Понятие «номинация» в лингвистике и его использование в литературоведении. Номинации персонажа.

Важнейшая функция языка - наименование, обозначение предметов и явлений действительности. Лексикон того или иного естественного языка (русского, французского и т.д.) составляют прежде всего названия вещей, -в широком значении слова «вещь», восходящем к латинской оппозиции res / verba. Для обозначения этой функции в лингвистике используются разные термины: номинативная (А.А. Реформатский); репрезентативная (К. Бюлер) референтивная (денотативная, или когнитивная) (Р.Якобсон).

Номинативная функция языка (мы будем употреблять первый термин) не является единственной и изучается в лингвистике в сопоставлении с другими его функциями, в частности с экспрессивной, т.е. выражением «эмоционального состояния говорящего, воли, желания, направленных как призыв к слушающему» (Л.Л. Реформатский). Так, междометия (аи! ой!) обычно выполняют только экспрессивную функцию, в отличие от знаме-нательных частей речи. Выделяют и другие функции языка. Для нашей темы в особенности важно разграничение собственно номинативной (назывной) функции и семасиологической, т.е. функции выражения понятий. Согласно А.А. Реформатскому, «слова могут называть вещи и явления действительности; это номинативная функция, функция называния; есть слова, которые в чистом виде выполняют эту функцию, - это собственные имена; обычные же, нарицательные, совмещают ее с функцией семасиологической, так как они выражают понятия»[11,94].

Слова номинативный, номинация — однокоренные. Термин «номинация» (от лат nominatio - наименование) имеет очень широкое значение. Приведем одно из определений номинации: «образование языковых единиц, характеризующихся номинативной функцией, т.е. служащих для называния и вычленения фрагментов неязыковой действительности и формирования соответствующих понятий о них в форме значений языковых единиц - слов, сочетаний слов, фразеологизмов и предложений. Этим термином определяют и результат процесса номинации - значимую языковую единицу»[16,174] Как видим, с номинацией связывается обозначение и вещей, и понятий о них.

Номинациям и принципам их классификации посвящено много исследований[10,59]. Выделим лишь те положения теории номинации (точнее,

теорий, поскольку авторы и концептуально, и терминологически во многом расходятся друг с другом), которые особенно важны для литературоведения.

1. Номинации - это слова, относящиеся к самостоятельным (знаменательным) частям речи, а также словосочетания, фразеологизмы, предложения (отнесение к номинациям не только предложений, но и «текстов», как у Г.В. Колшанского[8,49], по-видимому, размывает границы понятия). Б. Рассел различает терминологически две лексические единицы, выполняющие номинативную функцию: слова {имена) и словосочетания {дескрипции). Значения дескрипций складываются из значений компонентов, причем основной смысл часто заключается в определении, а не определяемом слове

 Однако это не общепринятые термины (так, для Н.Д. Арутюновой номинации и дескрипции — синонимы)[]. Посредством номинаций обозначаются предметы, признаки, процессы - словом, любые элементы действительности.

Если личные и указательные местоимения, выполняют только депк-тическую, т.е. «указательную», функцию, они не являются номинациями; как подчеркивает внутренняя форма слова, местоимения употребляются «вместо имени».

За исключением собственных имен, названные номинации не только обозначают вещи, но и выражают понятия; в терминах семиотики, референтом может быть и денотат, и / или сигнификат. Контрастным фоном для номинаций является речь, где слова имеют грамматическое значение, но не имеют значения лексического. Такова, например, знаменитая «педагогическая» фраза, придуманная Л.В. Щербой: «Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка». Соответственно, нет номинаций или они малочисленны в футуристической «зауми» (некоторые стихотворения В. Хлебникова, А. Крученых, В. Каменского и др.), в которой нашла свое крайнее выражение формалистическая оппозиция: поэтический практический язык. Неоднократно отмечалось, что ценность поэзии В. Хлебникова не в «зауми» как таковой, но в изобретении неологизмов на основе известных корней слов («Заклятие смехом»), во введении экспериментальных звуковых комплексов в контекст, в целом коммуникативную функцию выполняющий. Так, стихотворение «Бобэоби пелись губы...» «построено, как двуязычный словарь: слева - "заумное" слово, справа - его "умный" перевод. Параллелизм правой и левой частей сам собою провоцирует читателя на поиск "каких-то соответствий", в которых собственно и заключена жизнь изображенного на "холсте" Ли-ца». Иначе говоря, звуковые комплексы (бобэоби, вээоми, пиээо, лиээй, гзи-гзи-гзэо) семантизируются лишь благодаря правым частям строк, состоящим из слов-номинаций.

В лингвистических работах отмечается, что личные и указательные местоимения в определенном контексте могут выполнять не только дейк-тическую, но и номинативную функцию. Вообще местоимения (всех разрядов) имеют определенную семантику, о чем пишет Н.Ю. Шведова: «В  классе местоимений сосредоточены и абстрагированы понятия (смыслы, "идеи") живого и неживого, личности и неличности, движения, его начала и завершения, предельности и непредельности, частного и общего, количества, признака сущностного и приписываемого, собственности и несобственности, совокупности и раздельности, совместности и несовместности, элементарных и в то же время главных связей и зависимостей»[22,163] Этот потенциал реализуется в определенном контексте. По А.А. Реформатскому, «местоимения - слова ситуационные, т.е. их значение определяется знанием ситуации речи, когда местоимения связываются с понятием, они перестают быть местоимениями, а переходят в знаменательные слова: "Мое я", "внутреннее я". "Пустое Вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила" (Пушкин), "Сам пришел" — в старой купеческой среде — вес эти я, Вы, ты, сам — уже не местоимения, а существительные»[11,158].

В художественном тексте, где преодолевается энтропия смысла, свойственная — в той или иной степени - обычной речи, где «в принципе нет слов и форм немотивированных»[4,63], превращение местоимений в имела — нередкое явление (характерен приведенный пример из Пушкина).

«Он и она - баллада моя. / Не страшно нов я. / Но страшно то, что он — это я, / И то, что она — моя» (В.В. Маяковский. «Про это»). «В те ночи светлые, пустые, / Когда в Неву глядят мосты, / Они встречались, как чужие, / Забыв, что есть простое ты» (А.А. Блок. «В те ночи светлые, пустые...»). В строфах обоих поэтов местоимения он, она, они подчеркивают общечеловеческую суть ситуации: не все ли равно, какие имена носят влюбленные?

Аналогичная тенденция, свидетельствующая о мотивированности поэтического слова, — семасиологическая функция собственных имен: антропонимов (Молчалин, Репетилов, Самсон Силыч Большое); топонимов (уезд Терпигорев, город Глупое, Пошехонъе) и др. Причем «говорящие» имена (истоки этой традиции в европейской литературе исследователи усматривают в аттической комедии)[25,90] — самый явный, но далеко не единственный вариант семантизации антропонимов. В некомических жанрах новой литературы семантика и даже символика собственных имен обычно не лежит на поверхности: Лиза («Бедная Лиза» Н.М. Карамзина), Светлана (одноименная баллада В.А. Жуковского), Евгений Онегин, Макар Девушкин, Настасья Филипповна Барашкова, Великатов и Мелузов («Таланты и поклонники» А.Н. Островского), Жилин и Костылин («Кавказский пленник» Л.Н. Толстого), Клим Самгин, Аннет Ривьер («Очарованная душа» Р. Роллана), Тонио Крегер (одноименный рассказ Т. Манна). Подобные антропонимы являются предметом исследований, учитывающих разные факторы (этимологию, семантический ореол имени в определенных традиционных контекстах, соотнесенность с другими антропонимами в произведении и др.

При изучении антропонимов персонажей литературоведение опирается на данные лингвистики. Лингвистический комментарий позволяет судить о «степени соответствия имен персонажей реальной антропонимической норме»[27,184]. В художественной литературе широко используется социально-знаковая функция тех или иных имен, отчеств, фамилий, прозвищ, присоединяемых к антропонимам названий, титулов (князь, граф и т.п.),  соответствующих форм обращений. Так, в России XVIII в. «крестьянских девочек часто называли Василисами, Феклами, Федосьями, Маврами. Девочка, родившаяся в дворянской семье, такого имени получить не могла. Зато в дворянских семьях бытовали тогда такие женские имена, которые были неупотребительны у крестьянок: Ольга, Екатерина, Елизавета, Александра; «со времени Екатерины II официально было узаконено, что особ первых пяти классов следовало писать с отчеством на -вич; лиц, занимавших должности с шестого класса до восьмого включительно, предписывалось именовать полуотчеством, всех же остальных только по именам»; «периодом окончательного "офамиливания" населения страны можно считать вторую половину XIX века»[14,78] (когда стали давать фамилии бывшим крепостным крестьянам). Принятые в обществе антропонимические нормы закреплены в пословицах: Наши вичи едят одни калачи; Без вотчины, так без отчества; Богатого по отчеству, убогого по прозвищу; По имени называют, по отчеству величают.

Точность воспроизведения в художественной литературе этих норм и обычаев способствует эффекту достоверности изображения; на этом фоне выделяются (как приемы) разного рода нарушения антропонимической нормы, этикетного узуса и пр.: Татьяна Ларина; Аркадий Долгорукий, но не князь, а «просто Долгорукий» («Подросток» Достоевского); Евгений Васильев (так в «Отцах и детях» Тургенева представляется Николаю Петровичу Кирсанову Базаров, демонстративно подчеркивая свое недворянское происхождение).

Формой оценки литературного таланта писателя в русской литературе XVIII - начала XIX в. часто служила прономинация, сопоставлявшая русского автора с признанным иностранным авторитетом. Хотя все эти приемы прослеживаются в разных функциональных стилях литературного языка, в художественной речи резко возрастает мотивированность ономастики: чисто номинативная функция здесь часто сочетается с семасиологической.

 В лингвистике классификация номинаций имеет своим важнейшим основанием тип (класс) референта, при этом прослеживается четкая связь между этим типом и грамматическими формами выражения. «В зависимости от характера объекта (обозначаемого), — пишет В.Н. Телия, - различают событийные и элементные номинации. Первые обозначают внеязыковые события (ситуации) и имеют форму предложения. Вторые, обозначая "кусочки" действительности, ее элементы, служат строительным материалом для предложений и имеют форму слов, сочетаний слов и фразеологизмов различных типов. Среди элементных номинаций наиболее четко выделяются "вещные" - имена существительные (нарицательные и вещественные: дерево, дом, вода, песок). Они указывают своим содержанием на элементы предметного ряда. Именам предметов противостоят признаковые имена, обозначающие свойства предметов — отвлеченные от них качества, состояния, процессы, а также абстрактные понятия о несубстанциональных элементах действительности, выражаемые прилагательными, глаголами и наречиями (красный, сидеть, думать, доброта, характер). Эти имена соотносятся со своими обозначаемыми через указание на класс носителей признаков и приспособлены к функции предикации признака. Промежуточные отношения между этими типами занимают имена, обозначающие лица по роду их занятий, родству и т.п. <...> (сапожник - тот, кто шьет или чинит обувь...)»[21,132].

Мир художественного произведения — условный, он структурируется по своим «законам». Здесь свои время и пространство, субъекты действия, природа. В особенности очевидна условность художественного мира, если изображаются «страны, которых нет»[5,120]4, например Лилипутия или Лаиута, куда попадает Гулливер в романе Дж. Свифта. Поэтому, соотнося номинации в литературном произведении с типом (классом) референта, следует исходить из структуры данного художественного мира, из особой семантики ее элементов.

Условность художественного мира проявляется уже в его антропоцентризме, приводящем к «очеловечиванию» рукотворных вещей, природных стихий, растений, животных и др. Самодостаточным образом выступает персонаж, которым может быть не только человек («лицо»), но и «дерево, дом, вода, песок» (вспомним ансамбль действующих лиц в «Синей птице» М. Метерлинка). С другой стороны, «в персонажную сферу произведения могут не входить изображенные люди. Во власти писателя — показать прекрасное "лицо коня" — и представить человека вещью, деталью интерьера или пейзажа»[8,39]. В ряду средств изображения персонажа вычленяются как предмет специального анализа его номинации, обычно составляющие систему.

Подобно тому как в лингвистике понятие «номинация» покрывает собою все наименования того или иного референта (типа референта), целесообразно использовать понятие «номинация персонажа» как родовое по отношению к различным способам обозначения литературного героя (героини) в художественной речи произведения.