 |
Первобытная социальная организация
|
|
|
|
Социогенез
Изложенные нами ранее факты об эволюции гоминид оставляют в тени вопрос о том, каковы были движущие силы происхождения человека. Существуют взгляды о ведущей роли смены экологических условий, повышенном радиоактивном фоне, эффекте гетерозиса (скрещивания локальных популяций, ранее длительное время находившихся в изоляции), и других факторов. Многие исследователи считают антропогенез комплексным процессом, протекавшим под воздействием сразу многих факторов, включая: 1) сложную и разнообразную среду обитания; 2) сложный характер поиска и добывания пищи с конкуренцией за нее; 3) усложненную социальную организацию и систему социальной коммуникации, что связано с кооперацией при добывании пищи и особенно ее охране от конкурентов; 4) необходимость коллективного ухода за несамостоятельными и медленно развивающимися детьми в условиях, когда срок жизни женщины в среднем составлял 26 лет, а первый ребенок появлялся в 15—17 лет. Таким образом, эволюция человека рассматривается во многом в контексте биосоциальных систем и корнинговского «телеономического отбора».
Этапы антропогенеза отражали этапы смены социального уклада; изменённые биосоциальные (просто социальные с момента появления рода Homo) системы были не только коррелятами этих изменений, но и, по крайней мере в части случаев, их причинными факторами.
Крупные эволюционные преобразования сопровождались изменениями биосоциальной организации. Для отдаленных предков человека, напоминавших современных низших приматов, вероятно, были характерны жёсткие иерархии (т.е. отношения доминирования-подчинения) с сильным вожаком - доминантом на вершине. Примерно таков социальный уклад у макак, мартышек и других современных обезьян. Подобная социальная группа получила название «мультисамцовая» (несколько самцов, располагающихся по разным ступеням иерархии). Вожак (a - самец) в типичном случае принимает особую выпрямленную позу с поднятым хвостом, он патрулирует территорию, осуществляет коллективный уход за детёнышами, имеет преимущественный доступ к пищевым ресурсам, укрытиям, самкам и др. Правда, наряду с самцом доминантом, могут возникать также рыхлые неиерархические объединения, особенно молодых обезьян, своего рода «неформальные молодёжные клубы». Описанный тип социальной организации наиболее характерен для приматов. Следует, однако, иметь в виду многовариантность социальных систем у приматов – например, у широконосых обезьян нельзя говорить о жесткой иерархии, так как имеются лишь моногамные семейные группы (самец + самка + потомство). Известны также так называемые односамцовые группы.
|
|
|
Более близкие эволюционные сородичи человека – человекообразные обезьяны – часто имеют более «демократичную» и рыхлую социальную организацию. Конечно, иерархические отношения в той или иной степени присутствуют и у человекообразных обезьян. Так, у горилл высокий социальный ранг имеют старшие, «сереброспинные» самцы. Однако антропоиды, и в особенности, шимпанзе и бонобо, характеризуются преобладанием кооперативных горизонтальных (неиерархических) отношений (груминг - ласки, игровое поведение, ритуал приветствия, одаривание друг друга пищей и др.) над отношениями доминирования-подчинения, а также тем, что индивиды могут свободно двигаться в одиночку, присоединяться к временным сообществам или покидать их. Особенно рыхлы социальные связи у шимпанзе, для которого характерен «дисперсный тип» социальных структур.
Учитывая подобные факты, Марьянски и Тэрнер считают, что структура групп предка гоминид характеризовалась только эпизодическими взаимодействиями между индивидами. Переход от жесткого иерархического социального уклада к более эгалитарному (эгалитарный – равный, означает не-иерархический, при уравненности социальных рангов) и рыхлому, возможно, был связан со сменой среды обитания. Они предполагают, что более многочисленные низшие обезьяны сумели вытеснить возникших человекообразных обезьян из их первоначальной среды обитания – крон деревьев, где пища (фрукты, листья, насекомые) имелась в изобилии. Высшие приматы вынуждены были перейти к жизни на открытой местности, например, в саваннах. Гипотеза Марьянски и Тэрнера, состоит в том, что дальнейшая эволюция предков гоминид определялась естественным отбором в направлении утраты или вывода из строя генов, отвечающих за создание иерархических структур, а также жёстко организованных территориальных сообществ. Причина: саванны (и другие открытые местообитания) давали лишь достаточно скудную пищу. Они могли кое-как поддерживать существование одиноких скитальцев, но не плотных популяций, характерных для иерархически организованных сообществ низших обезьян. Жизнь на безлесных пространствах была полна опасностей, и скученность особей только бы увеличила угрозу со стороны наземных и воздушных хищников.
|
|
|
В этих условиях эволюция благоприятствовала индивидуальной изоляции с крайне рыхлыми социальным связями. Дальнейшая эволюция шла по пути максимальной адаптации к новым условиям открытого мира. Необходимость быстрого передвижения и ориентации, а также обнаружения пищи и опасности издали обусловили отбор в направлении усложнения организации центральной нервной системы и органов чувств, особенно зрения. Зрение, в отличие от обоняния и вкуса, обладает значительно более широким радиусом восприятия, и в то же время нуждается в сложном анализе получаемой информации. Так создаются предпосылки для дополнительного усложнения нервной системы. Формируются нейрофизиологические механизмы для прямохождения как нового эффективного способа быстрого преодоления значительных расстояний. Если верна гипотеза о прибрежном образе жизни предков человека, то хождение на двух ногах обеспечивало передвижение вброд, а развитое зрение наряду с соответствующими локомоторными возможностями руки облегчало поиск пищи под водой.
|
|
|
Несмотря на предполагаемую утрату генов обезьяней иерархической социальности, усовершенствование мозга могло стать предпосылкой вторичной социальности, основанной не на иерархии доминирования-подчинения, а на новых возможностях кооперации и коммуникации между первоначально изолированными и «самодостаточными» высшими приматами. Предполагается интенсивное развитие так называемых ассоциативных зон мозга, первоначально отвечавших за переработку зрительной информации и новых нервных связей, поставивших вокализацию (производство звуков) под контроль коры головного мозга – зоны, связанной с формированием сознания. Это было необходимо для возникновения символического общения на базе звукового языка.
Если «бродячие группы» австралопитеков «без баз и лагерей», вероятно, были лишены речевого общения, то уже первый представитель рода Homo –H. habilis – имел сравнительно более развитые речевые зоны мозга. О возросшей роли социальной жизни свидетельствует наличие примитивных укрытий на местах охотничьих стоянок. Представляют особый интерес коммуникативная и социальная ситуация у следующей эволюционной ступени, H. erectus (архантроп). Обладая примитивной речевой коммуникацией и способностью к коллективной охоте и использованию огня, архантроп продолжал эволюционную «работу» по прогрессивному развитию коры головного мозга. Коллективная охота стимулировала зоны мозга, отвечающие за планирование, проведение расчетов, а также кооперацию при выслеживании и поимке крупной дичи.
Охота на крупного зверя требовала полной уверенности друг в друге, непременной взаимной страховки и поддержки по принципу «сам погибай, но товарища выручай». Использование огня способствовало коммуникации и формированию социальных связей, сплачивая группы Homo erectus, которые согревались и проводили вместе время. Символическая (речевая) коммуникация способствовала переносу «основной тяжести» естественного отбора на уровень конкуренции между целыми социальными группами – на уровень группового отбора. Развитие кооперации порождает «синэргетические эффекты», ведущие к усложнению социальной организации первобытного стада как «протополитической системы». Социальная жизнь, культура и её материальные атрибуты – жилища, орудия и др. - ещё более усложняются на этапе появления Homo sapiens.
|
|
|
Групповой отбор по мере эволюционного становления вида H. sapiens, вероятно, все в большей мере подпадал под влияние факторов формирующейся культуры. Эволюция отбирала не столько группы с наиболее благоприятными генами в генотипах их членов (что касается группового отбора на уровне генов, то он представляется нереальным в первобытном социуме, так как группы в нем редко были генетически замкнутыми), сколько, по-видимому, группы с культурными чертами, нормами поведения, традициями, которые давали этим группам преимущества в выживании по сравнению с группами-конкурентами. Такие выигрышные характеристики культуры передавались в рамках группы из поколения в поколение путем обучения, подражания старшим, а также сознательного индоктринирования и могли представлять собой, например, усовершенствованные методы добывания пищи или ведения войн с соседями. Разные группы шимпанзе имеют различающиеся традиции, сохраняемые путем обучения (ритуалы приветствия, стратегии добывания пищи, например, извлечения муравьев из муравейника). Поэтому и в сообществах этих высших приматов вполне возможен групповой отбор на базе культурных характеристик.
Первобытная социальная организация
Приматы различаются по социальному устройству – низшие обезьяны в основном тяготеют к жёстким иерархиям доминирования-подчинения, а человекообразные – к более рыхлым и эгалитарным социальным системам.
По какому сценарию было построено первобытное человеческое общество? Биополитик Сомит настаивает на достаточно жёсткой иерархии в первобытных группах, возглавлявшихся, по его мнению, всевластными вождями. Отечественный этолог Дольник также говорит о том, что естественная социальная организация людей – только жёсткая иерархия. Эта иерархия существовала в первобытном обществе, в древнейших государствах-дворцах. Она поныне спонтанно формируется в коллективах, предоставленных самим себе – в тюремных камерах, где непременно есть «пахан» и «шестёрки», детских садах, казармах («дедовщина»). Тогда более демократическое общественное устройство – это лишь искусственный конструкт человеческого разума, который необходимо постоянно оберегать от неизбежного превращения в более естественные для Homo sapiens иерархические структуры.
|
|
|
Однако спонтанные иерархии характерны для условий скученности, изоляции, ограничения свободы. Более свободные люди, чем обитатели тюрем или казарм, могут формировать и почти эгалитарные структуры, где социальные ранги едва намечены и явно преобладают кооперативные отношения.
Известно, что и шимпанзе склонны в условиях вольеров создавать жёсткие иерархии, хотя для них более характерен рыхло-эгалитарный социальный уклад «на воле». С другой стороны, даже жестко-иерархические виды приматов (например, верветки) имеют «площадки молодняка» с почти полным уравниванием социальных рангов.
Что касается первобытного общества, то данные этнографов о сохранившихся доныне анклавах этой социальной системы свидетельствуют в целом в пользу представления о «демократизме» и значительной доли индивидуальной изоляции первобытных групп. Рыхлость и эфемерность первобытных коллективов обусловливает для индивидов и целых семей возможность отделяться от группы и присоединяться к другой. На современной Земле существуют общества, исповедующие воинствующий эгалитаризм и подвергающие остракизму всякого, кто пытается возвыситься в плане власти и авторитета, богатства, престижа. Речь идет о некоторых из обществ современных охотников-собирателей, таких как бушмены в Ботсване и Намибии, пигмеи мбути в Заире, калауны в Папуа-Новой Гвинеи и др. Когда русский путешественник и этнограф Миклухо-Маклай спрашивал у папуасов, кто у них вождь, каждый взрослый мужчина указывал на себя. "Воинствующий эгалитаризм" подобных социальных групп сочетается с их открытостью - индивиды могут свободно вступать в группу или, наоборот, выходить из ее состава, а также с уравнительным распределением ресурсов, так что, в частности, у бушменов все присутствующие (в том числе и вновь прибывшие) могут наслаждаться трофеями охоты. Нередко можно найти индивидов, обычно мужчин, которые, как отшельники, длительное время предоставлены самим себе.
Значительный эгалитаризм свойственен не только охотникам-собирателям, но и некоторым племенам, способным к земледелию и скотоводству. Особенно распространены эгалитарные отношения в случае отгонного скотоводства и подсечно-огневого земледелия, поскольку такая «экономика», подобно охоте и собирательству, не приводит к накоплению излишков, которые способствуют возникновению и закреплению социального неравенства. Возрастные отличия в социальном статусе носят скорее характер "престижа", чем лидерства, ибо команды этих "старейшин" часто игнорируются, хотя им и оказываются знаки уважения. Помимо этого, чисто геронтократическая иерархия статуса сродни эгалитаризму в том плане, что все индивиды, по мере смены возрастов, проходят все новые "обряды инициаций" и их статус ступенчато повышается. Наконец, важно подчеркнуть что имеются как бы встроенные в структуру общества примитивных земледельцев эффективные механизмы уравнивания. Один из важнейших таких механизмов - институт партнерства, основанный на чувствах дружбы и взаимного единения. Эти чувства крепнут по мере участия всех членов группы в одной и той же работе или общих для всех религиозных обрядах и праздниках.
Необходимо заметить, что "воинствующий эгалитаризм" практикуют не все охотники-собиратели и тем более не все примитивные земледельцы. Наряду с эгалитарными имеются и жесткие иерархические (клановые) структуры. Последние характерны для так называемой «цивилизации зернохранилищ», присущей, например, бантуязычным племенам южной Африки. Данные племена выращивают просо или сорго. Эти виды пищи можно запасать впрок, ими можно торговать. Ведающий распределением пищевых запасов лидер имеет реальную политическую власть. Между эгалитарными и иерархическими социальными группами имеется целый веер переходных форм, отличающихся по степени выраженности доминирования-подчинения, жесткости стиля поведения лидера, степени ограниченности прав лидера и т.д.
В целом, можно говорить о широкой палитре форм с разной по выраженности иерархической структурой в первобытном обществе и у наших эволюционных "родичей" - от чисто кооперативно-эгалитарной до жестко-иерархической. Для современной социальной жизни особенно интересны некоторые из промежуточных вариантов между строгим эгалитаризмом (нивелирующим все индивидуальные различия) и жесткой иерархией.
Группа охотников-собирателей в этом случае имеет лидеров, но они имеют частичный, ограниченный рамками определенных "компетенций" или ситуаций характер. Например, шаман руководит только религиозными делами и имеет авторитет как врачеватель и заклинатель духов. Его власть не распространяется на "светскую жизнь". У ряда первобытных племен имелся так называемый "headman", вождь, чьи полномочия фактически распространялись лишь на примирение спорящих и представление данной группы во время встреч нескольких групп. Наконец, третья важная категория частичных лидеров - просто искусные в каком-либо виде деятельности (охота, рыбная ловля) люди, которые имеют авторитет лишь в данном виде деятельности. В целом, речь идет о расщепленном лидерстве, которое имеет аналоги в биосоциальных системах многих животных. Принцип расщепленного лидерства имеет важные современные воплощения в социальных технологиях, моделирующих некоторые стороны первобытной жизни в современных условиях.
Говоря о первобытной организации социума, надо подчеркнуть следующие важные моменты:
1. Первобытное общество состояло из малых групп охотников-собирателей (порядка 25 человек), где все члены хорошо знали друг друга – в типичном случае они были связаны кровными или семейными узами. Для малых групп характерна незаменимость каждого их члена. Говоря точнее, с утратой одного из членов или с появлением хотя бы одного нового группа может резко измениться.
2. Каждый член группы воспринимал её задачи (охота, оборона территории и др.) как жизненно важные для себя – имела место корнинговская ситуация «гребцов в лодке». Каждый отвечал не за свой «узкий участок» (как в современной бюрократии), а за успех или неуспех группы в целом. В коммерческом менеджменте чувство взаимозависимости и коллективной ответственности составляет часть так называемого «корпоративного духа», чему соответствуют, например, столь популярные в японском бизнесе девизы, ритуалы, гимны предприятий. Предприятия эксплуатируют в своих интересах способность членов к коллективизму, исторически возникшую в совершенно иных по организационной структуре социальных группах охотников-собирателей.
3. Группы часто сочетали внутреннюю сплочённость с отчуждённостью или даже враждебностью по отношению к другим группам. Противопоставление «свои-чужие» не утратило своего значения и для групп в современном обществе. Оно имеет существенную этологическую компоненту и весьма важно с политической точки зрения, например, в связи с межгрупповыми и межэтническими конфликтами.
4. Источниками общественного порядка при первобытном эгалитаризме были привычка следовать освященным веками традициям поведения, а также стремление решить все внутренние конфликты путем достижения компромисса.
5. Первобытное общество имело сегментарный характер – состояло из малых однотипных, автономных социальных единиц (родов, общин). Возможна биологическая аналогия с модулярными организмами (растения, грибы), построенными из повторяющихся частей (узлов, члеников), каждый из которых способен выполнять основные жизненные функции самостоятельно. Отметим, что к сегментарному характеру тяготеют и некоторые варианты современной политической организации и, более того, этот принцип не утратил вполне своей политической перспективности. Сегментарная организация допускает творческое использование в современных социальных технологиях.
Первобытное общество, в свете современных данных и концепций, могло быть многовариантным. Как иерархическая, так и неиерархическая организация социума имеет значительную «эволюционную глубину» – у обеих моделей есть аналоги в биосоциальных системах широкого круга живых организмов. Несмотря на многочисленные примеры жестких иерархий у различных форм живого, достаточно распространены и неиерархические, горизонтально построенные биосоциальные системы. В этих случаях, соответственно, поведение индивидов в группе согласовано не в силу подчинения лидеру, а благодаря другим факторам координации. Известен целый ряд неиерархических механизмов социальной координации, интересных и для человеческого общества.
Мы рассмотрели характеристики малых, часто спаянных кровнородственными связями, групп охотников-собирателей. Как мы увидим ниже, людей роднят с животными явления родственного и взаимного (реципрокного) альтруизма, способствующие формированию именно малых групп кооперирующих индивидов (отметим, что группы охотников-собирателей сравнимы по численности с группами других приматов). Но картина первобытного общества будет неполной, если мы не укажем также на формирование, уже на этапе первобытного социума, также больших, составленных из многих малых групп, общностей людей.Этнографические исследования говорят о существовании и важной роли племенных этнолингвистических общностей, насчитывающих от 500 до 1500 членов. В пределах каждой такой общности, при всей ее рыхлости, имеется возможность взаимопомощи, кооперации. Поддержание стабильности этой крупной социальной структуры связано с межгрупповыми браками. Такие большие социальные структуры служат прообразом более организованных политических систем, вплоть до государств. Движущей силой формирования больших структур следует считать чисто культурные факторы. Каждая большая социальная система, члены которой почти не связаны генетически, цементируется едиными культурными традициями, общностью языка, единой символикой (будь то флаг, герб, гимн, религиозные ритуалы и т.д.), позволяющей отличать «своих» от «чужих».
Первобытное общество, в котором человечество провело порядка 90% своего времени, имеет многочисленные отголоски и в современном «цивилизованном» обществе, что проявляется во многих тенденциях нашего социального поведения, а также в характерных для нашей психики образах. Запечатленные в нашем мозгу образы наиболее опасных животных (крупных кошек, хищных птиц, змей) до сих пор составляют содержание подсознательных страхов, входят в состав гербов, политических символов. Предъявление испытуемым символов опасностей, с которыми сталкивались первобытные люди (и их обезьяноподобные предки), вызывает у них стремление искать покровительство у надежного лидера. Черный узор на желтом фоне – рисунок на шкуре леопарда – до сих пор вызывает у нас эмоциональный отклик, что используется в рекламном бизнесе. Различных очертаний и видов («одноглавый», «двуглавый») орлы прочно обжили государственную символику ряда мощных в политическом отношении стран мира.
|
|
|
