Личные рекорды Рональда Кларка 9 глава

Британская табачная компания, где я работал, предложила финансировать две международные встречи: одну в Сиднее, а другую в Мельбурне, после Игр. В одиннадцать часов, однако, большинство американцев, согласившихся выступать, вдруг отказались. Меня попросили найти замену, что было в данной ситуации весьма обременительно. В конце концов шесть американцев обещали приехать в Австралию. Это были Боб Шюль, Генри Карр, Ральф Бостон, Джон Томас, Фред Хансен и Джефф Фишбек.

Встреча в Сиднее состоялась всего через три дня после отъезда участников из Японии, и, конечно, хорошие результаты были почти невероятными. Обычно перед соревнованиями я съедаю не более одного яйца с гренками, но в Сиднее нам предложили обед из трех блюд. Тони, Тревор и я обменялись взглядами и сказали: «А почему бы и нет?»

Мы часто укоряли Тревора за его манеру преследования и использование рывка из-за спины на финише. Перед моим забегом на 2000 м я спросил его: «Не могу вспомнить, когда ты последний раз лидировал. Не подскажешь?» Тревор только усмехнулся.

Боб Шюль со старта быстро пошел вперед, а затем резко сбавил темп, предлагая мне лидерство.

Чувствуя себя слишком слабым, чтобы усилить темп, я топтался на месте, пока Тревор не прошел мимо меня со словами: «Ну как? Я лидирую!» Однако Тревора тоже надолго не хватило, и за два круга до финиша я вновь вышел вперед. На финише Боб обошел меня, показав 5 минут 10,2 секунды.

Через десять дней после Игр, ко времени второй международной встречи в Мельбурне, большинство участников сбросили усталость и почувствовали пользу от возобновившихся тренировок. Моя встреча с Бобом вызывала немалый интерес, потому что Боб был обладателем золотой олимпийской медали в беге на 5000 м. Как и в Осака, я имел определенный план, по которому должен был оторваться в середине состязания, и снова эта тактика застала остальных бегунов врасплох. Американец отстал на 15 ярдов. Я выиграл соревнование, и мой результат 13.42,4 был более чем на шесть секунд лучше времени золотого медалиста в Токио. Редко бывает, чтобы олимпийский чемпион состязался за рубежом на «своей» призовой дистанции. Он ничего не выигрывает этим, а проигрывает все.

Зрители в Олимпийском Парке радовались в этот день первоклассным результатам Бостона, Томаса, Хансена и Карра. Единственным американцем, потерпевшим поражение, был Джефф Фишбек. Он проиграл Тревору в стипль-чезе.

Открытие нового сезона межклубных соревнований было ознаменовано моим выступлением за клуб Гленхантли на милю, где я занял первое место (4.10,2). Ребятам из Гленхантли было все равно, кто из нас победит,– важно было лишь принести побольше очков своему клубу. После соревнований мы обычно пробегали 15 миль вдоль пляжа и финишировали, окунаясь в воды Порт Филип-Бэй.

В середине ноября я совершил первую (их было несколько в сезоне) поездку в Новую Зеландию. Мне посчастливилось видеть, как Питер Снелл установил в Окленде новый мировой рекорд на милю (3.54,1), победив в прекрасном забеге, где участвовали бегун из Чехословакии Йозеф Одложил и Джон Дэвис.

«Вест-Спрингз Стэдиум» окружен утесами, составляющими естественный амфитеатр, и на нем собралось в тот вечер 25 тысяч зрителей. Питер атаковал свой старый мировой рекорд (3.54,4), намереваясь пройти первые три четверти мили за 2.54,0, на четыре секунды быстрее, чем кто-либо пробегал раньше. Он хотел узнать, что будет в этом случае, и, возможно, полагал, что есть вероятность пробежать милю за 3.50,0. Он прошел три четверти мили за 2.54,0, как и собирался, но был вынужден бежать последний круг в одиночестве. Новозеландцы считали, что Питер не может бегать лидируя, как (они так считали) это всегда делал Херб Эллиот. Питер доказал в тот вечер, что они были не правы.

В состязании на 10 000 м Мюррей Халберг настроился побить меня, «отсиживаясь» у меня за спином всю дистанцию. Однако он не выдержал предложенного мною темпа и отстал примерно за четыре круга до финиша. Это было последнее хорошее выступление Мюррея, ион нашел его очень жестоким. Билл Бейли, которого я обошел на круг, тоже не смог приноровиться к моему темпу. Одной из задач, которые я ставил перед собой в этом соревновании, было как бы «перебежать» заново олимпийские 10 000 м. После Игр многие обсуждали вопрос: не стоило ли мне полностью «выложиться» на последних четырех-пяти кругах? Критики были настолько уверены, что именно на этой стадии бега было проиграно соревнование, что я стал и сам сомневаться. Могу ли я развить большее усилие на последних пяти кругах? В Окленде я сделал рывок за четыре круга до финиша. Конечно, Мюррей был отброшен, но мои усилия были не большими, чем на Играх, а результат 28.29,6 был на 5,2 секунды слабее. Нет, эти парни в Токио были просто сильнее меня.

Некоторые думали, что Питер может сойти со сцены летом, и я беспокоился, считая, что он это сделает раньше, чем выступит в Мельбурне. Поэтому с помощью те­левидения я пригласил Питера, Мюррея и Джона состязаться в вечерних состязаниях в Олимпийском Парке. Новозеландцы не очень любят приезжать в Австралию, считая, что раньше их плохо там принимали. Однако они согласились, и некоторые полагали, что Питер сможет улучшить свой рекорд на милю.

Если бы не легкий ветер, условия в тот вечер были бы прекрасными для состязаний. Кроме большого числа зрителей тысячи людей наблюдали главные виды (милю и 3 мили) по телевидению.

Джон страдал в этот день от астмы, и Питер без сильных противников продемонстрировал первоклассный бег, показав 3.57,6. Меня волновали в равной мере общий успех предприятия и личные планы на 3 мили. Телевизионная компания обещала показать лишь два вида программы от шести до половины седьмого, однако после мили кто-то решил провести спринт. В спринте было пять фальстартов. Рон Кейзи, телевизионный комментатор, чуть ли не рвал на себе волосы, и я стал убеждать судей убрать спринтеров с дорожки. Никто, казалось, не понимал, что телевизионная компания работает по жесткому расписанию.

В конце концов мы начали бег на 3 мили (телевизионные новости при этом были отложены), и я настроился применить ту же тактику, как в беге на 5000 м против Боба Шюля, то есть пробежать очень быстрый круг в середине дистанции. Шестой круг я пробежал за 61 секунду, отличный круг для середины состязания, и заметно оторвался от остальных бегунов. Было очевидно, что мировой рекорд Мюррея 13.10,0, установленный в 1961 году, в опасности, но на последнем круге я вдруг подумал, что не дотянусь до него. Однако, согласитесь, обидно бежать так близко к рекорду и не достать его. Я испытал потрясающее воодушевление, когда был объявлен мой результат: 13.07,6. Толпа зрителей взревела, а я стал прыгать как безумный. Мой брат перемахнул через ограду и обнял меня, Мюррей поймал меня на дорожке и сердечно поздравил. Я безумствовал на дорожке так долго и овации были столь продолжительными, что даже не заметил, как пробежал круг почета, чего никогда в жизни раньше не делал. Я ликовал не столько от того, что теперь стал обладателем трех мировых рекордов, сколько от сознания, что телевизионная компания сполна вознаграждена за свое участие.

Теперь была очередь за рекордом на 5000 м.

Во время визита в Окленд я помнил, что согласился на выступления в Европе в середине 1965 года. В этой поездке хотелось выяснить, как хорошо я могу выступить в соревновании в Европе после ночного перелета. Я вылетел из Мельбурна в пятницу вечером, проработав перед этим весь день, затем в полночь сел на самолет из Сиднея до Веллингтона и прибыл туда утром. Затем последовал перелет в Окленд, где я оказался в 11 часов утра в субботу. После ленча и часового отдыха я отправился в Иден-Парк. Был ветер и дождь. Я понял, что побить мировой рекорд мне не удастся. В соревнованиях были заявлены Мюррей Халберг и Билл Бейли, и мой план состоял в том, чтобы бежать быстро в начале дистанции и оторваться от них, а потом чувствовать себя свободно. План сработал отлично, и я выиграл с результатом 13.52,0, обойдя почти на круг обоих новозеландцев.

Перед вторым забегом на 5000 м в Тасмании во встрече штатов Виктория и Южная Австралия, которая проходила в Олимпийском Парке, я бежал 3 мили в жаркую ветреную погоду. Я сбросил, наверное, больше двух ки­лограммов в этих соревнованиях, но результат 13.19,0 говорил, что я нахожусь в хорошей форме.

Бег на 5000 м состоялся в Норт Хобарт Оувел в субботу утром. Поскольку все магазины в Хобарте по субботам закрыты, ожидалось, что на стадион придет много зрителей. Однако надежды не оправдались. Травяная дорожка была расположена на склоне, и рекорд снова казался немыслимым. Тревор, Тони и я прибыли в город накануне вечером и были помещены в Хобарте Нью Сидней Отель, хозяин которого обеспечивал бесплатное проживание для приезжающих атлетов при одном условии: спортсмены должны пить с его постояльцами. В баре в тот вечер было двенадцать постояльцев, и мне пришлось выпить уйму безалкогольных напитков.

На следующее утро я вышел на старт. Начав бег, я прошел вторую милю довольно слабо, но поднял темп на последней. Когда был объявлен результат – 13.34,6, на четыре десятых более высокий, чем мировой рекорд Владимира Куца, установленный в 1957 году,– я был изумлен. Более бездарный бег трудно было себе представить.

К концу января наступили напряженные дни. После суматошной поездки в Новую Зеландию, где я соревновался на 2 мили в лесистом городке Токороа, через сорок часов мне пришлось уже выступать на других 2 милях в Аделаиде. 26 января 1965 года я выиграл мой первый титул чемпиона в группе взрослых – звание чемпиона Виктории в беге на 6 миль, а через неделю и на 3 мили. Затем я снова совершил кратковременную поездку в Новую Зеландию, страну, где очень люблю бывать. Я считаю, что между Новой Зеландией и Австралией должен быть более широкий обмен спортсменами.

На этот раз я должен был выступать в Окленде на стадионе «Вестерн-Спрингз» в беге на 5000 м. К несчастью, рейс из Сиднея в Окленд был отложен. Перелетев в Веллингтон, я устроился в отеле в семь вечера, а в этом городе после шести часов в воскресенье раздобыть себе еду невозможно. Я удовлетворился бобами, гренками и чашкой горячего шоколада. Мистер Ульрих, управляющий фирмой «Харрикейн», которая финансировала встречу в Окленде, разыскал меня и повез показывать достопримечательности Веллингтона. Была уже полночь, когда я лег в постель. В шесть часов утра я поднялся и стал ждать самолета на Окленд. Прибыв вечером на стадион «Вестерн-Спрингз», я почувствовал себя очень утомленным и в этих обстоятельствах не очень обрадовался, встретив на стадионе Невилла Скотта, одного из лучших бегунов мире в беге на 5000 м. Единственная надежда выиграть у Невилла, казалось мне,– это оторваться от него в самом начале, установив жесткий темп со старта. Такая ситуация была с Мюрреем и Биллом. Тогда можно будет отдохнуть и потихоньку добраться до финиша.

Вся беда, однако, была в том, что Невилл стал действовать не так, как я рассчитывал. Он повис на мне так, будто бы мы собирались бежать 2 мили. Сбавив темп и пригласив его взять на себя лидерство, чтобы как-то отдохнуть самому, я пробежал круг позади Невилла, затем «отошел», установил жесткий темп и окончательно оторвался от него за два круга до финиша. Результат мой – 13.33,6 был новым мировым рекордом, достигнутым лишь благодаря отказу от фронтальной тактики! Моя уверенность в себе резко возросла, потому что теперь я знал, что могу бежать еще быстрее.

Невилл Скотт, между прочим, является не совсем обычным, хотя и очень талантливым спортсменом. Меня однажды критиковали за мои слова о том, что Невилл – алкоголик и на Британских играх в Кардиффе выступал под влиянием алкоголя. Я на самом деле заявил, что восхищаюсь им больше, чем другими, за его отважную борьбу с алкоголизмом. Невилл не должен скрывать свою проблему, потому что, если он справится с ней, это будет пример для тех людей, которые еще борются со своей болезнью. В девятнадцать лет Невилл был бегуном на средние дистанции и обладал такими возможностями, какие не имел, пожалуй, никто в мире. Его рост 190 см, у него огромный беговой шаг, и он имеет 4.01,4 на милю. Невилл приехал в Мельбурн на Олимпийские игры 1956 года, начал пить и не мог остановиться. К 1958 году он был в плохом состоянии и в Кардиффе выпивал от сорока до пятидесяти стаканов пива в день. После Игр в Кардиффе Невилл лег на лечение, сражаясь за свое здоровье. В те дни он не притрагивался к алкоголю и был в исключительной форме.

В Токио не было большей демонстрации мужества, чем выступление Невилла в беге на 5000 м. Перед отъездом в Японию он повредил ногу и понадеялся, что травма быстро залечится. Но ему не повезло. После нескольких обезболивающих иньекций он вышел на старт и бежал в том же забеге, что и я. Некоторое время Невилл бежал впереди меня, и я видел, как он болезненно отставлял ногу во время бега. Он закончил бег, проиграв целый круг, но требовалось мужество, чтобы закончить бег вообще.

Возвратившись в Мельбурн, я предпринял попытку побить мировой рекорд в часовом беге в Сэндринхэме, но был такой холодный и сильный ветер, что я сошел с дистанции, пробежав только 10 миль (47.45,8), извинившись перед зрителями и объяснив им, что из-за ветра нельзя было рассчитывать на рекорд.

Двенадцатого февраля я выступил в соревнованиях штатов на милю в Олимпийском Парке. Это было два­дцать первое выступление за двадцать восемь дней. Помимо того что я люблю вообще всякие виды соревнований, меня очень интересовало, сколько состязаний я могу выдержать в предстоящем турне по Европе. В беге на милю я убедился, что почти всегда можно «отсидеться» в хвосте и сделать победный рывок на финише. Я показал 4.04,4, обыграв Олби Томаса. На следующий день я выиграл 3 мили у Джоффа Уолкера и Тони Мэннинга с результатом 13.11,6 – вторым лучшим моим временем. Это был, возможно, самый лучший мой бег, потому что стояла невыносимая жаре, и на последних кругах я думал лишь о том, чтобы убрать ступни с горячей дорожки куда-нибудь в прохладное место. На финише мне прежде всего вручили ведро с водой.

В середине февраля перед началом чемпионата Австралии произошел конфликт, так как Любительская легкоатлетическая ассоциация Виктории объявила, что не оплатит полностью расходы, связанные с поездкой на чемпионат любого из викторианцев – участников соревнований. В прошлые годы, не будучи достаточно сильным, чтобы оказываться среди десяти-двенадцати лучших спортсменов Виктории, я оплачивал дорогу на национальный чемпионат сам, но считал принципиально необходимым, чтобы ведущим двенадцати спортсменам всегда оплачивались издержки. Эта ситуация была тем более досадной, что ассоциация получила 1200 фунтов за ту вечернюю встречу, которую я помогал устроить. Я сказал, что не поеду на чемпионат, пока мне не оплатят все расходы. Ко мне присоединились также Тони Снизуелл и другие спортсмены. Ассоциация, к ее чести, пересмотрела свое решение. Часто у официальных руководителей бывает искушение призвать к порядку тех, кто восстает против их решений, но в этом случае ассоциация показала, что может выслушивать спортсменов, когда их жалоба законна.

Было и другое столкновение в Хобарте, когда я попросил разрешения бежать на милю, надеясь еще раз проверить себя перед забегом на 3 мили через два дня. В моей просьбе мне было категорически отказано, хотя Любительский легкоатлетический союз разрешает это, если главный судья чемпионата не возражает. Мистер Барвик, однако, был против моего участия в беге на милю, после чего я заявил, что в таком случае не буду пытаться показать хороший результат в беге на 3 мили. Это было глупое заявление, и я сожалею, что сделал его. Я был тогда раздражен, узнав о решении мистера Бар вика, а также, правда по слухам, о том, что он упомянул меня в секретном отчете об олимпийских играх, адресованном ААЮ. Когда наступило время бежать, я бежал в полную силу против ветра, показав 13.25,4 и обыграв Олби Томаса.

Позднее в феврале я совершил ураганную поездку по Соединенным Штатам, выступив снова на соревнованиях Голден Гэйт Инвитейшнл в Сан-Франциско, а потом в закрытом помещении в Луисвилле, в штате Кентукки.

Я прибыл в Сан-Франциско двадцать четвертого февраля и выступал на 2 мили двадцать шестого, а следующие 2 мили пробежал в Луисвилле двадцать седьмого и вернулся в Мельбурн второго марта (потеряв день при перелете из Западного полушария). Третьего марта я побил мировой рекорд на 10 миль. Эта насыщенная программа была еще одним доказательством, что переезды на меня не влияют.

В соревновании в Сан-Франциско я начал ускорение после первой мили и без труда обыграл Билли Миллса и Джорджа Юнга, показав 8.34,7. Я не ложился а постель до трех часов ночи, а поднялся в восемь утра и прибыл смертельно усталый в Луисвилл в пять вечера. К моему ужасу, диктор на встрече в Луисвилле объявил, что я попытаюсь побить мировой рекорд на 2 мили для закрытых помещений. Дорожка была хорошей, но сильных противников не было. Я пробежал дистанцию за 8.34,7, выиграв у Мальколма Робинсона.

В Австралии я установил мировой рекорд на 10 миль при весьма странных обстоятельствах, потому что был обычный для Мельбурна ветреный день, и казалось, что ветер сведет на нет мои усилия, как это было раньше на этой же дистанции. После рабочего дня в конторе я решил не особенно беспокоиться насчет соревнований и хорошо поел, включая желе и стакан молока. К тому времени, как я добрался до Ментоуна, ветер вдруг утих и условия для бега оказались прекрасными.

В один из моментов бега я шел примерно на полторы минуты лучше графика мирового рекорда, но затем на­чало колоть в боку, и я смог пробежать после этого круг лишь за 90 секунд. Четыре тысячи зрителей усердно мне помогали, и я буквально «выложился», после того как обошел на круг Яна Блеквуда и Морри Арабо. Результат 47.12,0 был на 14 секунд выше мирового рекорда Мела Бэтти. Это был мой пятый мировой рекорд на дистанциях от 3 до 10 миль.

Теперь все было готово для моего восьминедельного заморского турне в конце мая. Но мои планы чуть не сорвались после выступлений еще в нескольких соревнованиях, когда я снова довольно сильно повредил ахиллово сухожилие. Как и раньше, Цим, милейший доктор, прислал мне массажную машинку, и после лечения я стал тренироваться с полной нагрузкой. Турне значило для меня многое, потому что после такой систематической подготовки появилась уверенность, что я готов к штурму новых мировых рекордов. Я отложил состязания и провел лишь одну прикидку на 2 мили. Результат был 8.37,0. Но, бегая в Белгрейве по ужасной холмистой трассе, я опять почувствовал боль в сухожилии, перетянул его и выругал себя за риск сорвать турне, от которого столь многого ожидал.

 

Турне с поручением

Планы, входившие в мое зарубежное турне в середине 1965 года, были весьма насыщенными. У меня были различные задачи, и не только связанные с легкой атлетикой. В апреле я получил место секретаря сразу в нескольких компаниях, и некоторые из них были заинтересованы в расширении своих деловых связей за рубежом. Моей задачей была организация агентств в различных странах, а в Западной Германии я должен был получить лицензию для одной нашей компании на производство всемирно известной обуви «Адидас».

Одной из моих задач, относящихся к легкой атлетике, было намерение дать ответ на выпады зарубежных журналистов, что я устанавливаю вое мои рекорды в Австралии либо в Новой Зеландии, где будто бы имею преимущество, выступая в привычной атмосфере. Как я упоминал раньше, большинство австралийских бегунов показало, что в любом случае преимущество бывает у них тогда, когда они выступают вне Австралии. Это происходит потому, что условия для бега за рубежом более подходящие, а кроме того, приходится выступать против свежих соперников. Я был полон стремления испытать себя против ведущих бегунов мира – Билла Миллса и Боба Шюля в Америке и Мишеля Жази и Харольда Норпота в Европе.

Во время турне я надеялся покончить и с обвинения ми в том, будто не могу состязаться в больших соревнованиях, когда выдающиеся бегуны готовы бороться до конца. Как ни прикидывайся равнодушным, но такие обвинения ранят. Я не верил, что для этого были какие-то основания и в доказательство своих убеждений хотел выиграть ряд крупных состязаний (хотя критики, уцепившись однажды за такого рода навязчивую идею насчет спортсмена, не обращают внимания на его крупные победы, а помнят лишь о его крупных поражениях).

Период, непосредственно предшествовавший турне, был очень беспокойным. В самом начале года прибыли приглашения от различных организаторов через соответствующие национальные ассоциации е Любительский легкоатлетический союз Австралии. Еще со времени Олимпийских игр в Токио многие организаторы запрашивали меня, смогу ли я принять их приглашения следующим летом.

Здесь следует сказать, что законами, управляющими легкой атлетикой, организатору запрещено связываться непосредственно со спортсменом и просить его выступить на каком-то соревновании. Всякий спортсмен, имеющий дело с организатором, подвергает себя опасности быть дисквалифицированным, так как все такие переговоры должны проходить через национальную ассоциации соответствующих стран.

Рассмотрим гипотетический случай, который покажет, насколько сложной может быть эта процедура. Допустим, организатор в Соединенным Штатах решает устроить международную встречу в июле и после соответствующего обращения в национальную ассоциацию получает на это полное право. Далее он считает, что лучшим вариантом будет встреча Снелла (Новая Зеландия) с Крозерсом (Канада) в беге на 880 ярдов, Кларка (Австралия) с Жази (Франция) и Скоттом (Новая Зеландия) на 3 мили, а также участие других американских спортсменов для завершения программы. В этом случае он должен послать приглашение в Любительскую ассоциацию Новой Зеландии Снеллу и Скотту, в Австралийскую – Кларку, во Французскую – для Жази и в Канадскую – для Крозерса. Каждая из этих ассоциаций решает вопрос, приемлемо ли приглашение или нет, а потом передает его подчиненной ассоциации, с которой непосредственно связан спортсмен. Для меня такой ассоциацией является Любительская легкоатлетическая ассоциация Виктории, а для Скотта – Оклендский центр. Подчиненные ассоциации сами, в свою очередь, решают вопрос о приемлемости приглашения прежде, чем передать его самому спортсмену.

Часто случается, что спортсмен, которого организатор рассматривает как главный козырь в игре, не может совершить поездку. Тогда этот спортсмен может лишь уведомить организатора по тем же самым каналам, через которые пришло приглашение. Легко себе представить, какие могут быть задержка и неопределенность, если следовать строго букве закона. Опытный организатор, однако, пытается избежать неизвестности и запрашивает спортсмена, сможет ли он принять приглашение, а различные органы выполняют все формальности.

Но целиком вся процедура еще слишком сложна, и, когда я получил столь много приглашений в начале 1965 года, мистер Артур Ходсдон, секретарь ААЮ Австралии, завоевал мою симпатию. К сожалению, я не мог определенно принять любые приглашения, потому что моей главной целью была деловая поездка в Европу, в связи с чем запланированные соревнования могли ока­заться под угрозой.

Мистер Ходсдон сделал все возможное, чтобы успешно решить дело с приглашениями, и разработал програм­му, основанную на приемлемых вариантах. Он уведомил страны, которым послал ответ, что из-за деловых заданий, возможно, я буду не в состоянии состязаться, несмотря на предварительное согласие.

Но в этих делах есть еще одно большое препятствие для спортсмена, ожидающего продолжительной поездки за океан. По международным правилам ему разрешается возмещать дневные издержки лишь в течение двадцати восьми дней в году. Правда, этот период может быть удлинен на четырнадцать дней, если причины будут основательными. Поскольку я уже использовал семь дней из двадцати восьми в начале года, мне, разумеется, не разрешили бы возмещение расходов в течение всего турне, которое планировалось провести от двадцать пятого мая до девятнадцатого июля. Меня это, однако, мало волновало, так как я знал, что мои дела займут большую долю времени турне. Но мистер Ходсдон был серьезно обеспокоен и постарался сделать так, чтобы мой статус любителя не был непреднамеренно поставлен под удар.

Кроме того, я собирался путешествовать вместе с женой (жена спортсмена может ехать с ним только за свой счет), и, поскольку ехал частично по делам, стоимость билетов на самолет должна была тщательно контролироваться лицами, наблюдающими за соблюдением принципов любительства в спорте. В общем, все приготовления должны были быть кошмаром для мистера Ходсдона.

По прибытии в Европу я нашел, что мой начальный маршрут совершенно неудовлетворителен, и подумал о том, чтобы как-то изменить спортивную часть моего турне. Мистер Ходсдон был, разумеется, в трудном положении, и, хотя некоторое время между нами были раздоры и казалось, я вовсе не смогу состязаться в Европе, я с пониманием относился к его затруднениям. К счастью, здравый смысл возымел верх, и мистер Ходсдон и мистер Рон Эйткен, президент нашей ассоциации, быстро приняли подходящее решение, о чем я расскажу позднее.

Но, наконец, окончательные приготовления были сделаны, и мы с Хелен отправились по маршруту. Тотчас же обнаружилось досадное упущение. В суматохе я забыл заверить жене визу в Соединенные Штаты, и, поскольку обещал провести показательное выступление в Гонолулу на следующий день, Хелен должна была остаться в Сиднее еще на двадцать четыре часа, в то время как я вылетел с нашим багажом. Зловещее начало!

Гавайское солнце и море, однако, заставили скоро забыть о неприятностях. Я бегал, загорал, снова бегал и снова загорал, впитывая солнце, казалось, впервые за много лет. Вредно это было для предстоящего бега или нет, но послеобеденное купание под теплым солнцем не прекращалось. Я начинал соображать, что мое показательное выступление может закончиться неудачей, но ведь это было всего-навсего показательное выступление, да притом миля в хорошем темпе – это было как раз то, в чем я нуждался, чтобы закончить тренировку перед соревнованиями в Штатах.

В показательных соревнованиях на дорожке местной средней школы в присутствии около полусотни зрителей принимал участие также Боб Шюль. Я дал Бобу лидировать до 880-ярдовой отметки, пробежав три четверти мили за 3.09,0, обошел его и вышел первым на прямую. Однако мне не удалось выдержать его финишный рывок.

Последний круг мы прошли за 55 секунд, что мне очень понравилось. Хотя я и был несколько разочарован тем, что турне началось с поражения, но еще раз убедился, что моя форма сейчас лучше, чем я ожидал.

В Модесто, штат Калифорния, мы прибыли за два дня до состязания. В самолете, летевшем в Сан-Франциско, встретили Невилла Скотта. Он путешествовал с Норманом Харисом, молодым спортивным журналистом из Окленда, написавшим к этому времени две самые замечательные книги, которые я когда-либо читал по легкой атлетике: «Круг почета» и «Рассказ о Джеке Лавлоке». Как только мы прибыли в отель, Норман, «Скотти» и я отправились на пробежку. Мы бегали примерно час, чтобы расслабиться, а затем уже около полуночи отправились ужинать. Надо сказать, что ада была в высшей степени приемлемой и очень похожей на ту, что мы получали потом в Европе.

Весь следующий день ярко светило солнце, и мы с Хелен усилили наш гавайский загар, проведя целый день на воздухе. Утром мы с Невиллом бегали около часа, потом плавали и загорали, после полудня играли в гольф на прекрасной трассе загородного клуба, затем еще побегали и снова отправились купаться. Я думаю, это был самый лучший отдых для меня после суматохи и напряжения, сопровождавших наш отъезд.

Состязание на 2 мили в «Калифорния-Рилейз» на следующий день стало суровым испытанием. В большом забеге самыми опасными противниками для меня были Невилл, по возможности самый лучший из всех, Джордж Юнг, выигравший в начале года 2 длили в закрытом помещении и бывший в последние годы чемпионом США в стипль-чезе, Рон Ларрье, представлявший США в Токио на дистанции 10 000 м, и Дэйв Эллис, чемпион Канады. Со старта бегуны ушли очень резво, и, как обычно, я оказался затертым в толпе. Это, однако, ничего не значило. Лидеры бежали быстро лишь первые 100 ярдов или около того. Затем, как мне казалось, они перешли на довольно хороший темп. Но что это? Весь забег точно остановился, как только ведущие, к своему ужасу, обнаружили, что стали лидерами. Как будто было скомандовано: «Стоп!», и все стали топтаться на месте.

Я стал выпутываться из хвоста и после нескольких «футбольных» маневров оказался впереди. Но не поздно ли? Заканчивая первый круг, я услышал счет: «Шестьдесят семь... шестьдесят восемь...» Ужасно!

Начиная с этого момента я бежал в полную силу, а за мной по пятам следовал Рон Ларрье. Нужно было начинать ускорение, затем ослабить бег и снова ускориться. Таким образом я освободился от Рони через круг или два и бежал навстречу невеселой победе. Хотя результат 8.32,0 был моим личным рекордом, я еще не знал об уровне своей подготовленности. Насколько быстро я пробежал бы дистанцию, если бы не этот чертов первый круг?

Следующая встреча была первым крупным соревнованием Комптон Инвитейшнл в лос-анджелесском «Колизеуме». Мы возвратились в Сан-Франциско, перелетели в Лос-Анджелес и после купания прибыли, раньше чем нас ожидали, в Пало-Альто.

«Колизеум» – чудесный стадион, способный вместить большое число зрителей. Я люблю Лос-Анджелес и нахожу, что там удобно тренироваться, бегая по улицам или по трассе для верховой езды в очаровательном Гриффит-Парке. В день соревнований я чувствовал себя исключительно хорошо. Если бы только знать, какова моя готовность!

Я вышел на старт с решимостью бежать как можно жестче, даже рискуя иметь за спиной в качестве преследователя Невилла Скотта, способного держаться за лидером. Но мне надо было точно знать степень своей подготовленности. Для участия в беге на 5000 м был приглашен Билл Миллс, однако он отказался от бега, предпочитая потренироваться еще неделю перед нашей борьбой в Торонто. Боб Шюль тоже не стал выступать в этом забеге, решив, что лучше пробежать милю.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: