Возникновение развитых политических систем

Рассмотрим теперь вопрос о том, как первобытная социальная организация трансформируется в ходе истории в более развитые политические системы. Отмеченный ранее переход от охоты к хортикультуре и далее к развитой агрикультуре постепенно привел к смене социальной системы. Причины известны – необходимость кооперации больших масс работников, четкой календарной организации работ и распределения излишков. В этих условиях эгалитарное общество первобытного коммунизма шаг за шагом перерастает сначала в некое предгосударственное образование, а затем, при определенном стечении обстоятельств – в централизованное государство с более или менее развитой административной системой управления всеми его подразделениями. Охотники-собиратели сопротивлялись нововведениям, хотели сохранить свой эгалитаризм и вольницу. По мысли Марьянски и Тэрнера, более жёсткие иерархические структуры (сначала сельские общины, далее клановые системы с вождём, а затем примитивные государства) воспринимаются людьми как «социальные клетки», которые хотя и возникают из естественных для человеческой природы первобытных групп, но по многим параметрам противоречат нашим генетическим задаткам. Наши гены сформировались в первобытную эпоху, составившую не менее 90% всей продолжительности истории, и не меняются столь быстро, как культура и цивилизация. Причина многих современных стрессов человека может быть связана с таким расхождением между природой человека и современными социальными условиями. Особенно стрессогенной для человека, по мнению ряда биополитиков, является бюрократия.

Биополитики рассматривают причины, породившие развитые политические системы, в особенности государства. В литературе представлены различные точки зрения на этот счёт:

1. Теория конфликтов (государство возникает как властный арбитр, способный подавить непрекращающиеся междоусобицы между группами, родами, племенами). К ней близка «теория завоеваний» Карнейро, представляющая формирование государства как процесс конкурентной борьбы между общинами или деревнями с последовательным включением более слабых конкурентов в состав более сильных. Эта позиция напоминает о представлениях философа Гоббса о природном эгоизме человека, ведущем к «войне всех против всех». Политическая система («Левиафан»), по Гоббсу, способна сдерживать деструктивные эгоистические тенденции поведения человека;

2. Теория интеграции (государство способствует сплочению усилий многих малых коллективов ради проведения крупномасштабных сельскохозяйственных работ, ирригации, эффективной защиты от внешнего врага и создаётся на основе соглашений между ними). Эта точка зрения созвучна философии Ж.-Ж. Руссо, постулировавшего не эгоизм, а «врождённую социальность» человека.

Роджер Мастерс предполагает участие обоих факторов в процессе формирования развитых политических систем. Он подчёркивает, что только сочетание 1) внешней угрозы и конкуренции и 2) экономической и социальной кооперации, обеспечиваемой правовыми нормами, способно перевесить отрицательные последствия объединения людей в крупные политические структуры, вплоть до государств. Эти отрицательные последствия связаны с тем, что в любой развитой политической системы люди несут бремя налогов и принуждаются к разным другим формам неизбирательной помощи незнакомым членам социума. Речь здесь идет о так называемом «косвенном взаимном альтруизме» – форме взаимопомощи, польза от которой каждому данному члену социума, жертвующему деньги (налогоплательщик) и даже жизнь (солдату), проявляется далеко не сразу и является весьма условной. Для создания политических систем уже на догосударственном уровне, кроме объективно действующих факторов, необходим также талантливый политический лидер. Однако не один только лидер перевешивает отрицательные стороны формирования крупных социальных систем, ибо в игру вступают факторы культуры, цементирующие социум на базе единых культурных норм и символов.

Майер связывает ранние стадии политической эволюции с «инструментализацией войны» – переходом от «эндемических» конфликтов первобытных групп, вовлекавших часто все мужское население, к боевым действиям специализированных групп воинов. В ведение войн вносятся технические инновации (новые виды оружия) и «социальные изобретения», такие как идея присоединения побежденных групп к победившей группе. Все эти «изобретения» не только укрепляют армию, но и способствуют формированию политических институтов, руководящих подготовкой и ведением войн, дающих этим войнам идеологическое оправдание (часто религиозную санкцию). Здесь усматривается прямой путь к становлению государства с его экономическими и бюрократическими институтами.

Уиллхойт и Барнер-Барри также оттеняют важность особых качеств лидеров, которые позволяют им стать вождями и далее главами государств. В список лидерских качеств входят интеллект, умение налаживать отношения между людьми, способность к решению проблем, а также богатый опыт в делах, важных для всей группы. Эти качества были важны ещё на этапе охотников-собирателей, когда лидер мог быть временным, ситуационным.

Вождь создаёт рычаги контроля, обеспечивающие сохранение ресурсов именно в его руках и передачу его в дальнейшем по наследству. Возникает религиозный культ правителя (сакрализация политического лидера, придание его власти ореола магического действа), общество начинает делиться на слои (стратификация социума), создаются прослойки, поддерживающие вождя знати, и далее бюрократии. Тенденция передавать статус вождя по наследству только проявляется после смены первобытной «демократии» вождизмом. Фактически эта тенденция к увековечиванию социального статуса в потомстве весьма древняя и даже в определенной мере эволюционно-консервативная, ибо у человекообразных обезьян потомки высокоранговых самок с большой вероятностью приобретают высокий ранг.

Многие этологи и социобиологи подчёркивают роль социальных ритуалов и символов в формировании государств. Айбль-Айбесфельдт не считает внешнюю угрозу обязательным условием формирования развитых политических систем. Важнее то, что люди относятся «как к своей семье» (или к своей первобытной группе) к большой общности (формирующемуся государству). Для этого и возникают соответствующие символы. Недаром распространены метафоры типа "племя (нация) — как одна семья".

Социальная система с сильным вождем на вершине (вождизм) первоначально сохраняет сегментарный характер, присущий первобытному обществу, ибо по-прежнему включает в себя автономные единицы типа деревень. Однако по мере экспансии власти вождя, захвата соседних территорий и общин происходит формирование более крупных предгосударственных (потестарных) структур с властью монарха («государства-дворцы»).

В дальнейшем сегментарное общество уступает место стратификационномy, напоминающему слоеный пирог, слои которого соответствуют сословиям, классам. Наиболее законченное выражение стратификационное общество получает в кастовых социальных системах, слагающихся из эндогамных, т.е. формирующих семьи только внутри себя, слоев. Каждая каста выполняет специфические функции в общественном разделении труда. Так, в традиционном индийском обществе имелись четыре варны - жрецы-брахманы, кшатрии (светская аристократия, военачальники), вайшьи (земледельцы, торговцы) и самая низшая варна – шудры (слуги, ремесленники). Каждая варна дробилась, в свою очередь, на несколько каст. Ниже шудры располагались не входящие в систему варн касты «неприкасаемых». Кастовые системы были освящены религиозными принципами. Допустима аналогия с биосоциальными системами общественных насекомых, включающими в типичном случае две касты – рабочие особи (в свою очередь подразделяемые на «профессии» – фуражиры, солдаты и др.) и репродуктивные (матки, царицы).

Индустриализация постепенно заменяет стратификационные общества более сложными системами, допускающими социальную мобильность для индивидов и групп («общество равных возможностей»). Границы социальных слоев в нем становятся проницаемыми, и действуют силы, работающие в направлении восстановления эгалитарного общества. Подвижное равновесие между силами стратификации (способствующими иерархии) и силами, стремящимися «уравнять ранги», определяет структуру современного общества как «социального конуса». Однако отмеченная выше эволюционно-консервативная тенденция к передаче социального статуса по наследству дает себя знать и в современном обществе. Так, в современных США потомки часто сохраняют статус родителей, а пресловутая «социальная мобильность» как вверх, так и вниз – сравнительно редкое явление.

По Янчу, каждая фаза в эволюции политических систем представляет диссипативную структуру, которая рано или поздно под воздействием «флуктуаций» (возмущений) уступает место иной диссипативной структуре. Революции и представляют собой скачкоообразные переходы от одной диссипативной структуры к другой, причем они проходят через «точку бифуркации», в которой система имеет выбор между несколькими дальнейшими путями эволюции. Янч отдает дань Марксу как своего рода предтече синэргетических подходов в политической истории, однако упрекает Маркса в том, что последний считал, что после революции и установления коммунистического строя динамика истории по сути исчерпывается – достигается «конечное состояние». Между тем с точки зрения динамики неравновесных, диссипативных, структур, конечное состояние в принципе невозможно – любая система изживает себя, становится «метастабильной», и ей на смену приходит иная система, более стабильная в новых условиях. Изжившая себя система, однако, некоторое время сопротивляется флуктуациям: так старая политическая система борется с назревающей революцией. В наше время слова Янча о «метастабильности» имеют еще одну актуальную интерпретацию – все человечество как единая система ныне поддерживает себя вопреки усиливающемуся экологическому кризису, который может привести к ниспровержению всей человеческой цивилизации и к исчезновению вида Homo sapiens.

Несмотря на многообразие точек зрения, биополитики сходятся в одном – развитие политических систем вплоть до возникновения государства было продолжением социальной эволюции в направлении усложнения коллективных структур, которая первоначально привела к возникновению первобытных социальных систем. Однако, уже начиная с первобытной стадии, процесс формирования государств уже нельзя объяснить только эволюционно-биологическими факторами. Роль социокультурных факторов возрастает до такой степени, что дальнейшее развитие социума и политических систем может идти вразрез с биологически детерминированным уровнем человека. Политические системы начинают противоречить некоторым сторонам природы человека.