 |
Тост в честь завтрашнего дня 15 глава
|
|
|
|
Окрестности окутала весенняя дымка. Погоняя коня, Садо думал: «Напрасно я надолго отложил эту поездку. Я допустил небрежность в исполнении своего долга перед своим хозяином и подвел его».
МУХИ
Дорогу на Симосу на восточном берегу реки Сумида, в том месте, где ответвляется путь на Осю, перекрывали большие ворота. Там находилась укрепленная застава, свидетельство твердой власти Аоямы Таданари – нового градоначальника Эдо. Мусаси и Иори дожидались своей очереди. Три года назад войти и выйти из Эдо было несложно. С тех пор город заметно разросся, стало больше домов и меньше пустующих участков.
– Эй, ронин, подходи, твоя очередь!
Двое стражников в кожаных хакама тщательно обыскивали Мусаси, а третий тем временем задавал вопросы.
– По какому делу в столицу?
– В общем-то без особого дела.
– Без определенной цели?
– Я изучаю боевые искусства. Можно сказать, что мое дело – совершенствовать боевые качества самурая.
Стражник замолчал. Мусаси ухмыльнулся.
– Откуда родом?
– Деревня Миямото уезда Ёсино в провинции Мимасака.
– Кому ты служишь?
– У меня нет хозяина.
– Кто дает средства на странствия?
– Никто. Я рисую, вырезаю из дерева статуэтки и расплачиваюсь ими за еду и ночлег. Часто ночую в храмах. Иногда даю уроки фехтования. Этим и живу.
– Откуда следуешь?
– Последние два года я занимался земледелием в Хотэнгахаре в Симосе. Я не собирался посвятить всю жизнь крестьянскому труду, поэтому ушел из деревни.
– Есть где остановиться в Эдо? Запрещено пускать в город людей, которым негде жить в столице.
– Есть, – твердо ответил Мусаси, поняв, что допросу не будет конца, если говорить правду.
– Где?
– У Ягю Мунэнори, владетеля Тадзимы. Стражник от изумления открыл рот.
|
|
|
Мусаси в душе похвалил себя за находчивость. Его не волновало возможное разоблачение. Он полагал, что в доме Ягю о нем слышали от Такуана. Если вдруг начнут дознание, то Ягю не станут отказываться от знакомства с ним. По случаю и сам Такуан может оказаться в Эдо. Он и представил бы Мусаси аристократическому дому. Конечно, прошло время вызова на поединок Сэкисюсая, но Мусаси по-прежнему мечтал сразиться с Мунэнори – наследником прославленного отца, хранителем стиля Ягю и военным наставником сегуна.
Имя аристократа зачаровало стражей.
– Ну ладно, – дружелюбно проговорил стражник. – Не стал бы тебя беспокоить, знай, что ты вхож к Ягю. Видишь ли, по дорогам бродят разные самураи. Приходится быть начеку с ронинами. Служба, сам понимаешь.
После еще двух-трех незначительных вопросов, заданных скорее для порядка, стражник сопроводил Мусаси через ворота.
– Господин, – обратился Иори к Мусаси, – почему они так придираются к ронинам?
– Ловят лазутчиков.
– Кто же из них явится сюда в обличий ронина? Неужели здесь настолько глупые чиновники? Их дурацкие вопросы задержали нас, опоздали на переправу.
– Тихо, услышат. Ни о чем не беспокойся. Полюбуйся Фудзиямой, пока не придет следующая лодка. Отсюда гора хорошо видна.
– Подумаешь, из нашего дома тоже видно.
– Да, но здесь иной вид.
– Как это?
– Фудзияма никогда не бывает одинаковой, она меняется каждый день, каждый час.
– Мне она кажется неизменной
– Ты просто не пригляделся. Она многолика в зависимости от времени года, погоды, места, откуда на нее смотришь. Каждый человек видит ее по-своему.
Не проявив интереса к горе, Иори подобрал плоскую гальку и ловко пустил ее по поверхности воды. Позабавившись, Иори подошел к Мусаси.
– Мы правда пойдем в дом Ягю?
– Надо подумать.
– Но вы же сказали страже?
– Да, я собирался к нему, но дело это непростое. Он ведь даймё.
|
|
|
– Он, похоже, очень важный господин, я тоже хочу стать таким.
– Важным?
– Да.
– Слишком низкая цель.
– Как это?
– Посмотри на Фудзияму.
– Не собираюсь походить на нее.
– Ты должен, никому не подражая, стать безмолвным неподвижным гигантом. Такими бывают горы. Не суетись в тщетной надежде удивить людей. Они начнут уважать тебя, если ты того достоин. Подлинное уважение ничем не купишь.
Слова Мусаси пролетели мимо ушей мальчика. Подошла лодка, и Иори побежал занимать место.
Река Сумида отличалась своенравием, была глубокой в одном месте, мелкой в другом, то узкой, то широкой. Во время прилива вода в ней мутнела, а в устье Сумида расширялась чуть ли не вдвое. На месте переправы река почти сливалась с морем.
Над головой синело небо, вода была прозрачной, и Иори отчетливо видел стайки рыбешек в глубине. На дне среди камней он заметил ржавый шлем. Его совсем не интересовал разговор за его спиной.
– И вы полагаете, что все обойдется при том, что творится?
– Сомневаюсь.
– Я тоже. Рано или поздно, но дело дойдет до драки. Не хотелось бы, конечно, новой смуты.
Остальные пассажиры молча смотрели на воду, показывая полное безразличие к разговору. Все боялись правительственных соглядатаев. Откровенные смельчаки рисковали жизнью, высказывая собственное мнение.
– Судя по тщательности проверок на заставах, мы, похоже, на пороге войны. Эти строгости введены недавно. Ходят слухи о лазутчиках из Осаки.
– А ограбление домов даймё? Власти помалкивают, ведь грабят тех, кто по долгу службы обязан поддерживать порядок.
– Вряд ли грабители пошли бы на такой риск. Это проделки лазутчиков. Ни один бандит не осмелится полезть в усадьбу даймё.
Пассажиры представляли как бы весь Эдо в миниатюре: возчики леса с опилками на одежде, две дешевые девицы из веселого квартала, вероятно приехавшие из Киото, три здоровенных парня с бычьими шеями, артель землекопов, роющих колодцы, две проститутки, заигрывавшие с мужчинами, монах – насельник храма и странствующий монах, ронин, подобный Мусаси.
Лодка причалила, пассажиры сошли на берег.
– Эй ты, ронин! Ты кое-что потерял, – окликнул Мусаси коренастый парень, протягивая ему парчовый мешочек, настолько старый и потертый, что от золотой нити осталось лишь воспоминание.
|
|
|
– Это не мое. Наверное, оставил кто-то из пассажиров.
– Мой! – схватил мешочек Иори, быстро засунув его за пазуху.
– Какой пострел! – возмутился парень. – Отдай! Сначала отвесь мне три поклона, а потом получишь мешочек. Не поклонишься, швырну тебя в реку.
Мусаси заступился за мальчика, сказав, что тот слишком мал.
– А ты кто такой? Брат? Хозяин? Как тебя зовут?
– Миямото Мусаси.
– Что? – уставился на Мусаси парень. – Будь внимательнее! – заметил он Иори.
Парень пошел прочь, но Мусаси удержал его:
– Извините, не уделите мне минуту?
Вежливость Мусаси застигла парня врасплох. Он резко обернулся, невольно сжав рукоять меча.
– В чем дело?
– Как вас зовут?
– Зачем это?
– Вы же узнали мое имя. Вежливость требует, чтобы и вы назвались.
– Я один из людей Хангавары, Дзюро.
– А теперь пошел вон! – подтолкнул его Мусаси.
– Я этого тебе не забуду! – убегая, крикнул парень.
– Трус! Надо было еще ему поддать, – сказал Иори, довольный, что за него расквитались.
По дороге в город Мусаси завел серьезный разговор.
– Иори, пойми, жизнь здесь совершенно отличается от деревенской. Там нашими соседями были лисы и белки, а здесь множество самых разных людей. Следи за своим поведением.
– Да, учитель.
– Земля становится раем, если люди живут дружно. У каждого человека есть плохие и хорошие качества. Случаются времена, когда верх берет дурная сторона человеческой натуры, и земля из рая превращается в ад. Понимаешь?
– Кажется, – ответил притихший Иори.
– Люди придумали хорошие манеры и этикет, которые не допускают проявления плохих сторон. Этикет укрепляет порядок в обществе, который является высшей заботой правителей страны. – Мусаси помолчал. – Твое поведение на пристани... Конечно, случай пустяковый, но твои манеры разозлили того человека. Ты огорчил меня.
– Да, господин.
– Не знаю, где мы с тобой остановимся, но в любом месте ты должен соблюдать правила и держаться вежливо.
Мальчик поклонился. Некоторое время они шли молча.
– Господин, не возьмете ли вы мой мешочек? Вдруг я его потеряю. Взяв мешочек, Мусаси внимательно осмотрел его.
|
|
|
– Отец оставил его тебе?
– Да, господин. Я забрал его у настоятеля храма в начале года. Монах не взял ни песчинки. Возьмите себе немного.
– Спасибо. Я сохраню твой мешочек.
«Мальчик в отличие от меня практичен в жизни», – подумал Мусаси, сознавая свою беспомощность в денежных вопросах. Врожденная сметка ученика напомнила учителю о повседневных заботах людей. Мусаси тронуло доверие Иори. Мусаси хотелось сделать все возможное для развития способностей в мальчике.
– Где мы заночуем? – спросил Иори.
Город мальчику понравился, он с любопытством оглядывался по сторонам.
– Ой, сколько там лошадей! Верно, их продают. – Иори обрадовался коням, словно встретил старых друзей на чужбине.
Они дошли до квартала Бакуротё, где торговали лошадьми и было бесчисленное множество лавок и харчевен, набитых продавцами и покупателями, погонщиками, возницами. Люди толпились кучками, азартно торгуясь на всех наречиях. Говор Эдо выделялся резкостью и гортанностью звуков. Сквозь мешанину людей и лошадей решительно пробирался самурай. Он, похоже, высматривал хорошего коня.
– Одни клячи. Не предлагать же такое хозяину! – произнес он с недовольным видом.
Столкнувшись с Мусаси лицом к лицу, самурай отступил на шаг и, не веря своим глазам, воскликнул:
– Миямото Мусаси?!
Мусаси вгляделся в самурая и расплылся в дружеской улыбке, узнав Кимуру Сукэкуро. В замке Коягю они едва не скрестили мечи. Кимура искренне обрадовался неожиданной встрече.
– Не ожидал увидеть тебя здесь! Давно в Эдо?
– Только что пришел из Симосы, – ответил Мусаси. – Как здоровье вашего хозяина?
– Спасибо, но сам понимаешь, в возрасте Сэкисюсая... Сейчас я на службе у его светлости Мунэнори. Обязательно зайди к нам, я с удовольствием представлю тебя хозяину. Тебя ждет еще кое-что. – Сукэкуро многозначительно улыбнулся. – Бесценная вещь, которая принадлежит одному тебе. Ты должен прийти поскорее.
Мусаси не успел спросить, что это за ценность, как Сукэкуро, кивнув, быстро зашагал прочь. Слуга едва поспевал за ним.
В дешевых постоялых дворах Бакуротё останавливались в основном провинциальные торговцы лошадьми. Мусаси, экономя деньги, решил заночевать здесь. В гостинице, которую он выбрал, была большая конюшня, и комнаты для постояльцев походили на пристройки к конюшне. После суровой жизни в Хотэнгахаре захудалый постоялый двор почудился ему роскошным.
Вскоре мухи из конюшни одолели Мусаси. Хозяйка предложила сменить комнату.
– На втором этаже мух меньше, – успокоила она гостя.
В новой комнате не было спасения от солнца, и Мусаси разворчался на несносную жару. Всего несколько дней назад яркое солнце радовало бы его, поскольку оно требовалось рисовой рассаде и предвещало бы ясную погоду на следующий день. Когда мухи роились на потном теле работавшего в поле, он считал, что насекомые, как и он, занимаются своим делом – Мусаси воспринимал их таким же творением природы, как и себя. Переехав широкую реку и погрузившись в суету города, Мусаси находил жару изнуряющей, а мух невыносимыми.
|
|
|
Голод отвлек Мусаси от неприятных ощущений. Иори, судя по его лицу, тоже проголодался. Постояльцы в соседней комнате заказали большой горшок с тушеными овощами и сейчас, смеясь и громко переговариваясь, пили сакэ, закусывая аппетитно пахнувшей едой.
Хорошо бы отведать гречневой лапши! В деревне, чтобы поесть ее, крестьянину надо весной посеять гречиху, ухаживать за ней летом, сжать и обмолотить осенью, смолоть в муку зимой. В городе достаточно хлопнуть в ладоши.
– Иори, не заказать ли нам гречневой лапши?
– Здорово! – выпалил мальчик.
Хозяйка приняла заказ. Мусаси, прикрыв глаза от солнца, ждал еду. На противоположной стороне улицы он прочитал вывеску: «Полирую души. Дзусино Коскэ, мастер стиля Хонъами». Иори изумленно спросил:
– Как это «полирую души»?
– Думаю, что он полирует мечи, раз в надписи упоминается стиль Хонъами. Надо зайти в мастерскую и привести меч в порядок.
Лапшу не несли, и Мусаси решил вздремнуть. Он растянулся на циновке, но соседи расшумелись так, что он не выдержал.
– Иори, попроси соседей вести себя потише.
Комнаты разделяла фусума, но вместо того, чтобы раздвинуть перегородку, Иори пошел к соседям через коридор.
– Не шумите, мой учитель хочет спать, – сказал он разгулявшимся барышникам.
Шум мгновенно стих, и все злобно уставились на мальчика.
– Ты что-то сказал, креветка?
Прозвище не понравилось Иори.
– Мы перебрались наверх, чтобы избавиться от мух, – ответил он с вызовом, – а здесь вы орете, не даете отдохнуть.
– Сам явился или тебя послал твой учитель?
– Учитель.
– Тогда нечего тратить на тебя время, головастик. Передай хозяину, что Кумагоро из Титибу поговорит с ним попозже. А теперь исчезни!
Кумагоро был грубым верзилой, двое его дружков под стать ему. Взгляд у них был тяжелый, и Иори предпочел поскорее уйти.
Мусаси заснул. Мальчик тихо сел у окна.
Вскоре фусума отодвинулись, и в щелку заглянул один из барышников. Послышался хохот и оскорбительные замечания.
– Подумать только, ему мешают! Бродяга ронин! Вообразил, что хозяин гостиницы!
– Надо проучить его.
– Верно. Узнает, как командовать торговцами из Эдо!
– Словами его не проймешь. Стащим вниз и выльем на голову ведро конской мочи.
– Поручите это мне, – заговорил Кумагоро. – Если он не извинится в письменной форме, искупаем его в моче. Пейте сакэ, я скоро вернусь. – Самодовольно улыбаясь, Кумагоро затянул пояс кимоно.
Отодвинув фусума, Кумагоро ввалился в соседнюю комнату.
– Прошу прощения! – развязно сказал он.
Служанка только что принесла лапшу – шесть порций в лакированной коробке, и Мусаси не успел приступить к еде.
– Они идут! – прошептал Иори, в ужасе отодвигаясь в угол. Кумагоро уселся, скрестив ноги перед собой. Локти он упер в колени.
– Потом поешь. Не притворяйся, что не боишься меня. Отложи палочки! – со свирепой улыбкой сказал он.
Мусаси словно и не слышал Кумагоро. Помешав палочками лапшу, он начал есть.
На лбу Кумагоро вздулись вены.
– Отставь чашку! – гневно потребовал барышник.
– Кто вы? – вежливо осведомился Мусаси, продолжая есть.
– Не знаешь? В Бакуротё только глухие и немые не знают моего имени.
– Я туговат на ухо. Скажите все-таки, кто вы и откуда.
– Я Кумагоро из Титибу, лучший торговец лошадьми во всем Эдо. Дети при виде меня не могут даже плакать от страха.
– Вы, значит, продаете лошадей.
– Продаю, продаю самураям, учти, прежде чем задирать меня.
– Чем я задел вас?
– Послал этого хорька с замечанием, что шумим. Кто ты такой? Тебе тут не гостиница для даймё с тишиной и порядком. Мы, торговцы лошадьми, любим погулять вволю.
– Я убедился в этом.
– Зачем тогда помешал нашему веселью? Я требую извинения.
– Извинения?
– Да, в письменной форме. Напишешь на имя Кумагоро и его друзей. Иначе хорошенько тебя проучим в конюшне.
– Интересно вас послушать.
– А?
– Можно заслушаться.
– Не болтай! Мы получим извинение?
Кумагоро теперь не говорил, а рычал, его малиновый лоб в лучах вечернего солнца блестел от пота. Кимоно распахнулось, обнажив волосатую грудь. Обиженный Кумагоро вытащил из-за пояса кинжал.
– Не теряй время! Хватишь лиха, если не услышу ответа. Кумагоро воткнул кинжал в пол рядом с обеденным столиком.
– Как же мне тебе ответить? – спросил Мусаси, едва не рассмеявшись.
Палочками он подхватил черную соринку на лапше и выбросил ее в окно. Потом также молча выловил еще что-то черное. Кумагоро вытаращил глаза.
– Никакого спасения от них, – беззаботно проговорил Мусаси. – Иори, хорошенько вымой палочки.
Иори вышел. Кумагоро бесшумно удалился в свою комнату и шепотом рассказал приятелям про увиденное чудо. Он сначала принял черные точки за мусор, но потом понял, что это живые мухи, которых Мусаси ловил на лету палочками. Барышники быстро собрались и покинули гостиницу. Воцарилась тишина.
– Так-то лучше, – сказал Мусаси мальчику. Они рассмеялись, переглянувшись.
Стемнело, над крышей «полировщика душ» светила луна. Мусаси встал, поправил кимоно и сказал:
– Надо заняться мечом.
Он шел к выходу, когда хозяйка гостиницы встретила его на лестнице со словами:
– Вам письмо.
Мусаси удивился, что кто-то узнал его адрес.
– Посыльный здесь? – спросил он.
– Нет, он сразу ушел.
На внешней стороне письма стоял единственный иероглиф «Сукэ». Мусаси понял, что это сокращение от имени Кимуры Сукэкуро. Мусаси прочитал: «Я сообщил господину Мунэнори, что видел тебя утром. Он обрадовался, услышав о тебе. Он интересуется, когда ты придешь к нам».
Мусаси спустился вниз и попросил у слуги кисть и тушь. Примостившись в уголке, он написал на оборотной стороне письма: «С удовольствием нанесу визит господину Мунэнори в любое время, когда он соизволит провести со мной поединок. У меня, воина, нет других причин для визита в его дом».
Мусаси поставил подпись «Масана» – свое официальное имя, которым пользовался крайне редко.
– Иори! – позвал Мусаси. – Есть поручение.
– Да, господин!
– Отнеси письмо господину Ягю Мунэнори.
– Слушаюсь, господин!
По словам хозяйки гостиницы, любой в Эдо знал, где живет Мунэнори, но она все-таки подробно объяснила дорогу:
– Иди прямо по главной улице до пересечения с большой дорогой, сверни на нее и иди до моста Нихонбаси. Потом сверни влево к реке и иди до квартала Кобикитё. Там каждый покажет дом Мунэнори.
– Спасибо, надеюсь, я найду его, – ответил Иори, уже надевший сандалии. Он обрадовался поручению, особенно потому, что дело касалось важного даймё. Стемнело, но он решительно вышел на улицу и скрылся за углом. Глядя ему вслед, Мусаси подумал: «Мальчик слишком самоуверен. Это может ему повредить».
«ПОЛИРОВЩИК ДУШ»
– Добрый вечер! – поздоровался Мусаси. В доме Дзусино Коскэ ничто не свидетельствовало о роде занятий его хозяина. Ни витрины с выставленными образцами товаров, ни решетчатой двери, привычной в лавках. Мусаси стоял в длинной прихожей с земляным полом, справа виднелась комната. На приподнятой части прихожей на татами, обняв железный ящик, спал человек, похожий на даосского святого, какого Мусаси видел на старой картине. Худое, длинное лицо спящего походило на сырую глину. Мусаси не обнаружил в его облике ничего похожего на мастера-оружейника.
– Добрый вечер! – повторил Мусаси погромче.
Коскэ приподнял голову, словно очнувшись от векового сна. Сев и вытерев слюну с подбородка, он лаконично спросил:
– Чем могу служить?
Мусаси подумал, что такой мастер может лишь тупить мечи и души. Он все же протянул Коскэ свой меч и объяснил, что с ним делать.
– Посмотрим, – произнес Коскэ. При виде меча он положил левую руку на колено и склонил в поклоне голову. Правой рукой он принял меч.
«Странный тип, – подумал Мусаси. – Не замечает заказчика, но приветствует меч поклоном».
Мягким движением Коскэ извлек меч из ножен, поставил его вертикально и внимательно осмотрел от рукояти до кончика клинка. Глаза его засветились, напомнив Мусаси блеск стеклянных глаз у деревянных Будд. Вложив меч в ножны, Коскэ с интересом взглянул на Мусаси.
– Садитесь, – пригласил он, подвигаясь на циновке. Мусаси снял сандалии и сел рядом с мастером.
– Это ваш фамильный меч? Сколько поколений он находится в вашей семье?
– О нет! – воскликнул Мусаси. – Совсем обыкновенный клинок.
– Вы им пользуетесь по назначению или носите как принадлежность вашего сословия?
– Я с ним не воевал. Поверьте, это обыкновенный меч, какой носят все, может, немного лучшего качества.
– Как отполировать? – спросил Коскэ, глядя Мусаси в глаза.
– Что вы имеете в виду?
– Нужна заточка, чтобы легко рубить?
– Разумеется. Чем острее меч, тем он лучше.
– Вы правы, – вздохнул Коскэ.
– Вас что-то смущает? Разве мастер не точит меч так, чтобы он хорошо рубил?
«Полировщик душ» придвинул ножны Мусаси и сказал:
– Отнесите его другому мастеру. Ничем не могу вам помочь.
«Странно», – подумал Мусаси. Он чувствовал раздражение, но решил промолчать. Коскэ сидел с непроницаемым лицом, не собираясь вдаваться в объяснения.
Они молча сидели некоторое время, разглядывая друг друга. С улицы заглянул сосед.
– Коскэ, рыболовный шест есть? Время прилива, рыба выпрыгивает из воды. Дай шест, а я поделюсь уловом.
Коскэ скучающе взглянул на соседа.
– Попроси еще у кого-нибудь. Я отвергаю убийства и не держу в доме орудий для их осуществления.
Сосед исчез. Коскэ помрачнел еще больше.
Любой на месте Мусаси давно ушел бы, но хозяин заинтересовал его. В странном мастере было нечто привлекательное – не воля, не ум, а первозданная доброта, какую вы ощущаете, глядя на старинную керамику – кувшин для сакэ работы Карацу или чайную чашку Нонко. У Коскэ на виске было пятно, подобное щербинкам на керамических вещах, которые подчеркивают их земное происхождение.
Мусаси с возрастающим интересом приглядывался к мастеру.
– Почему вы не хотите полировать мой меч? Неужели он настолько плох, что его нельзя наточить?
– Вы, как и я, прекрасно знаете, что ваш клинок отличного качества, каким славится провинция Бидзэн. Я знаю, вам нужно наточить меч для уничтожения людей.
– Что в этом плохого?
– Все так и говорят: ничего дурного в том, чтобы наточить меч. А меч точат, чтобы он лучше рубил.
– Конечно, вам ведь приносят мечи...
– Подождите, – поднял руку Коскэ. – Наберитесь терпения выслушать меня. Помните вывеску на моей лавке?
– На ней написано «полировщик душ» или что-то в этом роде, если иероглифы не имеют иного значения.
– Заметьте, на вывеске слово «меч» совсем не упоминается. Мое занятие – полировка душ самураев, а не их оружия. Люди никак не возьмут в толк, а меня в свое время этому учили.
– Ясно, – проговорил Мусаси, хотя по правде ничего не понял.
– Следуя заветам своего учителя, я не полирую мечи тех самураев, которые находят удовольствие в убийстве людей.
– По-своему вы правы. А кто ваш учитель?
– Об этом написано на вывеске. Я учился в доме Хонъами под началом самого Хонъами Коэцу.
Коскэ гордо выпрямился, произнося имя наставника.
– Удивительное совпадение! Я имел счастье знать вашего учителя и его замечательную матушку госпожу Мёсю.
Мусаси рассказал о встрече на поле у храма Рэндайдзи, о днях, проведенных в доме Коэцу. Коскэ удивленно смотрел на самурая.
– Уж не вы ли тот самый человек, наделавший столько шума в Киото, разбив школу Ёсиоки в Итидзёдзи? Миямото Мусаси?
– Да, я ношу это имя, – слегка покраснел Мусаси. Коскэ согнулся в поклоне.
– Простите, что я докучал вам наставлениями. Я не подозревал, что передо мной знаменитый Миямото Мусаси.
– Ваши мысли необыкновенны и очень интересны. Характер Коэцу проявляется и в его учениках.
– Вы знаете, что семейство Хонъами состояло на службе у сегунов Асикаги? Порой их вызывали и в императорский дворец полировать мечи. Коэцу утверждает, что японские мечи существуют не для того, чтобы убивать или увечить людей. Их предназначение – поддерживать императорскую власть и защищать народ, подавлять дьявола и изгонять зло. Меч – душа самурая, самурай носит меч как символ служения своему назначению. Меч постоянно напоминает о долге тому, кто правит людьми. Естественно, что мастер, полирующий мечи, должен полировать и дух владельца меча.
– Справедливо, – согласился Мусаси.
– Коэцу учил, что, вглядываясь в прекрасный меч, следует различать священный свет, дух мира и спокойствия. Он чувствовал отвращение к плохим мечам. Он и близко к ним не подходил.
– Да, я понял. Вы почувствовали нечто дурное в моем мече?
– Нет. Немного опечалился. С тех пор как я приехал в Эдо, мне приносили множество мечей, но ни один из их владельцев не имел понятия об истинном призвании меча. Порой я сомневался, есть ли душа у их обладателей. Единственное, что их интересовало, как разрубить человека на части или снести голову. Печально. По этой причине несколько дней назад я сменил вывеску. Но, кажется, толку от этого мало.
– И я пришел докучать вам той же просьбой. Сочувствую вам.
– По-моему, с вами все может обернуться иначе. Откровенно говоря, я был потрясен, увидев ваш клинок. Пятна на нем – следы человеческой плоти. Я посчитал вас заурядным ронином, который кичится бессмысленными убийствами.
Мусаси склонил голову. Он словно слышал голос Коэцу.
– Спасибо за урок, – сказал Мусаси. – Я ношу меч с мальчишеских лет, но я никогда не задумывался о его духе. Придется теперь поразмыслить над вашими словами.
Коскэ, казалось, почувствовал громадное облегчение.
– Я отполирую ваш меч. Вернее, сочту за честь полировать душу такого самурая, как вы.
Стемнело. Зажгли лампу. Мусаси решил, что пора уходить.
– Подождите, – сказал Коскэ. – У вас есть запасной меч на время, пока ваш будет у меня?
– У меня один длинный меч.
– Я одолжу вам. Среди моих мечей, конечно, нет ничего особенного, но давайте посмотрим.
Хозяин провел Мусаси в заднюю комнату. Достав из стенного шкафа несколько мечей, он разложил их на татами.
– Пожалуйста, берите любой, – предложил Коскэ.
Коскэ явно скромничал – клинки были высшей пробы. У Мусаси разбежались глаза. Наконец он выбрал один из мечей и, взяв его в руки, буквально влюбился в него. Легкое прикосновение к мечу свидетельствовало о том, что сделавший его мастер вложил душу в свое произведение. Изумительная работа четырнадцатого века, вероятно, периода Ёсино. Мусаси смутился, подумав, что меч чересчур хорош для него, однако не мог выпустить из рук это творение. Он смотрел как завороженный на зеркальную поверхность клинка.
– Вы позволите взять этот? – спросил Мусаси хозяина, избегая слова «временно».
– У вас наметанный глаз, – одобрил Коскэ, убирая мечи в шкаф. Впервые в жизни Мусаси почувствовал что-то похожее на жадность.
Он знал, что не стоит затевать разговор о покупке меча. Поскольку цена будет ему не по средствам.
– А вы не согласились бы продать мне этот меч? – неожиданно для себя произнес Мусаси.
– Пожалуйста.
– Сколько вы хотите за него?
– Я уступлю его за ту же цену, которую заплатил за него сам.
– И сколько?
– Двадцать золотых монет.
– Пожалуй, я верну его вам, – вздохнул Мусаси.
– Зачем? – удивился Коскэ. – Я вас не ограничиваю во времени. Держите его у себя сколько угодно.
– Нет, мне так будет тяжелее. Я и сейчас не представляю, как выпущу его из рук. А после того, как он побудет со мной некоторое время, я буду с кровью отрывать меч от себя.
– Вы правда так привязались к нему? – изучающе взглянул Коскэ на Мусаси. – Хорошо, я отдаю его вам, но взамен вы подарите мне одну вещь.
Мусаси растерялся, у него не было ровным счетом ничего, что можно предложить взамен за бесценный подарок.
– Я слышал от Коэцу, что вы режете статуэтки. Вы окажете мне честь, сделав для меня фигурку Каннон. Этого будет достаточно за меч.
Последнюю статуэтку Каннон Мусаси сделал в Хотэнгахаре.
– У меня нет готовой, – сказал он. – Я принесу вам статуэтку через несколько дней. – Можно взять меч?
– Конечно! Я не настаиваю, чтобы вы немедленно принесли статуэтку. Кстати, зачем вам оставаться в гостинице? Пожалуйста, поживите у меня. У меня есть свободная комната.
– Прекрасно! – воскликнул Мусаси. – Завтра я переберусь к вам и сразу примусь за работу.
– Посмотрите вашу комнату, – пригласил Коскэ, который теперь сиял от волнения и счастья.
Мусаси шел следом за хозяином по веранде, в конце которой была лестница на второй этаж. Уютная комната располагалась между первым и вторым этажами. В решетчатое окно заглядывали ветви абрикосового дерева, покрытые росой.
Коскэ, указывая на черепичную крышу во дворе, сказал:
– Моя мастерская.
Незаметно появилась жена хозяина с кувшинчиком сакэ и закуской. Хозяин и гость все глубже проникались взаимной симпатией. Они сидели в непринужденных позах, забыв об этикете, и доверительно беседовали. Разговор, разумеется, касался излюбленной темы.
– Все толкуют о значении меча, – говорил Коскэ. – Любят у нас порассуждать, что меч – святыня Японии, душа самурая, но обращаются с ним безобразно все без исключения: и самураи, и монахи, и горожане. Я несколько лет ходил по синтоистским храмам и старинным аристократическим домам, чтобы осмотреть известные собрания мечей. – Щеки Коскэ раскраснелись, глаза горели. Он захлебывался словами, брызгая слюной. – Ни один из прославленных мечей не содержится в должном порядке. Например, в храме Сува в провинции Синано хранится более трехсот мечей. Бесценное сокровище, но лишь пять клинков не поражены ржавчиной. Храм Омисима в Иё славится собранием, в котором три тысячи мечей разных эпох. Я провел целый месяц в храме и нашел всего десять клинков в хорошем состоянии. Возмутительно!
|
|
|
