 |
И тихой болью билось сердце.
|
|
|
|
В тот день шел дождь.
Автор: Sweet_Ma_Ry
Соавторы: Mary-YoSeoby
Фэндом: EXO - K/M
Персонажи: Крис\Тао
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Учебные заведения
Предупреждения: Смерть персонажа, OOC, Насилие, Изнасилование, Underage
Размер: Макси, 71 страница
Кол-во частей: 12
Статус: закончен
Описание:
Всё началось одним дождливым утром, когда он родился. Его судьба была предрешена еще тогда.... Но ведь никто ничего не может сказать наверняка?.. Есть ли у него время стать счастливым? Какую роль уготовила ему в этой жизни эта самая судьба?... Как знать...
*Внимание! Предупреждение о смерти не относится к гг.
Посвящение:
Уруруру:3 Автору заявочки ^^
Публикация на других ресурсах:
Только с моего разрешения.
Примечания автора:
Я думаю, что стоит отписаться... Не относитесь заранее предвзято к некоторым событиям и словам... Все расшифровывается постепенно и то, что казалось неправильным и немыслимым в начале, становиться совершенно очевидным под конец. Все персонажи раскрыты полностью...
Я знаю, что многое описано очень грубо и жестоко... Но ведь жизнь не сказка, а я описываю один из грязных и черных районов в их городе... Я думаю, некоторые поймут, что я имею ввиду, правда?
Про возраст и национальность персонажей:
Возраст Тао описывается в каждой главе, тут не нужны уточнения. Он китаец.
Чонин чуть старше Тао, на пару месяцев и он кореец.
Крис старше их обоих, но не сильно. Чуть меньше, чем на год. И он совершенно обычный Крис, китаец, переехавший в Канаду и почему-то живущий в Корее:D
А на счет "хен" и прочих слов, прошу прощения, но менять на китайские аналоги довольно проблематично. Так что пусть действие происходит в Корее в каком-нибудь китайском квартале.:D
|
|
|
Добро пожаловать....
Откуда-то возникнув ширмою китайской,
С кистями по краям и с золотой каймой,
Нежданная гроза прохладной ночью майской
Застигла в парке нас и погнала домой.
И темный шелк небес иголкой протыкая,
Вплетала молний нить в живое полотно.
И гром, перекатясь от края и до края,
Расправил бахрому, примятую шально...
(с) Маргарита Шульман
Говорят, когда над городом нависает ночь и темнота берет в свои руки все вокруг, наступает особое время. Волшебное... Но не в тот день.
В тот день небо было затянуто тяжелыми облаками, которые казались темными и неприветливыми во мраке ночи и создавали впечатление гнетущей пустоты. Мрачный пейзаж давил со всех сторон, поднимая необъяснимую тревогу. Город уже давно опустел, погрузившись в сон под тихое равномерное постукивание капель дождя по крышам, окнам, тротуарам... Он безмятежно оседал на землю, впитываясь, словно желая стереть с нее грязь, навсегда и бесповоротно очистить её, быть может, спасти.
Тихий район. Фонари уже давно не горели, как и свет в ближайших домах. Приятная, но такая пугающая тьма окутывала окрестности, заставляя обычные тени превращаться в нечто страшное. А тихое размеренное постукивание капель об асфальт делало район еще более таинственным, чем обычно.
В одном из домов ярко зажегся свет и резко распахнулась входная дверь. Высокий мужчина выскочил на улицу, держа на своих сильных руках хрупкую, совсем юную беременную женщину, и помчался вниз по дорожке к своей машине. У дверей автомобиля он остановился, аккуратно опустил её на землю, помогая стоять на ногах и открыл дверцу. Он помог женщине сесть на заднее сидение, и, плотно захлопнув дверцу, стремглав обежал машину и сел за руль...
Схватки начались на три дня раньше положенного срока. За сутки до этого ребенок вел себя особенно активно: брыкался и толкался в животе, как будто не мог найти для себя удобного положения. И вот, день спустя, теплой дождливой майской ночью, девушка почувствовала первые отголоски боли, которые волнами проходили во всем теле, с каждым разом становясь все ощутимее. Особо впечатлительный отец, что все время трясся над своей женой, как над маленькой хрупкой фарфоровой куклой, не на шутку пугался, стоило девушке только схватиться за живот или присесть от усталости на диван, идя от кухни до спальни. Он с волнением и радостью наблюдал за изменениями, происходящими с телом его любимой. Сама любимая, правда, от идеи стать мамой до последнего была не восторге, аргументируя это тем, что она еще молода, и со временем стала жаловаться на неуклюжесть, капризничать и говорить, что знать ничего не хочет и вообще передумала. Но от слов молодой девушки мужчина лишь улыбался, списывая все на переменчивое настроение при беременности. Однако, чем больше становился срок, тем чаще он боялся оставлять ее одну хотя бы на несколько минут. И вот, когда, проснувшись среди ночи она поднялась и сказала, что ей нехорошо и что кажется, что что-то изменилось, он не теряя ни секунды собрал вещи и направился в ближайшую больницу.
|
|
|
Он мчался вверх по дороге, все больше набирая скорость и испуганно вглядываясь в зеркало заднего вида. Девушка выглядела немного испуганной и встревоженной.
- Дорогой, я боюсь... – проговорила она, проводя пальцем по стеклу, повторяя движение одной из капелек.
- Всё будет хорошо, – произнес мужчина, стараясь ее успокоить, а сам еще сильнее надавил на газ. Ему казалось, что он вот-вот лопнет от волнения. Все девять месяцев он провел как на иголках, в ожидании этого самого дня, и, когда час настал, он уже готов был отсчитывать секунды до долгожданной встречи с малышом. Он настаивал на том, что пол ребенка знать заранее не хочет, а потому теперь нервничал еще больше. Конечно же, как и все мужчины, он мечтал о всевозможных радостях отцовства и обо всяких мальчишеских забавах с сыном. О мячиках и машинках. О конструкторах и игрушечных вертолетиках. Об играх в футбол на заднем дворе или на видео приставке. Но когда в его голову прокрадывалась мысль о том, что это может оказаться девочка, он расплывался в улыбке, представляя целый дом мягких игрушек, пищащих плюшевых кошек и пластиковых кукол. Забитые шкафы одежды и утреннее заплетание хвостиков и косичек. А еще он представлял себя самым сильным папой на свете в глазах своего маленького ребенка. Он был готов кричать от счастья в тот день, когда его, на тот момент еще, девушка, пришла к нему и сказала, что беременна. С того самого дня он уже не находил себе места, полностью поглощенный этой трепетной волнующей новостью. Он незамедлительно объявил о свадьбе, убеждая молодую невесту, что ей будет не о чем беспокоится. Всё шло хорошо.
|
|
|
И вот сейчас он сидел, плотно сжимая баранку руля, то и дело посматривая на зеркальце, и предвкушал сие радостное событие под аккомпанемент мелодии за окном. Машина ревела, вихляя на поворотах. Дождь заливал лобовое стекло, а слабые дворники, с трудом справляясь с потоком воды, жалобно скрипели.
Неровная дорога, вся в ухабах и кочках, то подбрасывала, то заставляла машину снова ударяться о землю. Девушка иногда тихо постанывала, когда схватки возвращались, немного усиливаясь с каждым разом.
- Потерпи, любимая, - шептал мужчина, с надеждой вглядываясь в темноту на дорогу, освещенную лишь его слабыми фарами. Он надеялся, что вот-вот из за поворота покажется здание местной больницы, и все наконец встанет на свои места... Но сможет ли он успокоиться? Сможет ли он, отдав свою любимую женщину в руки врача, специалиста, просто другого человека, быть спокоен, ожидая результата? Она, эта хрупкая юная леди, носит под сердцем его малыша, его маленькое дитя. Она - та, кто сейчас испуганно хлопает ресницами смотря на него и беспомощно стонет на заднем сидении, сможет ли он терпеливо спокойно ждать, когда всё это кончится? Вряд ли...
Дождь все усиливался, ехать вверх по размытой грязи дороги было очень непросто, и, с силой вдавливая в пол педаль газа, он старался вновь преодолеть очередной холм, когда здание больницы, наконец, показалось впереди.
Он поднажал и что было сил рванул вперед.
- Малышка, мы уже рядом, - шептал он, когда дорога, наконец, стала немного спокойнее и машина перестала подпрыгивать. - Всё будет хорошо. Потерпи ещё... - дождь будто с новой силой хлестал по стеклам, один из дворников просто сорвало со старой машины и унесло куда-то в темноту прочь. Но мужчина не остановился - он с еще большей силой надавил на газ. - Потерпи... Осталось совсем немного, - прошептал он, заворачивая на парковку и, припарковав машину в первой же свободной ячейке, выскочил на улицу.
|
|
|
Он с силой распахнул заднюю дверь, особо даже не беспокоясь за ее сохранность, и помог девушке выбраться. Он подхватил ее на руки и вбежал внутрь небольшой местной больницы, которая распахнула перед ним свои двери, протяжно проскрипев петлями.
Им выделили небольшую одноместную палату, по счастливой случайности оказавшуюся свободной. Доктор рассказал обо всем, что их ожидает впереди, и, насколько это было возможно, успокоил испуганную женщину.
А дальше всё отсчитывалось мгновениями: как он бежал изо всех сил по коридору, как звал врача, и как он, облаченный в белый халат, вместе с его женой скрылся за дверями родильного отделения. А нервное напряжение все нарастало... Из-за стальной двери доносились приглушенные крики. Мужчина шагал взад-вперед по коридору; его волнение брало над ним верх: он то подлетал к двери и прижимался к ней всем телом, словно пытаясь хотя бы таким способом приблизиться к своей возлюбленной, то резко останавливался и садился обратно на кушетку. Минуты тянулись словно часы, превращаясь в километры тяжелых мгновений ожидания и нервного напряжения.
Спустя несколько часов он заснул прямо там, в коридоре, на твердой больничной кушетке. Но когда он проснулся, красная лампочка над дверью все так же продолжала ярко гореть, уведомляя о том, что еще ничего не кончено.
Время, уже давно перешедшее на часы, почти остановилось, а сердце часто забилось, когда тихие шаги грохотом разнеслись по коридору, отдаваясь эхом в его ушах. Он так ждал этих шагов. Все это время он прислушивался, надеялся, что эти тихие звуки всё же раздадутся по ту стороны больших металлических дверок. Скрежет и шарканье по полу мягких ботинок оторвали его от размышлений и вернули в реальность.
- Господин Хуан? - произнес молодой врач, подходя ближе.
- Да... - ответил тот, резко приподнимаясь с маленького диванчика, и смотря доктору прямо в глаза. - Всё хорошо? Всё закончилось? Как моя жена? Как ребенок?
- Всё просто прекрасно, ваша жена молодец. Поздравляю, у вас мальчик, три пятьсот, - и, улыбнувшись, он похлопал мужчину по плечу.
- М-могу ли я войт-ти? – заикаясь, спросил тот.
- Можете, они вас ждут, - ответил врач, продолжая широко улыбаться. - Но долго я вам находится с ними не дам, роды были тяжелыми, им нужен отдых, - закончил он.
|
|
|
Плавно проскочив в дверь, мужчина подошел к кровати, на которой лежала его жена. Весь ее вид говорил о сильном истощении, но, тем не менее, на лице новоиспеченной мамы играла улыбка.
На руках она держала новорожденного мальчика. Малыш был здоровым и красивым. Пухленькие щечки, маленькие, словно игрушечные, ручки и удивительно умные и притягательные черные глаза.
- Такой красивый, - сказал мужчина, подходя к изможденной жене.
- Я знаю, дорогой. Тао будет самым сильным и добрым, - ответила она.
Мужчина, медленно наклонившись, нежно поцеловал любимую и взял на руки своего сына.
- Добро пожаловать в этот мир, Цзытао, – тихо сказав это, он поцеловал своего сына в лоб, не в силах сдержать слез радости. На искусанных губах молодой матери появилась улыбка. Взгляд усталых глаз остановился на личике ребенка, который закрыл свои глазки и мирно посапывал на руках отца. Он присел на маленький стульчик рядом с кроватью.
Пара выглядела безумно счастливой - у них родился долгожданный малыш.
- Тебе нужно отдыхать, - произнес мужчина, снова переводя свой взгляд на девушку.
- Да, ты прав... я очень устала.
Устало положив голову на подушку, она забылась крепким сном.
Мужчина с нежностью смотрел на любимую женщину. Стараясь не потревожить ее, он устроился удобнее и, прислонившись к стене, закрыл глаза. Блаженный покой спустился на его душу, и он уснул.
А по стеклу размеренно и спокойно стучали маленькие капельки.
В тот день шел дождь.
День, когда все началось.
Он видел то,что нам уразуметь
Да и понять, конечно, не возможно.
Он видел человеческую смерть,
Как та приходит к людям осторожно.
Мальчик быстро рос, развиваясь не по дням, а по часам. К году он уже неплохо держался на ногах, говорил некоторые слова и очень задорно смеялся. Родители души в нем не чаяли и восхищались каждым новым достижением их крохотного карапуза, который собирал своими колготками всю пыль по углам. Стирать приходилось ежедневно, но приятных радостей это не убавляло.
Он рос веселым и жизнерадостным, постоянно подбивая отца на всевозможные игры. Они могли играть целый день, не вылезая из сада или парка, если отцу не надо было на работу.
В тот день все было как обычно. Они, всей семьей, выбрались в парк субботним ясным днем.
"Это и есть счастье" - думал мужчина, кидая пёстрый мячик своему сыну. Трёхлетний мальчик в голубом джинсовом комбинезоне и смешной кепочке, широко раскидывая руки, ловил его и заливался звонким смехом. Мужчина весь светился от радости, глядя на довольную рожицу малыша, а недалеко на скамейке в тени отдыхала от городской суеты его жена, мать мальчика, охраняя горку из разноцветных камешков разнообразных форм - малыш насобирал их во время прогулки и доверил матери, как величайшие сокровища. Время от времени мама махала рукой своему маленькому играющему семейству и улыбалась. Мимо парка, в котором расположилась на отдых семья, проходила небольшая магистраль, отделённая от него невысоким металлическим забором, кустистой рассадой и узким тротуаром, по которому то и дело в разные стороны сновали прохожие. Эти совсем незнакомые люди, проходя мимо, умилялись, наблюдая за такой гармонией, и их собственное настроение поднималось благодаря искреннему смеху ребёнка.
- Кати его обратно, малыш! - подбадривал отец. Мальчик, жмурясь на солнце, положил мячик перед собой на ярко-зелёный газон. Наверное, он представил себя в роли великолепного футболиста, чьи матчи так любит смотреть его отец, потому что через несколько секунд он неуклюже отбежал чуть-чуть назад и с разбегу попытался ударить ногой по мячу, но... промахнулся, шлёпнувшись попой на траву.
- Тао, ты не ушибся? - взволнованный отец тут же оказался рядом. Мальчик со всей сосредоточенностью, которую только можно представить на лице ребенка, взглянул исподлобья на папу, но, увидев в ответ обеспокоенное лицо, только задорно захихикал и прямо на коленках попытался отползти в сторону за мячиком.
- Ах ты, маленький негодяй, - отец поймал Тао за уползающие ботинки и притянул обратно к себе. - Мама, значит, заботится, стирает ему одежду, а он тут бессовестно ползает по земле и собирает всю грязь себе на коленки! - наигранно возмутился он, хмуря брови. Малыш одним прыжком вскочил с земли и, с громкими визгами, чуть не лопаясь от смеха, стал вырываться из папиных рук, которые начали его щекотать в качестве наказания и ласково трепать по черноволосой макушке.
- Забирай мяч и догоняй, я пойду посмотрю, не скучает ли там мама, - крикнул отец вдогонку вырвавшемуся, наконец, Тао. Малыш вприпрыжку побежал за укатившейся игрушкой, а мужчина неторопливо направился в сторону скамеек.
- Вы у меня как две свинки, - всплеснула руками мать, увидев приближающегося мужа, стряхивающего с себя травинки и песок, - все время копошитесь в грязи и шумите!
Мужчина только ухмыльнулся, состроил невинную рожицу и поцеловал любимую.
- Чт... Что он делает?! - неожиданно воскликнула женщина, порывисто поднимаясь со скамейки и вглядываясь в то, что происходило у мужа за спиной. Тот обернулся, и улыбка мгновенно исчезла с его лица, как только он осознал, что происходит. Маленький Тао, решивший все-таки натренировать неудавшийся с первой попытки удар, пинком запустил мяч в сторону деревьев, но игрушка, отскочив от ствола декоративного растения, полетела к ограде. Покрутившись в воздухе, мяч приземлился за забором и, отскакивая от земли, преодолел пешеходную дорожку, выкатываясь прямо на проезжую часть. Мальчик, фыркнув, побежал за ним и уже миновал входную арку.
- Тао, стой! - закричал отец и со всех ног бросился за ребёнком, оставляя жену шокировано хлопать глазами, прижав руки к лицу. - СТОЙ!
Но Тао уже выскочил на середину автомобильной трассы и, радостно подпрыгнув, потянулся за мячом. Из-за поворота донёсся высокий и протяжный скрип тормозов несущегося грузовика. Мальчик обернулся и в изумлении уставился на огромный автомобиль, надвигающийся всё ближе и ближе, словно огромное, дышащее паром и дорожной пылью чудовище со светящимися глазами-фарами. Через мгновение отец оказался рядом с ним.
Последующие события пролетели для матери словно в чёрно-белом кино. Пелена серого дыма закрыла от её взора сцену происшествия. Но кадр за кадром она слышала звук глухого удара, визг колёс, и вот, грузовик уже вынесло на обочину дороги, прямо на одну из припаркованных там иномарок. Столкнувшись с ней, грузовик, наконец, остановился. В радиусе нескольких метров рассыпались, звеня словно звёзды, осколки выбитых стекол.
Наступила гробовая тишина. Всего на мгновение.
Мать Тао медленно, шаг за шагом, будто сомнамбула, приближалась к дороге. Шаг. Ещё шаг. И вот она уже рядом с покарёженным, мёртвым железным чудовищем. Там, за ним, должна быть её семья. Когда пыль осела, со всех сторон неудержимым потоком хлынули звуки. Люди кричали, кто-то вызывал скорую помощь, вдалеке завывала полицейская сирена, приближаясь всё ближе. Вопили сигнализации рядом стоящих машин, потревоженных этой суетой. Из кабины грузовика пытался выбраться раненный мужчина, к нему на помощь тут же подбежали несколько человек. В воздухе распространялся гадкий запах жжёной резины... Ужас, охвативший мать маленького Тао, слезами застилал ей глаза - посреди всего этого хаоса в неестественной, поломанной позе лежал её муж. Бардовое облако расползалось под ним с огромной скоростью. Дикий, безудержный крик боли, вырвавшийся из груди женщины, заглушил остальные звуки.
А вокруг шептались случайные свидетели этой трагедии. Они смотрели, как в придорожной пыли навзрыд плачет женщина, вцепившись бледными пальцами себе в волосы и не замечая больше ничего вокруг. Они, разумеется, сочувствовали ей, пожимали плечами и вздыхали, словно действительно понимали, что она сейчас чувствует.
И никто почему-то не обращал ни малейшего внимания на маленького ребёнка, сидящего на коленях в пяти метрах от тела отца. Ценой собственной жизни папа спас его, он ведь обещал своему малышу, что, пока он рядом, не даст его в обиду... и это обещание он выполнил. По щекам Тао струились слёзы, он был напуган до глубины души и не мог даже позвать маму.
Мальчик не понимал, почему папа не поднимается с твёрдого асфальта, он ведь обещал ещё кое-что - что никогда его не бросит.
В тот день мир Тао остановился одновременно с сердцем мужчины. Весь мир, любовь, ласка и забота, которые он дарил сыну, рухнули, осыпавшись осколками стекол того грузовика. Мальчик остался совершенно один, и с каждым днем это было все ощутимее.
Его детство осталось в прошлом, так и не успев толком начаться....
____
За помощь с главой отдельное спасибо моему соавтору *_*
Каково это - быть одному?
Каково это - жить в доме, где тебя не любят? Возвращаться туда, где тебя не ждут? Каково это - просыпаться каждое утро, зная, что ты никому в этом мире не нужен?
А каково это, когда тебе всего семь? Когда ты - маленький мальчик, у которого нет ни семьи, ни друзей, ни детства. Только маленький сломанный паровозик с одним уцелевшим колесом, старый потрепанный резиновый мячик и радио, случайно найденное в ящике стола бывшего отцовского кабинета. Каково это, когда твой единственный слушатель - маленькая пластиковая коробка? Он говорит с тобой только тогда, когда у тебя есть для него батарейки. Он поет тебе песни, рассказывает маленькие короткие истории чьих-то жизней... А ты... Все что ты можешь сделать - это слушать их и, быть может, повторять.
Каково это - стать самостоятельным в семь лет? Каково это - видеть свою мать и знать, что она не видит тебя? Быть тенью в собственном доме очень больно. А еще очень больно помнить. Больно иметь воспоминания и знать, что мать, красивая счастливая мать, стала бесцветной и безжизненной в один из солнечных дней. Не знать причину ее слез. Тебе всего семь, а у тебя ничего нет, только ты сам и твои болезненные воспоминания, в которых мать винит тебя в смерти твоего отца... И синяки на твоих руках и ссадины на коленках. Ты упал вчера, ты упал неделю назад, и, может быть, в прошлые годы ты тоже падал. Но тебя некому было поднять. Ты один. Каково это - быть одному?
С того самого дня, когда Тао потерял отца, прошло уже немало времени. Целых четыре года. Четыре мучительных года, когда дети уже во всю познают всё вокруг, а Тао... Тао познавал мрачные оттенки черного и серого цветов в своем доме, на улице, в жизни.
Всё началось с дня похорон. Когда он, маленький трехлетний мальчик оказался среди толпы незнакомых ему людей на похоронах своего отца. Тогда он еще плохо понимал, что происходит. Не мог объяснить происходящие, но знал, знал, что папа больше не придет... У него в детстве не было того, что бывает у многих детей потерявших родителей. Не было лжи, сказок про далекие путешествия и отца-летчика... У него не было этого, потому что он видел, как все произошло. Потому что его мать постоянно напоминала ему об этом. Каждое утро, каждый день, каждую ночь всё, что она говорила своему сыну, было: "Это ты виноват!" А дальше... Крики, слезы истерики.
Она сходила с ума, упрекая и виня во всем маленького мальчика с большими черными глазами, полными одиночества и непонимания... Он хотел играть... Хотел, как прежде, строить замки, хотел воображать, что он принц и захватывать невиданные края диванов и кресел... И воздвигать шалаши под лестницей, пряча там свои самые необычайные сокровища. Он хотел быть ребенком. А по вечерам... каждый день он с надеждой ждал, что папа придет читать ему сказки. Но папа не приходил... И все чаще ему снились сны. Красивые красочные сны. Сны, пропитанные любовью и нежностью. Сны, где отец улыбался ему, где обнимал и снова давал обещание никогда не оставлять его одного.
А утром все рассеивалось пылью, столкнувшись с реальным миром.
И сколько бы Тао ни пытался, он не мог понять, почему его мать стала такой. А однажды он просто проснулся и понял, что стал ей совсем чужим. В одночасье его добрая, ласковая, нежная мама превратилась в злую мачеху. Тао для неё стал не то что бы обузой, скорее, просто пустым местом. Почему так вышло, мальчик не понимал, да и не хотел в этом разбираться - и так слишком много несчастий свалилось на его голову с гибелью отца. Он лишь догадывался, что всему виной тот человек, что появился в их с матерью жизни почти сразу после похорон. Мать начала общаться с неизвестным мужчиной. Тогда он просто подошел - другой, гораздо выше, чем отец, серьезный, с каким-то пугающим холодом в глазах. Он что-то говорил ей тяжелым грубым голосом, но вместо того, чтобы пугаться и уходить... Его мать, его отчаянно сходившая последнее время с ума мать, впервые легко улыбнулась.
Тогда Тао еще не мог предположить, что это будет самая страшная в его жизни улыбка, тогда ему показалось, что всё станет хорошо. Но позже незнакомец стал иногда появляться у них дома, и тогда Тао надолго закрывали в его комнате, не позволяя даже выйти в туалет. Часами мальчик сидел в углу кровати, прижав к груди колени и сжимая тонкими пальцами потрёпанную фотографию отца - единственную светлую вещь, оставшуюся у него. Когда дверь открывалась, мужчина уходил, одаривая Тао презрительным взглядом. Зато настроение матери после таких визитов здорово поднималось. Эмоциональные скачки были очень заметны. Если мужчины долго не было, то мать пребывала чуть ли не в меланхолии. Его визиты наполняли её безумной энергией и беспричинным весельем - она могла засмеяться на весь дом безо всякой причины, чем временами безумно пугала Тао. В таком состоянии она элементарно не замечала мальчика. Однако, через некоторое время она резко становилась угрюмой, жестокой, и мальчик представлялся ей кем-то вроде бесполезного слуги или ненужной, мешающей мебели.
Так и прошли долгие четыре года его жизни, а на своё семилетие в подарок Тао получил... отчима. Мать вышла замуж за того самого "частого гостя в их доме". Поженились, как будто молодая влюбленная пара. И маленький мальчик, до сих пор помнящий доброе ясное счастливое лицо отца, не мог понять, почему его забыла мать. И он стал злиться, стал злиться на мужчину, за то, что тот занял место, предназначенное не ему. Стал ревновать свою маму. Он впервые в жизни кричал, громко топая ногами, плакал, утверждая, что папа будет не рад... И его впервые ударили. Но боль была не физическая. Боль зародилась в глубине души и росла с каждым днем, увеличиваясь с равнодушием в глазах матери и едким взглядом отчима.
А папа, папа...
Папа продолжал не приходить домой...
А дабы мальчик меньше путался под ногами, отчим, хоть и с опозданием на один год, определил его в местную частную школу. Просто заплатил денег, продав мальчика буквально в руки учителей.
В школе сразу заметили нелюдимость и даже некоторую дикость ребёнка. Он не общался с одноклассниками, у него не было ни одного друга. На занятиях он присутствовал только номинально. Мыслями он всегда был где-то далеко. Однако, учителям не в чем было его упрекнуть - Тао идеально выполнял все задания и был "тихим и примерным ребёнком". После уроков он до самого закрытия пропадал в библиотеке, теряясь в мире выдуманных героев. Он жил чужими жизнями, не имея своей собственной. Он восхищался выдуманными персонажами, представляя их своими друзьями, и это был его единственный способ спастись от гнетущего чувства одиночества.
Несмотря на материальное благосостояние семьи, Тао редко менял одежду, ходил всегда в одном и том же, пока вещь до конца не изнашивалась. Это вызывало насмешки и издевательства со стороны сверстников. Впрочем, в остальное время мальчика предпочитали просто не замечать.
Однажды, один из особо задиристых одноклассников заметил, что Тао на занятиях слушает музыку - в ушах у него были наушники. На перемене его компания окружила Тао и загнала в угол, а кто-то выдернул у него наушники, и на пол из кармана выпал плеер. Мучители надеялись увидеть новенькую, сверкающую вещь... но вместо этого перед ними лежало маленькое старомодное радио с поцарапанным корпусом и перемотанное клейкой лентой, чтобы батарейки не выпадали.
- Какая современная у тебя игрушка! - воскликнул самый высокий, и судя по его надменному лицу, и самый главный из ребят. - Что же ты такой раритет в школу-то носишь? Не боишься, что сломают? - он звонко засмеялся и, подняв радио с пола, стал крутить его в руках. - Скотч дорогой наверное, не разорился? - он провел пальцем по синей изоленте и поднял взгляд на Тао. - Что молчишь?
- Чонин, пойдем, скоро будет звонок и учитель придет, - дернул его за руку другой парень. - Идем.
Чонин снова усмехнулся и, бросив аппарат обратно в руки Тао, так и не смеющему ничего сказать, беззвучно ушел окруженный своей свитой.
А Тао так и остался сидеть в тёмном углу с громко стучащим сердцем, прижимая к груди отцовское радио.
И тихой болью билось сердце.
Обида, досада и горечь – знакомый сердцу коктейль.
По каплям выпита гордость,
По каплям выпита боль.
Слёзы и страх подавили желание верить и ждать,
Напрасно уж крыл трепетанье,
Когда уж душа не взлетит.
(с) Евгения Бейлис
Со временем школа для Тао стала таким же ненавистным местом, как и собственный дом. Отчим избивал его, стоило мальчику ослушаться или просто попасться под руку, а в школе... Другие ребята смеялись над ним, игнорировали, когда ему нужны были помощь или поддержка. Тао до сих пор не мог понять, за что, но все вокруг, казалось, просто терпеть его не могли...
В тот "памятный" вечер в их доме были гости - отчим пригласил своих приятелей, столь же шумных и пугающих, как и он сам. Они все собрались в гостиной, громко смеясь и на весь дом в пошлых выражениях обсуждая свои мерзкие интересы и фантазии. Запах сигарет и алкоголя пробирался даже сквозь тонкие щели между дверями, впитывался в мебель и шторы - казалось, сами стены источают этот "аромат". Мальчик сидел в своей комнате, как обычно заткнув уши наушниками, и делал домашнее задание. Но даже музыка не могла заглушить доносящиеся снаружи возгласы и воодушевленные выкрики нетрезвых гостей.
Потянувшись за карандашом, Тао случайно задел локтем приемник, и тот с негромким треском упал на пол и ударился о паркет. Вылетевшие наушники тут же дали свободу мелодии, что уже через миг разлилась по комнате из маленьких колонок, плавно заполняя все вокруг. Тао вздрогнул и тут же потянулся к радио, пытаясь выключить. Пальцы от неожиданности дрожали и отказывались попадать по нужным кнопкам.
На лестнице за дверью послышались тяжелые шаги. Внезапно дверь распахнулась, с треском ударившись о стену, и перед мальчиком предстал отчим. Его глаза были полны нескрываемого отвращения, зрачки были расширенны и искрились яростью, губы исказила неприятная ухмылка, а пальцы рук то сжимались в кулаки, то разжимались... А мальчику наконец удалось усмирить непослушные руки, и музыка стихла...
- Как же ты надоел мне, бесполезный мальчишка, – сказал мужчина, испепеляя мальчика едким взглядом. Он подошел к нему и, резко схватив, притянул к себе, поднимая из-за стола. – Почему ты не слушаешься меня? – он ухмыльнулся и притянул парня к себе так близко, что их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, так, что Тао чувствовал удушающий запах перегара и дешевых сигарет, исходивший от мужчины. Он стал отчаянно вырываться из рук отчима, стараясь освободиться или оттолкнуть нелюбимого родственничка.
- Не нравится, значит... - от тихого голоса и недобро сузившихся глаз по спине Тао побежали мурашки.
Отчим резко отстранился, и на секунду в комнате повисла тишина. В этот момент мальчик ощутил резкий, колющий удар по щеке. Не успел он оправиться от пощечины, как был пинком отправлен на пол. Удары стали повторяться, переходя в очередное избиение. Тао обхватил руками голову и сжался, пытаясь хоть как-то защититься от ударов. После очередного толчка в живот у него на мгновение перехватило дыхание, а мужчина, схватив его за грудки, поднял с пола и снова ударил по лицу. Тао упал на пол, сев на колени, и беспомощно замер.
Но мужчина явно не собирался останавливаться на этом - он, снова схватив мальчика за ворот рубашки, с силой бросил его на кровать. Железные пружины жалобно заскрипели.
- Раздевайся, - бросил он, развязывая свой галстук. А мальчик, боясь поднять на мужчину взгляд, послушно расстегнул пуговицы на рубашке.
- Садись. Ну что, перейдем к самому интересному? - усмехнулся он, а затем, не церемонясь, сорвал с Тао брюки и провел руками по бедрам, расцарапывая бледную кожу, которая уже покрылась темными пятнами от грубых прикосновений.
- Не надо... - тихо прошептал Тао, понимая, что просить бесполезно.
- Не говори ничего, не проси, я все равно сделаю то, что хочу, - усмехнулся мужчина. - Впрочем, нет. Ты будешь умолять меня прекратить. Я заставлю тебя... И не откажусь от удовольствия причинить тебе боль.
С этими словами он перевернул мальчишку на живот и одним движением сдернул с него брюки. Тут же, слегка раздвинув ягодицы, ввел в него один палец. К первому немедленно присоединился второй. Тао тихо заскулил от боли, но даже не попробовал вырваться, понимая, что это бессмысленно. Пальцы внутри приносили боль, но пока что не особо сильную. Когда отчим вынул пальцы, дышать Тао стало намного легче. Он немного отдышался, пытаясь сориентироваться.
- Ты же не думаешь, что это все? - прошептал отчим, наклонившись к уху Тао, обдав кожу горячим дыханием. - Нет, далеко не все...
Он скинул с себя остатки одежды, а затем широко развел ноги мальчишки и, вцепившись руками в его хрупкие плечи, грубо и резко вошел в совсем юное и хрупкое тело.
Тао выгнул спину и громко закричал. Боль была невыносимой, казалось, что тело вот-вот разорвется на части. Отчим вышел почти полностью и повторил свое движение, словно вонзаясь в него обратно на всю длину. Его огромный член прошел еще глубже, болезненно надавливая на простату. Боль. Нестерпимая, мучительная, дикая боль. В глазах Тао потемнело, из них закапали прозрачные крупные слезы. Изо рта продолжали вырываться крики. Пальцы ног впились в матрас, ладони сжались в кулаки, комкая сбитую простынь.
- Пожалуйста... Прошу... Умоляю, хватит... - срывались с побелевших губ мальчика мольбы о помощи и прощении. Он стонал от боли, пытаясь вырваться из хватки. Слезы катились безумным потоком не задерживаясь на щеках, скользя по шее и обжигая до безумия раздраженную прикосновениями кожу.
- Мама, мамочка! - громко закричал мальчик, до боли сжимая пальцы.
- Заткни его уже, наконец, чем-нибудь, он мешает мне разговаривать с гостями! - донесся из гостиной раздраженный голос матери.
Сердце мальчика сжалось от боли и словно навсегда перестало биться... В эту секунду любой, наверное, смог бы услышать, как оно разбилось о призрачную стену отчаяния... Любой - кто бы захотел прислушаться к прерывистому крику четырнадцатилетнего ребенка. Но боль продолжала эхом отдавать по нервам, и не было никого, кого бы это волновало.
Мужчина лишь садистски ухмыльнулся и продолжил грубо насиловать свою жертву, почти раздирая ногтями юную, нежную кожу на спине, оставляя обильно кровоточащие царапины, нет, скорее даже раны. Его кровь действовала словно самый крышесносящий наркотик для отчима. А его крики – как чудесная музыка. И Тао кричал, снова и снова пытаясь вырваться. Но что он, беспомощный четырнадцатилетний мальчик, мог сделать против взрослого сильного мужчины? Что он мог сделать, если даже его собственная мать не реагировала на призывы о помощи? Он ничего не мог, но снова и снова пытался, куcаясь и царапаясь, вырваться.
Размазывая по его телу красные капли, отчим снова притянул его к себе, насаживая ещё сильнее. Он словно еще больше возбуждался, глядя на мучения мальчика.
Ощутив, как напрягся отчим, Тао понял, что сейчас произойдет. Тот со стоном кончил в измученное, окровавленное, дрожащее тело. Мужчина отодвинулся, слез с кровати, оделся и направился к двери. На пороге он обернулся:
- Ты умеешь доставить удовольствие, Дзи. Пожалуй, я еще как-нибудь поразвлекаюсь с тобой...
А мальчик так и остался лежать на окровавленных простынях, не в силах не то, что подняться, а даже не способный вытереть слезы. Он просто лежал и смотрел на белый, потрескавшийся от времени, потолок и вспоминал, как когда-то в этой комнате папа читал ему детские книжки, увлекая за собой в мир прекрасных и чистых грез... А в тот день, когда по стеклу барабанили крупные капли дождя, грезы навсегда закончились. Теперь ничего не осталось, душа изранена, гордость растоптана, тело не слушается, а в сердце зияющая пустота... Маленький мальчик, который любил дельфинов и сладкую вату, умер, оставляя вместо себя хмурого, серого, хрупкого парнишку.
Когда Тао, собрав свои последние силы, наконец, приподнялся с кровати, первое что он увидел - ухмыляющееся лицо Чонина, который смотрел на него, прислонившись к косяку двери и небрежно скрестив ноги.
- Так вот, значит, ты какой, Хуан Цзи Тао... это становится интересным, - он растянул губы в полуулыбке и провел по ним кончиком языка.
Тао вздрогнул, а по его спине пробежала волна мурашек, покрывая все тело. Ему впервые стало действительно страшно, ведь Чонин не отличался особым милосердием к нему с тех самых пор, как они встретились впервые. А теперь, когда он знал нечто столь откровенное, то, что не должен был знать никто - Тао действительно не имел ни малейшего представления, как теперь быть. Он был унижен, растоптан. Он был напуган. Ему было невынос
|
|
|
