IV ЗАГОВОРЫ

Заговоры — которые у нас обыкновенно совершаются с молитвой, потому что народ наш страшится чернокнижия, — хотя изредка есть люди, коим невежество народа приписывает связи с нечистым — заговоры составляют для меня самый загадочный предмет, между всеми поверьями и суевериями; я признаюсь, что неохотно приступаю теперь к речи о нём, чувствуя наперёд недостаточность, неполноту сведений моих и убеждений. Всякому, кто займётся подобным исследованием на деле, легко убедиться, что тут кроется не один только обман, а ещё что-нибудь другое. Если самый способ действия признать обманом, потому что убеждение наше отказывается верить тому, в чём мы не видим ни малейшего следа смысла — то всё ещё остаётся решить, какие же именно невидимые нами средства производят видимые нами действия? Будем стараться, при всяком удобном случае, разыскивать и разъяснять их; по мере этих разъяснений, мнимые чудеса будут переходить из области заговоров в область естественных наук, и мы просветимся. Уже этой одной причины, кажется, достаточно для того, чтобы не пренебрегать, как обыкновенно делают, сим предметом; жаль, что учёные испытатели природы, копаясь по целым годам над каплею гнилого настоя и отыскивая в ней микроскопических наливняков, не посвятят средств и сил сему, более общему и важному, предмету, о коем они, не зная его вовсе, по одному только предубеждению относятся презрительно.

Заговоры, в том виде, как они иногда с большим трудом достаются в наши руки, состоят в нескольких таинственных по смыслу словах, коих образцы можно видеть в издании г. Сахарова. Ниже приложено несколько из мною собранных, для примера. В них то общее, что после обычного вступления, в коем крестятся, благословляются, поминают море-океан, бел-горюч-камень алатырь и пр., следует первая половина заговора, состоящая из какого-то странного иносказания или примера, взятого, по-видимому, весьма некстати, из дальних и неведомых стран; а затем уже заговорщик обращается собственно к своему предмету или частному случаю, применяя первое, сколько можно, ко второму и оканчивая заклинание своё выражением: слово моё крепко, быть по-моему, или аминь. Мы видим в заговорах, вообще, невежественное смешение духовных и мирских — святых и суеверных понятий. Невежеству народа, простоте его, а не злонамеренности, должно приписать такое суесвятоство и кощунство. Таковы заговоры любовные, заговоры от укушения змеи или собаки, от поруба или кровотечения, от ружья или пули, от огня или пожара и проч. — Есть ещё особый род заговоров, соединяющих в себе молитву и заклятие; сюда, напр., принадлежит заговор идучи на суд, где заговорщик испрашивает себе всех благ, а на противников своих и неправедных судей накликает всевозможные бедствия. Я очень жалею, что этот замечательный образчик смеси чёрного и белого, тьмы и света, не может быть здесь помещён, и что вообще нельзя отыскать о сём предмете всё то, что было бы необходимо, для некоторого разъяснения его.

Собственно в болтовне заговора, конечно, не может быть никакого смысла и значения, как, по-видимому, и сам народ утверждает пословицами и поговорками своими: язык без костей — мелет; собака лает, ветер носит — криком изба не рубится; хоть чёртом зови, да хлебом корми и проч. Это подтверждается ещё и тем, что на один и тот же случай есть множество различных, но, по мнению народа, равносильных заговоров. Но народ при всём том верит, что кто умеет произнести заговор, как следует, не только языком, но и душой, соблюдая притом все установленные для сего, по таинственному преданию, приёмы и условия, тот успеет в своём деле. Стало быть, народ верит в таинственную силу воли, в действие духа на дух, на незримые по себе и неведомые силы природы, которые, однако же, обнаруживаются затем в явлениях вещественных, доступных нашим чувствам. Нельзя не сознаться, что это, с одной стороны, свыше понятий наших, может

быть, даже противно тому, что мы привыкли называть здравым смыслом, — но что это в сущности есть то же самое явление, которое, несколько в ином виде, учёные наши прозвали животным магнетизмом. Всё это отнюдь не служит ни доказательством, ни объяснением, а, так сказать, одним только намёком и предостережением.

Передать силу заговора можно, по народному поверью, только младшему летами; обнаружив заговор гласно, сам лишаешься способности заговаривать, а будешь молоть одни бессильные слова; у заговорщика, во многих случаях, должны быть непременно все зубы целы, иначе он заговаривать не может; если употребить заговор во зло, то, хотя бы это и удалось на этот раз, человек, однако же, на будущее время теряет способность заговаривать; но должно пояснить примером, что именно, по народному поверью, называется употребить заговор во зло: заговор от червей составлен для скотины и лошадей; если же барин принудит знахаря заговорить червей на собаке, то это на сей раз удастся, но вперёд уже черви никогда этого знахаря не послушаются. Многие заговоры читаются натощак, на пороге, в чистом поле, лицом к востоку, на ущерб луны, по лёгким дням (вторник, среда, суббота), или наоборот, по чёрным дням, если заговор принадлежит к чернокнижию — дни эти поименованы ниже; другие заговоры читаются на ветер, над проточной водой, на восходе или на закате солнца, под осиной 3, под связанными сучьями двух берёзок (от лихорадки), над ковшом или черепком воды, над волосами, ногтями или следом (собранною землёю из-под ступни) того человека, кого надо испортить или влюбить; и все почти заговоры читаются шёпотом или про себя, втихомолку, так чтобы никто о том не знал, не ведал4. Есть, наконец, сверх всего этого множество особых примет, по коим судят об успехе предпринимаемого заговора. Список о чернокнижии считает 33 дня в году, в кои кудесники совершают свои чары: января 1, 2, 4, 6, 11, 12, 19 и 20; февраля 11, 17, 28; марта 1, 4, 14 и 24;

апреля 3, 17 и 18; мая 7 и 8; июня 17; июля 17 и 21; августа 20 и 21; сентября 10 и 18; октября 6; ноября 6 и 8; декабря 6, 11 и 18; понедельник и пятница, как известно, считаются тяжёлыми или чёрными днями, в кои ничего не должно предпринимать, а по мнению некоторых, не должно и работать.

Равноденственные дни также принадлежат кудесникам, и известная воробьиная ночь на Украине посвящена ведьмам. Первая и последняя четверть луны вообще почитаются временем, удобным для

 

3 Заговор от ружья. На море на океане, на острове на Буяне, гонит Илья Пророк на колеснице гром со великим дождём: над тучей туча взойдёт, молния осияет, гром грянет, дождь польёт, порох зальёт. Пена изыде и язык костян. Как раба-рабица N. мечется, со младенцем своим не разрожается, так бы у него раба N. бились и томились пули ружейные и всякого огненного орудия. Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья. Ключ в небе, замок в море. Аминь, трижды.

 

4 Вот несколько образчиков заговоров, взятых из разных губерний, они очень походят на заговоры, собранные Сахаровым.

1. Заговор от поруба . Встану я благословясь, лягу я перекрестясь и лягу во чистое поле, во зелёное, стану благословясь, лягу перекрестясь, пойду стану благословясь, пойду перекрестясь во чистое поле, во зелёное поморье, погляжу на восточную сторону: с правой, с восточной стороны, летят три врана, три братеника, несут трои золоты ключи, трои золоты замки; — запирали они, замыкали они воды и реки и синие моря, ключи и родники; заперли они, замкнули они раны кровавыя, кровь горючую. Как из неба синего дождь не канет, так бы у раба Божьяго N. N. кровь не канула. Аминь.

2. Приворотный заговор или любжа, который читается на подаваемое питьё .

Лягу я раб Божий помолясь, встану я благословясь, умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою; пойду я из дверей в двери, из ворот в вороты, выйду в чистое поле, во зелёное поморье. Стану я на сырую землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красное солнышко воссияло: припекает мхи-болоты, чёрныя грязни. Так бы прибегала, присыхала раба Божия N. о мне рабе Божьем N. очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы она не заспала, гулять бы не загуляла, аминь тому слову.

3. Заговор от ружья . На море на океане, на острове на Буяне, гонит Илья Пророк на колеснице гром со великим дождём: над тучей туча взойдёт, молния осияет, гром грянет, дождь польёт, порох зальёт. Пена изыде и язык костян. Как раба-рабица N. мечется, со младенцем своим не разрожается, так бы у него раба N. бились и томились пули ружейные и всякого огненного орудия. Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья. Ключ в небе, замок в море. Аминь, трижды.

4. От лихорадки . Встану я раб Божий N. благословясь, пойду перекрестясь с дверей в двери, из ворот в вороты, путём дорогой к синему окиану-морю. У этого окиана-моря стоит древо карколист; на этом древе карколист висят: Косьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники. Прибегаю к вам раб Божий N. прошу, великие помощники К. и Д. Л. и П., сказать мне, для чего-де выходят из моря-окиана женщины простоволосые, для чего-де оне по миру ходят, отбивают от сна, от еды, сосут кровь, тянут жилы, как червь точут чёрную печень, пилами пилят жёлтые кости и суставы? Здесь вам не житьё-жилище, не прохладище; ступайте вы в болота, в глубокие озёра, за быстрые реки и тёмны боры: там для вас кровати поставлены тесовые, перины пуховые, подушки пересные; там яства сахарные, напитки медовые — там будет вам житьё-жилище, прохладище — по сей час, по сей день, слово моё, раба Божьяго

N. крепко, крепко, крепко.

5. От укушения гада . Молитв ради Пречистыя твоея Матери благодатный свет мира, отступи от меня, нечестивый, змея злая, подколодная, гадина люта, снедающая людей и скот: яко комары от облаков растекаются, тако и ты, опухоль злая, разойдись, растянись, от раба Божьяго N. Все святые и все монастырские братья, иноки, отшельники, постники и сухоядцы, чудовые святые лики, станьте мне на помощь, яко в дни, тако и в нощи, во всяком месте, рабу Божьему N. Аминь.

6. Украинский заговор от-звиху (от вывиха). Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Гдесь-недесь на сынему мори лежыть камень билый, на билому камени кто-сь седыть, высижа, язь жовтом кости цвиль выкликая; жовтая кость левовь дух; якь у льву дух не держится, то щоб так у жовтои кости раба Божьяго N. звих не держався. Миколаю угоднику, скорый помощнику, мисяцу ясный, князю прекрасный, стань мени у помощь, у первый раз, у третий раз. Аминь. (В. И. Даль).

предприятий всякого рода, хозяйственных и других распоряжений — а полнолуние и новолуние временем, менее к тому пригодным.

Большая часть заговоров начинаются словами: на море на океане — и во многих поминается бел-горюч камень алатырь. На Руси есть город Алатырь — не менее того, однако же, никто не объяснил доселе, какой это таинственный камень. Иные полагали, что это должен быть янтарь, но, кажется, это неосновательная догадка. Раз только удалось мне выпытать прямо из уст крестьянина объяснение, которое, впрочем, ровно ничего не объясняет: на Воздвиженье змеи собираются, в кучу, в ямы, пещеры, яры, на городищах, и там-де является белый, светлый камень, который змеи лижут, насыщаясь им, и излизывают весь; это и есть бел-горюч-камень алатырь. К сказке этой, вероятно, подало повод то, что змеи залегают и замирают на зиму, почему народ и искал объяснения, чем они в это время питаются, и придумал камень алатырь; осенью же они точно собираются для приплода в кучи.

Есть много людей, правдивых и притом нелегкомысленных, кои утверждают самым положительным образом, что испытали тем или иным способом действительность того или другого заговора; а потому, откинув на сей раз всякое предубеждение, постараемся разыскать, сколько и в какой степени может быть тут правды? Утверждают, что заговор действует только на верующих: если пуститься на месмерические или магнетические объяснения, то, может быть, это покажется менее диким и невероятным, чем оно с первого взгляда представляется; но мы вовсе не намерены писать рассуждение о магнетизме и потому удовольствуемся одним только намёком и указанием на него.

Кто в деревнях не знает заговора от червей? У какого помещика нет на это известного старика, который спасает летом и крестьянскую и господскую скотину от этого бича? Заговорщик идёт в поле, отыскивает траву или куст мордвинник, или будак (carbuus cnicus, С. Benebictis), заходит к нему так, чтобы тень на него не пала, говорит: «ты трава, Богом создана, имя тебе мордвинник; выведи червей из пегой (серой, бурой, чёрной) яловки или коровы такого-то. Коли выведешь, отпущу, а не выведешь, с корнем изжену». В некоторых местах говорят просто: «тогда тебе подняться, когда у гнедой кобылы такого-то черви из бока (уха, зада и проч. ), вывалятся». Вместе с тем привязывают верхушку будака ниткой к колышку и втыкают его в землю, так, чтобы нагнуть стебель, но не переломить его; другие же просто нагибают стебель мордвинника, подтыкая его под стебли соседних трав так, чтобы он не мог сам собою высвободиться. Дело это вообще известно под выражением: заламывать траву. На другой или третий день знахарь идёт справляться, вывалились ли черви у скотины? А на утвердительный ответ, непременно отыскивает опять свой мордвинник и отпускает его, в некоторых местах ещё с особой поговоркой: «ты мне отслужила, я тебе отслужу». Если этого не сделать, то трава в другой раз не послушается; а если по какому-либо случаю средство не поможет, то и не должно отпускать мордвинника, в наказание за ослушание. Если червей мазали дёгтем, скипидаром и проч., то их, по уверению знахарей, уже заговаривать нельзя. Довольно замечательно, что убогий мужик, как мне случилось видеть, занимавшийся этим ремеслом, взявшись с успехом вывести червей из двух скотин, отказался от третьей потому, что рану уже мазали дёгтем, и ни за что не соглашался даже на попытку, хотя ему обещали значительное для него вознаграждение.

Об этом средстве я не смею сказать ничего положительного; нужно повторить сто раз опыт, с наблюдением всех возможных предосторожностей, прежде чем можно себе позволить сказать гласно слово в пользу такого дела, от которого здравый смысл наш отказывается; скажу только, что я не мог доселе открыть ни разу в подобных случаях, чтоб знахарь употреблял какое-либо зелье или снадобье; а скотина нередко ночевала у нас под замком. Объяснение, будто знахари берутся за дело тогда только, когда, так называемые, черви — правильнее гусеницы — созрели, в поре, и потому сами выползают, вываливаются и ищут нужного им убежища, для принятия образа личинки, — объяснение это никак не может меня удовлетворить; знахари не разбирают поры, не спрашивают, давно ли черви завелись — чего, впрочем, и сам хозяин обыкновенно в точности не знает; осматривают скотину издали, одним только взглядом, или даже, спросив, какой она масти, делают дело за глаза. Какая возможность тут рассчитать день в день, когда черви должны сами собой вываливаться? Кроме того, всякий хозяин знает по опыту, что если раз черви завелись в скотине, то им уже нет перевода почти во всё лето, потому что насекомые, от яиц которых они разводятся, вероятно, их беспрестанно подновляют. Первые врачи Петербурга, не говоря о множестве других свидетелей, не сомневаются в том, что одна известная дама, бывшая здесь несколько лет тому, одним взглядом своим повергала детей в сильно-судорожное состояние и творила над ними другие подобные чудеса. Если это так, то, отложив всякое предубеждение, всякий ложный стыд, я думаю, можно бы спросить: вправе ли мы отвергать положительно подобное влияние незримых сил природы человека на животное царство вообще? Осмеять суеверие несравненно легче нежели объяснить, или хотя несколько обследовать его; также легко присоединиться безотчётно к общепринятому мнению просвещённых, несуеверных людей, и объяснить всё то, о чём мы говорили, вздором. Но будет ли это услуга истине? Повторяю, не могу и не смею говорить в пользу этого тёмного дела — но и не смею отвергать его с такою самоуверенностью и положительностью, как обыкновенно водится между разумниками. Не верю, но не решусь сказать: это ложь.

Любовные заговоры бывают двоякие: приворот милых или желаемых людей и извод постылых. В последнем случае действует мщение или ревность. Те и другие заговоры бывают заглазные, голословные или же соединены с нашёптыванием на воду, которую дают пить или с заговором и другими действиями над волосами, отстриженными ногтями, частями одежды, или над следом прикосновенной особы, т. е. над землёю, взятою из-под ступни её. Любжа вообще, т. е. изводное и приворотное зелье, бесспорно принадлежит к числу тех народных врачебных средств, кои наделали много зла; под этим предлогом нередко отравляли людей, как мне самому случалось видеть. Большею частью дают в этом случае сильно возбуждающие яды, коих последствиями иногда удавалось воспользоваться, что и служило мнимым подтверждением таинственной силы заговора. Довольно известное бестолковое средство привораживать к себе женщину, заключается в следующем: нашедши пару совокупившихся лягушек, должно посадить их в коробку или корзинку с крышкой или бурак, навертев в него много дыр; бросив или закопав это в лесу, в муравейник, бежать без оглядки — иначе попадёшься чертям на расправу; — через трое суток найдёшь в коробке одни кости и между ними какую-то вилочку и крючочек. Зацепив мимоходом женщину где-нибудь крючочком этим за платье и отпустив опять, заставишь её страдать и вздыхать по себе; а если она уже надоест, то стоит только прикоснуться к ней вилочкой, и она тебя забудет. Этот вымысел праздного воображения известен у нас почти повсеместно. Другой подобный состоит в чарах над змеёй; третий — над сердцами двух белых голубей, и пр. Это подробнее описано в книге Сахарова. Вообще слово любжа означает зелье, для извода постылых людей, нелюбых сердцу, и для приворота любых, по коим сохнешь. Для составления любжи копают лютые коренья, также как и для клада, в Иванов день 23 июня.

В средние века творили в Европе чары над поличием того, кому желали зла, или над куклой, одетой по наружности так, как тот обыкновенно одевался. Замечательно, что у нас на Руси сохранилось местами что-то подобное, изредка проявляющееся, кажется, исключительно между раскольниками. Люди эти не раз уже — и даже в новейшее время — распускали в народе слухи, что по деревням ездит какой-то фармасон, в белой круглой шляпе, — а белая шляпа, как известно, в народе искони служит приметой фармасонства: — этот-де человек обращает народ в свою веру, наделяя всех деньгами; он списывает со всякого, принявшего веру его, поличие и увозит картину с собою, пропадая без вести. Если же впоследствии новый последователь фармасонщины откинется и изменит, то белая шляпа стреляет в поличие отступника и этот немедленно умирает.

Возвратимся к своему предмету, к порче любовной и любже. Это поверье, кроме случаев, объяснённых выше, принадлежит не столько к числу вымыслов праздного, сказочного воображения, сколько к попыткам объяснить непонятное, непостижимое и искать спасения в отчаянии. Внезапный переворот, который сильная, необъяснимая для холодного рассудка, страсть производит в молодом парне или девке, — заставляет сторонних людей искать особенной причины такому явлению, и тут обыкновенно прибегают к объяснению посредством чар и порчи. То, что мы называем любовью, простолюдин называет порчей, сухотой, которая должна быть напущена. А где необузданные, грубые страсти не могут найти удовлетворения, там они также хотят, во что бы то ни стало, достигнуть цели своей; люди бывалые знают, что отговаривать и убеждать тут нечего, рассудок утрачен; легче действовать посредством суеверия — да при том тем же путём корысть этих бывалых людей находит удовлетворение. Но я попрошу также и в этом случае не упускать из виду — на всякий случай — действие и влияние животного магнетизма, который, если хотите, также есть не иное что, как особенное название общего нашего невежества. Настойчивость и сильная, непоколебимая воля и в этом деле, как во многих других, несмотря на все нравственные препоны, достигали нередко цели своей, — а спросите, чем? Глазами, иногда, может быть, и речами, а главное, именно силою своей воли и её нравственным влиянием. Если же при этом были произносимы таинственные заклинания, то они, с одной стороны, не будучи в состоянии вредить делу, с другой — чрезвычайно спорили его, дав преданному им суеверу ещё большую силу и ничем непоколебимую уверенность. Бесспорно, впрочем, что самая большая часть относящихся сюда рассказов основаны на жалком суеверии отчаянного и растерзанного страстями сердца.

Парень влюбился однажды на смерть в девку, которая, по расчётам родителей его, не была ему ровней. Малый был не глупый, а притом и послушный, привыкший сызмала думать, что выбор для него хозяйки зависит безусловно от его родителей, и что закон не велит ему мешаться в это дело; родители скажут ему: мы присудили сделать то и то, а он, поклонившись в ноги, должен отвечать только: — власть ваша. — Положение его становилось ему со дня на день несноснее; вся душа, все мысли и чувства его оборотились вверх дном, и он сам не мог с собою совладать. Он убеждался разумными доводами, а может быть, более ещё строгим приказанием родителей, но был не в силах переломить свою страсть и бродил ночи напролёт, заломив руки, не зная, что ему делать. Мудрено ли, что он в душе поверил, когда ему сказали, что девка его испортила? Мудрено ли, что он Бог весть как обрадовался, когда обещали научить его, как снять эту порчу, которая-де приключилась от приворотного зелья или заговора, данного ему девкой? Любовь, несколько грубая, суровая, но тем более неодолимая, и без того спорила в нём с ненавистью, или по крайней мере с

безотчётною досадою и местью; он подкрепился лишним стаканом вина, по совету знающих и бывалых людей, и сделал вне себя, чему его научили: пошёл и прибил больно бедную девку своими руками. — Если побьёшь её хорошенько, — сказали ему, — то как рукой сымет. — И подлинно, как рукой сняло; парень хвалился на весь мир, что он сбыл порчу и теперь здоров. Опытные душесловы наши легко объяснят себе эту задачу. Вот вам пример — не магнетический, впрочем — как, по-видимому, самое бессмысленное средство, не менее того иногда довольно надёжно достигает своей цели. И смешно и жалко. Не мудрено, впрочем, что народ, склонный вообще к суевериям и объясняющий всё недоступное понятиям его посредством своей демонологии, состояние влюблённого до безумия не может объяснить себе иначе, как тем же необыкновенным образом. Указание на это находим мы даже в народных песнях, где, например, отчаянный любовник говорит своей возлюбленной, что она ему «раскинула печаль по плечам и пустила сухоту по животу! »

Вот пример другого рода: молодой человек, без памяти влюбившийся в девушку, очень ясно понимал рассудком своим, что она ему, по причинам слишком важным, не может быть четой — хотя и она сама, как казалось, бессознательно отвечала его склонности. Ему долго казалось, что в бескорыстной страсти его нет ничего преступного, что он ничего не хочет, не желает, а счастлив и доволен одним этим чувством. Но пора пришла, обстоятельства также — и с одной стороны, он содрогнулся, окинув мыслями объём и силу этой страсти и бездну, к коей она вела, — с другой, почитал вовсе несбыточным, невозможным, освободиться от неё. Тогда добрые люди, от коих он не мог утаить своего положения, видя, что он близок к сумасбродству и гибели, сумели настроить разгорячённое воображение его на то, чтобы в отчаянии искать помощи в таинствах чар: — встань на самой заре, выдь, не умывшись, на восход солнца и в чистом поле, натощак, умойся росою с семи трав; дошедши до мельницы, спроси у мельника топор, сядь на бревно верхом, положи на него перед собою щепку, проговори такой-то заговор, глядя прямо перед собой на эту щепку, и, подняв топор выше головы, при последнем слове: «и не быть ей в уме-помысле моём, на ретивом сердце, в буйной в головушке, как не срастись щепе перерубленной — аминь», ударь сильно топором, со всего размаху, пересеки щепку пополам, кинь топор влево от себя, а сам беги без оглядки вправо, домой, и крестись дорогой

— но не оглядывайся: станет легко. — Что же? Благородная решимость молодого человека в этом бестолковом средстве нашла сильную подпору: не веря никоим образом, при выходе из дому, чтобы стало сил человеческих на подавление этой страсти, хотя и был убеждён, что долг и честь его требуют того — он возвратился от мельницы весёлый, спокойный — на душе было легко: — вслед за тем он возвратил девице полученную от неё записку не распечатанною. Так сильно был убеждён, что дело кончено, союз расторгнут

— и с этого дня об этой несчастной любви не было более речи!

Сглаз, притка или порча от сглазу, от глаза, недобрый глаз — есть поверье довольно общее, не только между всеми славянскими, но и весьма многими другими, древними и новыми народами. Мы ставим его сюда потому, что оно, по народному поверью, близко к предыдущему. Уже одна всеобщность распространения этого поверья должна бы, кажется, остановить всякое торопливое и довременное суждение о сём предмете; хотя всякое образованное общество и считает обязанностью издеваться гласно над таким смешным суеверием, — между тем как втайне многие искренно ему верят, не отдав себе в том никакого отчёта. Скажем же не обинуясь, что поверье о сглазе, без всякого сомнения, основано на истине; но оно обратилось, от преувеличения и злоупотреблений, в докучную сказку, как солдат Яшка, Сашка серая сермяжка или знаменитое повествование о постройке костяного дома. Бесспорно, есть изредка люди, одарённые какою-то тёмною, непостижимою для нас силою и властью поражать прикосновением или даже одним взглядом своим другое, в известном отношении подчинённое, слабейшее существо, действовать на весь состав его, на душу и тело, благотворным или разрушительным образом, или по крайней мере обнаруживать на него временно явно какое-либо действие. Известно, что учёные называли это животным магнетизмом, месмеризмом, и старались объяснить нам, невеждам, такое необъяснимое явление различным и весьма учёным образом; но, как очень трудно объяснить другому то, чего и сам не понимаешь, — то конец концов был всегда один и тот же, то есть, что мы видим в природе целый ряд однообразных, но до времени необъяснимых явлений, которые состоят в сущности в том, что животные силы действуют не всегда отдельно в каждом неделимом, но иногда также из одного животного или чрез одно животное на другое, в особенности же через человека. Учёные называют это магнетизмом, а народ сглазом. Стало быть, и тут опять учёные разногласят с народными поверьями только в названии, в способе выражения, а в сущности дела они согласны. Как бы то ни было, но если только принять самое явление это за быль, а не за сказку, то и поверье о сглазе и порче, в сущности своей, основано не на вымысле, а на влиянии живой, или животной природы. Переходя, однако же, затем собственно к нашему предмету, мы бесспорно должны согласиться, что описанное явление применяется к частным случаям без всякого толка и разбора, и от этого-то злоупотребления оно обратилось в нелепую сказку. Из ста, а может быть, даже из тысячи случаев или примеров, о коих каждая баба расскажет вам со всею подробностью, едва ли найдётся один, который более или менее состоит в связи с этою таинственною силою природы; все остальные были, вероятно, следствием

совсем иных причин, коих простолюдин не может или не хочет доискаться; поэтому он, в невежестве своём, сваливает всё сподряд, по удобству и сподручности, на сглаз и порчу, который же кстати молчит и не отговаривается, а потому и виноват.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: