Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Глава 1. Тропы в лингвистике и литературоведении

Оглавление

Введение.................................................................................................................3

Глава 1. Тропы в лингвистике и литературоведении........................................6

1.1. Теория тропов.................................................................................................6

1.2. Тропеические и нетропеические приемы...................................................11

Вывод по главе 1..................................................................................................16

Глава 2. Метонимия как объект лингвистического исследования..................17

2.1. Дефиниции метонимии................................................................................17

2.2. Виды метонимического переноса и принципы его классификации........21

Вывод по главе 2..................................................................................................35

Глава 3. Анализ метонимических переносов в тексте поэмы.........................36

Заключение...........................................................................................................51

Список литературы..............................................................................................53

Введение

Явление метонимичности привлекает пристальное внимание исследователей неслучайно. Это объясняется, прежде всего, общим интересом к изучению текста в широком смысле этого термина (изучение всех функциональных стилистических разновидностей литературного языка, в том числе разговорного стиля, изучение языка художественной литературы), стремление дать лингвистическое обоснование и толкование различным стилистическим приемам, которые создают экспрессивность текста. Привлекают исследователей и проблемы, связанные с экспрессивностью языка и речи (их возможности и потенциал). При современном подходе к анализу факты изучаются и рассматриваются не изолированно, а в контексте, так как, по образному выражению В.В. Виноградова, именно в условиях контекста происходит насыщение слов смысловыми изучениями.

Несмотря на то, что изучение метонимии восходит к Аристотелю, до сих пор нельзя сказать, что существует окончательно сложившаяся система взглядов на это явление и более того, в последние двадцать лет происходит подъем интереса к метонимии - понятию, существующему уже более двух тысяч лет. К изучению метонимии обращаются не только лингвисты, но и философы, и психологи. Наметившийся в последнее время тотальный интерес к метонимии можно связать с теми изменениями, которые произошли в структуре и динамике современного знания о мире, а также с новым взглядом на проблему вербализации результатов научного и обыденного познания.

За последние годы, по признанию многих исследователей, в лингвистике отмечается пересмотр позиций по вопросам соотношения языка и мышления, языкового отражения действительности.

Лишь сравнительно недавно была осознана роль языка как основной формы фиксаций наших знаний о мире, равно как и источника изучения этих знаний, признана тесная связь между семантикой слова и когнитивными процессами восприятия, что обусловлено закреплением в слове, служащем сигналом отражаемых в мышлении элементов объективного мира, результатов познавательной деятельности человека.

Признание языка средством представления знаний поставил вопрос о роли метонимии в процессе формирования, представления и систематизации результатов познавательной деятельности человека.

Метонимичность употребления является одной из возможностей создания экспрессии, ибо она, как правило, связана с семантическими сдвигами, что приводит к дополнительной экспрессивной насыщенности текста в целом. Но это лишь одна из проблем, которая делает изучение данного явления актуальным. Среди других явлений, являющихся сегодня предметом исследования, можно назвать: метонимичность и каноническое значение,- метонимизм и вариативность в языке,- метонимичность и лексикография, метонимии.

В связи с этим особое значение для филолога приобретает работа с образцами для художественной литературы, специальный анализ которых поможет оценить их художественную ценность, выразительность не на произвольном, интуитивном уровне, а на основе осознанного восприятия языковых средств выразительности.

Современные исследования показывают, что языковой анализ художественного произведения, внимание к его речевому оформлению способствуют более глубокому проникновению в содержание текста. Лингвистами и психологами установлены также основные закономерности, проникновения в художественный текст: «от непосредственного содержания, от «фасада» речи к ее внутреннему смыслу, к ее подлинности, неразрывно связанной с речевым оформлением семантики. Этот путь осознания и речевого формулирования непосредственных, порой недостаточно отчетливых эмоциональных впечатлений, возникающих при прочтении текста, требует пристального детального рассмотрения текста, вдумчивого и подробного анализа.

Проводя анализ, как замечает Троицкий, следует помнить, что «смысл любого слова, любого словесного образа может быть прояснен только тогда, когда оно, это слово (или словесный образ), подключен к энергетической сети всего художественного произведения. Тогда каждое слово-образ загорится ярким светом, ответит изнутри сокровища всего поэтического создания и произведение предстает перед читателем во всей художественной полноте».

Лексическую сочетаемость слов нередко нарушают поэты и писатели в поисках неожиданных образов экспрессии, оригинальных метонимии. Чаще всего нарушение закона лексической сочетаемости служит средством для создания тропов, употребленных в переносном значении.

Целью данной работы является раскрытие метонимических переносов в языке автора в поэме “The Waste Land”.

В соответствии с целью исследования предполагается выполнение следующих задач:

1) обозначить основные темы и принципы построения поэмы;

2) обозначить аллюзивную сущность текста;

3) выявить случаи проявления метонимичности в тексте произведения;

4) определить типы метонимии, используемых автором;

5)проанализировать контекстуальную значимость метонимии.

В ходе исследования были использованы следующие методы: метод контекстологического анализа и метод анализа словарных единиц.

В работе представлены точки зрения таких лингвистов, как И.В. Арнольд, Н.Д. Арутюновой, М.М. Бахтина, М. Блэка, В.В. Виноградова, М.В. Никитина, В.Н. Вовка, И.В. Толочина, Г.Н. Скляревской, А. Ричардса, М.В. Никитина.

Глава 1. Тропы в лингвистике и литературоведении

1.1. Теория тропов

Тропы,семантические преобразования языковых единиц, которые в определенном контексте трансформируют их значение путем установления отношения адекватности с единицами из другой предметной области. Ср., например, контекст из Б.Пастернака, в котором отношение адекватности устанавливается между неживой и живой природой: Роса бросает ветки в дрожь, Струясь, как шерсть на мериносе[6].

При образовании тропов активную роль играет ассоциативное мышление. Тропы реорганизуют семантическое пространство языка и, снимая в нем границы между реальным и возможным, создают основу для постижения глубинной структуры реальности особым, «новым» способом, порождая «парадоксальную семантическую ситуацию».

В число основных тропов входят метафора, метаморфоза, метонимия, синекдоха (разновидность метонимии), гипербола, литота. По способности реорганизовывать семантическое пространство высказывания к тропам близко примыкают стилистические фигуры – сравнение, эпитет, оксюморон, которые часто вступают во взаимодействие с основными тропеическими преобразованиями. Вместе они образуют так называемые фигуры переосмысления, которые объединяются в определенные группы.

Обычно по типу семантической трансформации в один ряд ставят сравнение, метафору и метаморфозу как разноструктурные «компаративные тропы».

Сравнением называется образное словесное выражение, в котором изображаемое явление явным образом уподобляется другому по какому-либо общему для них признаку, и при этом в объекте сравнения выявляются новые, неординарные свойства. Так, в контексте из А.Ахматовой Был голос как крик ястребиный, Но странно на чей-то похожий непосредственно сопоставляются два явления – голос и крик ястребиный:в данной стилистической фигуре голос – это сравниваемый предмет, крик ястребиный – образ сравнения (предмет, с которым происходит сопоставление), причем основанием сравнения является тональность звучания того и другого[1]. Затем у И.Бродского в стихотворении Осенний крик ястреба новая сравнительная конструкция будет служить продолжением ахматовской, но в ней уже крику ястреба будет присваиваться свойство «визга эриний», при этом Бродский выделяет как объект сравнения и клюв, из которого летит крик, а образом сравнения для него выступает паронимичный «крику» крюк: ср. И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк, клюва, похожий на визг эриний, вырывается и летит вовне механический, нестерпимый звук... Само же заглавие Бродского Осенний крик ястреба в сопоставлении с «голосом» поэта представляет собой метафору[2].

Метафора – это такое семантическое преобразование, при котором образ, сформированный относительно одного класса объектов, прилагается к другому классу или конкретному представителю класса (в нашем примере: образ 'пронзительного крика птицы' прилагается к 'голосу поэта'). Сокращая сравнение, метафора вносит изменения в интерпретацию того свойства, которое служит основанием для уподобления[13].

При своей реализации в тексте метафора может актуализировать и признаки буквального значения, создавая единый метафорический контекст: ср........ и при слове «грядущее» из русского языка Выбегают мыши и всей оравой Отгрызают от лакомого куска Памяти, что твой сыр дырявой... Жизнь, которой, как дареной вещи, не смотрят в пасть, обнажает зубы при каждой встрече... (И.Бродский).[4] При этом развертывание метонимические переносы в тексте Бродского интертекстуально: оно задано пушкинской генитивной метафорой жизни мышья беготня.

Генитивная метафора порождает синтетический троп – метафору-сравнение (ср. цветные бусы фонарей у Цветаевой; звезд булавки золотые у Мандельштама; мелкая осетрина волн у Бродского). Особенностью этого семантического преобразования является то, что, по формулировке В.П.Григорьева, «конкретные субстантивные компоненты генитивной конструкции вступают в особые отношения друг с другом, обнаруживая одновременно и слитность нормативной и метафорической семантики одного из компонентов, и раздельность сравнительной конструкции».

Синтез же достигается за счет того, что исходная предметность метафорического компонента (например, осетрина у Бродского) как бы пронизывает неметафорический компонент (волн), и образный смысл рождается из их взаимопроникновения[21].

Нередко в поэтических контекстах сравнение непосредственно перерастает в метафору, в том числе и генитивную, раскрывая основание ее образности: ср. Вон, точно карты, полукругом расходятся огни. Гадай, дитя, по картам ночи, Где твой маяк (А.Блок).[11] Сравнение, перерастающее в метафору-сравнение, может задаваться и сравнительной степенью прилагательного, что подчеркивает плавность перехода одного преобразования в другое: ср. Пронзительный, резкий крик страшней, кошмарнее ре-диеза алмаза... (И.Бродский).[4]

Общность компаративных тропов выражает себя также в том, что возможен и обратный порядок семантических трансформаций – а именно, метафора разрешается сравнением: Безоблачное небо. Вороны черный зонт. Сверкнул, как ручка, клюв (А.Вознесенский).[12] В этом случае метафора не самодостаточна, и для ее понимания необходимо обнажение основания сравнения – отсюда раскрытие генитивной метафорической конструкции в чисто сравнительную.

Очевидно, что в развитии метафорического значения в компаративных тропах большую роль играют эпитеты – определения, акцентирующие в образном объекте признаки, которые одновременно необходимы как для развития переносного значения метафорической конструкции, так и для ее соотнесения с реальностью: ср. Плывет над нами синим парашютом Большое небо родины моей (Е.Долматовский).[4] В то же время эпитет сам по себе может придавать всей конструкции метафорическое значение, формулируя образные признаковые сближения: ср. Отлетела от меня удача, Поглядела взглядом ястребиным На лицо, померкшее от плача... [4]

Последние примеры впрямую подводят нас к тропеическому преобразованию, носящему название метаморфозы. В метаморфозе признак сравнения заключен в форму творительного падежа имени: ср. И слава лебедью плыла Сквозь золотистый дым (А.Ахматова). Недаром метаморфозу считают переходным преобразованием между метафорой и сравнением, на что указывает возможность ее семантического развертывания при помощи глагола казаться: ср. у И.Анненского: Пятым действием драмы Веет воздух осенний, Каждая клумба в парке кажется свежей могилой (ср. клумба, как свежая могила)[1]. В то же время сама форма творительного падежа преобразованного имени в метаморфозе всегда находится в зависимости от глагольного действия (ср. Пятым действием драмы Веет воздух), которое, собственно, и создает метаморфозу, т.е. переводит значение имени в творительном падеже в иную семантическую плоскость. Точнее, имеет место предикативная ассимиляция, свойственная всем компаративным тропам, но в метаморфозе она проявляет себя наиболее очевидно. Ср. Снежный лебедь Мне под ноги перья стелет (М.Цветаева), где «снежный лебедь» является метафорой снега, и На пушистых ветках Снежною каймой Распустились кисти Белой бахромой (С.Есенин), где мы имеем дело с двойной метаморфозой[1].

Метонимия является таким семантическим преобразованием, которое является дополнительным по отношению к метафоре. А именно, метонимия – это троп, который переносит наименование предмета или класса предметов на другой класс или отдельный предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности или вовлеченности в ту же ситуацию на основании временных, пространственных характеристик или причинных связей. Ср. Чей-то пьяный голос молил и злился У соборных стен (М.Цветаева); Полюбил я грустные их взорыС впадинами щек (С.Есенин); Будто флейта заиграла Из-за толстого стекла (М.Кузмин)[2].

Различие метонимические переносы и метонимии сводится к тому, что метафора создает словесный образ, проецируя друг на друга два различных денотативных пространства, тогда как метонимия осуществляет преобразование на основании соположения двух вербальных образов в пределах одного и того же денотативного пространства. Такая разнонаправленность позволила в свое время Р.Якобсону связать метафору с парадигматическими, а метонимию – с синтагматическими механизмами порождения языковых значений и текста.

Разнонаправленность метонимические переносы и метонимии и становится основанием для их взаимодействия. Взаимодействие же между метафорой и метонимией возможно, потому что как метафорический, так и метонимический перенос значения основаны на ассоциативном принципе. Метафора при этом может формировать отношение изоморфизма между различными денотативными пространствами на основании минимального числа общих семантических признаков (например, «Я сам» = «Зеркало» у Пастернака в книге Сестра моя – жизнь), а метонимия, наоборот, осуществляя перемещение сущностей в одном денотативном пространстве, способна вовлекать в это пространство неограниченное множество семантических признаков (ср. перенос Сад – Зеркало: Огромный сад тормошится в зале).[4] Поэтому в реальном поэтическом тексте взаимодействие метафорических и метонимических переносов может порождать синтетическое тропеическое преобразование – метонимическую метафору, трансформационный эффект которой возникает в тексте не на базе абстрактного принципа аналогии, а основан на конкретной связи элементов зрительного ряда: Огромный сад тормошится в зале, Подносит к трюмо кулак, Бежит на качели, ловит, салит, Трясет – и не бьет стекла!(Зеркало Пастернака); Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо! Огромная, близкая, с каплей смарагда На кончике кисти прямой (Девочка Пастернака). Иными словами, сам текст порождает своего рода «признаковую стереоскопию», которая отражает исходную предикативность поэтического языка.[11] Так, например, в книге Б.Пастернака Сестра моя – жизнь признаки сначала метонимически отрываются от их носителя в концептуальную сферу (например, «отражение» от «зеркала», «одушевленность», «личность» от «Я» и «девочки», «инструмент творчества» от самого «творца»), а затем привязываются к новым денотатам, образуя метафорические переносы: Я-зеркало, девочка-ветка, природа-художник и т.д. [12]

1.2. Тропические и нетропические приемы

Именно благодаря взаимодействию метонимические переносы и метонимии в книге Сестра моя – жизнь и наблюдается синтез поэтических методов импрессионизма и кубизма, присущих Пастернаку: признаковая стереоскопия обретает реальность в значимом для каждого текста денотативном пространстве за счет уподобления предикатов и взаимопроникновения субъекта и объектов в формально-семантической структуре текста. Такое взаимопроникновение на поверхностном уровне текста часто выражается метаморфозой – творительным падежом имени, который, собственно, и вовлекает в образную ситуацию все множество временных, пространственных и инструментальных связей и признаков: Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе Расшиблась весенним дождем обо всех... у Пастернака[1].

Иногда в числе тропов называют и олицетворение, однако данная семантическая трансформация, состоящая в присвоении признака «духовности» объектам неживого мира, нередко основывается на метафорических и метонимических смещениях значения. Чаще всего олицетворение возникает за счет привлечения в общий метафорический контекст «олицетворяющей» детали, благодаря которой и происходит распространение образного смысла по метонимической оси: Пели пули, били пулеметы, ветер упирал ладони в грудь...; Все безрадостнее, все явственнее ветер за плечи рвет года (Н.Асеев). [4]

Подобные «олицетворяющие» детали как раз и проявляются за счет формирования общих ассоциативных линий в пространстве метафорических и метонимических переносов, при этом ассоциативные элементы могут дополняться и признаками, вводимыми эпитетами и открытыми сравнениями: Снедаемый небом, с зимою в очах, Распухший кустарник был бел, как испуг (Б.Пастернак). [4]

Оксюморон также является семантическим преобразованием, образный потенциал которого рождается на взаимопроникновении разнонаправленных смысловых элементов. Однако в нем взаимодействуют не различные денотативные пространства, а разнонаправленные, антонимичные семантические признаки, соприкосновение которых на поверхностном уровне происходит преимущественно в атрибутивных (ср. живой труп у Л.Толстого, горячий снег у Ю.Бондарева – конструкция прилагательное + существительное и отрава поцелуя у М.Лермонтова – генитивная конструкция) либо адвербиальных синтаксических конструкциях, в основе которых также лежит принцип согласования противопоставленных признаков (ср. Смотри, ей весело грустить, / Такой нарядно обнаженной у А.Ахматовой), а также нередко и в форме образного сравнения (ср. у Пастернака: Жар наспанной щеки и лоб / В стекло горячее, как лед, / На подзеркальник льет)[3].

Во всех этих случаях слияние компонента, представляющего предицирующий признак, и компонента, представляющего предмет, действие или явление, подвергающееся определению, гораздо сильнее обычного семантического согласования. А именно, в них предикативное уподобление происходит за счет устранения разнонаправленности семантики каждого из компонентов, и поэтому эти компоненты перестают существовать в отдельности, а мыслятся как единое целое. Нередко такая ассимиляция отражает цветовосприятие (ср. И осенняя белая копоть Паутиною тянет в окно у Пастернака) или становится основой синестетического восприятия, отлитого в форму сложного эпитета (ср. И над миром, холодом скован, Пролился звонко-синий час... у Блока). Ср. подобные же синестетические конструкции со сложными эпитетами: глухо-пепельно-оранжевая туча (Ю.Нагибин), влажно-зеленая тишина (В.Шугаев), тоскливо-белые стены (И.Анненский); мучительно-черный стручок (И.Анненский). [2]

Последние примеры выводят нас из сферы собственно оксюморонного способа образования снова в область образования метафорических атрибутивных конструкций, в которых образный смысл рождается в результате взаимопроникновения сущностей из разноприродных, несоприкасающихся семантических пространств. Яркий пример – заглавие Красный смех Л.Андреева, в котором соединение цвета (красный) и явления (смех) создает слитный гиперболизированный образ ужаса. Такой эффект возникает благодаря переведению эмоции в план цветового восприятия, а для усиления эффекта выбран отчетливо маркированный цвет спектра – красный, к тому же ассоциирующийся с кровью.

По несоразмерности выведенного на поверхность качества к подобным преобразованиям близко примыкают такие тропы, как количественная метафора (Буйство глаз и половодье чувств у С.Есенина) и гипербола (Небо в бездне поводов, Чтоб набедокурить у Б.Пастернака), семантический перенос в которых основан на нагнетании признакового значения до полного неправдоподобия. Такое нагнетание часто наблюдается и в конструкциях со сложными эпитетами, одна часть которых называет цвет или признак, а вторая его усиливает, нередко подчеркивая губительную природу данного признака или переводя его из одной сферы восприятия в другую: адски-черные очи (В.Бенедиктов), ядовито-красные губы (М.Горький), нестерпимо белые стены (Ю.Нагибин), приторно-белое лицо, резко-белые руки (И.Бунин)[4].

Основой гиперболы так же, как в оксюмороне, является особое внутреннее напряжение внутри всей тропеической конструкции, которое может создаваться разными формальными средствами. Кроме чисто семантических преобразований, большую роль при создании гиперболического образа может играть и звуковая организация текста, в частности, явление паронимической аттракции, как, например, в тексте Б.Пастернака Десятилетие Пресни:

Тому грядущему, быть ему

Или не быть ему?

Но медных макбетовых ведьм в дыму –

Видимо-невидимо. [1]

В этом четверостишии на эффект «преувеличения» и «нагнетания» работают сразу несколько языковых средств: а именно, общеязыковой фразеологизм ВиДиМо-НеВиДиМо, обозначающий меру и количество без видимых границ, вступает в звуковое взаимодействие с целым стиховым рядом МеДНых МакБетоВых ВеДьМ в ДыМу, один из образных компонентов которого макбетовых добавочно «нагнетает» смысл всего текста за счет внесения интертекстуального, трагически окрашенного значения (ср. образ Макбет у Шекспира), а второй – ведьмы в дыму – за счетпереведения модуса всего текста в область ирреального. [1]

Гиперболизация может возникать в тексте или за счет подчеркивания смысла 'отсутствие границ или предела меры' (О, весна без конца и без краю – Без конца и без краю мечта!у А.Блока), или благодаря использованию других тропеических преобразований, в которых на первый план выдвигаются смыслы, связанные с пределами человеческого восприятия или критическими болезненными состояниями (например, в текстах молодого Пастернака не раз отмечалось обилие «метафор болезни» – ср. описание «Душной ночи»: Был мак, как обморок, глубок, И рожь горела в воспаленьи...), чуть ли не на пороге смерти: ср. Есть такая дурная басня: Как верблюды в иглу пролезли....За их взгляд, изумленный на-смерть, Извиняющийся в болезни,... (М.Цветаева). [12]

Отсутствие пределов реального в гиперболе, с одной стороны, делает возможным уподобить явление сказочной метаморфозе (верблюды в иглу пролезли у М.Цветаевой), а с другой – выйти в парадоксальную область изображения 'огромного как исчезающего в своей предельной точке' (Как белым ключом закипая в котле, Уходит бранчливая влага, – Смотрите, смотрите – нет места земле От края небес до оврага у Пастернака) и 'преувеличенного малого' – т.е.литоты в одном из ее пониманий. [12]

Литоту иногда называют тропом, обратным гиперболе, и в таком понимании она является приемом семантического преобразования, посредством которого малому присваиваются признаки безмерно и неправдоподобно малого: Кто заблудился в двух шагах от дома, Где снег по пояс и всему конец?(Ахматова о Пастернаке). Для достижения эффекта 'малости в превосходной степени' в тексте могут использоваться словообразовательные средства (Адище города окна разбили на крохотные, сосущие светами адки [маленькие ады] у В.Маяковского), а также ранее описанные тропы или стилистические фигуры, например, сравнение – «Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка» (А.Грибоедов). Иногда признак 'великой малости' задается как бы от противного, с подключением оксюморонной ситуации: Если б был я маленький, как Великий океан, – на цыпочки б волн встал, приливом ласкался к луне бы (Маяковский). [4]

Второе понимание литоты связано с намеренным ослаблением в тексте классифицирующего признака или свойства предмета. Оно достигается либо двойным отрицанием признака (небесполезный, не без любви), либо присоединением отрицания к словам и выражениям, имеющим негативное значение (не лишенный чувства юмора, неглупый). В результате мы имеем дело с высказываниями, которые, с одной стороны, по своему логическому содержанию равны конструкциям, лишенным отрицания (ср. полезный, с любовью, с чувством юмора, умный), но с другой – в которых сильно ослаблена уверенность, что данный признак или качество присущи объекту в полной мере: Разлуку, наверно, неплохо снесу, Но встречу с тобою – едва ли (Ахматова). [2]

К тропам (или стилистическим фигурам) также часто относят и иронию – высказывание,в котором языковые выражения приобретают смысл, обратный буквально выраженному или отрицающий его: Нам всем грозит свобода Свобода без конца Без выхода, без входа Без матери-отца (начало стихотворения Д.Пригова, написанного в начале 1990-х годов).

Вывод по главе 1

12 3 4 5

Воспользуйтесь поиском по сайту: