Окказиональные субстантивированные прилагательные как способ номинации в сказке В.М. Шукшина «До третьих петухов»

Именно эти синтак­сические условия и формируют грамма­тическое значение предметности. Таков, на наш взгляд, «механизм» окказиональ­ной субстантивации.

В сказке В. М. Шукшина «До третьих пе­тухов» встречаются субстантивы разных типов. Ср.: «Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону..»[28,167]

«Пускай идет в букинистический.- жестко отрезала Лиза; - Што же это, братцы, случилось-то с вами?- спросил Иван, подсажива­ясь к монахам. - Выгнали? - Выгнали, - вздох­нул один седобородый. - Да как выгнали! -Вот как выгнали! Взашей попросили..Беда, беда, - тихо молвил другой. - Вот уж беда так беда: небывалая. Отродясь такой не ви­дывали.»[28,168]

Несомненно, слово тучный — перифе­рийное явление. Употребляясь «автоном­но», без определяемого существительно­го, оно сочетает в категориальной семан­тике значение признака и предмета, вы­полняет функцию подлежащего, однако сохраняет морфемную оформленность и словоизменительные свойства прилага­тельного. Отметим, что слово седоборо­дый употреблено с зависимым место­имением один, и это свидетельствует об актуализации предметного компонента в категориальной семантике. Тучный и се­добородый — окказиональные субстанти­вы.

Употребление субстантивированных прилагательных в качестве обращений широко распространено в разговорной речи вообще и в речи персонажей сказки В. М. Шукшина в частности; например: «Один собирался нести по кочкам, другой... Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый'? — спросил он стражника; - Утютюсеньки, - лас­ково сказал Горынья. — Маленький... Что же ты папе не улыбаешься?»[22,166]

Субстантивированные прилагательные в роли обращения могут употребляться и в сочетании с местоимением:«Возлюбленный мой, — заговорила она, —только пойми меня правильно: я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать;— Все не так просто, дружок, все, милый мой очень и очень не просто; — Холесенький мой, —приговаривала она, — маленький мой...»[22,164]

Здесь мы имеем дело с окказиональной субстантивацией, причем ограниченной парадигматически: употребление слова в функции обращения связано только с одной падежной формой.

Встречаются субстантивы и среди имен собственных, например:

«Дай «Камаринскую»'... Пропади все пропа­дом, гори все синим огнем! Дай вина!»[28,167]

Четкие критерии разграничения узуаль­ной и окказиональной субстантивации назвать довольно сложно. Обычно иссле­дователи опираются не только на данные словарей, но и на частотность употреб­ления, и на языковую интуицию. С. И. Филиппова, например, анализируя про­зу Шукшина, в качестве дифференциаль­ных признаков словообразовательных окказионализмов выделяет следующие: 1) связь с конкретным «творцом»; 2) струк­турно-семантические отклонения от нор­мы литературного языка; 3) постоянное ощущение новизны, необычности; 4) не­возможность существования вне контек­ста, из которого они как бы вырастают, который делает их уместными и вырази­тельными, однако не позволяет им суще­ствовать самостоятельно, вне его; 5) вы­полнение экспрессивно-стилистической функции[20,104].

Некоторые из этих признаков присущи и грамматическим окказионализмам.

В. М. Шукшин часто (но не всегда) ис­пользует субстантивированные прилага­тельные в качестве имен собственных — как знак индивидуализации. При первом представлении персонажа выделяется его основная, наиболее существенная черта, которая в дальнейшем используется для номинации субъекта. Окказиональные имена персонажей действительно «как бы вырастают» из контекста:«Очень уж... того... — встрял в разговор гос­подин пришибленного вида, явно чеховский пер­сонаж. — Очень уж коротко. Зачем так?..; — Вы не меняетесь, — со скрытым презрением заме­тил Пришибленный.»[28,160]

Любопытно, что одного из героев сказ­ки автор наделяет сразу двумя обозначе­ниями, вероятно, за неимением яркого, доминантного признака:

«Тут персонажи соскочили со своих полок, задвигали стульями... — В темпе, в темпе! — по­крикивал некто канцелярского облика, лысый.

—Позвольте? — это спрашивала Бедная Лиза.

—Давай, Лиза, — сказал Лысый»[].

«Не груби, Иван, — сказал конторский. —О нем же думают, понимаешь, и он же ещесидит грубит.

—Тихо! — строго сказал лысый конторский.— Что ты предлагаешь, Лиза?»[28,159]

В качестве имени одного из героев ис­пользовано знаменитое определение, за­имствованное из литературной критики:

«Тут какой-то, явно лишний, заметил: — Меж­дуусобица.

—А? — не понял конторский.

—Междуусобица, — сказал Лишний. — Про­падем».

Отадъективные субстантивы — самый распространенный, но не единственный способ наименования персонажей сказ­ки. Встречаются и имена вполне конкрет­ные. Так, для обозначения героини Н. М. Карамзина употреблено составное наиме­нование — название повести:

«Только Бедная Лиза, передовая Бедная Лиза, хотела выскочить с ответом...»[28,168]

Автор намеренно создает многознач­ность, «обыгрывая» известный эпитет:

«— Я сама тоже из крестьян, — начала Бедная
Лиза, — вы все знаете, какая я бедная...»[28,159]

Литературный герой Н. В. Гоголя «на­следует» свое первоначальное, весьма колоритное, имя:

«Счас они будут рубахи на груди рвать, —молвил некий мелкий персонаж вроде гого­левского Акакия Акакиевича. — Рукава будут же­вать...»[28,162]

Среди действующих лиц — и Онегин с Ленским, и Обломов, и Атаман (он же Ка­зак), и Илья Муромец, и Иван-дурак (глав­ный герой, как и положено в сказках).

Субстантивированные прилагатель­ные — весьма заметное явление в ономастиконе В. М. Шукшина. Как и дру­гие синкретичные части речи, они «ожив­ляют» повествование, поскольку отлича­ются «семантической емкостью»³, экс­прессивностью. Подчеркнем, однако, что семантическая емкость создается за счет грамматических, а не лексических средств. В категориальном значении этих слов со­вмещаются адъективный и субстантивный компоненты: сочетаются представление о признаке и о предмете (лице — носителе этого признака). Генерализация призна­ка помогает избежать четкой конкрети­зации, сохранить некие обобщенные чер­ты классического «образа» и вместе с тем — индивидуализировать героя:

«Сядь! — крикнул Конторский на Лишнего».[28,170]

Субстантивированные прилагатель­ные — гибридные явления в системе час­тей речи: выражая категориальное значе­ние предметности и приобретая синтак­сические свойства существительных, они сохраняют адъективную форму. Измене­ние грамматического статуса слова, по­явление у прилагательного субстантивных свойств подчеркнуто написанием имени с прописной буквы. Известно, что суще­ствует множество переходных структур между нарицательными и собственными именами. К переходным явлениям отно­сятся и окказиональные онимы.

Определить место имен Пришибленный, Лысый, Лишний и т. п. в зоне взаимодей­ствия прилагательного и существительно­го можно на периферии прилагательного как части речи. «Сдвиг» прилагательных в сторону существительных, употребление их в качестве имен собственных, в дан­ном случае не что иное, как тонкая язы­ковая игра. Используя в качестве имени окказиональные субстантивы, автор толь­ко идентифицирует, но не индивидуа­лизирует персонажей, так сказать, обо­значает, не называя, выделяет, не кон­кретизируя. Это явление можно считать особым литературным приемом, под­черкивающим своеобразие авторской ма­неры В. М. Шукшина и создающим осо­бый колорит его сказки «До третьих пе­тухов».

Заключение

Особое место в семантических исследованиях последнего времени занимают проблемы эмоциональной семантики, тесно связанные с так называемым тэмоциональным аспектом человеческого фактора в языке.

Переключение внимания лингвистов с того, как устроен язык, к тому, как он функционирует в процессе речевой деятельности, как представлен при этом

человеческий фактор и какие смысловые компоненты текста и высказывания являются коммуникативно значимыми, сформировало новое направление – коммуникативно-ориентированную лингвистику.

Язык пронизан субъективностью, потому субъективный, то есть человеческий фактор всё больше и больше перемещается в центр современных лингвистических исследований.

Субъективно-оценочный аспект языка возможен в том числе в исследовании номинации художественного текста и, в частности, при анализе образов персонажей. В рассказах Шукшина изображено два основных типа персонажей: «чудики» и «античудики». Используя языковые возможности, в частности – способы номинации, автор представил их портрет. Описание «чудиков» и «античудиков» осуществляется по определённой модели, которая включает как внешние, портретные, характеристики, так и особенности внутреннего мира героев. Персонаж как объект аксиологического описания оценивается несколькими субъектами (автором, другими персонажами и самим собой). Часто эти оценки являются диаметрально противоположными. «Чудик» обычно оценивается автором в положительном ракурсу. «Античудика» автор представляет в негативно-оценочном плане, при этом обычно используются эстетические, этические, нормативные оценки. Персонажи как субъекты оценки часто выражают позицию, не совпадающую с авторской. Самооценка отражена при описании «чудика» (при этом преобладает этическая оценка) и отсутствует при изображении «античудика»: отрицательный персонаж не склонен к самоанализу. Аксиологическое описание персонажа предполагает использование разнообразных возможностей русского языка.

Литература

1. Аристотель и античная литература. М., 1978. 175.

2. Арутюнова Н.Д. Функции языка // Русский язык. Энциклопедический справочник. 385с.

3. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. Изд. 2. М., 1999.

4. Бабайцева В. В. Явления переход­ности в грамматике русского языка. — М., 2000. 246с..

5. Белецкий А.П. В мастерской художника слова // Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. М., 1964. 119с.

6. Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства //Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962.

7.  Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979;274с.

8. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). - М., 1997.

9. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка / Пер. с нем. М., 2000.

10. Виноградова Н.В. Имя литературного персонажа: материалы к библиографии // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. Вып. IV / Отв. ред. И.В. Фоменко. Тверь, 1998.

11. Горбаневский MB. В мире имен и названий. Изд. 2-е. М, 1987. 215с:

12.  Никонов В.А. Имя и общество. М., 1974.

13. Елистратов В. С. Словарь языка Василия Шукшина. - М., 2001. – 120с.

14. Златоустова Л.В. Фонетическая специфика спонтанной речи // Общая и прикладная фонетика: - МГУ. - 1997. – 347с.

15. Поспелов Г.Н.Лирика среди литературных родов - М., 1976. 150с.

16. Реформатский Л.А. Введение в языковедение. М., 2000. 136с.

17. Соловьев B.C. Поэзия Я.П. Полонского //Соловьев В. С. Философия искусства и литературная критика М., 1991. 538с.

18. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. - М., 1997. – 149с.

19. Степанов Ю.С. «Философия имени» как выражение семантического подхода к языку // Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998

20. Сухих И. Душа болит ("Характеры" В.Шукшина, 1973) // Звезда. - 2001. - N 10. - С.222.

21. Телия В.Н. Номинация // Современный русский язык. Энциклопедический справочник / Гл. ред. Ф.П. Филин. М, 1979. 263с.

22. Телия В.Н. Номинация //Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1998. 336с.

23. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских //Языковое сознание. Формирование и функционирование. - М., 2000. – 170с.

24. Филиппова С. И. Окказиональное словообразование в прозе В. М. Шукшина // Се­мантика языковых единиц: Доклады V меж­дународной конференции. — М., 1996. — Т. 1-203с.

25. Хализев D.E. Теория литературы. М., 2002

26. Чернец Л.В. Виды образа в литературном произведении // Л.Н. Островский, Л.П. Чехов и литературный процесс XIX-XX вв. М, 2003. С. 471.

27. Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется...». Судьбы литературных произведений. М., 1995. 131с.

28. Черносвитов Е. В. Пройти по краю. Василий Шукшин: мысли о жизни, смерти и бессмертии. — М., 1989. — 186с.

29. Шукшин В. Собр. соч. в 3 т. М., 1985.

30. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. - М., 2002.

31. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). - М., 1994.

32. Языковая номинация: общие вопросы/Под ред. Л.Л. Уфимцевой, Б.Л. Серебреникова. М., 1977

33. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика/Пер. с англ. //Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 1988.

34. Языковая номинация: общие вопросы. / Под. ред. А.А. Уфимцевой, Б.А. Серебреникова. М., 1977.

1234	Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: