 |
Вступление
|
|
|
|
«О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа» — увлекательная книга выдающегося русского писателя и ученого Владимира Ивановича Даля (1801–1872). ***
Каждый народ имеет свои мифы, легенды, обряды и суеверия, и русский народ — не исключение. На страничках этой книги живут ведьмы, русалки, домовые и оборотни, а также здесь описаны разные народные приметы, гадания и заговоры.
Известность Владимиру Далю принесли произведения «Бедовик», «Русские сказки», «Хмель, сон и явь»,
«Вакх Сидоров Чайкин, или Рассказ его о собственном своем житье-бытье, за первую половину жизни своей», «Говор», «Грех», «Двухаршинный нос», «Павел Алексеевич Игривый», «Петербургский дворник»,
«Уральский казак», «Хлебное дельце», «Денщик».
Владимир Иванович Даль был необычайно образованным человеком — знал двенадцать языков, был член-корреспондентом Петербургской Академии наук и одним из создателей «Русского географического общества». А его знамениты.
Владимир Иванович Даль
О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа
ВСТУПЛЕНИЕ
Шиллер сказал: «и в детской игре кроется иногда глубокий смысл», — а Шекспир: «и на небе и на земле есть ещё много такого, чего мудрецы ваши не видывали и во сне». Это можно применить к загадочному предмету, о коем мы хотим поговорить. Дух сомнения составляет свойство добросовестного изыскателя; но само по себе и безусловно, качество сие бесплодно и даже губительно. Если к этому ещё присоединится высокомерное презрение к предмету, нередко служащее личиной невежества особенного рода, — то сомнение, или неверие, очень часто бывает лицемерное. Большая часть тех, кои считают долгом приличия гласно и презрительно насмехаться надо всеми народными предрассудками, без разбора, — сами верят им втихомолку, или, по крайней мере, из предосторожности, на всякий случай, не выезжают со двора в понедельник и не здороваются через порог.
|
|
|
С другой стороны, если и смотреть на поверья народа, вообще, как на суеверие, то они не менее того заслуживают нашего внимания, как значительная частица народной жизни; это путы, кои человек надел на себя — по своей ли вине, или по необходимости, по большому уму, или по глупости, — но в коих он должен жить и умереть, если не может стряхнуть их и быть свободным. Но где и когда можно или должно сделать то или другое, — этого нельзя определить, не разобрав во всей подробности смысла, источника, значения и силы каждого поверья. И самому глупому и вредному суеверию нельзя противодействовать, если не знаешь его и не знаком с духом и с бытом народа.
Поверьем называем мы вообще всякое укоренившееся в народе мнение, или понятие, без разумного отчёта основательности его. Из этого следует, что поверье может быть истинное и ложное; в последнем случае оно называется, собственно суеверием или, по новейшему выражению, предрассудком. Между этими двумя словами разницы мало; предрассудок понятие более тесное и относится преимущественно к предостерегательным, суеверным, правилам, что, как и когда делать. Из этого видно, ещё в третьем значении, важность предмета, о коем мы говорим; он даёт нам полную картину жизни и быта известного народа.
Не только у всех народов земного шара есть поверья и суеверия, но у многих они довольно схожи между собой, указывая на один общий источник и начало, которое может быть трёх родов: или поверье, возникшее в древности, до разделения двух народов, сохранилось по преданию в обоих; или, родившись у одного народа, распространилось и на другие; или же, наконец, поверье, по свойству и отношениям своим к человеку, возникло тут и там независимо одно от другого. В этом отношении есть много учёных указаний у г. Снегирёва. Сочинитель настоящей статьи ограничился одними только поверьями русского народа, или даже почти исключительно тем, что ему случилось собрать среди народа; посему статья эта вовсе не есть полное исследование этого предмета, а только небольшой сборник подручных в настоящее время запасов1.
|
|
|
Север наш искони славится преимущественно большим числом и разнообразием поверий и суеверий о кудесничестве разного рода. Едва ли большая часть этого не перешла к нам от чудских племён. Кудесники и знахари северной полосы отличаются также злобой своею, и все рассказы о них носят на себе этот отпечаток. На юге видим более поэзии, более связных, сказочных и забавных преданий и суеверий, в коих злобные чернокнижники являются только как необходимая прикраса, для яркой противоположности. Нигде не услышите вы столько о порче, изурочении, как на Севере нашем; нигде нет столько затейливых и забавных рассказов, как на Юге.
Поверья местные, связанные с известными урочищами, курганами, городами, сёлами, городищами, озёрами и проч., не могли войти в эту статью главнейше потому, что такое собрание вышло бы ныне ещё слишком неполно и отрывочно. Если бы у нас много лет подряд занимались повсеместно сбором этих преданий, тогда только можно бы попытаться составить из них что-нибудь целое. Но предания эти гибнут невозвратно; их вытесняет суровая вещественность, — которая новых замысловатых преданий не рождает.
Всё на свете легче осмеять, чем основательно опровергнуть, иногда даже легче, нежели дать ему веру. Подробное, добросовестное разбирательство, сколько в каком поверье есть или могло быть некогда смысла, на чём оно основано и какую ему теперь должно дать цену и где указать место — это нелегко. Едва ли однако же можно допустить, чтобы поверье, пережившее тысячелетия и принятое миллионами людей за истину, было изобретено и пущено на ветер, без всякого смысла и толка. Коли есть поверья, рождённые одним
 |
1 Я с намерением не перечитывал теперь сочинений ни г. Снегирёва, ни г. Сахарова. Я даю только сборник, запас, какой случился. Праздничных обрядов я мало касаюсь, потому что предмет этот обработан г. Снегирёвым; а повторения того, что уже помещено в Сказаниях г. Сахарова, произошли случайно, из одного и того же источника. Я дополнил статью свою из одной только печатной книги: Русские суеверия Чулкова, в которой, впрочем, весьма не много русского. (В. И. Даль).
|
|
|
только праздным вымыслом, то их очень немного; — и даже у этих поверий есть, по крайней мере, какой-нибудь источник, например: молодцеванье умников или бойких над смирными; старание поработить умы самым сильным средством — общественным мнением, против которого слишком трудно спорить.
У нас есть поверья — остаток или памятник язычества; они держатся потому только, что привычка обращается в природу, а отмена старого обычая всегда и везде встречала сопротивление. Сюда же можно причислить все поверья русского баснословия, которое, по всей вероятности, в связи с отдалёнными временами язычества. Другие поверья придуманы случайно, для того, чтобы заставить малого и глупого, окольным путём, делать или не делать того, чего от него прямым путём добиться было бы гораздо труднее. Застращав и поработив умы, можно заставить их повиноваться, тогда как пространные рассуждения и доказательства, ни малого, ни глупого, не убедят и, во всяком случае, допускают докучливые опровержения.
Поверья третьего разряда, в сущности своей, основаны на деле, на опытах и замечаниях; поэтому их неправильно называют суевериями; они верны и справедливы, составляют опытную мудрость народа, а потому знать их и сообразовываться с ними полезно. Эти поверья бесспорно должны быть все объяснимы из общих законов природы: но некоторые представляются до времени странными и тёмными.
За сим непосредственно следуют поверья, основанные также в сущности своей на явлениях естественных, но обратившихся в нелепость по бессмысленному их применению к частным случаям.
Пятого разряда поверья изображают дух времени, игру воображения, иносказания — словом, это народная поэзия, которая, будучи принята за наличную монету, обращается в суеверие.
|
|
|
К шестому разряду, наконец, должно причесть, может быть только до поры до времени, небольшое число таких поверий, в коих мы не можем добиться никакого смысла. Или он был утрачен по изменившимся житейским обычаям, или вследствие искажений самого поверья, или же мы не довольно исследовали дело, или, наконец, может быть в нём смысла нет и не бывало. Но как всякая вещь требует объяснения, то и должно заметить, что такие вздорные, уродливые поверья произвели на свет, как замечено выше, или умничанье, желание знать более других и указывать им, как и что делать, — или пытливый, любознательный ум простолюдина, доискивающийся причин непонятного ему явления; эти же поверья нередко служат извинением, оправданием и утешением в случаях, где более не к чему прибегнуть. С другой стороны, может быть, некоторые бессмысленные поверья изобретены были также и с той только целью, чтобы, пользуясь легковерием других, жить на чужой счёт. Этого разряда поверья можно бы назвать мошенническими.
Само собой разумеется, что разряды эти на деле не всегда можно так положительно разграничить; есть переходы, а многие поверья, без сомнения, можно причислить и к тому и к другому разряду; опять иные упомянуты у нас, по связи своей с другим поверьем, в одном разряде, тогда как они в сущности принадлежат к другому. Так, например, все лицедеи нашего баснословия принадлежат и к остаткам язычества, и к разряду вымыслов поэтических, и к крайнему убежищу невежества, которое не менее, как и само просвещение, хотя и другим путём, ищет объяснения непостижимому и причины непонятных действий. Лица эти живут и держатся в воображении народном частью потому, что в быту простолюдина, основанном на трудах и усилиях телесных, на жизни суровой, — мало пищи для духа; а как дух этот не может жить в бездействии, хотя он и усыплён невежеством, то он и уносится, посредством мечты и воображения, за пределы здешнего мира. Не менее того пытливый разум, изыскивая и не находя причины различных явлений, в особенности бедствий и несчастий, также прибегает к помощи досужего воображения, олицетворяет силы природы в каждом их проявлении, сваливает всё на эти лица, на коих нет ни суда, ни расправы, — и на душе как будто легче.
Вопрос, откуда взялись баснословные лица, о коих мы хотим теперь говорить — возникал и в самом народе: это доказывается сказками об этом предмете, придуманными там же, где в ходу эти поверья. Домовой, водяной, леший, ведьма и проч. не представляют, собственно, нечистую силу; но по мнению народа, созданы ею, или обращены из людей, за грехи или провинности. По мнению иных, падшие ангелы, спрятавшиеся под траву прострел, поражены были громовою стрелою, которая пронзила ствол этой травы, употребляемой по этому поводу для залечения ран — и низвергла падших духов на землю; здесь они рассыпались по лесам, полям и водам и населили их. Все подобные сказки явным образом изобретены были уже в позднейшие времена; может быть древнее их мнение, будто помянутые лица созданы были нечистым для услуг ему и для искушения человека; но что домовой, например, который вообще добродетельнее прочих, отложился от сатаны — или, как народ выражается, от чёрта отстал, а к людям не пристал.
|
|
|
В. Даль
|
|
|
