Развитие капитализма в аграрном секторе

КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС

м. воейков,

доктор экономических наук, завсектором политической экономии ИЭ РАН

ВЕЛИКАЯ РЕФОРМА И СУДЬБЫ КАПИТАЛИЗМА В РОССИИ

(к 150-летию отмены крепостного права)

В общественном сознании сегодня преобладает мнение о том, что крестьянская реформа 1861 г. дала мощное развитие капитализ­ма в России, поэтому к началу XX в. страна превратилась если не в самое развитое государство Европы, то в достаточно созревшее для пролетарской революции капиталистическое общество. Скажем сразу, что такой стереотип весьма далек от реального положения дел и был сформирован советской историографией в конкретных политических и идеологических целях. Удивительно, что этот идеологический шаб­лон можно встретить во многих современных исследованиях, даже стремящихся дистанцироваться от советской историографии.

В советский период нужно было научно оправдать социалисти­ческий характер Октябрьской революции и дальнейшее строительство социализма. Ведь с научной точки зрения нелепо делать социалисти­ческую революцию в феодальной, по сути, стране, не прошедшей этап капиталистического развития. Вопрос, таким образом, сводился к оп­ределению степени развития капитализма в России к 1917 г. Логическое объяснение этого феномена может быть следующим. Февральская буржуазная революция сильно запоздала в силу исключительных особенностей российского капитализма, но высокая степень развития последнего предопределила быстрый переход к социалистической революции. Можно даже говорить о значительной растянутости буржуазной революции, начиная отсчет с крестьянской реформы 1861 г. Революцию 1905 г. можно принимать за кульминацию этого процесса, а февраль 1917 г. считать окончательным утверждением господства буржуазно-капиталистических отношений, обретения ими соответствующей политической оболочки. Конечно, 50 — 55 лет — довольно большой срок для революции, но по историческим меркам и для условий России его можно принять. Все это, хотя и с трудом, можно объяснить, если исходить из гипотетического предположения, что российский капитализм к 1861 г. был уже достаточно развит, крестьянская реформа лишь юридически оформила зрелые буржу-

М. Воейков

азные отношения, а к 1917 г. капитализм не просто занимал господс­твующее положение, но был даже «перезрелым». В общем, как писал В. И. Ленин, следствием крестьянской реформы стала «смена одной формы общества другой — замена крепостничества капитализмом»¹.

Отечественные историки советского периода, которые довольно много занима­лись вопросами генезиса капитализма в России и перехода от феодализма к капи­тализму, все свои дискуссии и изыскания проводили в рамках ленинской форму­лы — о среднем уровне развития капитализма в России. Было даже такое мнение: «Начальный и конечный моменты капиталистической формации на территории нашей страны точно определены классиками марксизма». Это мнение академик Н.М. Дружинин высказал в 1949 г. в журнале «Вопросы истории», сославшись при этом на «Краткий курс истории ВКП(б)»².

В работе «Аграрная программа социал-демократии в цервой русской революции 1905 — 1907 гг.» Ленин писал о «сравнительно развитом капитализме в промышленности», правда, тут же отме­чая «чудовищную отсталость деревни»³. И в 1920 г. он продолжал придерживаться этого определения российского капитализма: «Без известной высоты капитализма у нас бы ничего не вышло», -- писал Ленин в замечаниях на книгу Н. Бухарина «Экономика переходного периода»⁴. Эти положения просуществовали в отечественной истори­ческой литературе и до сего дня. Хотя встречались и очень редкие исключения, когда тезис о среднеразвитом капитализме ставился под сомнение. Однако эти исключения нужно выискивать, что называется, между строк, и на них будет указано ниже.

Ничего принципиально нового в постсоветское время по данному вопросу официальная историческая наука не предложила⁵. (При этом оставим в стороне фантастический тезис, что Россия в начале XX в. представляла собой мощно развивающуюся экономическую систему, которая входила в число 5 — 7 ведущих стран капиталистического мира, — его активно пропагандировали в начале 1990-х годов в ос­новном в публицистике, но к науке он никакого отношения не имеет⁶. Эта точка зрения была вызвана конъюнктурным желанием подвести научную базу, найти хоть какое-нибудь серьезное обоснование в защи­ту идеологической позиции о ненужности, искусственности революции 1917 г. — Россия, дескать, и так прекрасно развивалась.) Но вызыва­ет основательные сомнения и тезис о среднем развитии капитализма в России. Рассмотрим эти сомнения по порядку.

'Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 89. С. 71.

² Дружинин Н.М. Избранные труды. Социально-экономическая история России. М.: Наука, 1987. С. 149.

³Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 301.

⁴ Ленинский сборник. XL. M.: Политиздат, 1985. С. 425.

^ЛВ.И. Бовыкин в книге «Финансовый капитал в России накануне первой мировой войны» (М.: РОССПЭН, 2001) пишет, что признание России начала XX в. страной «сред­него уровня капиталистического развития» до последнего времени повторялось в различных изданиях «как нечто, не вызывающее сомнений» (С. 14).

⁶ В мировой специальной литературе прочно утвердилось мнение, что Россия в 1913 г. была «беднейшим из цивилизованных государств» (Эктон Э., Гэтрелл П. Глазами британцев: современная английская историография России и Советского Союза // Россия XIX—XX вв. Взгляд зарубежных историков. М.: Наука, 1996. С. 34).

Великая реформа и судьбы капитализма в России

Проблема генезиса капитализма

Отечественные историки далеко не едины в определении основ­ных моментов генезиса капитализма в России: развитие товарного производства и обмена, капитализм в аграрном секторе, промыш­ленный переворот, первоначальное накопление капитала, начало и завершение индустриализации, переход от мануфактуры к фабрике и т. д. Так, Дружинин считал, что «реформа 1861 г. завершила собой процесс первоначального накопления»⁷. Однако после этой крестьян­ской реформы крупная машинная промышленность в стране не была создана, даже не появились отдельные «гиганты индустрии». Более того, М. И. Туган-Барановский писал, что результатом этой реформы «явилось значительное сокращение производства. Многие заводы дол­гое время не могли оправиться от удара, нанесенного им реформой, а некоторые совсем прекратили действия»⁸.

Конечно, крестьянская реформа содержала импульсы для разви­тия капитализма, но все случилось не сразу, и развитие было довольно противоречивым. После реформы 1861 г. можно говорить лишь о начале процесса накопления капитала, и то с большой степенью условности. Ибо к началу первого этапа индустриализации в последней четверти XIX в. собственного капитала в стране было мало. Авторитетный исто­рик Б. Б. Кафенгауз процесс первоначального накопления растягивает до начала XX в.: «Методами „первоначального накопления" в России являлись частичная „экспроприация земледельцев", рост государственно­го долга, субсидии и привилегии буржуазии, они приходятся на вторую половину XIX и начало XX в.»⁹. Действительно, это более реалистичная точка зрения. Однако ее стоило бы дополнить тем, что на этот период приходится лишь начало «первоначального накопления», которое было прервано Первой мировой войной. После войны, в 1920-е годы вопрос о средствах для экономического развития страны опять стал актуальным. Вспомним дискуссии тех лет в советской литературе о «законе первона­чального накопления», которое осуществлялось в основном за счет аграр­ного сектора. И только индустриализацию 1930-х годов можно считать формой реализации процесса накопления капитала для экономической модернизации производственного потенциала страны. В пользу тезиса о том, что к началу XX в. первоначальное накопление капитала не было завершено или не было достаточным (что то же самое), свидетельствует интенсивное проникновение в страну иностранного капитала¹⁰.

Можно опровергнуть широко распространенный среди историков тезис о том, что 1861 г. стал как бы границей между феодализмом и ка­питализмом в России. В коллективном докладе группы сотрудников Института истории СССР АН СССР «Переход России от феодализма к капитализму», представленном на Всесоюзной дискуссии истори-

⁷ Дружинин Н.М. Генезис капитализма в России. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 36.

⁸ Туган-Барановский М.И. Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М.:
Наука, 1997. С. 316.

⁹ Кафенгауз Б. Б. К вопросу о первоначальном накоплении в России // Вопросы эко­
номики, планирования и статистики. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 224.

¹⁰ Бовыкин В. И, Финансовый капитал в России накануне первой мировой войны. С. 34.

М. Воейков

ков в 1965 г., на этот счет сказано: «Реформа 1861 г., как известно, провела пограничную черту между феодальной и капиталистической формациями, после реформы изменился удельный вес старого и но­вого в социально-экономической жизни страны: в дореформенную пору капитализм пробивал себе путь в окружении господствовавшей феодально-крепостнической системы, теперь он занял господствующее положение»¹¹. Утверждая, что капитализм в России стал доминирую­щим уже сразу после крестьянской реформы 1861 г., авторы настаива­ют на значительно более сильной, а значит, и более ошибочной форму­ле, чем даже ленинское положение о среднем развитии капитализме. Одним из немногих или даже единственным, кто на той дис­куссии достаточно четко выступил против таких утверждений, был М.Я. Гефтер. Он, в частности, назвал большим упрощением идею, что «капитализм полностью созревает в недрах феодального общества еще до начала буржуазных революций». И тем более эту схему нельзя применить к России, «в общественном и прежде всего в аграрном строе которой доминировало крепостничество — притом не только в доре­форменное время, но в определенной мере и в первые пореформенные десятилетия»¹². По мнению Гефтера, крепостничество в аграрном секторе доминировало до самого конца XIX в. В принципе эту позицию можно увидеть и в выступлении старого и очень опытного (гибкого¹³) историка СМ. Дубровского, который, с одной стороны, отмежевался от мнения, «что до 1917 г. в России господствовали феодально-крепостнические отношения, потому что это не соответствует фактам и... ленинскому учению». А с другой стороны, он говорил следующее: «Конечно, полного торжества капитализма в нашей стране не получилось даже в области надстройки. Буржуазия господствовала в промышленности, торговле и экономической жизни, но политическая власть на 99% находилась в руках помещиков-полукрепостников. В феврале 1917 г. свергли Николая II, но остатки феодально-крепостных отношений в виде по­мещичьего землевладения, неравноправия крестьян и всякой кабалы сохранились до октября 1917 г.»¹⁴. Если политическая власть до 1917 г. находилась в руках феодальной аристократии, то, следовательно, ни о каком господствующем положении капитализма после реформы 1861 г. говорить не приходится. Этого требует элементарная логика. Да и во­обще, формации за один год не образуются, это длительный процесс, занимающий столетия. Более того, капитализм после реформы 1861 г. далеко не занял господствующего положения даже в промышленном секторе страны. По данным К. А. Пажитнова, к 1861 г. из общего числа рабочих крупной промышленности, включая горнозаводскую и винокуренные заводы, 44% были крепостными¹⁵. Если почти полови-

¹¹ Переход от феодализма к капитализму в России. Материалы Всесоюзной дискуссии.
М.: Наука, 1969. С. 38. Некоторые участники той дискуссии «известную зрелость буржуаз­
ных отношений» в России обнаружили уже в последней четверти XVII в., где она «отчетливо
выявилась» (Там же. С. 137). Такой взгляд, по меньшей мере, можно расценивать как анекдот.

¹² Там же. С. 224-225.

¹³ Он был замечен еще в дискуссиях 1920-х годов, где довольно часто менял свои позиции.

¹⁴ Переход от феодализма к капитализму в России. С. 147.

¹⁵ Пажитнов К. А. К вопросу о роли крепостного труда в дореформенной промышлен­
ности // Исторические записки. Вып. 7. М.: Изд-во АН СССР, 1940. С. 244.

Великая реформа и судьбы капитализма в России

на рабочих крупной промышленности в канун крестьянской реформы фактически были крепостными, то их освобождение от крепостной зависимости не могло не сказаться на снижении промышленного про­изводства. Как писал Туган-Барановский, такой рабочий «совершенно отвык от свободной деятельности и первое время после освобождения совсем потерял голову»¹⁶. Можно утверждать, что всю вторую поло­вину XIX в. экономические отношения даже в промышленности были полу крепостническими. Причем «полукрепостнические отношения не следует понимать как равнозначные „полубуржуазным". Это те же кре­постнические отношения, правда, модифицированные капитализмом»¹⁷. Значит, период после Великой реформы 1861 г. ушел на то, чтобы сделать рабочих из крепостных действительными рабочими, продаю­щими свою рабочую силу. Более прав в этом вопросе Дружинин, 'Когда утверждает, что «незавершенность капиталистического переустройства в 60-х годах XIX в. породила буржуазно-демократическую революцию 1905 г.»¹⁸. Однако вспомним, что эта революция вырвала лишь некото­рые уступки у феодальной системы, царизма, то есть «незавершенность капиталистического переустройства» растянулась и до 1917 г.

Некоторые советские историки, правда очень немногие, показали, что даже на промышленных предприятиях Урала к началу XX в. сохранялись некапита­листические уклады. Так, В. В. Адамов, утверждавший, что в этот период вся российская промышленность была многоукладной, приводит мнение комиссии Д. И. Менделеева, посетившей Урал в 1898 г.: «Почти повсеместное господство старого дореформенного принципа „иметь" все свое от рабочего до последнего гвоздя»¹⁹. Адамов также отмечал, что лишь в конце XIX — начале XX вв. в прессе и литературе был поднят вопрос «о путях и средствах ликвидации крепостни­ческих порядков и реорганизации промышленности Урала на капиталистических началах»²⁰. А надо сказать, что в начале XX в. на Урале по-прежнему находилась значительная доля национального промышленного производства. Так, в 1910 г. из 173 действующих железоделательных предприятий страны 94 (или 54%) разме­щались на Урале²¹. Таким образом, более половины промышленных предприятий основного индустриального ядра (металлургия) даже в начале XX в. не были капиталистическими в точном смысле этого слова.

Гефтер, анализируя дискуссию 1929 г. о финансовом капитале в России, отмечал, что в ней выяснялась внутренняя почва для по­явления «перезрелого капитализма» в стране, где «еще не сложились окончательно или даже отсутствовали многие из основных условий для капитализма свободной конкуренции»²². В предисловии к этой книге Адамов также отмечал, что «крупный капитал в России обладал массой привилегий, но все же не сложился в силу, способную преоб-

¹⁶ Туган-Барановский М. И. Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. С. 315.

¹⁷ Анфимов А. М. К вопросу о характере аграрного строя Европейской России в начале
XX в. // Исторические записки. 1959. Т. 65. С. 121.

¹⁸ Дружинин Н. М. Генезис капитализма в России. С. 36.

¹⁹ Адамов В. В. Об оригинальном строе и некоторых особенностях развития горноза­
водской промышленности Урала // Вопросы истории капиталистической России. Проблема
многоукладности. Свердловск: Уральский гос. ун-т им. A.M. Горького, 1972. С. 250.

²⁰ Там же. С. 252.

²¹ Статистический ежегодник на 1912 год / Под ред. В. И. Шараго. СПб., 1912. С. 158.

²² Гефтер М. Я. Многоукладность — характеристика целого // Вопросы истории ка­
питалистической России. Проблема многоукладности. С. 85.

М. Воейков

разовать весь ее строй. Экономика страны до самой революции носила переходный характер»²³. Однако такая позиция была очень редким исключением, к тому же глубоко запрятанным в гущу общепринятых стандартных положений и фраз. Во всей этой свердловской книге можно найти лишь эти два реалистических мнения, которые тонут в море повторений официальной советской позиции о среднеразвитом и даже высокоразвитом российском капитализме.

Например, К. Н. Тарновский пишет, что статьи и монографии, опубликованные в начале 1960-х годов, «привели к преодолению тезиса о слабости, недоразвитости капиталистического империализма в России. Вывод о том, что российский монопо­листический капитализм не имел принципиальных отличий от империализма более развитых экономически государств Западной Европы и Америки, стал прочным достоянием науки»²⁴.

Французский историк Н. Верт пишет так: «Часто, вопреки собст­венным исследованиям, советские историки настойчиво утверждают, что отмена крепостного права, которую они называют „буржуазной реформой", вызвала ускоренное развитие капитализма в деревне. Тем самым они лишь повторяют тезис Ленина, выдвинутый им в 1900 г. в работе „Развитие капитализма в России". В действительности же, если принять во внимание те условия, при которых было уничтожено крепостное право, его отмена вовсе не способствовала развитию капи­тализма, а скорее укрепляла архаичные, можно сказать феодальные, экономические структуры»²⁵. Однако последнее утверждение француз­ского историка, что отмена крепостного права укрепляла архаичные феодальные структуры, думается, малообоснованно. Все-таки, она их расшатывала. Но суть дела автор уловил верно: 1861 год еще не сделал и не мог сделать капитализм господствующей формой производства в стране, хотя и открыл возможность такого развития.

В последнее время и среди отечественных исследователей на­чинают появляться реалистичные взгляды на процесс генезиса ка­питализма в России. Так, Е.Г. Плимак и И. К. Пантин совершенно справедливо пишут, что хотя после реформы 1861 г. «была приоткры­та дверь буржуазному прогрессу», но царизму так и «не удалось превратить процесс внедрения и роста „верхушек" капитализма в фактор, преобразующий всю систему общественных отношений». И даже в результате реформ Витте —Столыпина, как верно полагают эти авторы, капиталистические отношения «оказались неспособными охватить все народное хозяйство»²⁶.

Таким образом, следует признать совершенно несостоятельным распространенное среди историков (и, конечно, не только среди них) утверждение, зафиксированное в Советской исторической энциклопе­дии, что господство капиталистического строя в России приходится на период 1861 — 1917 гг. и что этот период «делится на две стадии:

²³ Гефтер М.Я. Указ. соч. С. 11.

²⁴ Там же. С. 16

²⁵ Верт Н. История советского государства. 1900-1991. М.: Прогресс, 1992. С. 13.

²⁶ Плимак Е. Г., Пантин И. К. Драма российских реформ и революций (сравнительно-
политический анализ). М.: Весь мир, 2000. С. 19, 20.

Великая реформа и судьбы капитализма в России

прогрессивного, восходящего развития (1861 — конец 19 в.) и стадию империализма, гибели капиталистической системы эксплуатации (на­чало 20 в. - - 1917)»²⁷. Нелепость этого положения просто вопиющая. Что же это был за «капитализм» без индустрии, без крупной машинной промышленности, без рабочего класса и сильной буржуазии? Далее, на зрелую стадию капитализма авторы отводят 17 лет, когда капита­лизм не только стал зрелым, но «перезрел» и ликвидировался. И это в России, которая позже других стран вступила на капиталистический путь развития и буквально тут же его закрыла, хотя все остальные страны спокойно до сих пор развиваются в рамках капиталистического способа производства, хотя многие из них начали свой путь к капита­лизму на несколько сотен лет раньше России. Таким образом, можно говорить, что развитие капитализма в России после отмены крепост­ного права должно было усилиться. Но это произошло не сразу и не просто. До господства капитализма было еще очень далеко.

Развитие капитализма в аграрном секторе

Говоря о капиталистических отношениях в сельском хозяйстве, заметим, что нельзя распространять господство (подчеркнем: не раз­витие, а именно господство) капиталистического строя в России на период второй половины и конца XIX в., не объяснив, куда «девалась» община. Ведь более 80% населения страны в начале XX в. составляло сельское население, и все или почти все это население жило в условиях общинных и натуральных производственных отношений. По имеющим­ся данным, 83,2% крестьянской земли в Европейской России в 1905 г. было в общинном пользовании²⁸. И, как считают современные исто­рики, «хотя община в 20-е годы формально не представляла, как до революции, административную единицу [она] фактически оставалась в системе государственного устройства»²⁹.

В этих условиях не было свободного товарного оборота земли и свободного рынка труда. Ведь согласно положению реформы 1861 г. крестьянин в течение первых девяти лет вообще не имел права оста­вить свой надел, а выкупные платежи растянулись на 50 лет. Более того, как отмечают специалисты по аграрному вопросу России в конце XIX в., несмотря на усиление процесса замены отработочной ренты на денежную, что могло бы свидетельствовать о проникновении то­варных отношений в сельскохозяйственное производство, эта замена была лишь номинальной. Помещики и владельцы земли поняли, что сдавать землю в аренду выгоднее не за натуральные отработки на

²⁷ Советская историческая энциклопедия. Т. 6. М.: Советская энциклопедия, 1965. Ст. 988.

²⁸ Анфимов A.M. П. А. Столыпин и российское крестьянство. М.: Институт российской истории РАН, 2002. С. 100.

²⁹ Кабанов В. В. Крестьянская община и кооперация в России XX в. // Кооперация. Страницы истории. Вып. 6. М.: ИЭ РАН, 1997. С. 86 — 87. Современный японский историк Ю. Таниуги отмечает, что русская община пережила октябрьскую революцию и стала «пре­обладающей формой землепользования у крестьян» весь период нэпа. (Таниуги Ю. К истории коллективизации сельского хозяйства в СССР: государство и община // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. М.: Наука, 1996. С. 368).

М. Воейков

земле владельца, а за деньги. Но так как денег на селе было мало, а рабочих рук много, то деньги ценились выше труда. У крестьян денег не было, и расплачиваться приходилось трудом, то есть теми же натуральными отработками, но уже в большем размере. На это впервые обратил внимание известный историк аграрных отношений в России A.M. Анфимов: «Началась своеобразная мимикрия отрабо­точной системы: по учету -- денежная, а по сути -- отработочная. Это вконец запутало статистиков, и статистическое отражение аренд­ных цен превратилось в фикцию». И далее: «Денежные расчеты были лишь оболочкой, денежной оберткой той же отработочной системы»³⁰. Значит, даже там, где натуральные экономические отноше­ния в аграрном секторе заменялись как бы денежными, все это было не глубинной, а лишь внешней трансформацией. Конечно, какие-то моменты капитализации аграрного строя имели место (отрицать это невозможно), но и они были или незначительными, или локальными. «Если капиталистические элементы русской деревни были относи­тельно локализованы, — писал Гефтер, — то крепостнический уклад является фактически всероссийским»³¹. Дружинин специально отме­чал: «Аграрный вопрос и ликвидация сословной неравноправности крестьян оставались в центре внимания не только революционных социалистических партий, но и либерально-реформистских течений вплоть до социального переворота 1917 г.»³². Тем самым признается, что 80% населения страны до 1917 г. находилось в «сословной неравно­правности», то есть не освободилось еще от пут феодализма.

Столыпинские реформы начали процесс капитализации деревни, но и он не был ни последовательным, ни законченным. По общему мнению специалистов, эти реформы потерпели поражение. Анфимов на основе тщательного и детального анализа делает такой вывод: «Официальные государственные акты позволяют высказать утвержде­ние, что столыпинский вариант земельной реформы в России потерпел крушение еще при жизни Столыпина»³³. Другой крупный отечествен­ный историк И. Д. Ковальченко (который по вопросу капитализации аграрной сферы придерживался иной позиции, чем Анфимов) после скрупулезного анализа всех современных «мифов и реальностей» сто­лыпинской реформы делает такой же вывод: «Столыпинская аграрная реформа, по сути, провалилась еще до Первой мировой войны»³⁴. В связи с этим следует признать ничем не обоснованным и крайне устаревшим мнение некоторых историков (как старых, так и новых), что «на основе столыпинской реформы ликвидируется поземельная

³⁰ Анфимов А, М. П. А. Столыпин и российское крестьянство. С. 17, 20. Надо сказать,
что этой статистической ловушки не избежал и В. И. Ленин в книге «Развитие капитализма
в России», где приведены многочисленные данные о росте денежной ренты как показателе
разложения феодальных отношений в деревне. На самом деле все было значительно сложнее.

³¹ Гефтер М. Я. Многоукладность — характеристика целого // Вопросы истории ка­
питалистической России. С. 91.

³² Дружинин Н. М. Избранные труды. Воспоминания, мысли, опыт историка. М.: Наука,
1990. С. 366.

³³ Анфимов A.M. П. А. Столыпин и российское крестьянство. С. 133. ³⁴ Ковальченко И. Д. Аграрный строй России второй половины XIX — начала XX в. М.: РОССПЭН, 2004. С. 485.

Великая реформа и судьбы капитализма в России

община», высказанное еще в 1951 г. Дружининым³⁵. Этот тезис, как и многие другие такого же рода, выдвигался. лишь с одной целью — показать или провозгласить (ибо доказать это было невозможно) высокую степень развития капиталистических отношений в России в начале XX в. Но даже революция 1917 г. (и Февраль, и Октябрь) не разрушила общину в деревне, хотя и расшатала. Некоторые совре­менные исследователи даже полагают, что революция 1917 г. укрепила общину, что в деревне «была именно общинная революция»³⁶. С фор­мальной точки зрения это верно, но по существу — нет. Ибо антифео­дальная революция в деревне, направленная в первую очередь против помещичьего землевладения, по смыслу не может укреплять другой элемент феодального общества, то есть общину. Хотя на какое-то вре­мя после революции общинные настроения в деревне действительно укрепились. По-настоящему обезземеливание крестьянства провел деспотическими методами Сталин в начале 1930-х годов. Однако ос­татки общинного уклада в деревне (и не только там) в определенном смысле просуществовали в России весь XX век.

Итак, основное население страны жило в деревне и занималось сельским хозяйством, несмотря на бурное развитие промышленности. Некоторые историки утверждают, что и в аграрной сфере происходило интенсивное развитие капиталистических отношений. Действительно, такое развитие имело место. Однако показатели товарности крестьян­ского сельскохозяйственного производства свидетельствуют о преоб­ладании натуральной формы производства.

Так, Н. Д. Кондратьев и П. И. Лященко дают примерно равный процент товарнос­ти сельскохозяйственной продукции в первом десятилетии XX в.: 33,3% (Кондратьев)³⁷ и 26% (Лященко). Причем последний отмечает, что фактически более 85% производст­ва подавляющего большинства населения страны было натуральным³⁸. Это резко контрастирует с бездоказательными утверждениями многих советских историков, что к середине XIX в. у нас существовало крестьянское хозяйство, «которое уже в значи­тельной мере втянулось в товарное производство»³⁹.

С данными о низкой доле товарности сельскохозяйственного про­изводства почти полностью совпадает и другое статистическое наблюде­ние. Академик B.C. Немчинов, разрабатывая вопрос о социально-эко­номических группировках крестьянских хозяйств в конце 1920-х годов, приводит группировку Г. И. Баскина за 1913 г. по Ставропольскому уезду⁴⁰. Согласно этой группировке, крестьянских хозяйств, которые использовали капиталистические методы (то есть земледельческие хозяйства предпринимательского типа и торгово-промышленные хо-

³³ Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально-экономическая история России. С. 165.

³⁶ Беспалов СВ. Социально-экономическое развитие России в конце XIX — начале XX века и проблема предпосылок революции 1917 года // 1917 год. Россия революционная: Сборник обзоров и рефератов. М.: ИНИОН РАН, 2009. С. 69.

³⁷ Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции.
М.: Наука, 1991. С. 101.

³⁸ Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. II. М.: Госполитиздат, 1956.
С. 279.

³⁹ См.: Переход от феодализма к капитализму в России. С. 338.

⁴⁰ Немчинов B.C. Избранные произведения. Т. 1: Теория и практика статистики. М.:
Наука, 1967. С. 71-72.

М. Воейков

зяйства), было всего 2,6%. Чисто трудовых земледельческих хозяйств и бедняцких хозяйств было 65,3%. Если сюда добавить половину от числа хозяйств с временными наемными работниками (которых было 31,5% и далеко не все эти хозяйства были товарными в существенной своей части), то получаем итоговую цифру 80%. Это поразительно близ­ко к доле натуральности сельскохозяйственного производства (85%), полученной на основе данных Лященко. Из другой работы Немчинова можно заключить, что даже в предколхозный период (1928 — 1929 гг.) в СССР в целом до 60% крестьянских хозяйств он относил к докапи­талистическим формам производства⁴¹.

Таким образом, дореволюционная русская деревня, объединявшая абсолютное большинство населения страны и тем самым доминировав­шая во всех сферах русской жизни, была опутана не капиталистически­ми, а еще феодальными отношениями. И сегодня совершенно справедлив вывод Лященко, сделанный им более полувека назад: «Гвоздем аграр­ных отношений и через 40 лет после реформы, так же как и в 1861 г., оставалась борьба крестьянства против помещичьих латифундий»⁴².

Выводы серьезных отечественных ученых подтверждаются и ра­ботами зарубежных исследователей. Так, немецкий историк К. Функен пишет, что вплоть до октября 1917 г. «отношения в деревне остаются в переходной стадии, где чисто феодальная и полуфеодальная экс­плуатация смешивается с мелкобуржуазным и капиталистическим аграрным производством, а сама Россия после пятидесяти лет „по­литики реформ" все еще была системой, смешанной из феодальных и капиталистических элементов»⁴³.

Говорить о сильном проникновении капитализма в аграрный сектор дореволюционной России просто не приходится. Главная проб­лема в аграрной сфере состояла в малоземелье подавляющего числа крестьянских семей. Количество земли, которым владели крестья­не, не могло обеспечить их выживаемость. По имеющимся данным, в центральных губерниях России на крестьянский двор приходилось в среднем 7—8 десятин земли (1 десятина = 1,09 га)⁴⁴, а для нормаль­ного воспроизводства крестьянского хозяйства нужно было в два раза больше, то есть 14 — 15 десятин. Необходимость перераспределения земли, в первую очередь помещичьей, составляла основную материаль­ную предпосылку русской революции.

123Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: