Национал-большевистское учение об экономике.

Сигизмунд Миронин

КТО И ЗАЧЕМ УБИЛ СТАЛИНА?

 

Практически все отмечают, что ближайшие соратники Сталина были людьми мелкими для занимаемых ими постов — мелкими именно как личности. Вот только выводы из этого делают, как всегда, фрейдистские — что снедаемый жаждой величия Сталин специально окружал себя пигмеями. Но так ли это? На самом деле, он терпеть не мог послушных и безынициативных людей, сам страдал от таких соратников и всячески третировал покорных ему «слабаков» — но ничего не мог сделать. Сталинское окружение — это еще сливки, лучшие из тех, кого мог предоставить ему партийный аппарат, самые надежные и работоспособные.

Сколь низко он оценивал качества Коммунистической партии, свидетельствует рассказ хорошо его знавшего в те годы Ю.А.Жданова, отнюдь не заинтересованного в очернении ни Сталина, ни Коммунистической партии. В ответ на предложение А.Жданова, поддержанного Н.Вознесенским, созвать съезд партии для обсуждения «проблем нашего развития, нашей истории» Сталин, по словам Ю.А. Жданова, ответил: «Партия... Что партия... Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков... Необходим предварительный, глубокий анализ».

После войны Сталин понял, что единственное средство очистить элиту — поставить ее под контроль народа. Сталин выступил с критикой требований партийности от писателей, связав лозунг о партийности литературы с условиями борьбы партии за власть. Этот лозунг в новых условиях он назвал новорапповским, встав, таким образом, на защиту беспартийных писателей. Тем самым он призвал писателей и журналистов, а также простых советских людей больше использовать критику недостатков, появляющихся из-за плохой работы номенклатуры. Писателям, однако, нужен был конкретный пример поддержки партией критики советской действительности. Таким примером стал художественный очерк Валентина Овечкина «Районные будни», опубликованный в нескольких номерах «Правды» осенью 1952 года одновременно с публикацией в журнале «Новый мир». Публикация художественного очерка в «Правде» всегда считалась в СССР высшей степенью оценки достоинства произведения. Такое право было предоставлено до того лишь Алексею Толстому, Михаилу Шолохову и Александру Корнейчуку, любимцам Сталина в литературе. На этот раз эту возможность получил малоизвестный провинциальный писатель-очеркист, критиковавший административные методы, использовавшиеся первым секретарем райкома. Это еще не был призыв — «стрелять по штабам», но что-то подобное. Многие советские бюрократы должны были это почувствовать и не только на уровне райкомов. Для деятелей же культуры и искусства это произведение было сигналом, разрешающим обличать высокопоставленных руководителей,— о чем они только мечтали многие годы. Появившиеся в 1950-е годы пьесы обличительного направления начали писаться, конечно же, раньше, уже в 1952 году, когда обратились в качестве образца к Гоголю и Щедрину.

О борьбе с номенклатурой в годы войны и после нее хорошо написал Д.Кропотов, и я воспользуюсь правом копирования материалов, размещенных на сайтах Интернета, и приведу текст Кропотова почти целиком, с небольшими купюрами.

«Только через 7 лет после войны Сталин решился на попытку постановки партноменклатуры под контроль народа. На XIX съезде ВКП(б) Сталин, несомненно, попытался учесть свои ошибки. Именно поэтому долгое время не издавалась даже стенограмма XIX съезда и ноябрьского (1952) Пленума ЦК. По мнению Ю.Мухина, Сталин решил начать с изменения статуса партии. Наибольшей проблемой страны, еще более усугубив­шейся после окончания Великой Отечественной войны, как считает исследователь, было своеобразное «двоевластие». По Конституции, вся власть принадлежала советским органам, а фактически всем управляли органы партийные, во главе с Политбюро. Это было более-менее терпимо в годы Гражданской войны и во время угрозы иностранной интервенции, когда члены партийного руководства были кровно заинтересованы в успешном преодолении молодым советским государством всех трудностей, в создании мощной армии и промышленности.

Партийные руководители несли полную ответственность за успех социалистических преобразований.

И эта ответственность не исчерпывалась опасностью просто ухода в отставку. Победа контрреволюции неизбежно привела бы к физическому устранению лидеров большевиков, причем просто расстрел для них был бы еще достойным итогом, многих из них могла ждать не просто смерть, а мучительная смерть — пример сожженного в паровозной топке Сергея Лазо об этом свидетельствовал совершенно ясно. В этих условиях «двоевластие» было оправдано и эффективно. Советские органы, руководители промышленности делали свое дело, а за ними надзирали и присматривали партийные чиновники, которые под влиянием угрозы для своей жизни не могли предаваться волоките, бюрократизму и безделью.

Однако положение изменилось после международного признания СССР, после успехов его в индустриализации, создания своей мощной армии, особенно после победы в Великой Отечественной войне. Теперь уж коммунизм и коммунисты приобрели большой авторитет во всем мире как основная сила, уничтожившая фашизм. В это время уже не было угрозы лишиться жизни, как это было в годы Гражданской войны, тем партийным руководителям, которые заваливали порученное им дело. Осталась угроза со стороны начальства, во главе со Сталиным, но с этой угрозой помогала справиться круговая порука и солидарность партократов. Кроме того, сами по себе партийные руководители занимались только контролем, а не реальной работой, как руководители промышленных предприятий — члены «новой команды Сталина».

Сталин как глава государства легко мог контролировать работу промышленности, а как можно было проконтролировать контролеров — партийных чиновников? Ранее их контролировал страх перед победой контрреволюции или приходом немцев, суливший всем коммунистам смерть. А теперь, после победы в Великой Отечественной войне, коммунистом стало быть выгодно и безопасно. Вместе с устранением угрозы для благополучия партийных чиновников со стороны дела, исчезла и ответственность этих чиновников за то, что они делали. Попасть в партию, в ряды контролеров, которым самим делать ничего не надо, а только руководить другими, стало заветной мечтой массы проходимцев и карьеристов.

Противостоять им можно было только одним способом — и Сталин неизбежно пришел к его осознанию. Следовало, как он и мечтал ранее, превратить партию в «орден меченосцев», убрать возможность для членов партии почивать на лаврах, отстранить ее от соблазнов политической власти. Если нет «пряника», а есть только тяжелая работа по пропаганде коммунистических идей — нет и необходимости защищать партию от нашествия проходимцев и карьеристов.

Именно на такое отстранение партии от государственной власти, на сосредоточение на работе по агитации и пропаганде, работе, которая не должна была приносить никаких дивидендов в виде красивых должностей, возможности не отвечать ни за какое реальное дело, и были направлены реформы Сталина, озвученные им на XIX съезде КПСС:

— партия поменяла свое название, с ВКП(б) на КПСС; по мнению Ю.Мухина, Сталин тем самым желал подчеркнуть подчиненное положение партии по отношению к Советскому государству;

— Политбюро было упразднено не только фактически (в начале 50-х годов оно уже и так выполняло чисто номинальную функцию — большинство вопросов Сталин, как глава правительства, решал со своими заместителями), но и юридически — вместо компактного всесильного органа партии оно превратилось в Президиум ЦК КПСС, орган, состоящий из двух десятков человек и поэтому неспособный к оперативному руководству страной. «И эта замена Политбюро на Президиум означала, что партия лишается органа, непосредственно руководящего всей страной, и ей создается орган, который руководит только партией, и то — в перерывах между пленумами ЦК», — пишет об этом Ю.Мухин;

Далее, говорит Ю.Мухин, «Сталин ликвидировал в партии единоначалие — сделал то, что хотел сделать еще в 1927 г. Должность генерального секретаря была упразднена, а секретарей ЦК стало 10 человек. Причем вместе они не образовывали никакого органа, просто все 10 вошли в Президиум, в котором опять-таки, по Уставу, не было никакого председателя, никого главного.

Дело в том, что единоначалие нужно для хорошего управления организацией, для того чтобы в ней были несущие ответственность руководители, для того чтобы вся организация была сильной. Но единоначалие мешает дискуссиям, «поиску истин». А поиск истин, агитация и пропаганда коммунизма — это именно то, на что Сталин собирался нацелить «орден меченосцев» — партию коммунистов;

— по мнению Ю.Мухина, «...Сталин, видимо, позаботился и о том, чтобы после его ухода из секретарей партии ЦК не вздумал создать себе нового вождя, так сказать, неформального». Известно, что на Пленуме ЦК, сразу после XIX съезда, Сталин обрушился с уничтожающей, зачастую не слишком справедливой критикой на своих ближайших подвижников — Молотова и Микояна. Обычно «исследователями» этот демарш Сталина объясняется его «маразмом» на почве «паранойи». Ю.Мухин предлагает гораздо более реалистичное и логичное объяснение такого поведения Сталина: он, по мнению исследователя, уничтожив единоначалие и готовя свой уход из партии, заботился о том, чтобы у партноменклатуры не возникло соблазна это единоначалие вновь ввести, назначив вождем кого-нибудь из старейших членов Политбюро;

— «состав Президиума был определен в 25 членов и 11 кандидатов (имеющих совещательный голос). По сравнению с 9-11 членами Политбюро это получился очень многоголосый колхоз. Однако не надо думать, что Сталин не понимал, что делает. Большинство из этих 25 человек были не партийные, а государственные деятели, которые в миру подчинялись Председателю Совета Министров и, соответственно, Верховному Совету. Таким образом, власть в партии перешла от партийной номенклатуры к Советской власти (строго говоря — ее номенклатуре)», — еще один аспект сталинской партийной реформы;

— будучи последовательным в устранении единоначалия в партии, продолжает далее Ю.Мухин, Сталин попытался уйти с должности секретаря ЦК по старости и подал соответствующее заявление в ЦК.

Но партноменклатура понимала, что без вождя как главы партии (даже и номинального, одного из 10 секретарей ЦК — лишь бы это был Сталин), партия немедленно будет отстранена от рычагов государственной власти, поэтому этой попытке Сталина они устроили полнейшую обструкцию:«...Посмотрите, какая, по воспоминаниям Константина Симонова, была реакция, когда Сталин попросил поставить на голосование вопрос об освобождении его от должности секретаря ЦК по старости: «...На лице Ма ленкова я увидел ужасное выражение — не то чтоб испуг, нет, не испуг, а выражение, которое может быть у человека, яснее всех других или яснее, во всяком случае, многих других осознавшего ту смертельную опасность, которая нависла у всех над головами и которую еще не осознали другие: нельзя соглашаться на эту просьбу товарища Сталина, нельзя соглашаться, чтобы он сложил с себя вот это одно, последнее из трех своих полномочий, нельзя. Лицо Маленкова, его жесты, его выразительно воздетые руки были прямой мольбой ко всем присутствующим немедленно и решительно отказать Сталину в его просьбе. И тогда, заглушая раздавшиеся уже из-за спины Сталина слова: «Нет, просим остаться!» или что-то в этом духе, зал загудел словами «Нет! Нет! Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!»

Реализуя свои замыслы, Сталин, по мнению Ю.Мухина, совершил всего одну ошибку: не смог настоять на немедленном освобождении его от должности сек­ретаря ЦК, с полной ясностью, тем не менее, обрисовав свои дальнейшие намерения: «Теперь у номенклатуры оставался единственный выход из положения — Сталин обязан был умереть на посту секретаря ЦК, на посту вождя партии и всей страны. В случае такой смерти его преемник на посту секретаря ЦК в глазах людей автоматически был бы и вождем страны, а сосредоточенные в руках ЦК СМИ быстро бы постарались сделать преемника гениальным — закрепили бы его в сознании населения в качестве вождя всего народа».

Может возникнуть вопрос: а почему Ю.Мухин считает, что цель реформ Сталина была именно такая, а не

иная? Исследователь дает убедительный ответ на этот вопрос. Мотивы номенклатуры совершенно очевидны, если посмотреть на ее последующие действия — после того, как она добилась своего: «То, что, убивая Сталина, номенклатура убивала решения XIX съезда КПСС, видно по тому, как быстро она, поправ Устав, ликвидировала все то основное, что произвел в Уставе Сталин. Он еще дышал, когда партноменклатура сократила Президиум до 10 человек, восстановив под этим названием Политбюро. Сократила число секретарей до 5 и назначила секретаря ЦК Хрущева пока еще «координатором» среди секретарей. Через 5 месяцев Хрущев был назначен Первым секретарем (вождем партии), и пресса кинулась нахваливать «дорогого Никиту Сергеевича». Более того, партократы и не очень-то стеснялись своих намерений убить Сталина: «Генеральный секретарь Албанской компартии Энвер Ходжа написал статью к столетию со дня рождения Сталина. И в ней дает вот такие свидетельские показания: «...Сам Микоян признался мне и Мехмету Шеху, что они с Хрущевым планировали со вершить покушение на Сталина, но позже, как уверял Микоян, отказались от этого плана».

Ю.Мухин придерживается версии о том, что Берия был единственным верным соратником Сталина по проведению государственной реформы, именно он на похоронах Сталина сказал знаменательные слова о том что «рабочие, колхозное крестьянство, интеллигенция нашей страны могут работать спокойно и уверенно, зная, что Советское Правительство будет заботливо и неустанно охранять их права, записанные в Сталинской Конституции», ни словом не упомянув о роли партии в этом вопросе. И именно расследование Берией некоторых обстоятельств смерти Сталина, по мнению Ю.Мухина, спровоцировало главного виновника этой смерти — Хрущева — организовать заговор с целью убить Берию при задержании под видом несчастного случая. Ю.Мухин разоблачает мифы о том, как происходил арест и суд над Берией, и приходит к выводу, что Берия, скорее всего, был преднамеренно убит якобы при попытке задержания. Одним из косвенных подтверждений этого факта является призна ние Молотова, кото­рый, по свидетельству Л. Кагановича, рассказывает, что не видел никаких материалов о вине Берия. Совершенно невероятный факт, если учесть, что Политбюро никогда не санкционировало арест своих членов без детального анализа материалов, представленных органами госбезопасности (иначе, если сегодня арестовать Берию, завтра можно арестовать любого члена Политбюро). Единственным логичным объяснением этого факта является предположение, что Берия был убит во время задержания, санкции на его арест никто не давал. А рассматривать материалы о виновности уже мертвого члена Политбюро — действительно, особого резона не было.

В связи с такой ролью Берии в деле расследования убийства Сталина, хрущевцы, в надежде затенить действительные мотивы его убийства и сочинить ложные мотивы для его действий после смерти Сталина, нагромоздили целые бастионы лжи, клеветы, умолчаний и фальсификаций.

По мнению Ю. Мухина, отличительной чертой горы фальшивых документов, фигурирующих в «деле» Берии, является их многоступенчатость, многоэтажность. Одни фальшивки вводятся только затем, чтобы оправдать появление других фальшивок. Ярким примером является так называемое «Дело Михоэлса». По мнению Ю.Мухина, известное письмо «Берии» №20/Б от 2.4.53 года, в котором он якобы раскрывает «подоплеку» дела Михоэлса, указывая, что последнего убили по личному указанию Сталина несколько сотрудников МГБ под руководством зам. министра Огольцова, состряпано исключительно для объяснения того странного факта, что Берия, вступив в должность министра объединенного МВД и МГБ, большей частью выпускал людей на свободу, а вот арестовывал немногих, в их числе — личного врача Сталина Смирнова (выяснение тщательно скрываемой его фамилии — отдельный детективный сюжет) и первый зам. министра госбезопасности С. И. Огольцова, по «странному» стечению обстоятельств курировавшего в системе МГБ боевые яды и лабораторию по их производству. (Кстати, то, что Берия стал министром, обычно считается доказательством, того, что если Сталина и убили, то сделал это никто иной, как Берия, дескать, получивший от этого наибольшую выгоду. При этом упускается из виду тот момент, что назначение это было сделано буквально на следующий день после смерти Сталина. Но так как такого важного назначения без обязательного согласования и длительного, учитывая трения, обсуждения в Политбюро не могло быть за это время, остается сделать вывод, что назначение это было согласовано ранее, еще при жизни Сталина, и было просто проведено в жизнь.)

Дело Михоэлса в изложении «Берии» выглядит совершенно фантастически и не выдерживает никакой критики, а посему версия об «убийстве» Михоэлса рассыпается в пыль, доказывая безусловную фальшивость «письма №20/Б», опубликованного не где-нибудь, а в известном издании «Лаврентий Берия. 1953» международного фонда «Демократия».

Итак, попытка перестройки партийного аппарата завершилась полным поражением Сталина, настолько полным, что на долгие годы была похоронена даже сама мысль о том, что намерения Сталина на XIX съезде реформировать ВКП(б)— не плод старческого маразма и паранойи, а глубоко продуманный удар по партноменклатуре, который был задуман и нанесен с исключительной, сталинской решительностью и точностью, а не увенчался успехом по причине предательства и коварного убийства из-за угла. Ю. Мухин считает, что Сталин был убит, как минимум, непредоставлением помощи. (Анализ вопиющих противоречий в показании охраны, Хрущева и Маленкова, описывающих свое прибытие на дачу к Сталину после инсульта, показывает, что Сталин на десятки часов был лишен врачебной помощи, а охрана была или обманута, или вступила в сговор с хрущевцами). Это приводит автора к убеждению, что Сталин был просто отравлен Хрущевым, намерения которого совпали с чаяниями партноменклатуры, умудрившейся каким-то образом дать ему яд, который вызывает симптомы, сходные с симптомами инсульта. Неудачей закончилась и попытка Берия расследовать это убийство. Все его попытки лавировать, найти себе союзников в борьбе против партноменклатуры потерпели крах: слишком уж активные действия Берия по расследованию странных обстоятельств смерти Сталина привели к организации заговора и убийству уже его самого. И не только к убийству, но и к посмертной клевете, превосходящей всякое воображение, столь же чудовищной, сколь и ложной.

(глава из книги «Загадка 1937 года: Сталинский порядок»)

------------------------------------------------------

The Guardian:

Война в Кремле и

Миллиарды

Путина

 

В британской газете The Guardian под заголовком "Путин, борьба за власть в Кремле и 40 миллиардов долларов" опубликована статья Люка Хардинга, собственного корреспондента этого издания в Москве. Автор публикации пишет о "беспрецедентной борьбе", развернувшейся в Кремле накануне ухода Владимира Путина с поста президента России.

"The Guardian стало известно, что президент (Путин) контролирует многомиллиардное состояние", – пишет Хардинг. По версии британского издания, эти миллиарды вложены в активы компаний, контролируемых российским государством. В статье также говорится о личных деньгах Путина, хранящихся на банковских счетах в Швейцарии и Лихтенштейне.

Как отмечается в статье, впервые о "деньгах Путина" в интервью немецкой газете Die Welt было рассказано российским политическим экспертом Станиславом Белковским. Позже эти сведения были опубликованы также в американской газете The Washington Post и российском издании Moscow Times.

По версии Белковского, Путин "тайно скопил более 40 миллиардов долларов", пишет The Guardian, отмечая, что с такими деньгами российский президент мог бы считаться богатейшим человеком в России и Европе.

В интервью The Guardian Станислав Белковский вновь заявил, что Путин "имеет обширные авуары в трех российских нефтяных и газовых компаниях, спрятанные в "непрозрачной сети оффшорных трастовых компаний".

Согласно утверждениям Белковского, фактически Путину принадлежат 37% акций компании "Сургутнефтегаз", стоимостью в 20 миллиардов долларов, 4,5% "Газпрома" и не менее 75% швейцарской компании Gunvor, созданной Геннадием Тимченко, "другом президента".

На прямой вопрос "Сколько стоит Путин?" Белковский ответил: "По меньшей мере, 40 миллиардов долларов. Максимум мы знать не можем. Я подозреваю, что есть фирмы, о которых я ничего не знаю… Это может быть больше. Это может быть гораздо больше". И далее: "Имя Путина, само собой, не значится ни в одном регистре акционеров. Существует непрозрачная схема перевода собственности в оффшорных компаниях и фондах. Конечный пункт находится в Цуге (Швейцария) и Лихтенштейне. Владимир Путин является владельцем-бенефициарием".

The Guardian пишет, что в связи с утверждениями, прозвучавшими в интервью со Станиславом Белковским, было подано редакционное обращение в Кремль. Но представитель президента Дмитрий Песков "был недоступен".

Далее британское издание уделяет внимание группировкам, которые борются за "миллиарды Путина": это группировка Игоря Сечина и "либеральный клан" кандидата в президенты РФ Дмитрия Медведева. The Guardian отмечает, что группировка Сечина состоит из "силовиков" (это слово Хардинг переводить не стал, сохранив оригинальную транскрипцию "siloviki") – Николая Патрушева (глава ФСБ), Александра Бортникова и Виктора Иванова. В "клан Медведева" газета включает бизнесменов Романа Абрамовича и Алишера Усманова, главу Госнаркоконтроля Виктора Черкесова и министра финансов Алексея Кудрина.

"Посвященные лица говорят, что эта борьба имеет мало общего с идеологией. Они характеризуют ее как войну между бизнес-конкурентами. Решение Путина поддержать как (будущего) президента Медведева – не имеющего никаких связей с секретными службами – нанесло тяжелый удар по бескомпромиссному клану Сечина", говорится в статье. В тексте публикации отмечается, что Медведев правит "Газпромом", а Сечин – "Роснефтью".

Автор перечисляет первые события "кремлевской войны": арест начальника департамента оперативного обеспечения Госнаркоконтроля Александра Бульбова и арест заместителя министра финансов Сергея Сторчака.

В статье упоминается книга Белковского о деньгах Путина, изданная в прошлом году. Автор книги обращает внимание на то, что сведения, опубликованные им, до сих пор никем не были опровергнуты. "Обратите внимание: Владимир Владимирович Путин никогда не предъявлял мне иск", – говорит С.Белковский.

По мнению Белковского, Запад неверно оценивает Путин как "неосоветского" лидера. Он считает российского президента "классическим" бизнесменом, полагающим, что деньги могут решить любую проблему. "Он полностью в этом уверен, – говорит Белковский. – Проблема, которую нельзя решить за миллиард долларов, может быть решена за 10 миллиардов долларов, а если не за 10 миллиардов долларов, то за 20 миллиардов, и так далее".

Завершается статья упоминанием о решении американского журнала Time объявить Путина "человеком года". В интервью Time один из "людей Путина", отвечая на реплику о том, что некоторые чиновники из окружения российского президента значительно разбогатели, сказал: "Выходит вам известно – кто и как. Напишите нам, в министерство иностранных дел, если вы до такой степени уверены. Надеюсь, вам известны имена, вам известны методы и инструменты. Я могу заверить вас и любого, кто услышал бы нас, следил за нами и читал нас, что реакция будет быстрой, незамедлительной и в рамках действующего законодательства".

News.ru_co_il

------------------------------------------------------

= немного теории =

Р. Вахитов

НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ

Н.В. УСТРЯЛОВА

Систематическое изложение

(окончание)

Национал-большевистское учение об экономике.

Наконец, еще одна часть учения национал-большевизма – экономическая концепция. Отличие национал-большевизма от вульгарного марксизма и от либерализма состоит и в том, что национал-большевизм рассматривает экономику как несамостоятельную, подчиненную сферу. Интересы государства и нации для Устрялова, безусловно, выше экономических интересов тех или иных классов или даже сугубо материального процветания всего общества. В принципе Устрялов является противником социализма в области экономики (но не в области политики, здесь, как помним, по Устрялову, социализм, впрочем, вопреки своему безгосударственному идеалу, воплотил передовую форму государственного устройства - цезаризм). Харбинский мыслитель именно в экономической теории сохранил более всего преемственности с правыми кадетами. Наиболее оптимальной формой хозяйствования он считает частную, не отрицая возможности сосуществования ее с другими, то есть выступая, говоря современным языком, за многоукладность экономики. Устрялов с удовлетворением отмечает, что за перерождением большевизма в области политической последовало его перерождение в области экономической. В 1918 году большевики отказались от утопических и экстремистских лозунгов немедленной мировой революции и одностороннего прекращения войны, стали оборонцами и государственниками, в 1921 году большевики отбросили модель «военного коммунизма» и признали право на жизнь за торговой стихией, до сих пор теплившейся под спудом. «…Знаменитый нэп есть предвестие хозяйственного оздоровления страны», - пишет Устрялов в статье «Потерянная и возвращенная Россия» и там же заканчивает парадоксальным выводом, что русская революция в итоге осуществила-таки … мечту Столыпина о «крепком хозяине» и более того, только революция и могла воплотить ее в жизнь, так как «исторический Столыпин, кровно связанный с поместным классом и старым абсолютизмом», сделать бы этого не смог никогда. Кстати, современным апологетам П.А. Столыпина не мешало бы прислушаться к этой парадоксальной, но глубокой мысли Устрялова: действительно, трагедия Столыпина не только в том, что он пытался провести буржуазную реформу среди крестьян, наделенных явно общинной ментальностью, но и в том, что само государство российское в силу огромного количества феодальных атавизмов, исподволь препятствовало экономическому обновлению.

Советские вожди – от Ленина до Бухарина, которые, как уже говорилось, внимательно следили за публицистикой Устрялова, за это обвинят его в мелкобуржуазности, но Устрялов … с восторгом примет это обвинение. Мелкий буржуа для Устрялова – это не карикатурный образ паразита из советской пропаганды, отнюдь, это - крепкий хозяин, который, по мнению мыслителя, идет на смену революционным фанатикам и чье историческое предназначение – хозяйственно оздоровить страну, порушенную интервенциями, гражданской войной и экстремальными экономическими экспериментами в духе «военного коммунизма». «Будущее - за экономически прогрессивными, хозяйственно-творческими элементами… - объявляет Устрялов в статье «Ответ налево (о лояльном сотрудничестве в новой России)», и довершает свою мысль – «… вырисовывается и «человеческий материал», составляющий фокус новой России. Это в первую голову крестьянин-производитель, «крепкий хозяйственный мужичок» …… это новое поколение хозяйственников, деловиков из рабочих, кооператоров…». Устрялов защищает даже кулака, но советского кулака, который является патриотом своей Советской Родины, лояльным советским гражданином, выполняющим все обязательства перед государством. При всей парадоксальности этой мысли Устрялова, она не лишена логики. Советская пропаганда эпохи коллективизации пыталась представить кулака или нэпмана как врага Советской власти, мечтающего о возвращении старых порядков, «внутрисоветского белогвардейца» (и этот же штамп повторяет нынешняя антисоветская, антикоммунистическая пропаганда, только меняя оценки на противоположные). Но на самом деле все было гораздо сложнее. Устрялов подчеркивает, что кулак, нэпман, кооператор – такие же порождения Революции, представители новой России, как рабочий или бедняк: «в большинстве, они вышли из революции …». Они даже более достойны звания советского и пореволюционного класса, чем верхушка большевиков – так называемая «ленинская гвардия», которая в большинстве своем состоит из «людей старой России», из интеллигенции императорского периода, живущей, как и вся русская интеллигенция, фантомами и романтизмом и не чувствующей поступи «живой жизни» (Ленин, по Устрялову, был среди них редким исключением). И в самом деле, с чего это кулаку и нэпману желать возвращения старых властей? Для того, что ли, чтоб вернувшиеся старорежимные помещики и прежняя буржуазия отобрали у них земли и магазины? Уже опыт Французской Революции показал, что самое яростное сопротивление Реставрации оказывают «новые богатые», класс, появившийся и разбогатевший в результате Революции (собственно, французская пореволюционная буржуазия, в конце концов, исподволь подорвала вернувшуюся на штыках интервентов королевскую власть и после двух революций во Францию снова вернулась республика). Устрялов особо подчеркивает выгоду сотрудничества «новых хозяйственников», да и широких слоев некоммунистической интеллигенции с коммунистами для правительства и их лояльность к Советской власти. Национал-большевизм Устрялов и воспринимает как «вторую советскую идеологию», предназначенную для широких беспартийных масс, не приемлющих коммунизма, но принимающих Революцию и ею порожденную Советскую власть, являющихся патриотами Советской Родины. Не обязательно при этом имеется в виду «новая буржуазия», сюда входят и служащие, и некоммунистическая интеллигенция. «Посильно отражать для себя настроения именно этих кругов мы сочли бы для себя почетной задачей... Но будучи искренне готовы … к самой тесной деловой работе с советской властью, мы позволим себе оставаться при собственном взгляде на … историческую роль великой русской революции, которую мы приемлем, но не совсем так, как это полагается по уважаемой «Азбуке коммунизма» - пишет Устрялов в статье «Сменовехизм». Легко догадаться, что под иным пониманием великой русской революции имеется в виду понимание ее как великой, национальной революции, выплеснувшей творческие силы русского народа и других народов России, обновившей Россию для новых, еще более великих чем прежде свершений, в том числе в области экономики и совсем не обязательно по «социалистическим», придуманным в партийных статьях тезисам.. «… новая Россия рождается не по канонам партийной ортодоксии, а по законам реальной, крестьянско-рабочей революции с советской властью и компартией во главе, но со своим собственным содержанием …А раз так … то в новой России есть место не одним только коммунистам … Не только врачи, инженеры и агрономы, но и спецы более щепетильных областей ныне уже могут прилагать к делу свои способности и знания – с уверенностью, что их труд не пропадет даром для Родины».

Но следует повторить еще раз: экономика для Устрялова - на втором месте. Если интересы государства, его усиление и рост требуют упразднения столь восхваляемой Устряловым частной собственности и тотального введения столь осуждаемой им же собственности общественной и государственной, что ж, он готов приветствовать и это. Потому в 30-х Устрялов – еще недавно страстный поклонник НЭПа, отрекся от прежних своих дифирамбов частному собственнику, горячо поддержал сталинскую политику коллективизации, коль скоро государство, находящееся во враждебном окружении, вынуждено столь крайними мерами спасти себя, а значит, и весь народ от иностранного порабощения (вспомним, знаменитую фразу Сталина: «если мы за 10-15 лет любой ценой не достигнем технического уровня Запада, нас сомнут»).

 

12Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: