил ему, что делать… У него появился бог, Каприкорн, и если ты порой обращался с ним плохо, то кто сказал, что боги всегда добры? Они куда чаще строги и жестоки, правда? Но в книге я об этом не писал. Я это знал – и достаточно. Но довольно о Басте, перейдём к тебе.
|
|
|
Каприкорн не сводил глаз с Фенолио, лицо его словно одеревенело.
– Каприкорн… – Фенолио выговаривал это имя почти нежно. Он смотрел поверх плеч Каприкорна, словно забыл, что тот, о ком он говорит, стоит прямо перед ним, а не находится по-прежнему в совсем ином мире, замкнутом обложкой книги. – Конечно, у него есть и другое имя, но он и сам успел его позабыть. С пятнадцати лет он называет себя Каприкорном – по учёному названию Козерога, знака, под которым он родился. Каприкорн, Неприступный, Непостижимый, Ненасытный хочет, чтобы в нём видели бога. Или дьявола. Но разве у дьявола есть мать? – Фенолио в первый раз за время разговора посмотрел Каприкорну прямо в глаза. – У тебя она есть.
Мегги взглянула на Сороку. Сжав костлявые руки в кулаки, она подошла к краю ступенек и вся вытянулась, но Фенолио говорил очень тихо.
– Ты распространял слухи, что она из знатного рода, – продолжал он. – Ты даже рассказывал иногда, будто она королевская дочь. А твой отец был, как ты утверждал, мастером, ковавшим оружие при его дворе. Красивая история, ничего не скажешь. Рассказать тебе мою версию?
В первый раз заметила Мегги страх на лице Каприкорна, безымянный страх без конца и начала, а за ним, как огромная чёрная тень, вставала ненависть. Мегги нисколько не сомневалась: Каприкорну хотелось в эту минуту убить Фенолио, но страх связывал руки ненависти и делал её ещё больше.
Замечал ли это Фенолио?
– Да, расскажи свою историю. Почему бы нет? Глаза у Каприкорна стали неподвижные, как у змеи.
Фенолио проказливо улыбнулся, совсем как его внуки.
– Отлично, продолжим. Насчёт мастера, ковавшего оружие, ты, конечно, солгал.
Мегги по-прежнему казалось, что старик от души забавляется. Он вёл себя так, будто играет с котёнком. Неужели он так мало знал своё собственное создание?
|
|
|
– Отец Каприкорна был простой кузнец, подковывавший лошадей, – продолжал он, совершенно не смущаясь холодной яростью во взгляде Каприкорна. – Он давал сыну поиграть горячие уголья и иногда колотил его сильно, как подкову на своей наковальне. Он колотил его за всякое проявление жалости, и, уж конечно, за слёзы, и за каждое «я не могу» и «у меня не получается». «Важнее всего сила! – поучал он мальчика. – Правила всегда устанавливает тот, кто сильнее, так что уж постарайся быть тем, кто их устанавливает». Мать Каприкорна тоже считала это единственной неопровержимой истиной на свете. И она каждый день говорила сыну, что однажды он станет сильнее всех на свете. Она была не принцессой, а простой служанкой с загрубевшими руками и коленями, и она, как тень, следовала за сыном даже тогда, когда он начал её стыдиться и выдумал себе новую мать и нового отца. Она восхищалась его жестокостью, ей нравилось видеть, что он внушает страх. И она любила его сердце, чёрное, как чернила. Да, у тебя камень вместо сердца, Каприкорн, чёрный камень, доброты в нём не больше, чем в куске угля, и ты очень, очень гордишься этим.
Каприкорн снова занялся своей запонкой, он крутил её и глядел на неё так задумчиво, будто всё его внимание сосредоточилось на красном кусочке металла, а не на том, что говорил Фенолио. Когда старик замолчал, Каприкорн старательно поправил манжету и смахнул прицепившуюся нитку с рукава. Похоже, заодно он смахнул и гнев, и ненависть и страх, потому что их не было больше заметно в его равнодушном, бесцветном взоре.
– Что ж, старик, захватывающая история, ничего не скажешь, – сказал он тихо. – Она мне нравится. Ты хорошо врёшь, и поэтому я подержу тебя здесь. Пока. До тех пор, пока мне не разонравятся твои истории.
– Подержишь здесь? – Фенолио распрямился. – Я вовсе не собираюсь здесь оставаться. Что…
Но Каприкорн зажал ему рот рукой.
– Ни слова больше, – прошептал он. – Баста рассказал мне, что у тебя трое внуков. Если ты рассердишь меня или вздумаешь рассказывать свои басни не мне, а моим людям, я попрошу Басту завернуть несколько молодых змеек в подарочную бумагу и подложить под дверь твоим внукам. Я выражаюсь достаточно ясно, старик?
Фенолио опустил голову, как будто слова Каприкорна переломили ему шейный позвонок. Когда он вновь поднял голову, из каждой его морщины глядел страх.
С довольной улыбкой Каприкорн сунул руки в карманы брюк.
– Да, все вы к чему-нибудь да привязаны своим не в меру мягким сердцем, – сказал он. – Дети, внуки, братья и сёстры, родители, собаки, кошки, канарейки… И так у всех: у крестьян, у лавочников, и даже у полицейских есть семья или хотя бы собака. Достаточно поглядеть на её отца. – Каприкорн так неожиданно показал на Мегги, что она вздрогнула. – Он придёт сюда, хотя знает, что обратно я его не выпущу, как и его дочку. И всё же он придёт. Ну не удивительно ли устроен мир?
– Да, – сказал Фенолио, – удивительно. – И в первый раз посмотрел на своё создание не с восхищением, а с омерзением.
Похоже, Каприкорну это понравилось больше.
– Баста! – позвал он и поманил его к себе. Баста подошёл с нарочитой медлительностью.
Он всё ещё выглядел обиженным.
– Отведи старика в комнату, где мы раньше держали Дариуса! – приказал Каприкорн. – И поставь часового у дверей.
– Ты хочешь, чтобы я отвёл его к тебе в дом?
– Да, а что? Он ведь выдаёт себя за моего отца. Кроме того, его истории меня забавляют.
Баста пожал плечами и схватил Фенолио за локоть. Мегги испуганно посмотрела на старика. Сейчас она останется совсем одна, наедине со стенами без окон и с запертой дверью в застенке Каприкорна. Но Фенолио взял её за руку прежде, чем Баста успел утащить его.
– Оставь девочку со мной, – сказал он Каприкорну. – Не можешь ты снова запереть её в эту дыру одну-одинешеньку.
Каприкорн равнодушно повернулся к нему спиной.
– Как хочешь. Её отец всё равно скоро будет здесь.
Да, Мо придёт. Ни о чём другом Мегги не могла думать, пока Фенолио увлекал её за собой, обняв рукой за плечи, будто и вправду мог защитить её от Каприкорна, Басты и всех остальных. Но он ведь этого не мог. А Мо сможет? Конечно, нет. «Пожалуйста! » – думала она. Но он, может быть, не найдёт дорогу сюда. Лучше ему не приходить. И всё же больше всего ей хотелось, чтобы он пришёл. Больше всего на свете.
РАЗЛИЧНЫЕ ЦЕЛИ
Фабер понюхал книгу.
– Знаете, книги пахнут мускатным орехом или ещё какими-то пряностями из далёких заморских стран. Ребёнком я любил нюхать книги.
Р. Брэдбери. 451° по Фаренгейту
(перевод Т. Шинкарь)
Фарид заметил машину.
Сажерук лежал под деревом, когда она показалась на дороге. Он пытался думать, но с той минуты, как он узнал, что Каприкорн вернулся, мысли у него разбегались. Каприкорн вернулся, а он всё ещё не знает, где искать книгу. Листья рисовали кружевную тень на его лице, солнце жгучими иголками пробиралось сквозь ветки и впивалось в его раскалённый лоб. Баста и Плосконос тоже вернулись, конечно. А он как думал? Что они будут пропадать вечно?
– Что ты так волнуешься, Сажерук? – прошептал он, обращаясь к листве у себя над головой. – Тебе не надо было туда возвращаться. Ты знал, что это опасно.
Вдруг он услышал приближающиеся торопливые шаги.
– Серая машина. – Фарид опустился рядом с ним на траву запыхавшись – так быстро он бежал. – Я думаю, это Волшебный Язык.
Сажерук вскочил. Мальчик знал, что говорит. Он и вправду умел различать этих вонючих жестяных жуков. Сажеруку это никогда не удавалось.
Он помчался за Фаридом к тому месту, откуда было видно мост. От него дорога, как ленивая змея, загибалась к деревне Каприкорна. Если они хотели перехватить Волшебного Языка, времени у них оставалось немного. Они понеслись вниз по склону холма. Фарид первым выскочил на асфальт. Сажерук всегда гордился своей расторопностью, но мальчишка был ещё проворнее, быстрый, как косуля, и такой же длинноногий. С огнём он уже научился играть, как со щенком, и до того самозабвенно, что Сажерук иногда напоминал ему с помощью зажжённой спички, какие у этого щенка горячие зубы.
Волшебный Язык резко затормозил, увидев на дороге Сажерука и Фарида. По его виду было похоже, что он не спал несколько ночей. Рядом с ним сидела Элинор. Она-то откуда взялась? Разве она не уехала домой, в свой склеп с книгами? А где же Мегги?
Волшебный Язык помрачнел при виде Сажерука и вышел из машины.
– Ну конечно! – закричал он, надвигаясь на него. – Это ты выболтал им, где мы. Кто же ещё? Что Каприкорн пообещал тебе на этот раз?
– Кому я что выболтал? – Сажерук увернулся от него. – Я никому ничего не выбалтывал. Спроси мальчика.
Волшебный Язык даже не взглянул на Фарида. Пожирательница книг тоже вышла из машины, лицо у неё было разъярённое.
– Единственный здесь, кто что-то выболтал, это ты! – резко сказал Сажерук. – Ты рассказал обо мне старику, хотя обещал этого не делать.
Волшебный Язык так и замер. Как легко пробудить в нём чувство вины!
– Вы бы лучше спрятали машину там, под деревьями. – Сажерук показал на обочину. – В любую минуту мимо может проехать кто-нибудь из людей Каприкорна, а они не любят, когда здесь появляются чужие машины.
Волшебный Язык обернулся и поглядел на дорогу.
– Ты что, опять готов ему поверить? – крикнула Элинор. – Конечно, это он вас предал – кто же ещё? Он же врёт каждый раз, как открывает рот.
– Баста забрал Мегги. – Волшебный Язык говорил без всякого выражения, как будто вместе с дочерью у него отобрали звук голоса. – Фенолио они тоже забрали – вчера утром, пока я встречал Элинор в аэропорту. С тех пор мы ищем эту проклятую деревню. Я понятия не имел, сколько на этих холмах заброшенных деревень. Только когда мы доехали до заграждения на дороге, я понял, что мы наконец на верном пути.
Сажерук молчал, глядя в небо. Там пролетали птицы, чёрные, как подручные Каприкорна. Он не заметил, как привезли девочку, но, с другой стороны, не мог же он сутки напролёт не спускать глаз с автостоянки.
– Басты несколько дней не было, я так и подумал, что его послали за вами, – сказал он. – Тебе повезло, что он тебя не застал.
– Повезло? – Элинор всё ещё стояла возле машины. – Скажи ему, чтобы он отошёл с дороги, не то я его перееду машиной! Он с самого начала был заодно с этими проклятыми поджигателями.
Волшебный Язык все ещё глядел на Сажерука, словно решая для себя, можно ему верить или нет. Наконец он сказал:
– Люди Каприкорна забрались в дом к Элинор. Они вытащили всю её библиотеку в сад и сожгли.
Сажерук на мгновение почти обрадовался, хотя не хотел признаваться в этом даже себе. А чего она ждала, эта книгоманка? Что Каприкорн просто забудет о ней? Он пожал плечами и поглядел на Элинор без всякого выражения.
– Этого нужно было ожидать, – сказал он.
– Этого нужно было ожидать?
Элинор едва не задохнулась от возмущения. Она бросилась на него, как разъярённый бультерьер. Фарид загородил ей дорогу, но она толкнула его так, что мальчик упал на горячий асфальт.
– Ты можешь заморочить мальчишку своими факелами и цветными мячиками, Пожиратель Спичек! – заорала она на Сажерука. – Но со мной это не пройдёт! От всей моей библиотеки остался бак пепла. Полиция восхитилась таким умелым поджогом.
– Они всё же не подожгли ваш дом, госпожа Лоредан. Даже сад ваш не пострадал, если не считать горелого пятна на лужайке.
– Что мне дом? Что мне эта чёртова лужайка? Они сожгли мои драгоценные книги!
Она поспешно отвернулась, но Сажерук успел заметить слёзы у неё на глазах и вдруг ощутил жалость. Может быть, между ними больше общего, чем он думал: её родина была из бумаги и типографской краски, как и его собственная. Похоже, она чувствовала себя в этом мире такой же чужой, как он. Однако он не выдал своего сочувствия, он скрыл его за насмешкой и равнодушием, также как она прятала отчаяние под маской гнева.
– А чего вы ждали? Каприкорн знал, где вы живёте. Следовало ожидать, что он предпримет что-нибудь, раз вы от него удрали. Он вообще мстителен.
– А откуда он знал, где я живу? От тебя! Элинор замахнулась кулаком, но Фарид удержал её руку.
– Он не предавал! – выкрикнул мальчик. – Он никого не предавал. Он вернулся сюда, чтобы выкрасть одну вещь.
Элинор опустила руку.
– Значит, это правда. – Волшебный Язык встал рядом с ней. – Ты вернулся, чтобы украсть книгу! Ты сошёл с ума.
– Ну а ты? Ты зачем вернулся? – Сажерук смерил его презрительным взглядом. – Ты решил просто прогуляться до церкви Каприкорна и попросить его отдать тебе твою дочь?
Волшебный Язык молчал.
– Он ни за что тебе её не отдаст, и ты это знаешь, – продолжал Сажерук. – Она только наживка, и как только ты её схватишь, вы оба окажетесь узниками Каприкорна, возможно, до конца ваших дней.
– Я ведь хотела привести полицию. – Элинор сердито высвободилась из смуглых рук Фарида. – Но Мортимер был против.
– И правильно! Каприкорн отправил бы Мегги в горы, и вы бы никогда больше её не увидели.
Волшебный Язык взглянул туда, где за холмами виднелись тёмные очертания гор.
– Подожди, пока я выкраду книгу, – сказал Сажерук. – Я сегодня же ночью снова проберусь в деревню. Я не смогу освободить твою дочь так, как в прошлый раз, потому что теперь Каприкорн поставил втрое больше часовых и вся деревня освещена по ночам, как витрина ювелирного магазина, но, может быть, мне удастся разузнать, где они её держат. И можешь делать с этой информацией что хочешь. А в благодарность за труды ты ещё раз попробуешь вернуть меня обратно. Что ты на это скажешь?
Ему казалось, что это очень разумное предложение, но Волшебный Язык после короткого раздумья покачал головой.
– Нет! – сказал он. – Нет, мне очень жаль, но я не могу больше ждать. Мегги и так, наверное, не может понять, почему меня всё ещё нет. Я ей нужен.
С этими словами он повернулся и пошёл назад к машине.
Но Сажерук преградил ему путь.
– Мне тоже очень жаль, – сказал он, щелчком открывая нож Басты. – Ты знаешь, я терпеть не могу эти штуки, но иногда приходится защищать людей от их же собственной глупости. Я не допущу, чтобы ты попал в эту деревню, как кролик в капкан, только затем, чтобы Каприкорн мог запереть тебя и твой волшебный голос. Твоей дочери это не поможет, а мне тем более.
Фарид по знаку Сажерука тоже вытащил нож, купленный у одного мальчишки в приморском селении. Ножик был до смешного маленький, но Фарид с такой силой упёр его Элинор в бок, что лицо у неё перекосилось.
– Уж не собрался ли ты меня зарезать, юный мерзавец? – закричала она на него.
Мальчик отпрянул, но нож не опустил.
– Убери машину с дороги, Волшебный Язык, – приказал Сажерук. – И не глупи! Мальчишка не отведёт нож от сердца твоей любительницы книг, пока ты к нам не вернёшься.
Волшебный Язык повиновался. А что ему оставалось делать? Их обоих накрепко привязали к деревьям прямо за сожжённым домом, в двух шагах от укрытия. Элинор верещала громче, чем Гвин, когда его за хвост вытаскивали из рюкзака.
– Прекратите! – закричал на неё Сажерук. – Если люди Каприкорна найдут нас здесь, лучше никому не будет.
Это подействовало. Она тут же замолчала. Волшебный Язык прислонился головой к стволу и закрыл глаза.
Фарид ещё раз тщательно проверил все узлы. Сажерук подозвал его.
– Ты останешься караулить этих двоих, а я проберусь сегодня ночью в деревню, – прошептал он. – И чтоб я больше не слышал про духов. На этот раз ты остаёшься не один.
Мальчик смотрел на него так обиженно, будто его заставили сунуть руку в огонь.
– Но они же привязаны, – возразил он. – Что их караулить? Мои узлы ещё никому не удавалось развязать, честное слово! Пожалуйста, возьми меня с собой! Я могу посторожить, могу отвлечь часового. Я могу даже забраться в дом Каприкорна. Я умею красться тише, чем Гвин!
Но Сажерук отрицательно покачал головой.
– Нет! – сказал он резко. – Сегодня я пойду один. А если я захочу, чтобы за мной ходили по пятам, я заведу себе собаку.
И он отошёл от оторопевшего мальчика.
День был жаркий. В голубом небе над холмами не было ни облачка. До темноты оставалось ещё много часов.
|
|
|
