Жизнь во время сновидений. Ответ II

Жизнь во время сновидений

Ответ II

Приложение, на которое сделана ссылка во Фрагменте № VI мартовского выпуска «The Theosophist», ни в коей мере не непоследо­вательно. В Приложении С (стр. 136), если его рассматривать в свете нашей доктрины, дается совершенно недвусмысленное толкование рассматриваемой проблемы; сам Фрагмент, возможно, содержит не­сколько выражений, способных ввести в заблуждение тех, кто не придал предшествующему должного значения.

Например: «Любовь, созидательная сила, поместила их [партнеров] живой образ перед личной душой, которая жаждет их присутствия, и этот образ никогда не померкнет». Неверно использовать термин «личная душа» в связи с монадой. «Личная» или «животная» душа является, как уже сказано, пятым принципом и не может быть в Девахане; высшее состояние, позволенное ей на земле — самадхи. Только ее сущность следует за монадой в Девахан, чтобы на ее основе, на ее фоне проходила будущая жизнь монады в сновидениях и ее развитие; то, что остается, — лишь шелуха, оболочка, которая, постепенно разлагаясь, со временем исчезнет. То, что находится в Девахане, не более персона — маска, чем запах розы — сам цветок. Роза вянет и становится щепоткой пыли, но ее аромат никогда не умрет, и его можно будет вспомнить и воскресить спустя годы. Если выражаться правильно, фраза звучала бы так: «... живой образ перед Духовной Душой, которая в этот момент поглощена сущностью личности, и поэтому он перестает быть арупа (бесформенным или, скорее, лишен­ным всякого основания) на время своего пребывания в Девахане. Духовная Душа жаждет присутствия этих образов». Период созревания кончился, Духовная Душа одержала победу, она рождена как нечто новое из старого эго, и перед тем как ее снова введут в новую личность, она пожнет плоды причин, созданных в предыдущем рождении в одном из деваханических или авитчианских состояний, хотя последние очень сильно различаются. «Плод древа действия, хороший или дурной, неизбежно должен быть съеден». Деваханическое состояние во всех своих аспектах, бесспорно, подобно состоянию сновидения при рас смотрении с точки зрения нашего объективного сознания, когда мы находимся в состоянии бодрствования. Тем не менее, оно так же реально для девахани, как наше состояние бодрствования для нас. Следовательно, когда спрашивают, чему соответствует состояние Девахана — бодрствованию или сну со сновидениями, ответом будет: ни тому, ни другому. Оно подобно полудреме человека, у которого совсем нет состояния бодрствования, если предположить, что подобная лич­ность вообще может существовать. Монада в Девахане имеет только одно Состояние сознания, и пока она в нем пребывает, контраста между сном и бодрствованием не возникает. Другое возражение: если девахани думает о предмете или человеке, как будто они присутствуют перед ним, тогда как их нет (если судить с позиции общепринятых идей объектив­ного восприятия), то девахани «обманывается Природой». Но в таком случае он всегда «обманывается Природой»; и предположение, со­держащееся в предыдущем письме, о возможном способе коммуникации между девахани и живущим на земле не спасет его от заблуждения. Оставим на время природу связи девахани с другой монадой в Девахане или вне его, пусть природа его идей исследуется в связи с объектами; тогда правильность приведенного выше утверждения легко понять. Представим, например, Галилея в Девахане, субъективно занятого своим любимым интеллектуальным исследованием. Естественно пред­положить, что его телескоп часто оказывается в пределах его деваханического сознания и девахани субъективно направляет его к какой-то планете. Совершенно ясно, что согласно общим понятиям объективности перед Галилеем нет телескопа, и бессмысленно утверждать, что ход его мыслей в самом деле действует на телескоп, который он оставил в этом мире. Если размышления возражающего верны, Галилея «обманывает Природа», и приведенное выше предположение никак не поможет ему в этом случае.

Таким образом, вновь становится очевидно, что говорить о девахани как об «обманутом Природой» неверно и нефилософично. Значение таких слов, как «обман», «заблуждение», «реальность» всегда относи­тельно. Только по контрасту конкретное состояние сознания можно назвать реальным или иллюзорным; и эти слова перестают иметь какое бы то ни было значение, если названное состояние сознания нельзя сравнить с другим. Предположим, что человек прав, считая деваханический опыт заблуждением с его точки зрения, точки зрения человека, живущего на этой земле, что тогда? Неясно, как можно использовать это замечание. Конечно, из сказанного выше читатель не должен сделать вывод, что сознание девахани не может воздействовать или влиять на состояние сознания другой монады в Девахане или вне его. Так или иначе, реальность или нереальность деваханического опыта (в том, что касается девахани) не зависит от такого коммуникативного воздействия.

В некоторых случаях очевидно, что состояние сознания одной монады, в Девахане или на земле, может переплетаться с идеацией другой монады, также находящейся в Девахане, и влиять на нее. Это, например, случай сильной, нежной симпатии между двумя эго, возни­кающей от одних и тех же высоких чувств или переживаний, или сходных интеллектуальных исследований, или духовных устремлений. Как мысли гипнотизера, находящегося на расстоянии, передаются путем излучения тока магнитной энергии, сразу же притягиваемой объектом, так и поток мыслей девахани передается потоком магнитной или электрической силы, притягиваемой к другому девахани благодаря сильной симпатии, существующей между двумя монадами, особенно если эти мысли относятся к вещам, субъективно связанным с данным девахани. Однако не следует делать вывод, что в других случаях, когда нет такого действия или реакции, девахани осознает, что его субъектив­ный опыт — просто заблуждение; это не так. Как было показано, реальность или нереальность не зависит от такой коммуникации или передачи интеллектуальной энергии.

Нас спрашивают: «А если кто-то из тех, кого любит девахани, недостоин Девахана, что тогда? » Мы отвечаем: «Даже в случае, если человек живет на земле или страдает в авитчи, идеация монады в Девахане может повлиять на его монаду, если между ними есть сильная симпатия, как было указано выше. Однако девахани не узнает о ментальных страданиях другого человека».

Если этот щедрый дар природы, которая никогда не наказывает невинного за пределами нашего мира заблуждений, еще называют «обманом Природы» и возражают против него на основании того, что это не есть «подлинный символ» присутствия другой индивидуаль­ности, самым разумным было бы оставить оккультные доктрины и Девахан в покое. Благородные истины, величайшая цель жизни души, для таких умов навсегда останутся закрытой книгой. Девахан вместо того, чтобы явиться тем, что он есть, — блаженным отдыхом, небесным оазисом на трудном пути Монады к высшей эволюции, — представится кульминацией, сутью самой смерти. Нужно интуитивно почувствовать его логическую необходимость, осознать в нем исход и увековечение строжайшей справедливости, абсолютно согласной с гармонией универсального закона. Мы не хотим сказать ничего - обидного, но видя такое сопротивление самому изложению (так как никого не заставляют ее принимать) нашей доктрины некоторыми западными умами, мы считаем себя обязанными напомнить нашим оппонентам, что у них есть свобода выбора. Среди наиболее значи­тельных современных мировых философий есть две — причем более новая возникла из более старой, — в которых «послесостояния» просто и ясно определены, и принятие какой-либо из них, более того, приветствовалось бы: одной — миллионами спиритуалистов, другой — самой уважаемой частью человечества — цивилизованным западным обществом. Нет ничего сомнительного, никакого обмана Природы в последней философии: ее девахани, истинным и верным, ясно и милосердно обещают невыразимое наслаждение — вечно смотреть на муки проклятых в глубинах Геенны. Мы должны и мы действительно хотим привести некоторые факты. Только оккультная философия и буддизм не дали пока что Тертуллиана, который набросал бы для нас основные принципы ортодоксального ада7, и мы не можем взять на себя обязательство снабжать всех литературой на любой вкус.

Не существует такого места пыток для невиновных, такого состояния, когда под предлогом воздаяния и необходимости «подлинных символов» невинные души были бы свидетелями или даже просто знали бы о страданиях любимых. Если бы было иначе, живое блаженство самих Дхиан Чоханов превратилось бы при виде этого в безбрежный океан страдания. Тот, кто желал: «Пусть все грехи и все зло, идущее от испорченности Калиюги, этого развращенного века, падет на меня, но пусть мир будет искуплен», — желал бы этого напрасно и мог бы предпочесть ужас видимого, а не невидимого мира. Подумать, что душа, освободившись и бежав с окруженной злом планеты, где невинные плачут, а злые радуются, будет иметь подобную судьбу даже в мирной гавани Девахана, было бы самой безумной, [самой] ужасной мыслью. Но мы утверждаем, что это не так. Блаженство девахани полное, и природа обеспечивает его, даже рискуя тем, что пессимисты этого мира, неспособные различить Васту — единую реальность и Вишайя — «майю» наших чувств, обвинят ее в обмане. Слишком странно предпо­ложить, что наше объективное и субъективное являются стандартом для реальностей и нереальностей всего мира; что наш критерий правды и честности есть единственная мера во Вселенной. Если бы мы исходили из этих принципов, нам пришлось бы обвинить Природу в постоянном обмане не только людей, но и животных. Кто из наших критиков, изучая факты естественной истории, а также явления зрения и цвета, рискнул бы заметить, что, так как муравьи не различают цвета, их также «обманывает природа». Ни личности, ни объективности, известных нам, нет у монады; и если бы каким-то чудом живое человеческое существо попало бы в поле деваханического зрения, девахани столь же мало осознал бы его присутствие, как наши глаза не воспринимают элементалов, толпящихся в воздухе вокруг нас.

Еще одна ошибка критика. Он, вероятно, считает, что если у кого-то есть определенное представление о деваханическом состоянии субъ­ективного сознания в этой жизни, то он будет знать, что в Девахане подобный опыт иллюзорен; и для него деваханическое блаженство потеряет всю свою реальность. Нет никаких оснований опасаться такой катастрофы. Нетрудно понять ошибку, лежащую в основе подобных утверждений. Предположим, например, что А, живущий в Лахоре, знает, что его друг Б находится в Калькутте. Ему снится, что они оба в Бомбее, заняты различными делами. Знает ли он во время сна, что его сновидения — иллюзия? Как может сознание того, что его друг на самом деле в Калькутте (а понимает он это только во время бодрствования), помочь ему убедиться в иллюзорности его сна в то время, когда он спит) Даже после того как он несколько раз видел сновидения и знает, что они иллюзорны, А не будет знать, что он спит, когда он действительно находится в этом состоянии.

Подобно этому, человек может испытать деваханический опыт при жизни и называть его, если ему так нравится, иллюзией, возвратившись в обычное состояние объективного сознания и сравнивая его с этим опытом. Тем не менее, увидев сновидение вновь или попав в Девахан после смерти, он не будет считать это сновидением.

Сказанного выше вполне достаточно, чтобы закрыть тему, даже если обсуждаемое состояние действительно есть «сновидение» в том смысле, который предпочитают наши оппоненты. Но это не «сновидение» и ни в коей мере не «обман». Так может быть с точки зрения словаря Джонсона. С точки зрения же факта, независимого от всех человечес­ких определений, с точки зрения человека, знающего нечто о законах, управляющих невидимыми мирами, — связь между монадами реальна, взаимна и столь же действительна в мире субъективности, сколь и в нашем мире обманчивой реальности. Эта все та же старая история.