Личные рекорды Рональда Кларка 12 глава

Как я упоминал раньше, я не тренировался в первый год после окончания школы из-за слишком плохой, как мне кажется, работы рук. Когда в 1961 году я решил возобновить занятия бегом, работа рук подверглась дальнейшей критике. Хотелось сделать так, чтобы руки играли большую роль в моем беге. Эта проблема волновала меня три или четыре месяца, а затем я попросил моего брата Джека прийти на Колфилд-Рейскурс с кинокамерой и заснять мой бег, чтобы я мог посмотреть на изменение в движениях рук. Я пробежал милю, демонстрируя Джеку свой новехонький стиль. К моему ужасу, он заметил; «Ну и что здесь нового?» Для меня разница представлялась огромной. Мои руки болели от усилий удерживать их в новой позиции. Однако комментарии Джека убедили меня в необходимости выбросить эти изменения.

Забавным продолжением этого эпизода был случай в Европе в 1965 году, когда Хелен заметила тренера, который внушал своим спортсменам мысль перенимать у меня работу рук. Круг замкнулся. Англичане, обычно не обращающие внимание на работу рук, тоже сделали выверт. Один обозреватель по имени Джон Родда написал после моего рекордного бега на «Уайт-Сити»: «В пятницу ошеломляющей частью его бега, полагаю, была его спокойная осанка. Слабое движение туловища или головы и низкая, спокойная, но вместе с тем энергичная работа рук вызвала в памяти образы Куца, Пири, Халберга и Чатауэя, которые обладали мощными, энергичными движениями торса и рук. В некоторых отношениях были и новые черты. Кларк выполняет техническую сторону бега лучше, так что недостаток движения верхней части туловища не приводит к напряжению или скованности, но скорее к расслаблению, что позволяет вложить большую энергию в двигающую часть организма – ноги». Черт знает что!

Конечно, я был бы счастливее, если бы освоил более правильные движения рук, однако сейчас, я считаю, уже поздно об этом думать. Несомненно, плохая работа рук приводит к лишней трате энергии. С другой стороны, было столько хороших бегунов со столь разнообразными стилями, что быть догматиком в этом вопросе нельзя.

Рассмотрим теперь некоторые другие факторы, влияющие на достижения спортсмена. Я люблю есть хорошую простую пищу – мясо, салаты, яйца, хлеб, фрукты, мороженое, мед... Однако, исключая это пристрастие, я считаю себя нормальным человеком в отношении питания. Я избегаю жареной пищи, а также тушеной, растительных масел и различных гарниров и не пью чая и кофе главным образом потому, что не люблю их.

В день соревнований съедаю нормальный завтрак и часто выпиваю чашку сустагена перед своим выступлением. Сустаген – довольно дорогой напиток для больных, который продается в порошке, а затем разводится в воде. Он обеспечивает мне прием карбогидратов, протеинов, витаминов В₁₁ и В₁₂ в достаточном количестве.

Алкоголь в умеренных дозах, видимо, не причиняет вреда спортсмену, но я не радуюсь ему и вместо этого потребляю огромные количества лимонада, фруктовых соков и молока. Курение не только отравляет вкус, но приводит к расстройству здоровья. Это одна из привычек, против которой я собираюсь вести борьбу.

Мое питание настолько регулярно, насколько я могу его таким сделать. Спать ложусь разумно рано, так что мой организм может сам выбирать, когда ему пробуждаться – в шесть, восемь или десять часов. Нет смысла быть очень жестким в отношении режима питания и сна. Я подчеркиваю этим то, что спортсмены, в сущности, нормальные люди, которые могут жить так же, как и другие. Обычное заблуждение состоит в том, что мы заставляем спортсменов жить замкнутой, аскетической жизнью и никогда не иметь радостей. Мы с Хелен, однако, ведем очень активную жизнь и, вероятно, ходим в рестораны, театры и на концерты больше, чем многие другие пары.

Как и в любом виде спорта, для легкоатлета существенно иметь хорошую экипировку. Когда я начинал бегать, то носил туфли, которые были сделаны вручную по моей ноге, но фирмы «Адидас» и «Пума» настолько усовершенствовали свою разнообразную продукцию, что я нахожу их туфли лучше тех туфель старых времен, которые изготавливались вручную. Современная техника делает буквально чудеса. Например, современные пластиковые подошвы легче и гораздо гибче, чем кожаные, и лучше амортизируют. Вдобавок пластиковые подошвы позволяют применять сменные шипы. Можно менять длину шипов в зависимости от поверхности беговой дорожки, и одна пара туфель поэтому может быть пригодной для всех случаев. Когда я посетил фабрику «Адидас», то удивился, узнав, что на одну туфлю «Адидас» идет тринадцать или четырнадцать видов материалов.

Интересно, что маленькой деревне Герцогенаурах в Западной Германии суждено было стать пионером в области развития обувной промышленности для спортсменов в последние тридцать лет. Два брата Адольф и Рудольф Дасслеры основали в Герцогенаурах фабрику спортивной обуви, а затем разделились, развиваясь самостоятельно в компаниях «Адидас» и «Пума». В помещении правления фирмы «Адидас» выставлена кавалькада туфель, показывающая вехи развития спортивного обувного дела за многие годы. Мне было интересно узнать, что австралийские футбольные бутсы отстают от времени на пятнадцать лет и что наши судьи по футболу – единственные судьи, которые еще носят бутсы. В других странах судьи фактически носят башмаки, позволяющие развивать большую подвижность в лодыжке и соответственно большую скорость.

Вопрос о ношении носков зависит от того, насколько хорошо подогнаны туфли к ноге. Безотносительно к тому, насколько они хороши, туфли будут всегда немного растягиваться, после того как их поносили. Если же они не растянутся, то могут жать, и в этом случае обычно необходимы тонкие носки.

Я не могу понять никого из тех, кто бегает без шиповок, поскольку это должно ставить их в очень невыгодное положение. В одном соревновании на 5000 м бежавший без шиповок Невилл Скотт был на 150 ярдов впереди Мюррея Халберга за три круга до финиша. Однако у него так сильно разболелись ступни, что он снизил темп бега, и Мюррей обыграл его. Со ступней Невилла кожа сходила клочьями.

Разминочные туфли, которые можно использовать и в беге по шоссе, также важны. Мне требуется их две или три пары, потому что одна пара всегда мокрая, и, кроме того, эти туфли быстро изнашиваются. Сандалии не годятся для бега по шоссе, потому что очень тяжелы в подошве и не так устойчивы, как специальные кроссовые туфли.

У меня также есть четыре или пять тренировочных костюмов. Я высокий, тяжелый и обычно со скованной мускулатурой. Поэтому мне требуется время, чтобы размяться, и оно будет большим, если я буду разминаться без тренировочного костюма.

Многие молодые люди, как мне кажется, считают удобным или оригинальным небрежно относиться к своей одежде. Я думаю, здесь следует быть щепетильным: одежда заслуживает того. Все должно быть чистым и выглаженным накануне соревнований (хотя это весьма Тяжело для жены, у которой муж состязается четыре раза в неделю!). Все, что определяет более приятное самочувствие спортсмена, когда он выходит на старт, хорошо для него. Удобные туфли и чистая одежда могут этому способствовать.

Перед соревнованием я иногда переодеваюсь дома и выхожу на дорожку в трусах и тренировочном костюме. В этом случае я могу принять душ. И опять-таки это то, от чего спортсмен может почувствовать себя лучше. Теплый душ оживляет циркуляцию крови и тонизирует организм. Однако я не делаю ритуала из принятия душа перед соревнованием. Я пытаюсь отвлечься от всего, что может сделать меня суеверным.

 

Австралийская формула

Легкую атлетику многие газетные обозреватели оценивают как честную игру, особенно в Австралии. Я допускаю, что временами бывают конфликты между отдельными спортсменами и руководителями, которые думают и должны думать о спорте в целом. Какова свобода действий, которую нужно предоставить ведущему спортсмену? До какой степени он должен выполнять то, чего захотят руководители? Вправе ли они рассчитывать на денежные поступления в казну ассоциации, если выступления спортсмена в некоторых видах идут вразрез с его личными интересами?

Я не уверен, что имею ответы на эти вопросы, но знаю, что по мере достижения успеха спортсмен становится более эгоистичным. Это естественное развитие, но оно не предохраняет спортсмена от разрешения всех вопросов. Как любители, все спортсмены имеют равные права, и в Австралии, например, я не вижу другого пути, по которому могла бы пойти более успешная организация спорта.

Хотя я и писал о невыгодном положении, от которого страдают спортсмены мирового класса в Австралии, но сознаю, что в своем собственном штате Виктория я лишь один из 5000 спортсменов, а организация, питающая их, развивалась годами и является наиболее целесообразной для большинства. Основой спорта здесь являются межклубные состязания, проводимые на различных стадионах каждую субботу. Все наши клубы разделены на подгруппы, и каждая подгруппа состязается во всех видах, а финалы, разыгрываемые между победителями подгрупп, проводятся в конце сезона.

Пресса нередко обрушивается на организацию межклубных состязаний, потому что не может разобраться в их смысле. Между тем соревнования проводятся главным образом для рядовых спортсменов, которые радуются им безгранично.

Много раз обсуждались причины спортивных успехов Австралии на международной арене. Что же, причиной этого являются хорошая погода, соревновательный дух народа и его природная крепость? Мои собственные взгляды на этот счет сводятся к тому, что в Австралии спортивная жизнь на любом уровне имеет непревзойденные возможности для организации соревнований. С самого раннего возраста австралиец может заниматься спортом и участвовать в соревнованиях. У нас имеется бесчисленное множество футбольных и крикетных полей, теннисных кортов, плавательных бассейнов и трасс для гольфа. И все они постоянно используются для состязаний.

В Англии я восхищался безукоризненно чистыми крикетными полями, травяными теннисными кортами, современными спортивными стадионами. Но насколько часто они используются для соревнований? Попутешествуйте по любому австралийскому городу и вы увидите, что почти каждый пригодный лужок так скошен, что на нем можно играть одновременно с полдюжины крикетных матчей. Сцена не такая живописная, как английский зеленый пригород, однако подростки получают возможность соревноваться, к чему-то готовиться, в чем-то дерзать. То же можно сказать и о теннисных кортах, трассах для гольфа, легкоатлетических дорожках и площадках для сквоша. Они используются для соревнований. А соревнования

являются сущностью всякой спортивной деятельности.

Применительно к австралийской легкой атлетике все сказанное означает, что любой юноша (не важно, каковы его данные) может состязаться за свой клуб каждую субботу. Он может встречаться со спортсменами, из которых некоторые будут сильнее, а некоторые слабее его. В Англии иногда проводятся матчи городов, а в Америке встречи между колледжами и более часто встречи между двумя-тремя клубами. Однако все это не дает рядовому спортсмену тех преимуществ, которые есть в Австралии.

Вполне понятно, что от такой системы иногда страдают чемпионы. Они не всегда, например, могут состязаться против равных соперников, если те относятся к другой подгруппе. Чтобы облегчить такие встречи, мы устраиваем соревнования между штатами, а также несколько соревнований за сезон на карнавалах. Бывают также и международные встречи, когда мы приглашаем сильнейших зарубежных легкоатлетов.

Одним из последних нововведений в австралийском спорте является фонд Ротмэна, который выделяет 100 000 фунтов в год на приглашение в Австралию зарубежных тренеров. Фонд организован с лучшими намерениями, но я сомневаюсь в том, что импорт тренеров есть лучший способ развития спорта. Австралийские юноши нуждаются лишь в небольшом стимуле для спортивного развития. То, что им действительно нужно,– возможность путешествовать и состязаться против других спортсменов высшего класса. Не имеет значения, что это может никогда и не осуществиться, важно, что такая возможность существует для всех. Поскольку мы так удалены от других стран, нужда в этом для нас более острая, чем в большинстве стран.

Оставляя вопрос о том, насколько компетентен человек на тренерской работе, хочу отметить, что он вырастает в собственном окружении и достигает успеха благодаря специфическим для него средствам. И разве его методы обязательно правильные? Мы часто видели, как меняются методы тренировочной работы даже в Австралии.

Нет, целью должно быть воспитание стремления каждого австралийского юноши отличиться в спорте. Один из наших прыгунов в высоту, выступающий в турне в Америке и Европе, может научиться большему, чем если он останется дома и будет работать с тренером, приглашенным из Америки или Европы. Он сможет изучить все методы в зарубежной поездке, принять то, что он находит наиболее соответствующим нашим требованиям. А если по возвращении в Австралию этот спортсмен будет выступать успешно, он станет образцом для всех соотечественников. Он распространит знание, и его товарищи также выиграют от его опыта.

Во Франции в такого рода планировании спортивным организациям помогает министерство спорта. Я хотел бы видеть такое министерство и в Австралии. Правительственные фонды должны размещаться в спорте с тем, чтобы мы могли покончить с ненормальной практикой обращения за денежной помощью к публике для посылки своих команд за рубеж. Сделав финансирование команд, отправляющихся на международные соревнования, заботой правительства, мы могли бы завести и тщательную бухгалтерскую отчетность. Спортивные организации несли бы большую ответственность и управляли спортивной жизнью более эффективно. Министерству спорта не было бы необходимости вмешиваться в спортивную жизнь слишком сильно, однако оно было бы готово предпринять меры, если бы оказались случаи плохого управления. Исполнительные комитеты должны были бы оправдывать затраты из общественных фондов.

Французское министерство спорта хорошо выполняет свои функции. Можно спорить, указывая, что французы, несмотря на это, выиграли на олимпийских играх лишь одну золотую медаль в конном спорте. Однако впечатляет больше не это, а то, насколько прочно французы закрепились в десятках лучших в большинстве видов. Французы подняли статус спорта. Они увеличивают строительство спортивных сооружений у себя в стране, они поддерживают своих чемпионов, делают из них национальных героев и, наконец, выводят своих детей на спортивные площадки.

 

Смешанное племя

Бег на длинные дистанции привлекает многих людей самых разных характеров, и это служит на руку спорту.

В течение нескольких последних лет я имел возможность встречаться с большинством лучших стайеров мира. О многих я рассказал в предыдущих главах. Теперь же я подведу итог и обрисую их более четко.

Наверное, самым волнующим бегуном в наши дни является Кипчого Кейно из Кении. Кипчого – второй бегун мирового класса, пришедший из Африки. Первым был эфиопский дворцовый стражник Абебе Бикила, завоевавший звание чемпиона на двух олимпийских играх. Я верю, что в наши дни появится еще много чемпионов из Африки, спортсмены которой сейчас получили возможность развивать свой потенциал и выступать на международной арене. Спортивные достижения лучших африканских спортсменов дают их странам большую известность и престиж, чем дюжина пламенных политических речей.

Кипчого во многих отношениях представляет загадку. Робкий и добродушный, он все же имеет привычку делать самоуверенные заявления. Он – один из наиболее приятных мне характеров в легкой атлетике, потому что дружелюбен по натуре и улыбается не только, когда выигрывает, но и при поражениях. Тем не менее у него глубокая решимость добиться победы. Агрессивный бегун, не боящийся лидирования, Кипчого жаждет мировых рекордов, и это понятно, потому что он отличный бегун с широким меховым шагом.

Я выступал с ним на международной арене приблизительно одинаковый период времени. На Британских играх в Перте он финишировал последним в беге на 3 мили и был побит в сильнейшем забеге на милю. Однако с тех пор Кипчого непрерывно рос и после установления им мирового рекорда в беге на 3000 м с замечательным результатом 7 минут 39,5 секунды я понял, что он может угрожать и моему рекорду в беге на 5000 м.

Как я и ожидал, Кипчого сбросил 1,6 секунды с моего рекорда, пробежав 5000 м за 13.24,2. Это случилось в Окленде в ноябре 1965 года. Он был способен показать даже большее. Однако он заявил, что хочет пробежать 2 мили за 8 минут ровно, а вот это уже я переварить не могу. Он считает, что мировой рекорд Мишеля Жази на эту дистанцию (8.22,6) – «самый доступный мировой рекорд среди рекордов». Нет сомнения, что Кипчого способен побить этот рекорд, но я думаю, что в наши дни не найдется бегуна, способного пробежать 2 мили за 8 минут. С первого взгляда цель кажется легкодоступной для человека, способного пробежать милю за 4.05 и не устать. Два раза по 4.05, и он драматически близко подходит к цели. Однако он недостаточно учитывает возрастающий кислородный долг. Кипчого, конечно, пробежал милю за 3.54,2, и у него хороший спринт. Но Мишель Жази, который установил мировой рекорд на этой дистанции – 3.53,6, все же чуточку быстрее, и я считаю, что француз, как правило, сможет побивать Кипчого на любой дистанции вплоть до 5000 м. Кениец, концентрируясь на миле, может недооценить быстрого финиша своих противников.

В беге на дистанции, превышающие 5000 м, мне справиться с Кипчого труднее, чем с Мишелем. Они оба могут «отсиживаться» за мной и обыграть меня с помощью броска, но все же у меня лучшие шансы подавить Мишеля. А против обоих бегунов единственный мой шанс на длинных дистанциях – это установление такого темпа, который свел бы к нулю их бросок на финише. Но для этого мне нужно быть в состоянии наилучшей готовности.

После своего турне по Новой Зеландии в конце 1965 года Кипчого сделал короткий визит в Австралию и по моему предложению выступил в Мельбурне в беге на 5000 м. Обстоятельства были не в мою пользу, потому что Кипчого в Новой Зеландии довел себя до высшей спортивной формы, а для нас сезон только что начинался, и наши легкоатлеты почти не участвовали в соревнованиях. Можно было вновь поставить старый вопрос: должен ли бегун состязаться не будучи вполне подготовленным, когда все шансы на победу не у него? А почему нет? Если бы спортсмены состязались, лишь когда все условия благоприятствуют им, в каждом соревновании выступало бы не более одного-двух участников.

Бег на дорожке мельбурнского стадиона был обескураживающим. Большую часть дистанции я вынужден был лидировать, и, хотя пытался заставить Кипчого бежать энергично, ни разу не удалось мне оказать на него какой-либо нажим. Я думал, что Кипчого сделает рывок за три круга до финиша, но он дождался начала последнего круга и благодаря решительному ускорению заставил меня бороться с ним в нескольких ярдах позади него. Результат Кипчого был 13.40,6, что на 16,4 секунды хуже его мирового рекорда. Возможно, после насыщенного соревнованиями новозеландского турне он чувствовал себя немного утомленным.

Единственным моим утешением было то, что этот бег помог в определении моей готовности, и три недели спустя на той же самой дорожке я пробежал 5000 м за 13.39,8.

Одной из особенностей характера Кипчого, которая обнаружилась в Мельбурне, была его склонность к живописным эффектам. Он разминался в кроваво-красном тренировочном костюме, а выступал в оранжевой жокейской кепочке, которую сценически сбросил на финишной прямой. Козырек, сказал он журналистам, был необходим ему для защиты от солнца, хотя я видел фотографии, где он был в этом козырьке и в пасмурные дни. Я тоже за краски и образность, и было очень приятно, когда мой противник после выступления подарил мне яркую картину, изображавшую деревенскую сцену в Кении.

Важным обстоятельством взлета кенийского и эфиопского бегунов является их тренировка в высокогорных условиях, что приучило их справляться с бегом, потребляя меньше кислорода. Сами бегуны признают, что как только преодолеваются начальные трудности тренировки на высоте, возникают заметные преимущества. Кипчого, например, никогда в своей стране не пробегал милю быстрее, чем за 4 минуты, а после возвращения с высоты 2200 м на нормальную он способен был пробежать 3 мили на 30 секунд быстрее. Для африканцев, живущих в горах, выступление в соревнованиях, проводимых на уровне моря, является праздником.

Мишель Жази значительно опытнее меня и Кипчого. Он выступал на Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне и был вторым за Хербертом Эллиотом в Риме. Он тренируется примерно так же, как и я, проводя пробежки в лесу под Парижем. У него, как и у меня, нет постоянного тренера.

Детство Мишеля было нелегким. Он вырос в бедной семье шахтера, дедушка и бабушка его умерли от силикоза. В четырнадцать лег он оставил школу и сначала работал привратником, а потом лифтером в клубе для бриджа. Позднее, после того как Мишель вошел в легкую атлетику, участвуя в соревнованиях по кроссу, его имя стало известным благодаря редакции газеты «Экип».

Мишель – одна из тех изменчивых натур, которые немедленно на все реагируют. Он семьянин и, обладая яркой индивидуальностью, всегда стремится выразить свое настроение, черта, которая мне особенно нравится в людях.

Мишеля критиковали за то, что он слишком придирчиво относится к предложениям соревноваться. Его обвиняли в том, что он избегает соревноваться, когда обстоятельства складываются не в его пользу. В этих обвинениях, возможно, есть зерно правды, однако его преувеличивают. Поскольку я много терплю от такого же упрощенного подхода ко мне, я солидарен с ним. В Австралии мои критики, кажется, склонны судить о важности соревнования по тому месту, которое я в нем занял. Иначе говоря, когда я прихожу вторым, они заявляют: «Ага, вот прошло еще одно важное соревнование – и в нем Кларк только второй». Они с удобством для себя не обращают внимания на те соревнования, в которых я выступаю с успехом. Точно так же говорят критики Мишеля: «Ага, Жази не участвует, следовательно, он не уверен, что победит». Такого рода голословные утверждения всегда нечестны.

Как бегун, Мишель обладает высокой природной скоростью, дающей ему преимущество на более коротких стайерских дистанциях. Его сила и выносливость будут под сомнением на дистанциях, превышающих 5000 м, хотя очевидно, что он готов к выступлению и на 10 000 м. В Токио он сделал ошибку, заявившись на 5000 м, а не на 1500 м (на этой дистанции у него больше опыта), хотя и был самым быстрым и наиболее подготовленным бегуном в забеге на 5000 м. Как и я, он провел бег тактически неверно.

Интересно сравнить реакцию французской публики на поражение Мишеля с реакцией австралийской публики на мое поражение. Мишель объявил, что он решил покинуть беговую дорожку. Когда он возвратился на родину, его встречала в аэропорту «Орли» 6000 доброжелателей, и он получил 2000 писем, и большинстве из которых содержалась просьба не уходить из спорта. Конечно, в Мельбурне никто меня не встречал (я и не ожидал этого) и не было писем. Единственное письмо, помнится, я получил от типичного грубоватого австралийца: «Почему бы вам не бросить спорт?» В мире, наверное, нет нации, способной сравниться с австралийцами в их готовности набрасываться на собственных спортсменов. Австралийцы почти с радостью обливают грязью своих чемпионов, если те соскользнут с пьедестала. Является ли эта несколько жестковатая позиция здоровой или нет, я не знаю (возможно, она идет рука об руку с природной австралийской непочтительностью), но мне хотелось бы видеть нас, спаянных, как одна команда, когда сражаются наши чемпионы.

В Мишеле Жази, первом французе, который установил мировой рекорд после Жюля Лядумега в 1931 году, его соотечественники видят чемпиона, которым гордятся.

Исключая Мишеля и некоторых других бегунов, европейцы сегодня утрачивают свое превосходство в беге на длинные дистанции, уступая его американцам и африканцам. Многообещающими стайерами являются сегодня Джерри Линдгрен и Боб Дэй. Джерри обнаруживает ту же отвагу и решимость в своей повседневной жизни, что и на дорожке. Я восхищаюсь им безгранично за его независимую позицию во время свары между Американским атлетическим союзом (ААЮ) и Национальной студенческой атлетической ассоциацией (НКАА). По правилам НКАА, всякий студент, выступивший на чемпионате ААЮ во время студенческих каникул, рискует потерять возможность учиться. Мало того, его тренер может лишиться работы. Выходец из весьма бедной семьи, Джерри не может позволить себе бросить учебу. Но он и не собирался дать запугать себя. Он решил выступать на чемпионате ААЮ, и НКАА отступила. Это была замечательная моральная победа девятнадцатилетнего студента.

После триумфов в Токио имена Боба Шюля и Билла Миллса в течение суток вошли в каждый дом. Боб – более уверенный в себе, искренний, непостоянный, редко отказывающий в рассказе другим о своих высоких надеждах. Некоторые могут заключить из этого, что Боб хвастлив, но это происходит от того, что он очень искренний человек и оценивает свои перспективы оптимистически.

Билл Миллс более спокойный, чем Боб. Он обладает хорошо развитым чувством юмора и всегда составит компанию. Я вспоминаю, как Билл рассказал нам анекдотический случай насчет своего индейского происхождения. Одна женщина с Юга Соединенных Штатов позвонила ему по телефону и захотела выяснить, не являются ли они родственниками. Очевидно, она не знала о происхождении Билла и завела на редкость скучный рассказ о своих предках. «Есть способ сразу все узнать,– вставил, наконец, Билл свое слово.– Мой отец был чистокровный краснокожий индеец». Леди повесила трубку не позже, чем через четверть минуты.

В Канаде выдающимся бегуном является Брюсс Кидд. Однако он еще не оправдал тех надежд, которые на него возложили. Я думаю, он подорвал себя, тренируясь очень напряженно. Он выполнял очень много повторной работы на жесткой дорожке и травмировал ахиллово сухожилие. В Токио Мюррей Халберг спровоцировал Брюса на более быстрые круги в интервальной тренировке. Новозеландец увидел, как Брюс пробежал круг за 64 секунды, подошел к нему и спросил, сколько кругов тот думает пробежать. «О, что-нибудь около двадцати»,– отвечал Брюс, без сомнения, желая произвести впечатление на своего будущего соперника. Мюррей сообразил, что если Брюс пробежит двадцать кругов в таком темпе, он наверняка не оставит себе ни единого шанса на успех на Играх. Он посмотрел, как Брюс пробежал еще один быстрый круг, и провел обычный отдых 220 ярдов трусцой после него, а затем ушел с дорожки со своими товарищами. Удалившись, они продолжали наблюдать, как проводит тренировку Брюс, и заметили, что следующий круг он пробежал за 67 секунд. Они возвратились и устроились так, чтобы Брюс мог их заметить. Уверенный в себе, Брюс начал выдавать один круг быстрее другого, теша свое самолюбие. Тогда Мюррей вычеркнул его из числа своих конкурентов на 10 000 м.

Брюса подвело искушение, характерное для всех бегунов в Олимпийской деревне. Стремясь подействовать на психику своих соперников, они тренируются слишком напряженно, рискуя своим предстоящим выступлением.

Из англичан наиболее преданны бегу Майк Уиггс, высокий сильный спортсмен, обладающий большими возможностями, а также Брюс Талло, гораздо более легкий бегун, известный своим упорством. Я уверен, что Брюс – разумный парень, однако он в свое время сделал несколько заявлений для прессы, на которые другие спортсмены посмотрели очень косо. И снова на память мне приходит случай, участником которого был Мюррей Халберг. В соревновании на 5000 м Мюррей, захватив лидерство, пробежал последний круг за 63 секунды, а Брюс, показавший на нем 58 секунд, пришел к финишу на 250 ярдов позади Мюррея. «Конечно, у Мюррея нет спринта,– заявил Брюс,– но я слишком далеко его отпустил». В следующем состязании на 2 мили Мюррей сознательно контролировал себя, так чтобы начать финишный бросок вместе с Брюсом. Последний круг они пробежали за 52–53 секунды, и Мюррей выиграл у Брюса, показав 8.33,0. «Ну, кто из нас не умеет спринтовать?» – спросил он у Брюса, и это было единственное его замечание.

Из всех встреч со спортсменами наибольшее впечатление произвела на меня встреча с прежними чемпионами – Пааво Нурми, Ханнесом Колехмайненом и Лаури Лехтиненом, которые по приглашению редакции газеты «Экип» встретились со мной и Мишелем Жази в Хельсинки.

Я спросил Пааво Нурми о его тактике равномерного бега по дистанции. Он обычно бегал с секундомером в руке и пытался всегда следовать заранее составленному графику, никогда не меняя своего темпа, если это было возможно. Думаю, что такая тактика была бы в наши дни неэффективной, потому что, хотя я и могу бежать ровно и показать время лучше мирового рекорда таким образом, меня все же могут еще и побить те, кто способен выдержать этот мой ровный темп. «Вы использовали бы тактику равномерного бега против Мишеля Жази?»,– спросил я.– «Да,– отвечал Пааво.– То, что было хорошо в мое время, хорошо и сейчас». Я ценю его заявление, но не согласен с ним.

Нурми высказал также мнение, что из меня может получиться хороший марафонец. Возможно, он не уверен в том, что я хорош для 5000 и 10 000 м. При этом он развил некоторые мысли об экономичности моего шага.

Было восхитительно беседовать с человеком, который когда-то выиграл олимпийские медали, и притом с рекордными результатами, на 1500 и 5000 м в один вечер. Его тренировка, как я узнал, была похожа на мою. Он бегал в лесу и бегал регулярно, каждый день утром и вечером. И, как я, он часто соревновался. По-моему мнению, он все еще остается величайшим бегуном всех времен, так как в свое время был в громадном отрыве от остальных спортсменов.

Ханнес Колехмайнен бегло говорил по-английски. Я спросил у него, почему в наши дни финны не дают великих бегунов. Он высказал мнение, что юные финны слишком мягкотелы и не готовы для тренировок на снегу, которые он проводил в свое время.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: