Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

2. Дипломатия террора




 

В то время как русские заговорщики закрепляли свои изменнические связи с представителями Германии и Японии, подготовлялась и другая фаза тайного наступления на советское правительство. К измене присоединился террор…

В апреле 1934 г. в кабинет начальника важного по своему значению строительства кузнецких угольных шахт в Сибири вошел инженер Бояршинов. Он пришел сообщить, что на его участке творится что‑ то неладное. Слишком много несчастных случаев, подземных пожаров, порчи механизмов. Бояршинов подозревал вредительство.

Начальник строительства поблагодарил Бояршинова за информацию и сказал: «Кому нужно, я сообщу, а вы пока молчите».

Начальником строительств был Алексей Шестов, немецкий шпион и главный организатор троцкистского вредительства в Сибири.

Через несколько дней Бояршинов был найден мертвым в овраге. Когда он возвращался домой с работы, на пустынном участке дороги его задавил мчавшийся с большой быстротой грузовик. Шофером грузовика был профессиональный террорист Черепухин. Шестов поручил ему убить Бояршинова и заплатил ему за это 15 тыс. рублей. [68]

В сентябре 1934 г. председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотов, совершавший инспекционную поездку по горнорудным и промышленным районам страны, прибыл в Сибирь. Когда Молотов возвращался после поездки на одну из шахт Кузнецкого угольного бассейна, машина, в которой он ехал, внезапно свернула с дороги, покатилась с крутой насыпи и остановилась на самом краю крутого оврага. Молотов и его спутники, отделавшись ушибами и синяками, выбрались из‑ под опрокинувшейся машины. Они чудом избежали смерти.

Машиной управлял Валентин Арнольд, начальник местного гаража. Арнольд был членом троцкистской террористической организации. Шестов дал ему задание убить Молотова, и Арнольд преднамеренно на полном ходу свернул с дороги. Попытка не удалась лишь потому, что в последнюю минуту Арнольд потерял самообладание и замедлил ход при приближении к насыпи, где по плану должен был произойти «несчастный случай»…

 

К осени 1934 г. троцкистские и правые террористические группы действовали по всему Советскому Союзу. В состав этих террористических групп входили бывшие эсеры, меньшевики, профессиональные убийцы и бывшие агенты царской охранки. На Украине и в Белоруссии, в Грузии и Армении, в Узбекистане, Азербайджане и в Приморской области на Дальнем Востоке в террористический аппарат вербовались фашисты и антисоветски настроенные националисты. Во многих местах операциями этих групп непосредственно руководили нацистские и японские агенты.

Был составлен список советских вождей, которых намечалось убить. Во главе списка стояло имя Иосифа Сталина. Далее следовали имена Климентия Ворошилова, Вячеслава Молотова, Сергея Кирова, Лазаря Кагановича, Андрея Жданова, Вячеслава Менжинского, Максима Горького и Валериана Куйбышева.

Террористы периодически получали от Троцкого письма, подчеркивавшие безотлагательность устранения советских лидеров. В октябре 1934 г. одно из таких писем было получено бывшим телохранителем Троцкого Эфраимом Дрейцером. Письмо было написано симпатическими чернилами на полях немецкого киножурнала. Оно было доставлено Дрейцеру его сестрой, которая получила этот журнал от троцкистского курьера в Варшаве. Письмо Троцкого к Дрейцеру гласило:

 

«Дорогой друг. Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие основные задачи:

1. Убрать Сталина и Ворошилова.

2. Развернуть работу по организации ячеек в армии.

3. В случае войны использовать всякие неудачи и замешательство для захвата руководства».

 

Письмо было подписано «Старик»: такова была шифрованная подпись Троцкого.

Заговорщикам удалось после длительных наблюдений проследить маршрут, которым обычно пользовался в Москве народный комиссар обороны Ворошилов. Три террориста, вооруженных револьверами, в течение многих дней дежурили на улице Фрунзе, где обычно следовал автомобиль Ворошилова. Но машина шла на такой большой скорости, что террористы, как один из них признал впоследствии, «сочли бесполезным стрелять в нее».

Несколько покушений на жизнь Сталина также окончились неудачей.

Троцкистскому террористу, которому было поручено убить Сталина на одной важной партийной конференции в Москве, удалось проникнуть в зал заседания, но он не смог подойти на достаточно близкое расстояние к советскому вождю, чтобы воспользоваться своим револьвером. В другой раз террористы стреляли в Сталина, когда он проезжал в моторной лодке у побережья Черного моря, но промахнулись.

Когда террорист Иван Бакаев сообщил о неудавшемся покушении на Сталина, Лев Каменев сказал:

– Жаль, но будем надеяться, что в следующий раз будет удачнее. [69]

Троцкий проявлял все большее нетерпение. Тон его переписки со своими приверженцами в России резко изменился. Он гневно укорял их в том, что они «все время занимаются организационной подготовкой и разговорами» и не сделали «ничего конкретного».

Троцкий начал засылать специальных агентов в Советский Союз для помощи а организации и проведении террористических актов. Эти агенты, которые были либо русскими эмигрантами, либо немецкими троцкистами, приезжали по фальшивым паспортам, заготовленным для них заговорщиками из советского дипкорпуса или германской военной разведкой и гестапо.

Первым из этих специальных агентов прибыл немецкий троцкист Натан Лурье. Вслед за мим прибыли еще два эмиссара Троцкого – Конон Берман‑ Юрин и Фриц Давид, он же Илья‑ Давид Круглянский. В марте 1933 г. Троцкий прислал новых агентов – Валентина Ольберга и Моисея Лурье, он же Александр Эмель (Моисей Лурье не был родственником Натана Лурье).

Перед отъездом Натана Лурье из Берлина ему была указано, что в Москве ему предстоит действовать под контролем немецкого инженера и архитектора Франца Вайца, работающего в Советском Союзе. Вайц не принадлежал к числу сторонником Троцкого, он был членам германской национал‑ социалистской партии. В Советский Союз он был направлен в роли секретного эмиссара Генриха Гиммлера, руководителя нацистского гестапо. Гиммлер поручил Вайцу организацию шпионажа и террористических актов в сотрудничестве с троцкистско‑ зиновьевским террористическим центром.

Когда один из сторонников Зиновьева задал ему вопрос об этих непосредственных связях с нацистским агентом, Зиновьев ответил: «Что же здесь вас смущает? Вы же историк… Вы знаете дело Лассаля с Бисмарком, когда Лассаль хотел использовать Бисмарка в интересах революции. Почему мы не можем теперь использовать Гиммлера? »

Незадолго до отъезда в Россию Конон Берман‑ Юрин и Фриц Давид были вызваны Троцким на специальное совещание. Оно происходило в Копенгагене в конце ноября 1932 г. Впоследствии Конон Берман‑ Юрин показал:

 

У меня было с ним (Троцким) два свидания. Прежде всего он стал меня прощупывать в отношении моей работы в прошлом. Спрашивал, почему я стал троцкистом. Я его информировал очень подробно. Затем Троцкий перешел к советским делам. Троцкий говорил: основной вопрос – это вопрос о Сталине. Сталина нужно физически уничтожить. Он говорил, что другие методы борьбы сейчас не эффективны. Он говорил, что для этого необходимы люди, которые решились бы на все, которые пошли бы на самопожертвование ради этой, как он выразился, исторической задачи…

…Вечером мы продолжали наш разговор. Я задал ему вопрос, как согласовать индивидуальный террор с марксизмом. Троцкий заявил мне на это следующее: нельзя к вопросам подходить догматически. Он сказал, что в Советском Союзе создалась такая ситуация, которую Маркс не мог предвидеть. Троцкий сказал еще, что, кроме Сталина нужно убить Кагановича и Ворошилова.

В течение беседы он нервно ходил по комнате и говорил о Сталине с исключительной ненавистью…

Он заявил, что террористический акт нужно приурочить, по возможности, к какому‑ нибудь пленуму или конгрессу Коминтерна, чтобы выстрел в Сталина загремел на большом собрании. Это будет иметь огромный резонанс далеко за пределами Советского Союза… Это будет всемирно историческим политическим событием.

 

Троцкистско‑ зиновьевский террористический центр готовился нанести советскому правительству свой первый сильный удар. Этим первым ударом было убийство Сергея Кирова, секретаря Ленинградского областного комитета партии и одного из ближайших соратников Сталина.

В начале ноября 1934 г. Зиновьев, находившийся в Москве, послал своего подручного Бакаева в Ленинград проверить организацию террористических ячеек в этом городе.

Ленинградские террористы, делавшие безуспешные попытки проникнуть к Кирову, были не особенно довольны приездом эмиссара Зиновьева. «Что же, Григорий Евсеевич (Зиновьев), – сказал один из боевиков Бакаеву, – не верит…, посылает сюда проверять наши настроения и нашу работу, – ну что ж, мы люди не гордые…»

На совещании представителей ленинградских террористических ячеек, на котором присутствовали семь террористов, Бакаева ознакомили с положением дел. Ему сообщили, что установлено регулярное наблюдение за Кировым на всем пути от его дома до места работы в Смольном институте. Бакаева познакомили с человеком, которому было поручено убийство: это был Леонид Николаев, бледный, худощавый человек тридцати лет, бывший бухгалтер, снятый с работы за подлог в отчетности и исключенный из партии за политическую неблагонадежность.

Николаев сказал Бакаеву, что он предполагает стрелять в Кирова либо вблизи квартиры последнего, либо в Смольном институте. Он добавил, что старался попасть на прием к Кирову, но его не приняли.

Бакаев повторил инструкции, которые Зиновьев дал ему в Москве.

Главная практическая задача заключается в том, чтобы построить террористическую работу так конспиративно, чтобы никоим образом не скомпрометировать себя…

На следствии главное – это упорно отрицать какую‑ либо связь с организацией. При обвинении в террористической деятельности категорическим образом отрицать это, аргументируя несовместимостью террора со взглядами большевиков‑ марксистов.

Зиновьев остался доволен положением дел в Ленинграде. Он и Каменев были уверены, что убийство Кирова произойдет в скором времени. Они считали, что этот акт повергнет советское правительство в состояние растерянности и явится сигналом к аналогичным актам против советских лидеров по всей стране. «Головы имеют ту особенность, – заявил Каменев, – что они снова не вырастают».

1 декабря 1934 г. в 4 часа 27 минут дня Сергей Киров вышел из своего кабинета в Смольном институте. Он шел по длинному украшенному мраморными колоннами коридору, направляясь в комнату где он должен был сделать доклад по поводу решения ЦК об отмене карточной системы на хлеб. Когда он проходил мимо одного из смежных коридоров, оттуда выбежал человек и выстрелил ему в затылок из револьвера. В 4 часа 30 минут Сергей Киров умер.

Убийцей был Леонид Николаев. Он пытался скрыться, а когда это не удалось, – обратить оружие против самого себя, но был схвачен прежде, чем успел это сделать.

28 декабря 1934 г. Леонид Николаев предстал перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР. В своих показаниях он заявил: «Когда я стрелял в Кирова, я рассуждал так: наш выстрел должен явиться сигналом к взрыву, к выступлению внутри страны против ВКП(б) и советской власти».

Военная Коллегия приговорила Николаева к расстрелу.

Николаев не раскрыл того факта, что Зиновьев, Каменев и другие главари троцкистско‑ зиновьевского центра были непосредственно замешаны в покушении на Кирова.

Однако советскому правительству было ясно, что тщательное планирование и подготовка, предшествовавшие убийству, исходили от гораздо более опытной и опасной организации, чем террористическая группа Николаева. Большевистская партия выделила специального уполномоченного для расследования ленинградского дела.

Через две недели после суда над Николаевым Григорий Зиновьев, Лев Каменев и ряд известных их приверженцев, включая Бакаева, предстали перед ленинградским судом по обвинению в соучастии в убийстве Кирова. На суде Зиновьев и Каменев упорно придерживались заранее выработанной линии поведения. Не сознаваясь ни в чем, кроме того, что обнаружило советское правительство в ходе следствия, они симулировали глубокое раскаяние и «признавали», что политически оппозиционная деятельность, в которой они участвовали, «создала атмосферу», благоприятствующую для «антисоветской деятельности». Они признали, что были руководителями «Московского центра» оппозиции и несут «моральную и политическую ответственность» за убийство Кирова, поскольку они возглавляли то подрывное политическое движение, на почве которого было совершено преступление. Но они упорно отрицали свою осведомленность о готовившемся покушении на жизнь Кирова.

– Я привык чувствовать себя руководителем, – заявил Зиновьев, – и, само собой разумеется, я должен был все знать… Злодейское убийство представляет всю предыдущую антипартийную борьбу в таком зловещем свете, что я признаю абсолютную правоту партии, когда она говорит о политической ответственности бывшей антипартийной зиновьевской группы за совершенное убийство.

Каменев вел такую же линию. Он заявил: «Должен сказать, что я по характеру не трус, но я никогда не ставил ставку на боевую борьбу. Я. всегда ждал, что окажется такое положение, когда ЦК вынужден будет договариваться с нами, потеснится и даст нам место».

Хитрость удалась. Суд не мог установить факта непосредственного участия Зиновьева и Каменева в покушении на Кирова. Они были признаны виновными лишь в преступной антисоветской деятельности. Приговор суда гласил:

Судебное следствие не установило фактов, которые дали бы основание квалифицировать преступления членов «Московского центра» в связи с убийством 1 декабря 1934 года товарища С. М. Кирова как подстрекательство к этому гнусному преступлению, однако следствие полностью подтвердило, что участники контрреволюционного «Московского центра» знали о террористических настроениях ленинградской группы и сами разжигали эти настроения…

За свою заговорщическую деятельность Зиновьев был приговорен к десяти годам заключения, а Каменев – к пяти.

Следствие коснулось лишь поверхности заговора. Среди многих фактов, которые не попали в поле зрения ленинградского суда, наиболее странными были, пожалуй, следующие:

После ареста Зиновьева и Каменева они были доставлены в НКВД[70] четырьмя агентами. Этими агентами были Молчанов, начальник секретного политического отдела НКВД, Паукер, начальник оперативного отдела, Волович, заместитель начальника оперативного отдела, и Буланов, подручный руководителя НКВД.

При аресте Зиновьева и Каменева эти четыре агента НКВД действовали самым необычным образом. Они не только не произвели обыска в квартирах арестованных, для выявления уличающих материалов, но фактически позволили Зиновьеву и Каменеву уничтожить ряд компрометирующих документов…

Еще более примечательны некоторые данные об этих четырех агентах НКВД: Молчанов и Буланов сами являлись тайными членами право‑ троцкистской заговорщической организации, Паукер и Волович были германскими агентами.

Для ареста Зиновьева и Каменева эти люди была специально отобраны наркомом внутренних дел Генрихом Ягодой.

 

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...