Терапевтические условия роста

Эта описанная выше устремленная вперед актуализирующая тенденция является центральным принципом;, подхода к игровой терапии, центрированного на ребенке, и в сжатом виде описана Роджерсом (Rogers, 1980), говорившим, что «индивиды имеют огромные внутренние ресурсы для самопонимания и для изменения собственной Я-концепции, базовых установок и самонаправляемого поведения; эти источники могут быть включены, если удается создать климат облегчающих психологических установок» (стр. 115). Установки игрового терапевта, которые образуют базис терапевтических отношений и облегчают реализацию внутренних источников роста ребенка – это естественность, теплота без оттенка собственничества (теплая забота и принятие) и эмпатия (сензитивное понимание) (Роджерс, 1986).

Естественность. Система отношений в игровой терапии, центрированной на ребенке, не есть опыт, в котором терапевт принимает на себя определенную роль или пытается действовать по некой заранее предписанной схеме. Это не было бы естественным или искренним. Установка – это способ прожития жизни, а не прием, который следует применять, когда это покажется необходимым. Естественность – это базовая и фундаментальная установка, являющаяся для терапевта скорее способом бытия, чем способом действия. Естественность – не есть нечто, что «примеряется», но нечто, что «проживается» в момент установления отношений. До какой степени – это, возможно, зависит от того, насколько терапевт осведомлен о собственных чувствах и установках. Подлинность или естественность означает, что у терапевта хорошо развито самопонимание и самопринятие, и что он хорошо сочетает то, что он чувствует, и то, что он выражает в отношениях. Это понятие не означает, что игровой терапевт должен полностью самоактуализироваться, но, скорее, здесь подчеркивается важность и необходимость быть конгруэнтным в отношениях с детьми.

Естественность и подлинность, обсуждаемые здесь, не означают необходимости немедленно выражать любое возникшее чувство или промелькнувшую мысль. Поступать так было бы безответственно, это указывало бы на недостаток интуиции со стороны терапевта. Таким образом, у игрового терапевта должно быть хорошо развито самопонимание и способность разобраться в собственных неприязненных чувствах, испытываемых в отношении поведения ребенка в игровой комнате, которые являются функцией личностных установок и ценностей, и эти чувства должны быть направлены скорее на себя, чем на ребенка. Эта область самопонимания особенно важна для начинающего игрового терапевта, чьи переживания и/или система ценностей могут приводить к тому, что они испытывают отчуждение или неприязнь по отношению к ребенку, который мусорит, пытается манипулировать терапевтом или оскорблять его. Игровой терапевт, которому недостает понимания собственной мотивации в таких ситуациях, может неподобающим образом проявить отрицательное отношение к ребенку. В этом случае естественность означает осознание собственных чувств и реакций, их принятие; при этом терапевт должен отдавать себе отчет о руководящих им мотивах и стремиться к тому, чтобы быть самим собой и при необходимости уметь выразить эти чувства и реакции. Тогда терапевт становится естественным и искренним, и ребенок видит в нем, прежде всего личность и только потом – специалиста. Дети очень чувствительны к тому, как ведет себя терапевт, и немедленно замечают любой фальшивый штрих или исполнение профессиональной роли. Опыт существования рядом со взрослым, который в каждый момент пребывания с ребенком живет естественной жизнью, является для подрастающего человека весьма благотворным. Такой опыт обобщил в своем высказывании один маленький клиент, сказавший: «Ты не похож на доктора. Ты похож на «правдашного человека».

Теплая забота и принятие. При обсуждении этого параметра в первую очередь следует подчеркнуть необходимость самовосприятия игрового терапевта. Время, проведенное с ребенком, не есть объективное отношение, в котором существует некое механическое принятие ребенка, но, скорее, происходит расширение собственного Я как приемлемого для себя самого и построение отношение и на этой основе. Дети в отношениях со взрослым принимают его безусловно. Мой опыт общения с детьми научил меня, что они, принимают и любят меня за мои человеческие качества, за мой способ существования. Они не пытаются анализировать или диагностировать меня. Они принимают меня, мои сильные и слабые стороны. И то, что они принимали меня, позволило мне с большей терпимостью относиться к самому себе. Как может игровой терапевт испытывать искренние теплые Чувства к ребенку, если он не испытывает такого чувства по отношению к себе самому? Как может он принимать ребенка, если он не принимает собственную личность? Как он может уважать вас, если он не уважает себя? Принятие, как и естественность, есть установка, способ бытия, развитие личности терапевта и все, чем терапевт в данный момент является.

Такое принятие и теплое отношение характеризуется уважением к ребенку как личности, заслуживающей внимания. Терапевт испытывает по отношению к ребёнку чувства теплоты и заботы, являющиеся безусловными. Такое небезразличие к ребенку действительно переживается терапевтом, а не является некоторой абстрактной установкой на уважение и принятие ценностной достоинств другого человека, подхваченной из литературы или учебного курса по психологии. Терапевту действительно не безразличен ребенок, и он действительно его высоко ценит – то есть реально имеет место отсутствие суждений и оценок. Реальный интерес к ребенку основывается на взаимодействии внутри системы отношений, на познании личности ребенка и, тем самым, очевидно, не возникает автоматически на самых глубинных уровнях с, первой минуты встречи с рёбенком. Кроме того, Роджерс указывал (Rogers, 1977) на малую вероятность того, что такой безусловный интерес к ребёнку существует у терапевта, в любой момент времени. Безусловный интерес и принятие не являются характеристикой, существующей по типу «все или ничего», лучше рассматривать его, как меру, возникающую в отношении к ребенку из глубокого, постоянного чувства терапевта к ребенку, веры в него и его безусловной ценности. Постоянно присутствует не только установка на желательность, но и реальное переживание принятия ребенка таким, какой он есть в системе отношений, развивающихся в игровой комнате. Трудного, замкнутого, сердитого и непокорного ребенка ценят и уважают точно так же, как счастливого, любящего и, общительного.

Теплая забота и принятие обеспечивают ребенку, свободу и позволение быть собою до конца в системе совместного бытия и в пределах игровой комнаты. У терапевта не возникает желания, чтобы ребенок стал в чем-то другим. B его отношении, к ребенку все время транслируется послание: «Я принимаю тебя таким, какой ты есть», – а не: «Я приму тебя, если...» Принятие вовсе не подразумевает одобрения любого поведения ребенка. Как будет, указано в главе о терапевтических ограничениях, в игровой комнате многие виды поведения считаются недопустимыми. Тем не менее, центральная идея здесь состоит в том, что принятие ребенка или признание уникальности его личности ни в коей мере не зависит от его поведения. Такое безоценочное принятие является необходимым условием установления климата, в котором ребенок чувствует себя в достаточной, безопасности, чтобы выражать и тем самым приоткрывать свои самые глубокие мысли и чувства.

Многие дети испытывают сильное желание угодить взрослым; поэтому они очень чувствительны даже к самым слабым признакам пренебрежения, проскальзывающим у терапевта. Дети очень хорошо знают и чувствуют то, что испытывает терапевт. Поэтому еще раз подчеркнем, как важно, чтобы терапевт разбирался в собственных чувствах и понимал их. Дети эгоцентричны и легко интериоризируют такие чувства терапевта, как скука, нетерпение, скрытое осуждение или другие негативные, проявления терапевта, – например, неприязнь к ребенку. Поскольку у детей в процессе развития развилась зависимость от «чтения подтекста» невербальной коммуникации у взрослых, они становятся восприимчивыми к тому, что чувствует терапевт.

Если терапевт испытывает некоторую, внутреннюю напряженность оттого, что ребенок зажал в кулачке пластилин и все время сует его в чашечку с коричневой темперой, напряженность передается ребенку, и это мешает дальнейшему общению и исследованию. Нетерпение, возникающее в ситуации, когда гребенок молча стоит посреди комнаты и медлит, не приступая к игре, может проскользнуть в слегка изменившемся тоне, например: «Тебе не хочется поиграть здесь с какой-нибудь игрушкой?», или в предложении: «Бет, может быть, тебе хочется поиграть с какой-нибудь куклой?» Содержание, которое Бет слышит в этой реплике, состоит в том, что она неприятна терапевту. Реакция терапевта на то, что десятилетний мальчик наполняет водой бутылочку с соской долго сосет ее, может быть следующей: «Ну и что дальше? Он слишком большой, чтобы этим заниматься! Может быть, это регресс, и мне следует что-то сделать, чтобы это прекратить?» Такая критическая реакция может проявиться в приподнятых бровях, прищуренных глазах, сжатых зубах, и ребенок очень быстро начинает воспринимать это как неодобрение. Его реакцией в этом случае, скорее всего, будет чувство вины за то, что он играет, «как маленький». Если терапевт с готовностью реагирует на один вид игры и неохотно – на другой, ребенок отмечает это как неодобрение того вида игры, который не вызывает поощрения терапевта.

Таковы незаметные, но значительные силы в системе отношений игровой терапии, и они оказывают большое влияние на то, насколько ребенок ощущает принятие со стороны терапевта. Теплая забота и принятие являются установкой на восприятие мира переживаний ребенка и служат тому, чтобы помочь ребенку понять, что терапевту можно доверять.

Сензитивное понимание. Типичный подход во взаимодействии взрослого характеризуется установкой на оценку ребенка на основании того, что о нем известно. Взрослые редко стремятся понять внутренние рамки референтности ребенка, его субъективный мир. Дети не чувствуют себя достаточно свободными для того, чтобы исследовать, проверять ограничения, делиться страшными переживаниями или изменяться, до тех пор, пока они не испытают отношений, в которых мир их субъективного опыта будет принят и понят. Сензитивное понимание мира ребенка возможно настолько, насколько терапевт может отодвинуть в сторону собственные переживания и ожидания и сосредоточиться на личности ребенка, его деятельности, его опыте, его чувствах и мыслях. Согласно Роджерсу (Rogers, 1961), такой вид эмпатии означает способность увидеть мир другого человека, принимая его внутренние рамки референтности: «Почувствовать личный мир, клиента, как будто это твой собственный мир, но не утрачивая этого «как будто» – вот это эмпатия, и это представляется сущностью терапии» (стр. 284).

Умение взглянуть на ребенка с его собственной точки зрения, понять и почувствовать его может быть самым трудным и вместе с тем самым критическим фактором терапевтических отношений, поскольку когда дети чувствуют, что терапевт понимает их, это побуждает их и дальше поделиться с ним своими переживаниями. Такое понимание обладает для ребенка какой-то магнетической силой. Чувствуя, что его понимают, он ощущает себя в безопасности и отваживается на следующий шаг в отношениях – и тогда меняется его отношение к миру. Это процесс продвижения вперед, когда знакомые объекты обретают новый смысл, графически описан в восхитительной истории о Маленьком Принце (De Saint Exupery, 1943). Лис в этой истории стремится убедить Маленького Принца приручить его (иными словами, — установить с ним, систему отношений). Он говорит Маленькому Принцу, что жизнь его скучна и однообразна, что он охотится за цыплятами, а люди охотятся за ним. В ожиданиях и в ежедневной рутине нет никаких перемен. Он рассказывает, что все цыплята выглядят одинаково и так же одинаково выглядят люди. Потом Лис говорит: «Но если ты меня приручишь, моя жизнь точно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом – смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру...» (СНОСКА: Перевод Н. Галь.)(стр. 83).

Поразительна схожесть этого описания и влияния, которое оказывают отношения понимания и принятия, возникающие в игровой терапии, на изменение восприятия.

Эмпатия в отношениях с детьми часть рассматривается как пассивный процесс: терапевт сидит на стульчике в игровой комнате и позволяет ребенку делать все, что тому ни придет в голову, мало на что реагируя или вообще не реагируя ни на что. Ничто не может быть дальше от правды. Точный смысл сензитивного понимания означает, что терапевт должен установить высокий уровень эмоционального взаимодействия с ребенком. У терапевта существует чувство, личностной идентификации («как будто») с, ребенком, а не просто отражение его, чувств по принципу «здесь и сейчас», в то время, как ребенок играет. Этот процесс, абсолютного присутствия рядом с ребенком, сензитивного и точного его понимания требует посвятить себя отношениям с ребенком. Полное посвящение себя отношениям с ребенком приводит к одному из наиболее активных переживаний, в которые может быть вовлечен терапевт, требует больших усилий души и разума. Это не есть некоторая объективно наблюдаемая деятельность, в которую легко включиться. Требуется умственное и эмоциональное усилие, чтобы точно почувствовать внутренний мир ребенка и войти в него с пониманием. Дети «знают», когда их «касаются» – так.

Сензитивное понимание означает что игровой терапевт находится в полном эмоциональном контакте, c миром чувственного опыта, составляющим, реальность ребенка. Не задается никаких вопросов относительно вербального, или действенного описания чувств или переживаний, связанных с этим внутренним миром опыта. Терапевт изо всех сил пытается полностью настроиться на все, что ребенок, испытывает или выражает в данный момент. Терапевт не стремится мысленно предвосхитить переживание ребенка или как-то проанализировать содержание его деятельности, чтобы извлечь из нее смысл. Установка терапевта состоит в том, чтобы как можно глубже прочувствовать переживание ребенка в данной, момент и как можно полнее принять возникающий в нем самом эмпатический отклик. Таким образом, отношения с ребенком – это непрерывное подтверждение его уникальности и эмпатическое. проживание минута за минутой внутреннего мира с той скоростью, которую задает он сам.

Терапевт не пытается избавить ребенка от болезненных переживаний: ненужными заверениями, уговаривая, например испуганного ребенка, что «все будет хорошо», или пытаясь успокоить ребенка фразой типа: « Но на самом деле мама любит тебя». Поступить так – означало бы отвергнуть те чувства, которые ребенок в данный момент испытывает. Такого рода реакции несут для ребенка ясное указание на то, что испытывать боль не разрешается. Любое чувство, которое испытывает ребенок, терапевт признает законным. Если Бобби опечален тем, что потерял любимый карандаш, терапевт тоже испытывает эту печаль, возможно, не в такой степени, но, тем не менее, это чувство возникает (с пометкой «как будто»). Даже если терапевта, никогда не обижал алкоголик-отец, ужас и злость, которые ощущает Кэвин, терапевт в состоянии пережить «как будто». Терапевт должен остерегаться того, чтобы в процесс сопереживания не вторгся его собственный жизненный опыт, «окрашивая» чувства и переживания ребенка. Опыт такого рода, когда терапевт отдает ему часть своего Я – это освобождающее вознаграждающее и исцеляющее переживание для ребенка. Едва ли существует еще одно такое же место в его жизни, где – идентификация с его эмоциями была бы столь полной и где ценность его была бы столь безоговорочно принята.