Клуб иностранных арестантов

Когда я очутился за решеткой, некоторые наивные знакомые на воле начали интересоваться: действительно ли в США существуют тюрьмы «только для белых» и не могу ли я отбывать свой срок именно там? На самом деле таких тюрем в Америке нет уже очень давно, да и в прошлом они были сосредоточены преимущественно на Юге. Я же оказался узником штата Нью-Йорк, где никогда не практиковалась сегрегация.

В Фишкиллской тюрьме мне пришлось прожить около полугода в одной камере с тремя неграми. Вначале соседи мне не понравились, и первые дни я старался быть с ними настороже. Со временем, однако, мы друг с другом свыклись и жили вполне мирно, даже по-приятельски. В нью-йоркских тюрьмах я не встречал сколько-нибудь серьезной расовой вражды. Хотя здесь есть подпольные организации белых и черных расистов («арийские братья», «пятипроцентники»), они редко прибегают к практическим действиям и больше напоминают клубы по интересам. Если на острове Райкерс существовали хотя бы раздельные телефонные аппараты (один для негров, один для всех остальных), то в тюрьмах штата Нью-Йорк нет даже и этого. Заключенные всех цветов кожи пользуются здесь одними и теми же телефонами, электроплитками, душевыми кабинками.

Единственное, что редко здесь бывает, — дружба между арестантами разных рас. Такова уж человеческая натура: на тюремном дворе белые, чернокожие, латиноамериканцы и китайцы прогуливаются, как правило, отдельно. Правда, группы в любом случае небольшие — тюремные правила запрещают более чем шести заключенным собираться вместе. Администрация считает, что этим предотвращается возникновение банд.

Особый «клуб общения» составляют иностранцы. В нью-йоркских тюрьмах сидят много иммигрантов, беженцев и туристов. Иногда между ними завязывается самая неожиданная дружба. В той же Фишкиллской тюрьме совершали вместе ежевечерний моцион израильтянин Давид (участник войны 1973 года), палестинский араб Абдунасер (член боевой организации ООП) и иракский ассириец Амижан (боровшийся когда-то против Саддама Хусейна). Беседовали они, разумеется, по-английски. Политические их разногласия, возможно, сглаживались тем, что в тюрьме все трое оказались по житейским делам: израильтянин попался с крупной партией героина, палестинец похитил ради выкупа иорданского бизнесмена, а ассириец застрелил собственного шурина.

Израильтянин сидел уже не в первый раз. У себя на родине, еще в молодые годы, он отбыл восемь лет за ограбление банка. После освобождения Давид решил заняться более стабильным бизнесом и переселился во францию. Его компаньонами были знаменитые братья Заморы — алжирские евреи, контролировавшие в начале 1980-х годов парижский рынок наркотиков. Со временем с ними начала конкурировать мощная итальянская группировка из Марселя, и по прошествии нескольких лет из пятерых братьев остался в живых один. Давид со своей израильской бригадой оказался внутри быстро сжимающегося кольца. Им удалось скрыться в Швейцарии, но там подозрительная группа израильтян быстро попала в поле зрения полиции. Давид отсидел три месяца в женевской тюрьме, о которой у него сохранились теплые воспоминания: телевизоры в камерах, заказ продуктов в супермаркете вместо ларька и охрана, обращавшаяся к зеку не иначе, как «monsieur».

Так как улик против Давида было недостаточно, власти ограничились его депортацией в Израиль. Там он, устав от бурной жизни, на некоторое время осел. Он женился, купил дом и открыл кафе в старом квартале Яффо — скорее, что-то вроде чайханы, где окрестные жители, в большинстве своем евреи с Востока, могли играть в нарды и курить гашиш. Но через пару лет Давид поддался на уговоры старых друзей-бизнесменов, которые собрались в Америку разрабатывать новые рынки сбыта. С обстоятельностью семейного человека он взял с собой жену и маленькую дочь, но его деловой проект оказался весьма неосмотрительным. Давид уже давно числился в списках Интерпола, и ФБР установило за ним слежку с момента прибытия в международный аэропорт Кеннеди. Всю группу взяли с товаром на квартире в Бруклине, а для верности присовокупили к делу еще и покушение на жизнь агентов ФБР, так как у Давида в руках оказалось помповое ружьишко.

Нанятый за большие деньги адвокат счел положение израильтян очень неприятным: им грозили огромные федеральные сроки без права досрочного освобождения. Давида спасло то, что адвокату удалось добиться выделения его дела в отдельное производство под юрисдикцией штата Нью-Йорк. Свою удачу — десятилетний срок — Давид объяснял действием магического амулета, подаренного ему в свое время высокочтимым марокканским раввином Кадури. Израильтянин был очень искренне верующим человеком.

Абдунасер прибыл в Фишкиллскую тюрьму с огромным мешком мусульманских книг и палестинским флагом, нарисованным на простыне (флаг, правда, отобрали во время обыска). Он сделался завсегдатаем тюремной мечети. Его приняли как подарок судьбы: американские мусульмане-негры в большинстве своем знают по-арабски только «Салям алейкум» и об исламском богослужении имеют примерно такое же представление.

Однажды утром, когда я в довольно унылом настроении шел в лазарет с больным зубом, выбежавший из-за угла палестинец чуть не сбил меня с ног. Он тут же бросился обниматься, хотя мы с ним тогда были едва знакомы. Сияющий Абдунасер потрусил дальше, по направлению к мечети, а я продолжил свой путь, несколько удивленный его неумеренным восторгом. Когда я вернулся из клиники, по телевизору в жилом блоке передавали повтор последних известий: из израильской тюрьмы только что был освобожден духовный лидер «Хамаса» шейх Ахмед Яссин. Абдунасер, вероятно, смотрел утренний выпуск.

Поначалу я думал, что Абдунасер оказался в Америке по каким-то политическим делам. Познакомившись с ним поближе, я узнал, что это совсем не так. Брат его еще в 80-х годах обосновался в Нью-Йорке и открыл небольшую компанию по перевозке мебели. Абдунасер сидел без работы в своем бедном городе Рамалла на Западном берегу и давно мечтал присоединиться к брату. Но перед ним стояло непреодолимое препятствие: получение американской въездной визы. Проблема заключалась в том, что Абдунасер участвовал в интифаде и получил в результате судимость. Поскольку израильские власти не могли лишить бывших мятежников права выезжать за границу (все-таки демократия), они придумали довольно остроумное решение этого вопроса: всем осужденным по таким делам выдавать загранпаспорт особого формата и цвета — своего рода «удостоверение террориста».

Разумеется, что с таким паспортом Абдунасеру можно было в американском посольстве и не появляться. Поразмыслив, он одолжил у родственников 3 тысячи долларов и отнес их какому-то местному каллиграфу, который нарисовал в его злополучном, паспорте американскую визу. Абдунасер со спокойной душой купил билет и вылетел в Нью-Йорк. На пропускном пункте аэропорта Кеннеди над ним долго смеялись, потом показали ему, как выглядит настоящая виза, сняли отпечатки пальцев и посадили на первый же обратный рейс авиакомпании «Эль-Аль».

Абдунасер, впрочем, обладал завидным упрямством (израильтянин Давид, конечно, уверял, что это качество всех палестинских арабов). Через пару месяцев ему удалось получить за взятку въездную визу Панамы — на этот раз подлинную. Он снова пересек Атлантический океан и очутился в аэропорту Панама-Сити. Из вещей у него был только небольшой саквояж, а испанского языка он не знал совсем. Тем не менее Абдунасеру удалось на ломаном английском объяснить местному полицейскому, что ему надо попасть на автобусную станцию. Сердобольный панамец лично посадил бывшего палестинского террориста в автобус, уходящий в направлении границы с Коста-Рикой. Там Абдунасеру пришлось воспользоваться местным рейсом, который по каким-то горным дорогам, в обход паспортного контроля, доставил его на ту сторону границы. Дальше был уже костариканский автобус, в котором Абдунасер, окруженный крестьянами-метисами, а также их курами и свиньями, проклиная все на свете, трясся целые сутки по пути в Никарагуа.

Потеряв уже счет центральноамериканским колымагам, преодолев четыре государственные границы, Абдунасер оказался в конце концов в Мексике. Еще в дороге он подхватил ветряную оспу и вынужден был проваляться две недели в душном и грязном номере дешевой гостиницы в Гвадалахаре, вероятно, призывая на помощь Аллаха. На последние деньги Абдунасер позвонил в Нью-Йорк, где брат ожидал от него вестей. Но попал он не на брата, а на диспетчера компании, тоже араба, который не понял, где именно Абдунасер находится. Когда брат Абдунасе-ра появился в офисе, диспетчер, смущаясь, сказал ему: «Ваш брат просил передать, что он сидит в большой ж…». (Таково значение слова «Гвадалахара» по-арабски.) Брат в конце концов догадался, о чем идет речь, и послал в Гвадалахару денежный перевод до востребования, но Абдунасера там уже не было. Случайно повстречавшийся ему в городе египтянин познакомил его с мексиканскими проводниками, обещавшими за 5 тысяч долларов доставить его в Лос-Анджелес. Вперед потребовали 2 тысячи, которые Абдунасер одолжил у египтянина, торжественно поклявшись вернуть долг. Про другие три тысячи палестинец предпочитал не думать.

До Тихуаны Абдунасер ехал в кузове грузовика, вдыхая мексиканскую пыль в обществе египтянина и еще нескольких искателей счастья из разных латиноамериканских стран. Наконец наступила долгожданная минута: взгляду путешественников открылась возвышенность, на которой начинались южные предместья Сан-Диего. От заветной цели их отделяла проволочная изгородь, возведенная Иммиграционной службой США на границе. Ее предстояло преодолеть на рассвете. Абдунасер и его спутники провели беспокойную ночь в какой-то хижине, дожидаясь контрабандистов, отправившихся на поиски хорошей дырки.

Первая попытка была неудачной: едва перейдя на американскую сторону, группа наткнулась на пограничный патруль. Все стремглав понеслись обратно, юркая один за другим в отверстие забора, как мыши в нору. Египтянин и палестинец продолжили бегство в глубь мексиканской территории, что вызвало у проводников приступ буйного хохота: они-то знали, что агенты Иммиграционной службы США не имеют права преследовать беглецов за границей. Для пущей убедительности они постояли несколько минут около изгороди, обмениваясь с американцами изощренной руганью.

Второй раз границу перешли благополучно. Дальше проводники должны были в условленном месте передать иммигрантов своим коллегам, которым предстояло довести их до Лос-Анджелеса. Им по-прежнему угрожала опасность, так как патрули Иммиграционной службы расставлены на всех крупных магистралях Южной Калифорнии.

«Сменщики» оказались американо-мексиканскими бандитами самой мрачной наружности. Абдунасера без лишних объяснений положили в багажник старого «понтиака» и втиснули сверху еще двух малорослых перуанских индейцев. Египтянина, двоих эквадорцев и одного колумбийца проводники разместили на заднем сиденье, сами уселись спереди — и тяжело нагруженная машина покатила кружным путем в «город ангелов», быстро нагреваясь на июльской жаре.

Примерно через полтора часа до слуха контрабандистов донесся глухой стук из багажника и сдавленные крики: «Uno muerto! Onе dead!»[15]Некоторое время они не реагировали, но в конце концов все-таки остановили машину и вынули из-под индейцев бледно-зеленого Абдунасера, который действительно чуть не умер от духоты. Абдунасер думал, что его через пару минут засунут обратно, но мексиканцы, сжалившись, дали ему место в салоне. В багажник отправили одного из эквадорцев, который перенес это совершенно стоически.

Уже ночью машина остановилась у какого-то склада на окраине Лос-Анджелеса. Иммигрантов завели внутрь. Двое индейцев, как оказалось, за время пути тихо сомлели, и контрабандистам пришлось с руганью обливать их холодной водой из шланга. Абдунасер, набравшись храбрости, сообщил мексиканцам, что денег у него при себе нет, и попросил, чтобы ему дали позвонить знакомым арабам в городе. Контрабандисты, посовещавшись, принесли ему сотовый телефон и сказали, чтобы к 8 часам утра человек с деньгами приехал на близлежащую бензоколонку «Тексако». Абдунасер эту бензоколонку запомнил и решил сыграть ва-банк. Дозвонившись до своих знакомых, он как можно более кратко описал им ситуацию (разумеется, по-арабски) и попросил приехать к четырем часам утра, без денег, но по возможности с оружием. Уже через минуту Абдунасер начал сомневаться в правильности своего поступка. Мексиканцы отвели его в дальний угол склада и приказали лежать тихо до утра, а сами уселись сторожить. На всякий случай с палестинца сняли обувь, а также продемонстрировали ему два огромных мачете. Абдунасер, как уроженец Ближнего Востока, попытался было похвалить качество их клинков, но мексиканцы посмотрели на него очень мрачно и сказали только: «No dinero — uno muerto»[16]Эти слова Абдунасер уже знал.

В итоге расчет Абдунасера все же оказался верным: утомленные долгой дорогой, мексиканцы постепенно начали засыпать. Возможно, они просто его недооценили. К четырем часам утра контрабандисты уже развалились на стульях и громко сопели. Словно Багдадский вор из сказок Шехерезады, Абдунасер босиком прокрался мимо стражи, выскользнул в открытое окно и что есть силы помчался к бензоколонке. «Лэнд-ровер» с тремя нервными арабами дожидался его в предрассветной мгле. Абдунасер распахнул дверь, прыгнул внутрь, и машина рванулась с места, хотя никакой погони не было.

Через несколько часов палестинец, которого друзья снабдили деньгами и парой обуви, сидел на борту авиалайнера Лос-Анджелес — Нью-Йорк. На внутренних линиях США паспорт не требуется, и волноваться Абдунасеру было не о чем. В Нью-Йорке его встретил брат, Абдунасер начал подрабатывать в его офисе, и новые впечатления постепенно стали вытеснять воспоминания о латиноамериканских кошмарах.

Но однажды на пороге конторы появился египтянин, у которого Абдунасер одолжил 2 тысячи в Гвадалахаре. Абдунасер как честный мусульманин слово свое сдержал: он, собственно, и оставил египтянину еще в Мексике адрес компании, а по прилете в Нью-Йорк первым делом занял у брата необходимые деньги. Абдунасер, однако, не мог не заметить разительной перемены в наружности египтянина: лицо его пересекал широкий свежий шрам. Как оказалось, мексиканцы, взбешенные исчезновением Абдунасера, а вдобавок еще и обоих индейцев, набросились на египтянина, отобрали у него все деньги, а в довершение всего и вправду его порезали. Египтянин теперь явился за компенсацией: он требовал, помимо долга, те сэкономленные Абдунасером три тысячи, которые мексиканцы вытрясли из него. Вопреки совету более прагматичного брата Абдунасер повел египтянина к мулле. Нью-йоркский мулла, выслушав обе стороны, объявил, что Абдунасер по справедливости должен компенсировать египтянину не только все пять тысяч, но и его собственные деньги, оставшиеся в карманах мексиканских бандитов. Обескураженный палестинец пытался торговаться, но мулла был неумолим.

Конечно, брат Абдунасера мог заплатить и эти деньги, но ситуация получилась странная: Абдунасер приехал в Америку, чтобы заработать, а в результате только влез в долги. Брат уже начал на него косо посматривать. Откуда было взять деньги? В конторе Абдунасер получал не больше тысячи в месяц. И тут в голове палестинца все более настойчиво стал возникать образ иорданского торговца, хозяина магазина ковров на Пятой авеню, который несколько раз заказывал у них грузовой фургон. Когда иорданец снова появился в офисе — договариваться о доставке ковров с пригородной базы — и заявил, что сам поедет вместе с грузчиками, Абдунасер не смог устоять. Иорданцу пришлось провести неприятные сутки в подвале, а Абдунасер и сообщник-шофер, которых полиция быстро вычислила, загремели на скамью подсудимых. Оба получили по девять лет. Роковой мулла, из-за которого Абдунасер был вынужден рухнуть в объятия уголовной преступности, в качестве утешения присылал ему мусульманские книги по шариату, суфизму и джихаду. Они и составили ту солидную коллекцию, которую я видел у палестинца в Фишкиллской тюрьме.