Владимиро-Суздальское искусство при князе Всеволоде Большое Гнездо

Время преемника Андрея — Всеволода Юрьевича Большое Гнездо — это время стабилизации внутренних отношений и усиления влияния огромного Владимирского княжества на сопредельные земли, время его культурного расцвета. В княжение Всеволода владимирская земля закрепляла, усваивала то, что в муках рождалось при Андрее: переплавляла хрупкие нити новых философских «доктрин» в неторопливую торжественность летописи, нарядный декор белокаменных храмов, звонкие краски икон. Это время летописцев, зодчих, художников. На искусстве всеволодова периода лежит отпечаток гармоничной статики, внутреннего спокойствия.

Последняя четверть XII — начало XIII в. отмечены дальнейшими успехами владимирского зодчества, ориентированного, по-прежнему, на столицу. Получает окончательные формы Успенский собор. После пожара 1185 г. он обстраивается высокими стенами галерей и увенчивается пятью главами. Его масштабы выдерживают теперь сравнение с крупнейшими храмами Руси.

Важнейший памятник, характеризующий направление развития владимирской архитектуры этого времени,— церковь Дмитрия Солунского, патрона великого князя, которая была построена в центре княжеского двора на высотах центрального холма столицы (1194—1197). Традиционному для XII в. типу одноглавого трехнефного четырехстолпного храма владимирские зодчие придали строгий и торжественный характер. Храм отличается удивительной, кристальной ясностью форм, четкостью конструктивной логики. Фасады членятся по вертикали пилястрами, соответствующими подкупольным столбам. Нарядная лента аркатурно-колончатого пояса, проходящая на уровне хор, разделяет здание на два яруса, верхний из которых хорошо выделяется обильной резьбой. Собор увенчивает световой барабан на четырехугольном постаменте, завершающийся золотым шеломом с прорезным крестом.

Обильная белокаменная резьба отличает Дмитриевский собор от памятников предшествующего времени. Несколько сот резных камней образуют сложный и прихотливый декоративный ансамбль, спаянный смысловым единством. Чтение рельефов, как и в церкви Покрова на Нерли, начинается с фигуры пророка Давида над центральным окном каждого фасада. Фигура псалмопевца венчает изображение мира: мира растений, зверей и птиц, мира нравственных подвигов человека (разумеется, в христианском истолковании). Среди прочих изображений портрет князя Всеволода с сыновьями.

Чрезвычайно интересны святые всадники-воины в развевающихся плащах, некоторые с поднятыми мечами. Здесь с наибольшей силой отразились воинские идеалы князей домонгольской эпохи, военное могущество владимирской земли при Всеволоде, воспетое в «Слове о полку Игореве».

По сравнению со скульптурой предшествующего периода в пластике Дмитриевского собора гораздо отчетливее выступает собственно русская художественная манера. Она проявляется в отказе от трактовки формы в духе «круглой» романской скульптуры и в переходе к плоскостно-графическому стилю, связанному с навыками деревянной резьбы; в «строчном» прочтении композиции, очень характерном для различных видов русского народного творчества; в поэтическом и декоративном осмыслении образов. По-видимому, мастера «от немец», возможно, работавшие во Владимире при Андрее, уже не принимали участия в украшении собора, и оно было целиком осуществлено владимирскими резчиками.

Монументальная живопись всеволодов-ского времени представлена прежде всего фресками того же Дмитриевского собора, созданными выдающимися византийскими и русскими художниками. Высочайшего мастерства достигают они в изображении апостолов из композиции «Страшного суда» с их непринужденным изяществом поз, аристократизмом жестов, виртуозным рисунком драпировок, острой индивидуальной характеристикой каждого.

Интересна сцена «Лоно Авраамово». Двое праведников обнимаются и целуются, словно они только что встретились. Остальные обступили плотным кольцом праотца Авраама. Здесь как бы осуществляется стремление живописцев представить последний суд свершившимся до конца. Праведники, воскресшие телесно, уже вошли в рай, куда шествуют теперь святые жены. И конечно, блага царства небесного мыслятся в своей живописной наглядности. Райский «вертоград», в котором пребывают праотцы и Богоматерь с ангелами, великолепен. На раскраску диковинных деревьев, цветов и плодов художники истратили почти все возможности своей палитры. А рисунок их необычайно затейлив. С нескрываемым удовольствием, легко и изящно написаны птицы, сидящие на ветвях, взлетающие, клюющие. В представлении художника этот мир не только переливался красками, но и звучал, пел, благоухал.

Фрагменты фресок Дмитриевского собора, а также некоторых других храмов, вместе с немногочисленными иконами свидетельствуют о постепенном становлении владимиро-суздальской школы живописи, начала которой закладывались еще в середине XII в. Перерабатывая разнообразные художественные влияния, используя творческий опыт Киева, Чернигова и других русских центров, владимиро-суздальские живописцы выработали собственное художественное мироощущение, собственный изобразительный язык, удивлявший изяществом формы, богатой оттенками красочностью, специфически «суздальской» нарядностью.

Особое место в изобразительном искусстве Владимирской Руси принадлежит теме деисуса — моления святых перед Христом за человеческий род. В этой теме нашла наилучшее воплощение идея заступничества, способная впитать в себя самые разнообразные жизненные коллизии. Трехчастный оглавный деисус (Спас, Богоматерь и Иоанн Предтеча) изображен на иконе конца XII — начала XIII в. Произведением высокого искусства является так называемый «Архангельский деисус» (точнее, изображение Спаса Эммануила с архангелами — символический образ Троицы и образ Апокалипсиса), отмеченный благородством формы и цвета, глубокой одухотворенностью, что роднит его с фресками Дмитриевского собора. Другой выдающийся памятник живописи — икона Дмитрия Солунского из Дмитрова. В художественном отношении эта яркая, «украшенная» икона вызывает ассоциации с произведениями различных иконописных школ средневековья, свидетельствуя о сложности творческих импульсов, питавших местное изобразительное искусство. Из Ярославля происходит великолепный по мастерству образ Богоматери Оранты. Это произведение, связанное с киевской традицией, удивляет звонкостью и изысканностью колорита, обилием золота, рождающим ощущение «драгоценности» живописной поверхности, скульптурной отточенностью форм. Здесь воплощен идеал красоты того времени.