Религиозно-философские взгляды миролюва

Под мотивацией исследователя мы не подразумеваем "субъективность", в смысле пар­тийности, конъюнктурности и прочее, а исходим из понимания того, что исследователь явля­ется личностью, обладающей некоторой целью, задачей и интересами, которые и побуждают его совершать исследования. Нередко в работах некоторых ученых, естественно стремящихся к объективности, бывает невозможно проследить цели исследования, их истинные мотивы могут быть скрытыми и неявными, даже для них самих, но их не может не быть совсем. По­этому понимание "личности" учёного может оказаться ключом, объясняющим сделанные им исследования.

Миролюбов не ощущает себя "революционером-первооткрывателем" в науке, и не претендует на оригинальность своих взглядов. Он пытается выступать как продолжатель. На­пример, он пишет: "Мы не стараемся доказать, что негры и русские братья, но то, что славя­не и ведийцы родственны, это почти говорилось вслух в последние годы царского режима и, причем большими учёными. Революция прервала эту работу, уничтожив их труды. Многие из них погибли на Дальнем Севере, сосланные на рубку леса!" (1, 343).

По сложившейся в науке традиции религия, основанная на четырех "Ведах", называет­ся "ведизмом", а поздняя по сравнению с ней традиция, основанная на пуранах, называется "браманизмом". Миролюбов, оговаривая, что должна существовать "идеальная" или "эзотерическая" форма браманизма, сохранившая наследие ведийского периода, замечает, что "другие формы погрязли в культах, в обрядности или клерикализме" (1, 72). Так мысля, Миролюбов принимает расхожее представление о "структуре" ведической религиозной исто­рии. Тот факт, что современная ему наука датировала пураны и исторический эпос "Махабхарату", как более поздние в сравнении с "Ведами" (тем более, что в распоряжении Миролюбова вовсе не было ни русских переводов "Махабхараты", ни "Шримад-бхагаватам"), заставляет его в своих компаративистских изысканиях использовать лишь, по его собственному утверждению, несовершенные переводы "Ригведы" и "Атхарваведы". Но даже такой ограниченный подход не помешал обнаружить яркие параллели и "рассекретить" это тайное родство древних традиций.

Близость славянских и вообще всех индоевропейских языков к санскриту наталкивала на поиски такой близости и в религиях. Миролюбов цитирует своего коллегу Д.П. Вергуна: "Славянская религия - древнейшая. Её источники надо искать на Востоке, в частности, в Индии" (1, 487). И хотя Миролюбов идет по проторенному пути, его взгляды на "религии ми­ра" отличаются от его современников, например, представителей "серебряного века" русской религиозной философии. Миролюбов не выступает как философ-богослов, он, скорее исто­рик, изучающий религию, но его позиция, тем не менее, является принципиально новым взглядом на то, что обычно именуется "восточная религия" или "индуизм".

Миролюбов делает научные заявления, которые мы опишем в настоящей работе, со­провождая их извлечениями из его книги "Сакральное Руси", и попытаемся составить за­ключения о перспективах научного поиска в этом "сакральном русско-ведическом ареале". Миролюбов:

1.указывает на происхождение славян и их верований от ведических ариев и их
"ведийской" религии;

2. указывает, что "ведийский" дух сохранился в крестьянском миру восточнославян­
ского простонародья;

3. приводит удивительные свидетельства того, что языческие верования непосредст­
венно и осознанно сохраняются в крестьянском миру вплоть до начала 20-го века;

4. противопоставляет славянскую "ведийскую" религию идеологиям соседних этносов,
как наиболее продвинутую по причине своей близости к изначальному ведизму;

5. указывает на моменты "дружественности" между славянским язычеством и христи­
анством;

6. решительно отстаивает монотеистическую и высоко моральную природу славянской
дохристианской религии, как продолжательницы обладавшей таковыми свойствами ведий­
ской религии;

"Человеке-рыбе"), исповедую Брачную пару - Солнце (Сурья) и Великой Матери-Земли" (2, 17). Конечно, и сама ведическая традиция также содержит сюжеты о потопах, случающих­ся, согласно Пуранам, после каждой манвантары, большого исторического 7. рассматривает славянские исторические предания, "анатомирует" народные обычаи, сопоставляет космогонии и что, наверное, является наиболее ценным, "коллекционирует" факты прямого сходства реалий славянской и ведийской "мифологий".

Хотя в наблюдениях Миролюбова много наивных, порой "ангажированных" темати­кой неточностей, тем не менее, его труды представляют не только историографический ин­терес. Вызывает интерес сам принцип миролюбовской "археологии" религии. Миролюбов прямо не формулирует, но практически исходит из допущения сверхстойкости религиозных рефлексов. Думается, что расширение используемых источников для исследования "миролюбовской" темы больше подтвердит, чем перечеркнет концепцию Миролюбова.

Миролюбов одновременно ученый и верующий, причем в самом своем исследовании также остается верующим. Его религиозность оборачивается не "партийностью", а "честностью" и доверием к народной доброте. То есть как ученый-мыслитель Миролюбов отличается как от рационально-материалистического ученого, так и от религиозного апологе­та (будучи православным христианином, он открыто и неодобрительно описывает "нехристианские" действия греко-православных крестителей Руси по отношению к русскому язычеству). В его трудах есть очевидные фактические ошибки и, быть может, рискованные гипотезы, но его искренность, открытость двигают нас к прояснению вопроса. Научная самостоятельность Миролюбова действительно оборачивается обнаружением новых подхо­дов и свежих взглядов, где история со всеми участвующими в ней "этниями" порождается ре­лигиозными традициями и представлениями.

4. "МЕТОД" МИРОЛЮБОВА

Сочинения Миролюбова представляют собой сборник коротких статей, касающихся тем, вопросов или явлений, объединенных общим интересом ученого в области древней сла­вянской или, как он сам выражается, "славяно-русской" религиозности. Нередко, в конце серии своих очерков, Миролюбов приводит список проштудированной им литературы по ис­следуемому вопросу, а сами его очерки представляют его реакцию на мнение своих коллег филологов, историков, фольклористов. Он либо атакует возмутившее его мнение, либо вы­сказывает свои наблюдения, дает своё видение вопроса. Наиболее постоянные компоненты, привлекаемых ученым материалов, это "Риг-веда" и украинский фольклор, собранный самим Миролюбовым в начале века в своих родных местах. Катализатором его поисков и построе­ний при этом является его особая и осознаннная религиозная позиция. Он православный, но внутренняя симпатия его всегда на стороне православных "низов", которые не склонны были отделять своё христианство от "дедовских" представлений о Ствароге-Свароге, Лдде-Щедрыне и так далее. Но он не выступает, как "еретик", он просто продолжает верить, чувст­вовать и относиться к миру и к Богу, как это делали его соотечественники-земляки. Воз­можно, религиозная ментальность Миролюбова и разнится с писаными канонами, но он не "фарисействует" по отношению к догматам, он просто хранит свою верность простым веро­ваниям крестьян, убежденно полагая, что их искренность и преданность вере предков - цен­ный, подлинный и вполне религиозный христианский принцип. Эта позиция Миролюбова напоминает принцип превозносимой им ведической традиции, где вместе с почитанием шастр-писаний и наставника-священника полагается учитывать мнение САДХУ, то есть прак­тически любого искреннего верующего. Также это напоминает ведический принцип ПА-РАМПАРЫ, то есть ученической преемственности, или обычая следования духовному опыту предшественников ("старых людей", по Миролюбову).

"Славянское язычество, особенно его русская ветвь, - признается Миролюбов, - нам кажется испорченным ведизмом, и, во всяком случае, близко ему как по названию Божеств. так и по мировоззрению. Ведизм - созерцательная религия, в которой только законы Ману фиксируют моральные основы. В остальном - эта религия состоит из славословий (прославлений - Автор). Нас же именуют славянами. Слава, День Славы в Сербии составляют некую основу нашего прошлого бытия, и не от слова "слова" возникло наше имя, как дума­ют, а от "слава", ибо мы, как и ведийцы, славили Божества, избегая прошений" (2, 235-236).

Ещё одна цитата с похожим смыслом: "Чем восточнее, то есть чем ближе географиче­ски к ведизму какая-либо индоевропейская религия, тем больше она сохраняет ОБЩИХ МЕСТ с ведизмом. Славяно-русы являются географически наиболее близкими. В их язычест­ве больше всего сходства с ведизмом. Доказательства последнего, то есть близость славяно­русского язычества с ведизмом, дают нам остаточные верования, обычаи, пословицы и пого­ворки русского народа" (2, 18-19).

"Остаточное" означает, что что-то осталось, и Миролюбов поясняет: "Крестьянский мир населен, если не Божествами прошлого, ибо понимание обычаев во многих случаях уте­ряно, так их активностью, тем, что они делали" (1, 420). Но осталась не только "активность", но и непосредственные фрагменты. Миролюбов описывает воспоминания своих домашних о мерах по искоренению язычества в 1800-х годах. Крестьяне, совершая поклонения Перуну, наказывались монахами, но сельская община сочувствовала таким "язычникам", как ревни­телям за старую веру. "Пострадай, пострадай! Держись Грома!" Иногда священник по-домашнему укорял селянина: "Отраву (подношение - Автор) Роду ставил?"- "Ставил, ба­тюшка". "Сказы Захарихи", "Сказы Варварихи", обычаи и представления крестьян, которые зафиксировал Миролюбов показывают, что это было скорее нормой, чем исключением в ми­ровоззрении "неиспорченной" городской образованностью крестьянской глубинки.

Мировоззренческие расхождения городских "верхов" и сельских "низов" Миролюбов объясняет тем, что греческие проповедники в первые столетия христианства на Руси без по­нимания относились к верованиям русов-славян, "Эта извращенная аскетическая идея, шедшая от греков, а не от Христа" (1,149). Затем он заключает:

"Византийское христианство, хотя и православное по существу всё-таки было иным, чем русское православие. Византийское православие было с уклоном в аскетизм, тогда как русское язычество было созерцательным и радостно поэтизированным. Борьба между двумя началами: одно - Бога строгого, библейского, а другое - радостного сонма богов ведических и Христа Сына Божия, Бога любви и всепрощения, закончилась победой Христа, ибо учение Христа больше всего подходило славянской душе, воспитанной в ведизме (Дажьбовы внуки суть дети Индры)" (2, 481). В другом месте Миролюбов раскрывает причину "мягкости" сла­вянской религиозности:

"Славянское понимание Бога-Отца отличается от греческого хотя бы потому, что сла­вяне считали Бога Своим Дедом. Также и ведийцы считали Индру своим Предком" (1, 341).